Наконец все в сборе. Сначала мы сделаем несколько выходов в море, чтобы испытать новое оборудование in situ.
Морские кони
Я уже говорил, что, отправляясь в Грецию, еще не имел окончательно разработанных планов. У меня «в голове роились кое-какие идеи». И я мечтаю о великих открытиях, но человек предполагает, а случай располагает. Тот факт, что на дне греческих вод покоится огромное количество самых разнообразных судов, ни в коей мере не снижает трудностей в поиске и обнаружении подлинных античных «залежей». Легкодоступные места давным-давно разграблены. Опыт подводных «работ» в этом районе насчитывает не одно тысячелетие — еще персидский царь Ксеркс посылал на дно ныряльщиков, чтобы поднять из-под воды бронзовые тараны затонувших военных кораблей. Под воду спускался и сам Александр Македонский. Он пользовался примитивным колоколом, который именовался «колимфа» (colympha)… Однако я убежден: нас ждет немало открытий у побережья Пелопоннесского полуострова, в районе города Салоники, вблизи Киклад или Крита, но мы в своих поисках должны выбирать наиболее труднодоступные места, такие, где часты бури, где слишком большие глубины, где изобилуют обрывистые подводные склоны — иными словами, места, которые не под силу обследовать ныряльщикам-любителям: у них и оборудование хуже, и физическая подготовка слабее.
Наши первые пробные выходы в море делаем в районе Зеи, затем мы изучаем окрестности островка Патроклу и, наконец, огибая мыс Сунион, держим курс на восток, к острову Кея. Все идет хорошо. Гидролокатор бокового обзора, детище «Папаши Блица», работает: нам удалось отыскать затонувшее судно, лежавшее на большой глубине — 120 метров. Мы отрабатываем технику поиска (делаем зигзаги, повторные проходы над теми точками, где гидролокатор зарегистрировал любопытные эхо — сигналы, и т. д.). Благодаря такой подготовительной работе мы со все большей Точностью определяем местонахождение «ненормальных» подводных объектов. Альбер Фалько, возглавивший эту операцию, придирчив до невозможности. Если использовать охотничий жаргон, он желает, чтобы все наши люди были отменно «натасканы». Море пока нас балует. Но мне известно, что зимой в Греции оно может проявить свой отвратительный нрав — гневливость и предательскую обманчивость. Я радуюсь тому, что тренировки спаяли нашу группу. «Подводное блюдечко» готово к работе, а ныряльщики мечтают превратиться в громадных черных рыб со стеклянным забралом на лице и желтой полосой по бокам…
Возвращаемся в Зею, куда прибыл доктор Критзас со своими ассистентами.
15 ноября. «Калипсо» входит в залив Пета тая, затем в южную часть залива Эввоикос. Слева по борту проходит Аттика, справа лежит крупный остров Эвбея. Пройдя под мостом у города Халкис, мы минуем самую узкую часть канала, соединяющего южную и северную части пролива Эввоикос. Огибаем самую западную точку Эвбеи. Стая дельфинов несется на восток: мы пристраиваемся ей в хвост и берем курс на мыс Ставрос и залив Пагаситикос. Наша цель — высокий мыс Артемисион (или Артемизиум), расположенный на северном побережье острова Эвбея. Поиски начнем завтра. А сегодня вечером бросаем якорь вблизи крохотного порта Тиикери, который «запирает» залив Пагаситикос.
Я не случайно привел «Калипсо» в эти пользующиеся дурной славой места — здесь часты ураганные северные ветры, а прихотливо меняющиеся течения затрудняют плавание. Именно у мыса Артемисион (здесь за 480 лет до н. э. греки дали морской бой персам) на затонувшем судне была найдена одна из прекраснейших античных статуй эллинского периода — бронзовая скульптура бога. Некоторые утверждают, что она изображает Зевса, другие (несомненно, они ближе к истине) — Посейдона. Высота статуи немного выше человеческого роста. Волосы и борода ниспадают волнистым потоком. Брови, глаза и губы, наверное, когда-то были инкрустированы различными (драгоценными?) металлами. Этот шедевр является прекрасные образцом начального периода классического греческого искусства и создан не менее чем за 400 лет до н. э.
Если речь действительно идет о Посейдоне, то греческий ваятель никак не мог забыть о трезубце — символическом атрибуте бога морей: но когда статую подняли со дна. трезубца при ней не было. Находка трезубца стала бы счастливым событием как для нас, так и для доктора Критзаса, атташе-археолога.
Более того, бог должен был стоять в колеснице, запряженной морскими конями. Многие специалисты склоняются к мысли, что упряжка была, поскольку в то же время, когда проводилась работа по поднятию скульптуры, рыбаки поблизости нашли и извлекли на поверхность два обломка конских статуй. Каким потрясающим открытием стала бы находка даже крохотного фрагмента, могущего дополнить мозаику!..
Двухтысячелетний платан
Над портом Трикери занимается серое, даже какое-то грязное утро. Море вспенилось барашками, которые бегут в сторону Эвбеи. Где они — лазурь и солнце Греции с почтовых открыток? Эти места прославились своей мерзкой погодой еще со времен античности. А сегодня всплески дурного настроения моря приходится терпеть нам.
Поиск любого затонувшего судна сопряжен с множеством проблем. Прежде всего должны существовать исторические свидетельства кораблекрушения, но тексты зачастую расплывчаты и указывают примерный район поисковых работ. Если же работы уже проводились (как в районе Артемисиона), можно надеяться, что нужное место будет быстро найдено. По крайней мере я надеялся на это. И как выяснилось, глубоко ошибался.
Сведения о затонувшем у мыса Артемисион судне не были обнаружены в древнем пергаменте какой-нибудь библиотечной крысой, как это нередко случается. На судно наткнулись ловцы губок. В 1900 году они спустились на глубину 80 метров, используя примитивную технику задержки дыхания, и увидели на дне груду мраморных статуй. Греческие власти узнали о находке и на следующий год организовали экспедицию, чтобы поднять сокровища со дна моря. Для этих работ был специально зафрахтован мощный морской буксир. К сожалению, техника археологических работ в данном случае была до безобразия грубой: водолазы в скафандрах обвязывали тросом видимые части статуй, а лебедка тянула их наверх. Не стоит и говорить, как велики были убытки от столь разрушительных методов работы. Несколько мраморных скульптур подняли целиком — их выставили в Музее Афин, а поврежденные фрагменты попали в закрытые хранилища. Вся операция проходила под охраной вооруженных солдат, которые следили за тем, чтобы никто не приближался к поднятым на поверхность сокровищам.
Экспедиции 1901 года сопутствовал ряд неблагоприятных обстоятельств. На редкость плохие метеорологические условия позволили вести работу всего двадцать дней, хотя судно находилось в районе около года. Поиски пришлось свернуть досрочно: один из водолазов умер из-за кессонной болезни. В то время еще не было соответствующих таблиц, которые указывают режимы декомпрессии в зависимости от глубины спуска и времени пребывания на глубине. Каждый водолаз поднимался и спускался, полагаясь на счастливый случай, и частенько погружение заканчивалось встречей с Косой.
Бронзовый Посейдон был найден только в 1925 году. Тогда же подняли два фрагмента конских статуй и отбитую руку. Вторая подводная археологическая экспедиция у мыса Артемисион была организована молодым археологом Николаосом Платоном. Через пятьдесят лет мне довелось познакомиться с ним. Он и его супруга являются, по-видимому, крупнейшими специалистами по греческой археологии вообще и критскому периоду в частности.
Платон, оказавшись у нас на судне, не смог указать точное местонахождение затонувшего корабля. Он помнил лишь, что, будучи в те времена полным профаном в морских делах, требовал от ныряльщиков одного — указать, «как ориентировано судно». Он рассчитывал поднять его целиком, освободив от панциря наносов. Водолазы не понимали его вопросов, и тому была причина. На глубине перед их взорами представала какая-то заиленная масса с неясными очертаниями, а поиск они осуществляли с помощью длинных заостренных шестов, которые загоняли в дно. Если шест натыкался на твердый предмет, они высвобождали его руками… Так они нашли Посейдона.
В подводной археологии основной проблемой является проблема точной локализации судна. Судна у мыса Артемисион, которое было исследовано за полвека до прихода «Калипсо», как бы и не существует. Его местоположение не нанесено на морские карты, а оставшиеся участники работ 20-х годов не могут вспомнить, где оно лежит. Даже археолог, который возглавлял экспедицию, ничего не помнит…
Пока тола подготовка к нашему путешествию, Колен Мунье и Бабет Сориа с помощью доктора Критзаса все же отыскали в деревеньке Трикери рыбака, утверждавшего, что он хорошо помнит ту операцию. Ему в ту пору было шестнадцать лет, и его отец работал на затонувшем судне,
Пока тола подготовка к нашему путешествию, Колен Мунье и Бабет Сориа с помощью доктора Критзаса все же отыскали в деревеньке Трикери рыбака, утверждавшего, что он хорошо помнит ту операцию. Ему в ту пору было шестнадцать лет, и его отец работал на затонувшем судне,
Этот рыбак выбрал два ориентира для локализации судна — полоску суши характерной формы и известный всему району платан, Платану этому было более двух тысяч лет — о нем есть упоминания в текстах, написанных задолго до начала христианской эры. Это восхитило меня: какое чудесное растение, ведь оно «наблюдало» за ходом истории в течение двух тысячелетий, каждую осень теряя свой лиственный наряд и каждую весну покрываясь свежими почками!
Под сдоем ила
Мы встретились с нужным нам человеком. Альбер Фалько доставил его из Трикери на шаланде. На борту «Калипсо» ему была оказана встреча, достойная главы государства, сначала на палубе, а затем в кают-компании, где доктор Критзас и наш радист любезно согласились выступить в роли переводчиков.
На море волнение. Короткие волны бьют о борт. Мы идем курсом восток-юго-восток под низким пологом туч, а рыбак рассматривает южный берег пролива Трикери.
Он без труда находит крохотный мыс — первый береговой ориентир. А где же платан? Его как не было! Позже мы узнали, что дерево замерзло во время суровейшей зимы 1956 года и его срубили. Такова судьба двухтысячелетнего гиганта — обратиться в золу и дым!
Нас такое положение не устраивает. Не имея второго ориентира, рыбак оказывается в плену сомнений. Здесь? Или там? А может, на 100 метров восточнее? Или на 50 метров южнее? Погода вот-вот окончательно испортится, глубины весьма приличные (50–80 метров), ныряльщики «Калипсо» должны выполнять «насыщенные погружения» (значит, нужны особые режимы декомпрессии), а потому мы не можем себе позволить «бить мимо цели».
Наконец рыбак принимает решение: он тычет пальцем в какую-то точку. Альбер Фалько сажает его в шаланду, и они отправляются устанавливать буй. Иван Джаколетто и Ремон Колл, облаченные в гидрокостюмы, едут с ними. Вскоре они исчезают в волнах. Когда же снова оказываются на поверхности, выясняется, что они нашли лишь обрезок резинового шланга!
— До античной статуи далековато, — язвительно замечает кто-то позади меня.
Альбер Фалько не теряет надежды: он требует спустить «блюдечко» и забирается в него вместе с доктором Критзасом. Для греческого археолога погружение — первое крещение глубиной. Вернувшись на палубу «Калипсо», он едва находит слова, что-бы выразить свое восхищение: сколько возможностей эта карманная подлодка открывает перед мореной археологией!
Лодка уходит вниз. «Гастон» Жак Ру следит за погружением с помощью гидрофона. Наг охватывает какое-то тоскливое нетерпение Когда «дыня» из окрашенного в желтый цвет металла выныривает из клокочущей пены, мы теряем всякую выдержку: нам поскорее хочется услышать отчет главного ныряльщика и археолога. Пусто. Видимость не превышает нескольких метров, и на дне Не заметно ничего стоящего.
«Папаша Блиц», не обращая на нас внимания, колдует со своим гидролокатором бокового и обзора. Неудача постигает и его. Однако имеются подозрительные эхо-сигналы. Поль Зуена и Жо Сега сбрасывают буи с носа судна. За несколькими зайцами сразу гоняться никогда не следует. Результат всех этих наспех выполненных операций печален: винты (и «Калипсо», и шаланды) запутались в тросах наших собственных буев, и Ан)_и Гарсия приходится нырять, чтобы освободить их!
18 ноября. Утром шаланда вновь ушла в Трикер и, В этом крохотном порту каждый знает, чем мы заняты. Нам сообщили, что городской булочник тоже участвовал в подъеме Посейдона и помнит о месте кораблекрушения. Альбер Фалько и Жо Сеги доставляют его на борт «Калипсо». Доктор Критзас опять работает переводчиком.
Булочник с новыми подробностями рассказывает о ток, как проходила та операция. Он описывает работу подводников в скафандрах на дне, которые шли и шаг за шагом втыкали в илистое дно длинные шесты. Он объясняет, как им удалось определить контуры статуи. Посейдон лежал; правда, рассказчик уже забыл как: на боку, на животе или на спине. Он уверен в одном — когда статую вызволила из илистого савана, се поставили на ноги, а затем привязали тросы талей. Судно, которое занималось подъемными работами, двинулось в путь поздней ночью, а драгоценный груз тащился на тросе за ним. Античный шедевр был оставлен на глубине двух метров под водой до утра, а на заре выяснилось, что он исчез! Вмешалась полиция, на поиски были мобилизованы карабинеры, однако тайну так и не удалось раскрыть. Посейдон вернулся на место столь же загадочно, как и был украден…
Когда булочник закончил рассказ, он указал место, где, по его словам, в 1925 году велись подводные работы. Мы ставим еще один буй — Ныряльщики «Калипсо» натягивают скафандре и исчезают в волнах. Как и накануне, они возвращаются ни с чем.
Во второй половине дня мы узнаем, что еще одна могущая помочь нам в поисках личность ищет встречи с нами. Боб Бронбек доставляет человека на вертолете. Мы принимаем его в радиорубке, где «Папаша Блиц» пытается получить нужные эхо-сигналы. Человек, который стоит перед нами, знает с бронзовом Посейдоне еще больше, чем двое первых. Он сам был водолазом. Он, можно сказать, подцепил статую своим шестом…
Пока он пересказывает свою версию находки, ветер сильно свежеет. Вскоре его скорость возрастает до 50 узлов. В таких условиях нам остается одно — вернуться в укрытие и стать на якорь в Трикери. Погружения состоятся завтра (если будет на то воля всемогущего Эола) в том месте, которое указал бывший водолаз.
И все это ради ночного горшка!
(Бортовой журнал «Калипсо»)
19 ноября. С утра сияет солнце. «Калипсо» снова в море. Мы быстро добираемся до места предполагаемого кораблекрушения.
Путь указывает старый водолаз. Он помнит лишь об одном ориентире и о глубине (около 15 метров), на которой лежала статуя. Поль Зуена готовит зонд такой длины и укладывает его в шаланду, там же занимают места Альбер Фалько и бывший водолаз. Они сбрасывают в указанной точке несколько буев.
Затем шаланда уходит во второй рейс, забрав Альбера Фалько, «Папашу Блица» и его гидролокатор бокового обзора. Бебер и доктор Эджертон настроены не очень оптимистично, несмотря на яркое солнце. Они во весь голос распевают знаменитую арию из «Кармен». Ныряльщики «Калипсо» готовятся к погружению. Иван Джаколетто и Ремон Колл уходят под воду — напрасный труд: видимость не лучше, чем вчера. Затем ныряют Альбер Фалько и Анри Гарсия. И тоже безуспешно. Вечером, когда солнце собирается скрыться за горами, мы спускаем на воду блюдечко-подлодку. В ней занимают места Альбер Фалько и доктор Критзас. Новая неудача. Возвращение в Трикери.
20 ноября. Пора приступать к работам с большей методичностью. Я склонен верить словам старого водолаза, но точность его указаний оставляет желать лучшего. Надо обрисовать поисковый квадрат в море с помощью буев с флажками (так они лучше заметны). Буи устанавливаются через каждые 10 метров.
Ныряльщики «Калипсо» один за другим уходят на дно. Они привязаны к шаланде тросом, и их буксируют на малой скорости. Таким образом они экономят силы в холодной воде и могут осмотреть большую площадь, чем в свободном плавании. Каждый из них пребывает под водой четверть часа. Как только они оказываются на поверхности, их подбирает «зодиак» и доставляет на «Калипсо», чтобы они отдохнули и согрелись
Работа наладилась. Ребята один за другим ныряют на дно и обследуют ограниченный буями квадрат. Ни одному из них не удается обнаружить затонувшее судно… Нас начинает охватывать отчаяние, В полдень я сам везу «Панашу Блица» в соседний район, чтобы привести новое зондирование. Погода, как и следовало ожидать, портится, и приходится отложить на завтра то, что мы собирались сделать сегодня.
21 ноября. Рано утром «Папаша Блиц» и Альбер Фальке наконец получили многообещающие сигналы с помощью гидролокатора бокового обзора — совсем недалеко от того места, где мы работали вчера.
Альбер Фалько, Ремон Колл, Анри Гарсия и Иван Джаколетто натягивают скафандры и вооружаются, как их коллеги в 1925 году, длинными шестами, которыми они собираются «прощупать» дно, протыкая слой ила. Их тащит на буксире шаланда, и они через равные интервалы «колют» дно своими пиками. Может, теперь они найдут что-нибудь…
Анри Гарсия ныряет первым и первым возвращается на «Калипсо». Он возбужден, но так клацает зубами от холода, что еще долго не может выговорить ни слова. Затем появляются столь же закоченевшие Альбео Фалько и Ремон Колл. Иван Джаколетто, вынырнув, обменивается несколькими фразами на итальянском языке со старым водолазом-греком, который с любовью берет его руки в свои и заботливо греет их.