Выяснилось все случайно: после консультации перед первым экзаменом небольшой компанией они заглянули в кафетерий, и вдруг ее внимание привлекли завораживающие движения рук Вессенберга, затем в разговоре он упомянул Темиртау. Она в очередной раз задержала взгляд на его руках, в голове что-то переключилось…
Спустя полчаса, совершенно забыв о завтрашнем экзамене и вредной старухе – хозяйке съемной квартиры, где жила Катя, они восторженно обменивались обрывками детских воспоминаний, долго гуляли по вечернему городу. Романтические ежевечерние свидания и прогулки продолжались всю сессию: оба летали как на крыльях, готовились вместе к экзаменам, переживали, волновались друг за друга. К концу января Катя поняла, что влюбилась. Впервые в жизни, по-настоящему.
Гену, казалось, захватили те же чувства: все свободное время он проводил с Катей, сидел рядом на лекциях, приглашал в кино, провожал до дома, и потом они еще долго шептались на лестничной площадке, так как хозяйка категорически запрещала приводить гостей.
Неожиданно открылось, что под маской авантюрного, а порой и циничного остряка и балагура прячется романтичный, тонкий, ранимый человек. Любит поэзию, верит в настоящее чувство, мечтает о странствиях и дальних странах. Потому и пошел в журналистику: поездки, командировки, новые места. Наверное, ему передались гены прадеда-путешественника, благодаря которому в свое время семья и оказалась в царской России.
А Катя мечтала стать писательницей. Но для этого, как она считала, следовало поднабраться жизненного опыта, собрать материал. Притом лучше всего начинать творческий путь с журналистики: столько интересных знакомств, столько историй, столько судеб! Вот за такими разговорами в основном и проводили они время, хотя общественность по праву считала, что у них роман. В душе верила в это и Катя: трепетала от каждого случайного прикосновения, ждала поцелуев, признаний в любви, которых почему-то все не было.
Лето после первого курса Вессенберг провел в Германии у родственников, которым удалось попасть на историческую родину одними из первых. Оттуда он вернулся каким-то другим – вроде чем-то озабоченным, загадочным, периодически куда-то исчезал. Хотя по отношению к Евсеевой оставался прежним – чутким, внимательным, встречал, провожал, приглашал в кино, засиживался у нее в гостях, теперь уже в общежитии. Соскучившись за два долгих летних месяца, однажды Катя едва не открылась ему в своих чувствах, но в самый последний момент насторожил взгляд, который он украдкой бросил на часы.
А дальше… Все вышло случайно. В один прекрасный день преподаватель отправил ее как старосту группы за пособием по предмету, забытым им на рабочем столе. Пулей пролетев по коридорам, Катя на обратном пути неожиданно зацепилась взглядом за лежавшую на полу яркую шариковую ручку и остановилась как вкопанная: точь-в-точь такую ей привез из Германии Гена. Подняв ручку, она с недоумением повертела ее в руках, осмотрелась по сторонам, на всякий случай тихонько приоткрыла ближайшую неприметную дверь и…
То, что она увидела, ввело в ступор: в сумраке лаборантской, прямо за стеллажом с наглядными пособиями по грамматике немецкого языка, целовались мужчина и женщина. Вернее, не просто целовались, что было понятно по ритмично качавшимся плакатам и длинным темным волосам женщины с запрокинутой головой. Пара занималась сексом… Страстным… То, что это происходило прямо в стенах учебного заведения, в помещении, куда в любую минуту мог кто-то заглянуть, по-видимому, только добавляло им страсти.
Конечно, будучи девушкой воспитанной, в любом другом случае Катя тут же закрыла бы дверь и, осудив про себя данное действо, спокойно отправилась в аудиторию. Но здесь она не могла сдвинуться с места: мужчина показался похожим на… Это был Генка! Ее любимый Генка, Генрих Вессенберг по паспорту!
Стукнулась об пол выроненная ручка. Стойка замерла, плакаты слегка раздвинулись, показались знакомые глаза – расширенные то ли от испуга, то ли от раздражения из-за того, что кто-то помешал любовной утехе.
В чем была, Катя выскочила на улицу. Плача в три ручья, не замечая моросящего дождя и холода, она добежала до сквера у стадиона «Динамо», присела на мокрый краешек укрытой от любопытных глаз скамейки и взвыла от горя. Хотелось умереть… Тут же… Заболеть и умереть, потому что жить дальше незачем, потому что ее предали и любовь ее предали.
Сколько она так просидела на дожде и пронизывающем ветре, сказать сложно. Сидела, пока можно было как-то терпеть холод, пока зубы и подбородок не стали выбивать безудержную чечетку, болью отдававшуюся в мозгу и во всем теле.
В тот же вечер в комнату постучался Гена и попросил Катю выйти в коридор. Взъерошенный, возбужденный, виноватый. И хоть так и распирало выставить его за дверь, желание узнать, что же он скажет в свое оправдание, победило. То, что услышала, добило окончательно. Гена признался, что это была преподавательница немецкого языка, которая старше его на девять лет, и встречается он с ней еще с Германии. Случайно столкнулись летом в немецком городишке, где он гостил у родственников, а молодая женщина привезла группу детей на оздоровление. Кроме секса, их ничего не связывает, потому что он давно любит Катю. Вот только никак не решался ей в этом признаться: не хотел связывать себя и ее обещаниями, поскольку в скором времени семья Вессенбергов собиралась покинуть Беларусь.
И хорошо, что все открылось, так как его давно тяготили и эта связь, и чувство вины перед Катей. Больше всего на свете он боится потерять ее и буквально час назад расстался с бывшей пассией. Более того, ради Кати он готов остаться здесь и никуда не уезжать.
«Надеюсь, ты меня простишь?» – с мольбой заглянул он ей в глаза после длинного монолога.
«Уезжай… – твердо ответила Катя и добавила: – Ты уже убил любовь».
Той же ночью у нее резко поднялась температура, на теле появилась непонятная сыпь, началась одышка. К утру перепуганные соседки по комнате вызвали «скорую», которая отвезла Катю в больницу с малообнадеживающим предварительным диагнозом: «острая вирусная инфекция; менингит». Лишь через несколько дней выяснилось, что это двусторонняя пневмония, которая на фоне сильнейшего нервного стресса дала нетипичную картину.
А ведь поначалу ее поместили в инфекционную больницу, в закрытый бокс, куда никого не пропускали, кроме медперсонала. Она долго находилась в полубессознательном состоянии, в котором, точно заевшая пластинка, крутился один тридцатисекундный ролик: ритмично двигавшаяся стойка с плакатами, Генкины очумелые глаза, женщина с длинными темными волосами… Она и не догадывалась, что, пока лежала в инфекционке, Вессенберг дни и ночи проводил под ее окнами на территории больницы.
После того как установили диагноз, отец перевел дочь в окружной госпиталь, где первую неделю она практически ни с кем не общалась. От одного воспоминания о Генке становилось нестерпимо больно: как он мог ее предать? Переживала Катя и по другой причине: она совсем забыла о родителях! Год назад одна за другой умерли ее бабушки… Если бы она последовала за родными, что стало бы с папой и мамой? Надо выкарабкиваться, найти силы и побороть болезнь, которую заработала по собственной глупости.
И тут соседке по палате передали книгу «Основы аутотренинга». Катя попросила почитать и сделала вывод: надо учиться владеть собой в стрессовых ситуациях. Для начала она решила ограничить к себе доступ посетителей и попросила лечащего врача никого, кроме родителей, к ней не пропускать. Особенно молодого человека по фамилии Вессенберг.
Доктор, подозревавшая, что здесь не в одной простуде дело, а истинным виновником кризиса является данный молодой человек, пожелание больной выполнила. Однокурсницам же Катя послала записку и попросила не беспокоиться, а только привезти учебники и книги по самосовершенствованию.
«Хорошо, хоть никто не усмотрел в моих действиях попытку суицида, – изучив от корки до корки всю переданную литературу, пришла она однажды к выводу. – И больше это не повторится. Я должна быть сильной, – не уставала она твердить по тридцать раз за день. – Отсекать и блокировать в памяти все неприятные моменты. И жить дальше».
К выписке Катя была уверена, что окончательно распрощалась с прошлым и готова начать жизнь сначала. А пока необходимо наверстать пропущенные занятия и срочно найти работу. Любую.
Но в эти планы едва не вмешались родители. Забирал дочь из больницы отец – отпросился со службы, взял машину и без лишних разговоров повез домой. Они с матерью уже решили, что после такой тяжелой болезни их чаду надо как следует восстановиться, и для этого придется брать академический отпуск. Однако чадо было категорически против, и через день отцу снова пришлось договариваться насчет машины: дочь возвращалась в университет.
Катя с головой погрузилась в учебу, вышла без «хвостов» на зимнюю сессию и успешно ее сдала. Той же зимой устроилась курьером в одну из газет, затем в отдел по работе с письмами. Думать о пережитой душевной драме было некогда – хватило бы сил до кровати доползти. Да и с Генкой, кроме как на занятиях, которые он все чаще пропускал, они почти не виделись. Лишь ловила иногда на себе его печальный взгляд.
А к концу летней сессии на курсе прошел слух, что Вессенберг с семьей уезжает на историческую родину в Германию…
На прощальную вечеринку по случаю его отъезда Катя не пошла. Сдав последний экзамен, она рассчиталась с библиотекой, общежитием и, совершив над собой неимоверное усилие, в тот же день уехала домой. Отец, пользуясь знакомствами, устроил ее на практику в районную газету.
Спустя неделю на их домашний адрес пришло письмо. Справившись с первым желанием разорвать его на клочки, Катя распечатала конверт. В свойственной ему шутливой манере Гена сетовал на то, что она проигнорировала прощальное мероприятие, а далее следовало… Повторное признание в любви. Искреннее, отрывистое, по-журналистски четкое, в самое нутро… Сожалеет, что не признался в своих чувствах на первом курсе, что вовремя себя не остановил. Время показало, что Катя его не простила. Поделом. Но он будет помнить о ней всю жизнь… Далее письмо резко обрывалось, без всяких «до свидания» и РБ. Словно человек испугался хода собственных мыслей или же из суеверия решил не писать никаких прощальных слов.
Девять лет от Генки не было ни слуху ни духу. И если поначалу Катя, несмотря на свое решение, никак не могла его забыть, даже слезы порой наворачивались, постепенно время сделало свое дело, и она стала вспоминать о нем все реже. Притом без прежней душевной боли, так как рана затянулась, а после знакомства с Виталиком и вовсе зажила.
С осени четвертого курса она стала подрабатывать в еще одной газете, куда в конце лета Проскурин пришел дать объявление о продаже стройматериалов. Пока заполнял бланк, она завороженно следила за его руками… Разговорились. Студент, как и она, полный сил, идей, амбиций. При этом человек взрослый (старше на три года), серьезный, самостоятельный, поступал в институт после стройбата, совмещал учебу и работу, организовал свое дело. Стали встречаться. Получив диплом, Катя устроилась в недавно появившуюся газету «Вчера. Сегодня. Завтра». В том же году молодые люди поженились, а вскоре купили квартиру, и Виталик открыл свой магазин по продаже стройматериалов.
Словом, все шло своим чередом. Но однажды в квартире Проскуриных раздался поздний звонок и подзабытый голос из прошлого как ни в чем не бывало произнес: «Привет, как живешь? Я в Минске. Соскучился, хотелось бы увидеться».
Катя тут же согласилась: благо Виталик был в командировке и объяснять встречу со старым другом нужды не было. Минут через двадцать она подкатила на такси к шумному пивному ресторану и, заметив на крыльце дожидавшегося ее Генку, оторопела: возмужал, заматерел, подкачал мышцы, а появившийся над левой бровью внушительный шрам придавал ему мужественности, таинственного шарма. Этакий герой, мечта всех женщин. В душе шевельнулось давно забытое чувство, но…
Ничего уже не могло случиться: Катя замужем, любит своего мужа, у них крепкая семья. Да и Вессенберг, казалось, не испытывал ничего, кроме радости, естественной при встрече старых приятелей. После дружеских объятий ему весь вечер пришлось удовлетворять Катино любопытство: где, как, почему?
Как оказалось, учебу в Германии ему надо было начинать с нуля, а потому он сразу решил сменить специальность и поступил на географический факультет Берлинского университета. Конечно же не для того, чтобы потом преподавать детям географию. Он и с журналистикой не собирался расставаться, ходил на факультативы, брал дополнительные занятия, посещал семинары, ездил в экспедиции, автостопом колесил по Европе и активно предлагал свои материалы в различные издания. Словом, как мог приближал заветную мечту.
Заметили его далеко не сразу – сначала брали в печать лишь мелкие очерки, не более. И только на четвертый год плотной «осады» стало что-то складываться, да и то после того, как познакомился с французом Жастином Кложе. Жастин был старше почти на десять лет, уже имел имя и репутацию «повернутого» фотографа-экстремала. Он-то и предложил начинающему журналисту сотрудничество. И протекцию составил, и опытом поделился. Это было невероятно: первая же их авантюрная экспедиция в Зимбабве, на которую Генрих одолжил денег у отца, принесла желанный результат! Цикл статей Вессенберга и сопровождавшие материал фотографии Кложе купил всемирно известный географический журнал. Более того, с ними подписали контракт и тут же отправили в Перу! Надо сказать, немалую роль в этом сыграли Генкин авантюризм, коммуникабельность и неожиданно открывшаяся способность к иностранным языкам. К моменту встречи с Катей он практически свободно изъяснялся на всех основных европейских языках и с удовольствием изучал новые. Впитывал их как губка!
Слушая воодушевленный, изобилующий жестикуляцией рассказ друга, Катя искренне за него радовалась. Молодец, не побоялся начать все сначала и в результате достиг цели! А ведь сколько таких, как он, перебрались на историческую родину, но так себя и не нашли… Друг оказался с характером, состоялся как личность, и ему есть чем гордиться. А что она? Кроме того, что вышла замуж, чем может похвастаться? Тем, что стала журналисткой, начальником отдела в популярной газете? Да с изданиями, которые печатали Вессенберга, ее газета и рядом не стояла! Мысли о книге давно пришлось задвинуть в дальний угол, потому что засосала рутина, писанина, от которой по вечерам хотелось спрятаться подальше и даже не включать компьютер! Куча незавершенных проектов, недописанных статей, неосуществленных планов, главный из которых на сегодняшний день – даже не книга, а мечта о ребенке.
В тот приезд Генка задержался в Минске на неделю: хотел не только побывать в родных местах, но и сделать очерк о земле, где прошли юношеские годы. Практически все время Катя провела вместе с ним. Даже отгулы на работе выпросила, чтобы повозить его и прилетевшего на пару дней Жастина по белорусским замкам! Удивительно, но то ли Генкино имя сработало, то ли название печатающих его журналов, но стоило Кате заикнуться о нем Жоржсанд и добавить, что когда-то вместе учились, как начальница решила: Проскурина берет отгул, а взамен даст в один из номеров статью о земляке, журналисте и путешественнике.
И все было бы хорошо, если бы не вернувшийся из командировки Виталик, у которого неожиданно случился приступ самой настоящей ревности. Что еще за друг? Какое ему дело до его жены? Какая может быть дружба между мужчиной и женщиной? Катя тогда с ним едва не поссорилась, искренне недоумевая: как можно так негативно воспринимать человека, с которым ты даже не знаком? Хорошо хоть раньше не проболталась, что была когда-то безумно влюблена в Генку и чуть не рассталась из-за него с жизнью.
Наутро, слегка успокоившись и вняв доводам жены, что ей как журналистке есть чему поучиться у Вессенберга, он дал согласие на совместные поездки супруги с этим выскочкой из числа переселенных немцев, но в одном остался непреклонен: знакомиться и приглашать в свою квартиру этого человека он не желает! Чтобы не нагнетать обстановку, Кате пришлось согласиться. А ведь как ей хотелось, чтобы Виталий с Генрихом подружились!
Именно после первого приезда на родину между Генрихом и Катей зародились новые отношения. Теперь он был не только собратом по перу, а стал, можно сказать, задушевной подружкой. Так что, если Вессенберг не уезжал в долгие и дальние командировки, они общались практически ежедневно: интернет – великое дело! И не было у нее более близкого человечка, чем старый друг, с которым можно поделиться всеми печалями, переживаниями, радостями, посоветоваться и быть уверенной, что ни одна живая душа больше не посвящена в ее секреты.
Даже о неудачной попытке ЭКО она сообщила Генриху раньше Виталика. Так уж получилось, что муж срочно уехал по делам, телефон его был недоступен, а Кате так хотелось выплакаться, поделиться с кем-то своим горем. Благо ноутбук всегда под рукой, даже в больнице…
И вот история повторилась: после долгого отсутствия – почти двухмесячной научной экспедиции в Гималаях – Генрих и Жастин сдали материал в редакцию, взяли отпуск и отправились к друзьям, которых по всему свету у них развелось немало. На сей раз в Москву. Оттуда Вессенберг и позвонил Кате. Словно почувствовал, что ей нужна помощь.
«Подружка-подушка» Генка старался не только утешить, но и с помощью друзей напрочь отключить от всех переживаний. Друзья оказались еще те: объездившие весь мир интеллектуалы, к тому же большие шутники и балагуры. Было все – и долгие гуляния по городу с историческими экскурсами, и музеи, и увеселительные заведения, и научные споры, и песни под гитару, и ночные посиделки на кухне довольно скромной двухкомнатной квартиры, которую организовали для приезжих москвичи. Как в старые добрые времена…