Я уверен, что, когда Аксель устало брёл вверх по склону, его тоже занимал этот вопрос. Когда девочка впервые упомянула про великанов каирн, ему представилось нечто на вершине большого холма. Но каменный столб просто взял и вырос перед спутниками на горном склоне, и ничто вокруг не объясняло его предназначения. Однако коза, судя по всему, тут же почувствовала важность этого сооружения, потому что, как только каирн чёрным перстом вырос на фоне неба, забилась в неистовстве. «Чует свою судьбу», — заметил сэр Гавейн, ведя коня с Беатрисой в седле вверх по склону.
Но теперь коза позабыла недавний страх и с довольным видом жевала горную траву.
— Может ли быть, чтобы хмарь Квериг действовала на коз и людей одинаково?
Это спросила Беатриса, обеими руками удерживая верёвку, к которой была привязана животина. Аксель ненадолго передал козу на попечение жены, вбивая камнем в землю деревянный кол с уже намотанным на него другим концом верёвки.
— Кто знает, принцесса. Но, если Господу есть хоть какое-то дело до коз, он поторопится направить сюда дракониху, иначе бедное животное измается ждать в одиночестве.
— Аксель, а если коза до этого умрёт, думаешь, она позарится на её мясо, ведь оно будет уже несвежим?
— Кто знает, какое мясо любит дракониха? Но здесь есть трава, даром что невзрачная, и на какое-то время козе её хватит.
— Смотри-ка, Аксель. Я-то думала, что рыцарь нам поможет, когда увидит, как мы оба устали. Но он совсем позабыл про нас.
И в самом деле, стоило путникам добраться до каирна, как сэр Гавейн стал словно потерянный. «Вот то место, которое вы ищете», — сказал он почти сердито и побрёл прочь. Теперь он стоял, повернувшись к супругам спиной, и следил за тучами.
— Сэр Гавейн, — позвал Аксель, оторвавшись от работы, — вы не поможете подержать козу? Моя бедная жена слишком устала.
Гавейн не откликнулся, и Аксель, думая, что тот его не расслышал, уже собирался повторить просьбу, когда старый рыцарь внезапно повернулся с таким торжественным видом, что супруги дружно на него уставились.
— Они внизу, — сказал старый рыцарь. — И теперь ничто их не остановит.
— Кого вы там видите? — спросил Аксель. Рыцарь хранил молчание, и старик уточнил: — Это солдаты? Мы недавно видели длинную вереницу на горизонте, но подумали, что они идут в противоположном от нас направлении.
— Сэр, я говорю о ваших недавних попутчиках. Тех самых, с которыми вы путешествовали вчера, когда мы встретились. Они сейчас выходят из леса, и кто их теперь остановит? У меня мелькнула надежда, что это всего лишь пара чёрных вдов, отбившихся от своей адской процессии. Облака надо мной подшутили, но теперь я вижу, что это они, никакой ошибки.
— Значит, мастеру Вистану всё же удалось выбраться из монастыря.
— Удалось, сэр. А теперь он идёт сюда, и на поводу у него не коза, а мальчишка-сакс, который указывает ему путь.
Сэр Гавейн удосужился наконец заметить, скольких усилий стоило Беатрисе удерживать козу, и поспешил сойти с кромки утёса, чтобы схватить верёвку. Но Беатриса верёвку не отпустила, и со стороны могло показаться, что они с рыцарем устроили драку за козу. Потом они угомонились и стали держать верёвку вместе, старый рыцарь на пару шагов впереди Беатрисы.
— Сэр Гавейн, а наши друзья нас видели? — спросил Аксель, возвращаясь к работе.
— Бьюсь об заклад, что у воина зоркий глаз и он видит нас прямо сейчас, на фоне неба, как мы упражняемся в перетягивании каната, а в противниках у нас коза! — Он рассмеялся себе под нос, но в его голосе сквозила печаль. — Да, — прибавил он, — думаю, он отлично нас видит.
— Тогда он будет с нами заодно, — произнесла Беатриса, — чтобы убить дракониху.
Сэр Гавейн смущённо посмотрел на обоих супругов:
— Мастер Аксель, вы всё ещё в это верите?
— Верю во что, сэр Гавейн?
— В то, что здесь, в этом богом забытом месте, мы друг другу товарищи?
— Сэр рыцарь, объяснитесь понятнее.
Гавейн подвёл козу туда, где стоял на коленях Аксель, не обращая внимания на Беатрису, которая последовала за ним, по-прежнему сжимая в руках конец верёвки.
— Мастер Аксель, разве наши пути не разошлись много лет назад? Я остался с Артуром, а вы… — Он наконец заметил стоявшую за ним Беатрису и, повернувшись, вежливо поклонился. — Милая госпожа, умоляю вас отпустить верёвку и отдохнуть. Я не дам животине сбежать. Присядьте вон там, у каирна. Он хоть немного защитит вас от ветра.
— Благодарю, сэр Гавейн. Вверяю вам эту божью тварь, она очень нам дорога.
Беатриса направилась к каирну, и что-то в её походке, в том, как ссутулились на ветру её плечи, пробудило в закутке Акселева сознания смутное воспоминание. Чувство, им порождённое, прежде чем Аксель успел его подавить, удивило и даже потрясло его, потому что к всепоглощающему желанию немедленно броситься к жене и укрыть её от стихии примешался ясно различимый привкус гнева и горечи. Беатриса рассказала Акселю про долгую ночь, проведённую в одиночестве, о том, как она страдала от его отсутствия, но не могло ли быть так, что ему самому тоже выпало провести ночь, а то и несколько, в подобных муках? Когда Беатриса остановилась у каирна и склонила голову перед камнями, словно прося прощения, Аксель почувствовал, как крепнут сразу и воспоминание, и гнев, и в страхе отвернулся. Только тогда он заметил, что сэр Гавейн тоже пристально смотрит на Беатрису — с нежностью во взгляде, — явно блуждая в собственных мыслях. Но вскоре рыцарь опомнился и, подойдя к Акселю, наклонился как можно ниже, словно чтобы не дать Беатрисе ни малейшей возможности подслушать их разговор.
— Кто скажет, что ваш путь не был праведнее? Отказаться от громких речей о войне и мире. Позабыть прекрасный закон, приближавший людей к Господу. Раз и навсегда покинуть Артура и посвятить себя… — Он снова оглянулся на Беатрису, которая по-прежнему стояла, почти касаясь лбом наваленных камней в попытке укрыться от ветра. — Милой жене. Я вижу, как она идёт рядом с вами, словно добрая тень. Может, и мне следовало так поступить? Но Господь направил нас в разные стороны. У меня был долг. Ха! Боюсь ли я его сейчас? Никогда, сэр, никогда. Я вас ни в чём не виню. Великий закон, в установлении которого вы были посредником, утопили в крови! И всё же он действовал, пусть и недолго. Утопили в крови! Кто теперь станет нас за это винить? Боюсь ли я молодых? Но разве противника одной молодостью одолеешь? Пусть идёт, пусть идёт. Вспомните, сэр! В тот самый день я вас видел, и вы говорили, что у вас в ушах стоит крик детей и младенцев. Я тоже его слышал, но разве он не был похож на крик, раздающийся из палатки хирурга, где человеку спасают жизнь, исцеляя через страдания? Но я должен это признать. Бывают дни, когда я тоскую по доброй тени. Даже сейчас я всё ещё оборачиваюсь в надежде её увидеть. Разве каждое животное, каждая птица небесная не жаждет обрести нежного спутника? За свою жизнь мне встретилась одна или две, с кем бы я с радостью её разделил. Зачем мне его бояться? Я сражался с норманнами, у которых были острые клыки и оленьи морды, и это были не маски! Всё, сэр, привязывайте козу. Сколько можно забивать этот кол? Вы к нему льва, что ли, привязать собираетесь?
Передав Акселю верёвку, Гавейн зашагал прочь и не останавливался, пока не встал там, где край земли словно встречался с небом. Аксель, упёршись коленом в траву, прочно закрепил верёвку за зарубку на дереве и снова оглянулся на жену. Беатриса по-прежнему стояла у каирна, и, хотя что-то в её позе снова взволновало его, он с облегчением понял, что прежняя горечь бесследно исчезла. Вместо этого Аксель почувствовал почти непреодолимое желание её защитить, и не только от резкого ветра, но и от чего-то ещё, огромного и мрачного, сгущающегося вокруг. Он поднялся и поспешил к жене.
— Всё, принцесса, коза никуда не денется. Как только ты будешь готова, давай-ка спускаться с этой горы. Ведь теперь-то мы выполнили то, что обещали детям и самим себе?
— О, Аксель, я не хочу возвращаться в тот лес.
— О чём ты, принцесса?
— Ты так и не подошёл тогда к краю пруда, ведь ты был так занят беседой с рыцарем. Ты так и не заглянул в ту холодную воду.
— Тебя утомил ветер, принцесса.
— Я видела их лица, они смотрели вверх, словно лежали у себя в кроватках.
— Чьи лица, принцесса?
— Младенцев, и так близко, прямо под поверхностью воды. Сначала я подумала, что они улыбаются и даже машут мне, но когда подошла ближе, то увидела, что они лежат неподвижно.
— Тебе просто приснился ещё один сон, когда ты отдыхала у того дерева. Я припоминаю, как увидел, что ты уснула, и это очень меня утешило, пока я беседовал со старым рыцарем.
— Я правда их видела, Аксель. В зелёных водорослях. Давай не будем возвращаться в тот лес, там, без сомнений, обитает зло.
Сэр Гавейн, пристально глядя вниз, поднял руку и, не оборачиваясь, прокричал против ветра:
— Я видела их лица, они смотрели вверх, словно лежали у себя в кроватках.
— Чьи лица, принцесса?
— Младенцев, и так близко, прямо под поверхностью воды. Сначала я подумала, что они улыбаются и даже машут мне, но когда подошла ближе, то увидела, что они лежат неподвижно.
— Тебе просто приснился ещё один сон, когда ты отдыхала у того дерева. Я припоминаю, как увидел, что ты уснула, и это очень меня утешило, пока я беседовал со старым рыцарем.
— Я правда их видела, Аксель. В зелёных водорослях. Давай не будем возвращаться в тот лес, там, без сомнений, обитает зло.
Сэр Гавейн, пристально глядя вниз, поднял руку и, не оборачиваясь, прокричал против ветра:
— Скоро они будут здесь! Они уже взбираются на гору, и очень резво.
— Пойдём к нему, принцесса, только закутайся в плащ. Я поступил неразумно, заведя тебя так далеко, но скоро у нас снова будет крыша над головой. Давай посмотрим, о чём беспокоится наш добрый рыцарь.
Когда супруги проходили мимо козы, та изо всех сил натянула верёвку, но кол даже не шелохнулся. Акселю не терпелось увидеть, насколько приблизились путники, но старый рыцарь уже шагал им навстречу, и они втроём остановились неподалёку от козьей привязи.
— Сэр Гавейн, — начал Аксель, — моя жена слабеет, и ей нужно вернуться к крову и пище. Можем ли мы взять вашу лошадь, чтобы отвезти её вниз так же, как привезли наверх?
— Вы правда об этом просите? Сэр, это уже слишком! Когда мы с вами встретились в Мерлиновом лесу, разве не просил я вас не взбираться на эту гору? Вы сами настояли на том, чтобы сюда прийти.
— Возможно, сэр, мы поступили глупо, но у нас была цель, и если нам придётся вернуться обратно без вас, вы должны пообещать, что не отпустите козу, ведь нам стоило таких трудов её сюда доставить.
— Отпустить козу? Какое мне дело до вашей козы, сэр? Скоро здесь будет воин-сакс, и какой воин! Смотрите сами, если не верите! Какое мне дело до вашей козы? Мастер Аксель, я смотрю на вас и вспоминаю ту ночь. Ветер тогда был такой же жестокий. И вы кляли Артура прямо в лицо, пока мы все стояли, повесив головы. Ибо кому же хотелось получить приказ разрубить вас пополам? Мы избегали встречаться с Артуром глазами из страха, что он одним взглядом прикажет пронзить вас мечом, хоть вы и были безоружны. Но, сэр, Артур был великим королём, и вот вам ещё одно доказательство! Вы выбранили его в присутствии самых доблестных рыцарей, а он ответил на брань любезностью. Помните, сэр?
— Я ничего не помню, сэр Гавейн. Дыхание вашей драконихи отшибло мне память.
— Я опустил глаза, как и все остальные, и ждал, что голова ваша покатится к моим ногам. Но Артур говорил с вами по-доброму. Вы совсем ничего не помните? В ту ночь дул ветер, почти такой же сильный, как сейчас, и наша палатка готова была взмыть в чёрное небо. Артур же ответил на брань добрым словом. Поблагодарил вас за службу. За дружбу. И приказал нам всем относиться к вам с уважением. Когда вы, сэр, унесли свою ярость навстречу буре, я шёпотом с вами простился. Вы меня не услышали, потому что сказал я это почти про себя, но прощание моё было искренним, и я не был в этом одинок. Сэр, мы все отчасти разделяли ваш гнев, пусть вы и были не правы, проклиная Артура, да ещё в день великой победы! Вы говорите, что память вашу застилает дыхание Квериг, а может быть, это всего лишь годы или сегодняшний ветер, от которого даже мудрый монах может обернуться дураком?
— Сэр Гавейн, мне нет дела до этих воспоминаний. Сегодня мне нужна память о другой бурной ночи, про которую рассказала мне жена.
— Я простился с вами искренне, сэр, и признаюсь, что, когда вы бранили Артура, вашими устами отчасти говорил я сам. Потому что договор ваш был велик и соблюдался несколько лет. Разве все люди, будь они христиане или язычники, не спали крепче благодаря ему даже накануне битвы? Разве не сражались мы, зная, что младенцам, оставшимся в наших селениях, не грозит смерть? Увы, сэр, с войнами покончено не было. Там, где мы когда-то сражались за землю и веру, мы стали сражаться, чтобы отомстить за павших товарищей, тоже убитых из мести. Как было с этим покончить? Младенцы становились мужчинами, видя только войну. И раз ваш великий закон уже попирался…
— До того дня закон свято блюли обе стороны, сэр Гавейн. Богомерзко было его нарушать.
— Ага, так вы вспомнили!
— Я вспомнил, как предали Господа. И я не буду жалеть, если хмарь и дальше будет скрывать от меня подобное.
— Иногда, мастер Аксель, мне хотелось от хмари того же самого. Но вскоре я понял замысел истинно великого короля. Ибо войны вмиг прекратились, ведь так, сэр? Разве с того самого дня нам не сопутствовал мир?
— Не напоминайте мне больше об этом, сэр Гавейн. Я не стану вас благодарить. Лучше помогите мне увидеть жизнь, которую я вёл со своей дорогой женой, которая сейчас дрожит рядом. Так вы не одолжите нам своего коня, сэр? По крайней мере до того леса, где мы встретились. Мы оставим его в надёжном месте, где он вас дождётся.
— Ох, Аксель, я не вернусь в тот лес! Зачем ты так хочешь уйти отсюда и спуститься вниз? Неужто, муж мой, ты всё ещё боишься, что хмарь рассеется, несмотря на моё обещание?
— Моего коня, сэр? Вы хотите сказать, что Гораций мне больше не пригодится? Сэр, вы хватили лишку! Я его не боюсь, будь вся молодость на его стороне!
— Сэр Гавейн, я не хотел сказать ничего подобного, я просто прошу помощи вашего великолепного скакуна, чтобы спустить жену вниз, где для неё найдётся кров и…
— Моего скакуна, сэр? Вы накроете ему глаза попоной, чтобы он не увидел, как его хозяин падёт замертво? Это боевой конь, сэр! Не какой-нибудь пони, который резвится в лютиках! Это боевой конь, и ему вполне по силам увидеть меня поверженным или победителем, как то будет угодно Господу!
— Сэр рыцарь, если жене моей суждено ехать у меня на закорках, пусть так и будет. И всё же мне думается, что вы могли бы одолжить нам свою лошадь, чтобы доехать по крайней мере до леса…
— Я останусь здесь, Аксель, забудь ты про этот ветер, и, если мастер Вистан уже близко, мы дождёмся его и увидим, для кого сегодняшний день станет последним, для него или драконихи. Или ты предпочёл бы, чтобы хмарь никогда не рассеивалась, а, муж мой?
— Сэр, я уже много раз это видел! Как ретивый юнец падает от руки мудрого старца. Много раз!
— Сэр, позвольте мне снова воззвать к вашему благородству. Этот ветер лишает мою жену сил.
— Муж мой, разве не достаточно того, что я поклялась тебе, вот только что, утром, что не забуду своих чувств к тебе, что бы нам ни открылось, когда развеется хмарь?
— Сэр, разве не понятны вам деяния великого короля? Нам остаётся только смотреть и дивиться. Великий король, подобно самому Господу Богу, должен вершить деяния, от которых смертных бросает в дрожь! Думаете, ни одна мне не приглянулась? Что мне не встретился нежный цветок или даже два, которых я не хотел бы прижать к груди? Что я делю ложе лишь с этим железным нарядом? Кто зовёт меня трусом, сэр? Или убийцей младенцев? Где вы были в тот день? Вы были с нами? Мой шлем! Я оставил его в лесу! Но на что он мне сдался? Я бы и доспехи снял, но, боюсь, вы меня засмеёте, увидев, какой ободранный лис под ними скрывается!
Спутники всё продолжали перекрикивать друг друга, и вой ветра вступал в хор четвёртым, но вдруг Аксель заметил, что и Гавейн, и Беатриса, осекшись, смотрят ему за спину. Обернувшись, он увидел, что на краю утёса стоят воин с мальчиком-саксом — почти на том самом месте, откуда ранее сэр Гавейн задумчиво рассматривал окрестности. Небо ещё больше нахмурилось, и Акселю показалось, что вновь прибывшие вознеслись на гору в облаках. Оба, с расстояния больше похожие на силуэты, странным образом замерли: воин держал повод обеими руками, как будто правил колесницей, мальчик наклонился вперёд, вытянув обе руки, словно для того, чтобы удержать равновесие. К ветру примешался новый звук, и Аксель услышал слова сэра Гавейна: «А! Мальчишка снова запел! Сэр, можете вы заставить его замолчать?»
Вистан рассмеялся, и они нарушили неподвижность, направившись к путникам, мальчик шёл впереди.
— Приношу свои извинения. Но всё, что я могу сделать, это позволить ему скакать со скалы на скалу, пока он что-нибудь себе не сломает.
— Что происходит с мальчиком, Аксель? — спросила Беатриса, наклонившись к уху мужа, и тот с удовольствием отметил, что в её голос вернулась нежная близость. — Перед тем как появилась та собака, он вёл себя так же.
— Ему обязательно так фальшивить? — снова поинтересовался сэр Гавейн у Вистана. — Я бы дал ему в ухо, но боюсь, он ничего не почувствует!
Воин снова рассмеялся на ходу и весело поглядел на Акселя с Беатрисой:
— Друзья мои, вот так сюрприз. А я-то думал, вы уже в сыновней деревне. Что привело вас в это пустынное место?
— То же, что и вас, мастер Вистан. Мы жаждем покончить с драконихой, которая похитила у нас драгоценные воспоминания. Видите, сэр, для этого мы привели с собой отравленную козу.