Гражданские свободы женщин
Минойцы, похоже, избрали своим основным божеством богиню Природы. Женщины (обладавшие всеми гражданскими свободами и располагавшие большим влиянием в городе) участвовали в церемониях на главных ролях. Религиозные службы отправлялись не только в культовых помещениях «дворца» (храма), но и в молельнях внутри жилых домов, на вершинах гор и в пещерах.
Богатое и утонченное критское искусство черпало вдохновение одновременно из двух источников — религии и повседневной жизни. Рисунки животных и растений (змеи, голуби, ласточки, осьминоги, пчелы, деревья, лилии) встречаются даже чаще, чем ликторские пучки, стилизованные алтари, «(рога посвящения», лабиринты и прочее.
Минойцы торговали с жителями почти всего Восточного Средиземноморья. Их корабли перевозили сельскохозяйственные продукты (зерно, масло и вино), слитки меди, ткани, домашнюю утварь (посуду), церемониальные предметы (парадное оружие, праздничные одеяния), ювелирные изделия (в частности, золотые подвески вроде тех, что были найдены в знаменитом захоронении Хризолакко в Маллии)…
Но на Крите часто случаются сильные землетрясения. «Дворец» Фест обрушился сначала в 1800-м, а затем в 1750 году до н. э. В конце XVIII века до н. э. землетрясение разрушило все крупные здания на острове. Островитяне восстанавливают их, делая еще краше, но следуют новые разрушения — в 1575-м и примерно в 1500 году.
Заново отстроенный дворец Кносс поражает своим великолепием. Его размеры 100×150 метров. Восточный фасад гордо смотрит на мир с высоты своих пяти этажей. Вместо сплошных стен — колоннады. Крохотные внутренние дворики, называемые «световыми колодцами», служат для освещения жилых помещений, в которых имеются ванные и туалеты — вода для них собирается во время дождей.
Другие архитектурные ансамбли, также заслуживающие названия «дворец», поднимаются из-под земли в Гурнии, в Като-Закросе (на востоке острова), в Ватипетро (к югу от Кносса). Великолепные резиденции построены в Агия-Триада (около Фес-та), Амнисосе и Тилиссосе (около Кносса).
Вторая половина минойской эры в основном отмечена удивительным расцветом настенной живописи и раскрашенных рельефных изображений. Стены «дворцов» покрыты прекрасными фресками, на которых чаще всего изображены стилизованные животные и растения. Художники соперничают в искусстве наложения красок и фантазии относительно замысла произведений. На первом месте стоят воображение и изящество запечатленных движений. Не знаешь, чем восхищаться больше — изящными изгибами цветов, арабесками птичьих крыл, извивами рыб или грациозностью атакующих быков…
Происходит постепенное «очеловечивание» религии. Богиня Природа, утерявшая изрядную долю своей таинственности, является теперь перед подданными во время ритуальных церемоний, которые заканчиваются священными плясками и сопровождаются схватками борцов, бегами быков и принесением последних в жертву.
Минойские мореплаватели более чем когда-либо властвуют над Восточным Средиземноморьем. Они ведут оживленную торговлю со своими факториями на Тире, Милосе, в Милете, Триаиде (на острове Родос), Микенах (в глубине залива Арголикос на Пелопоннесе).
И через несколько десятилетий эта блестящая цивилизация исчезает почти бесследно!.. Словно она стала жертвой злого заклятия. Конечно, ученые не поскупились на гипотезы, объясняющие столь внезапный упадок могущественного государства. Выдвигались предположения, что он был вызван чисто экономическими причинами, в частности резким подъемом Египта после триумфа XVIII династии. Неоднократно подчеркивалось, что минойцы — наименее воинственный из античных народов — не смогли оказать серьезного сопротивления военно-коммерческим предприятиям микенцев, которых сами и приобщили к искусствам и торговле. Вспоминалось и печальное экологическое состояние Крита после многих веков рубки леса и интенсивного ведения сельского хозяйства…
Конечно, каждый из этих факторов сыграл свою роль. Но достаточно ли их было, чтобы стереть с лица земли могущественную цивилизацию, основанную легендарным Миносом? И вслед за многими другими учеными я позволю себе усомниться в этом.
Когда каждую ночь лопается по тросу
Весь экипаж «Калипсо» снова выходит на «боевую тропу», когда капитан Ив Гурлауан отдает команду покинуть Зею. Мне же приходится еще несколько дней буквально разрываться на четыре части, чтобы поспеть сразу и в Монако, и в Париж, и в Нью-Йорк, и в Лос-Анджелес.
«Калипсо» идет в Ираклион, куда я примчусь при первой же возможности. Мы хотим решить несколько загадок острова Дия. Сопровождавший нас в начале нашей эпопеи доктор Критзас снова с нами. Он стал полноправным членом нашей большой семьи.
Пока судно отдыхало у причала, погода не улучшилась. «Бортовой журнал» говорит скорее об обратном. Джо Сеги, наш боцман (в наше отсутствие он присматривал за «Калипсо»), даже удостоился редкой привилегии полюбоваться Афинами под снегом… По-видимому, конец марта в греческих водах — время, когда последние зимние бури чередуются с первыми весенними снегопадами!
— Порт Ираклион, — говорит капитан Гурлауан, — становится адом, как только поднимается мельтем, а этот северо-восточный ветер дует куда чаще, чем положено! В первый же день по прибытии в порт пришлось организовать якорные вахты. Ночь за ночью мы сменяем друг друга и неусыпно ведем наблюдение за тросами, удерживающими «Калипсо» на якорях. Это единственная возможность избежать того, чтобы судно не выбросило на берег, если оборвутся якоря. А тросы лопаются по одному каждую ночь! Вот и представьте царящую на борту атмосферу…
— В течение дня, — подхватывает Колен Мунье, — мы стоим на якоре у Дии, в бухте Сен-Жорж, давая ныряльщикам возможность продолжить работу, начатую два месяца назад. Стоит войти в залив, как каждый ощущает, что переступил порог рая. Ветер разбивается о каменную грудь острова и превращается в сносный, если не дружеский бриз. Море стелется, словно послушный пес. Мы бросаем якорь и приступаем к работе на глубине 35 метров.
В Эгейском море ветер навязывает свой график работы. Даже нам, хотя наше судно оборудовано мощными двигателями. А для мореходов античности знание ветров было прописной истиной. Когда испытаешь гнев Эола на собственной шкуре именно в этих местах, то будешь более снисходителен к ахейцам, которые решили принести Ифигению в жертву богам бурь, перед тем как Отплыть под стены Трои!
Я вернулся на «Калипсо» — вся команда в полном сборе. В те дни, когда Эол гневается, мы укрываемся в бухте Сен-Жорж. Когда он проявляет благосклонность, мы берем курс на андикитирское судно. Я не теряю его из виду. В ожидании официального разрешения на подводные раскопки я прошу ныряльщиков тщательно обозначить буями затонувший корабль. И если мы получим лицензию, то быстро и эффективно завершим все работы.
Наша миссия в настоящий момент носит какой-то неопределенный характер: с одной стороны, против нас погода, с другой — медлительность администрации. Так хорошей работы не сделать. Пора принимать меры для изменения сложившейся ситуации. Даже если в греческих водах обычно не требуется больше одного дня, чтобы добраться до цели, я предпочитаю сосредоточить наши силы во времени и пространстве и разрешить все трудности по одной.
В порту Ираклион надо решить две проблемы — практическую и теоретическую. С одной стороны, надоело, что один за другим рвутся тросы, а команда «Калипсо» «накапливает» лишнюю усталость из-за якорных вахт. С другой стороны, я убежден: что-то в нашей истории идет наперекосяк. Судите сами: критяне, которые властвовали над Восточным Средиземноморьем в течение пяти веков, будучи отличными мореходами и торговцами, имели всего лишь один порт — Амнис (около Кносса), и тот располагался буквально в нескольких шагах от Ираклиона! Это не лезет ни в какие ворота! Рейд критской столицы словно искупительная жертва мельтему. Ни один опытный моряк не будет столь наивен, чтобы встать здесь на долгую стоянку, а, я уверен, минойцы превосходно знали море.
Наш археолог-минойский идол!
В одном из уголков порта Ираклион сохранились следы доков, но они относятся к эпохе венецианского владычества. Это небольшие огороженные пространства с одностворчатыми воротами, которые не могли принимать торговые суда. Линейные корабли минойцев и греков, несомненно, были больше; чтобы указать примерный порядок величин, напомню, что затонувшее судно «Гран Конглюэ» имело водоизмещение 300 регистровых тонн, а это чуть меньше, чем у «Калипсо». Нет, царство Миноса должно было располагать иной гаванью. И все указывает на то, что ею был остров Дия…
Если бы я командовал минойским торговым судном, я бы устроил стоянку именно на этом острове, а груз переправил в Кносс на маленьких судах в хорошую погоду.
Если бы я решил отправиться с Крита на завоевание Киклад и Пелопоннеса, исходной точкой я бы избрал Дию. И наоборот, будь я микенцем, собирающимся захватить умирающее минойское царство, я бы подготовил плацдарм на Дии. По логике вещей остров служил базой минойских экспедиций и лагерем для наступательных операций против Крита. Готов дать руку на отсечение, что в отложениях бухты Сен-Жорж и соседних заливов обнаружатся следы не только минойской культуры, но и всех последующих цивилизаций — микенской, классической греческой, римской, византийской, турецкой, венецианской…
Любопытен тот факт, что первым великим археологом, которой явился на Дию и нашел там громадное количество глиняных осколков, керамики и прочих предметов, относящихся к минойскому периоду, был не кто иной, как англичанин Артур Джон Эванс (1851–1941), проводивший раскопки Кносса с 1900 года! Казалось, вслед за ним должны были ринуться другие и с той же страстью перекопать островок. Ан нет! Все словно забыли об этом клочке суши о пяти когтях, который стоит на страже всего в 12 километрах от критского побережья.
Я делюсь своими соображениями с доктором Критзасом, уроженцем Ираклиона. Он отвечает, что хорошо помнит, как бабушка рассказывала о судах, бросавших во времена ее молодости якоря у Дии, откуда целая флотилия лодок, сновавших туда и обратно, перевозила в столицу Крита товары и пассажиров. Значит, конец этой традиции был положен всего два поколения назад…
(Бортовой журнал «Калипсо»)
30 марта. Снова берем курс на Дию. Островок, на который изредка заплывают рыбаки, а один раз в год является священник для отправления религиозной церемонии, выглядит пустынней, чем обычно. Пока мы осматриваем прекрасно укрытые от ветров глубокие бухты южного побережья, предположение превращается в уверенность. Да, именно сюда приходили на якорную стоянку минойцы, микенцы, греки и все прочие…
Я схожу на сушу в сопровождении Альбера Фалько, Бернара Делемотта, Колена Мунье и доктора Критзаса. Мы находим след бывшей тропки, которая начиналась у подножия холма в бухте Сен-Жорж. Здесь действительно стоит только нагнуться, чтобы подобрать древние критские изделия. Осколки керамических сосудов, целые сосуды, куски обсидиана и глиняные чашки буквально устилают наш путь. Видя такое обилие археологических сокровищ, доктор Критзас бурно выражает свою радость и даже начинает пританцовывать на месте. Неужели вскипела его критская кровь? Или так воздействует атмосфера Дии? Не знаю. Но готов заявить, что в это мгновение наш именитый археолог больше напоминает минойского идола.
31 марта. Наши ныряльщики работают под водой под началом Альбера Фалько, который не отчаивается отыскать галеру, медную тарелку и две «бронзовые ноги», увиденные им двадцать лет назад, в. 1957 году.
Во мраке блистает… «кофеварка»
Как только они оказываются на дне, а глубина здесь около 30 метров, на «Калипсо» включают прожекторы, которые освещают расстилающуюся перед ними холмистую равнину. Из мрака выступает забытый мир из керамических изделий, осколков посуды, амфор, накопившихся за многие века торговли, войн, пиратских нападений и кораблекрушений. Повсюду, наполовину зарывшиеся в наносы, лежат свидетели разных эпох. Во мраке блестит элегантная кофеварка (или, во всяком случае, сосуд, похожий на нее).
Вернувшись на поверхность, команда ныряльщиков спешит на «Калипсо». Даже издали видно, что они несут добрые вести… Как только шаланда с ныряльщиками швартуется к судну, Альбер Фалько подтверждает справедливость наших предположений. Дия действительно была крупным портом античного Крита. И хотя ему не удалось отыскать галеру, о которой он хорошо помнит, Альбер не теряет энтузиазма и расписывает спящие на дне сокровища — амфоры всех размеров, стилей и эпох, бесчисленные керамические изделия, многие из которых выглядят совершенно целыми.
Я горю желанием принять личное участие в поисках. Я залезаю в мини-подлодку вместе с Альбером Фалько, и механики «Калипсо» спускают нас на воду. Вперед! Вернее, в глубины прибрежных вод Дии…
На 35-метровой глубине, почти под «Калипсо», в свете фар возникает заключенный в панцирь римский корабль I века н. э., затонувший вместе с грузом. Рядом лежит реликвия более близких времен — громадный ржавый якорь, скорее всего потерянный венецианцами во время осады Крита. В каждой бухточке мы отмечаем местоположение многочисленных «рифов», сложенных из керамики, высокие холмы, каждый из которых является затонувшим судном. По всей видимости, остров Дия в течение трех тысячелетий лежал на перепутье важнейших морских дорог Восточного Средиземноморья.
1 апреля. На аэрофотоснимках часто выявляются следы древних дорог, зданий и портов, которые не видны на земле. А Дия кажется нам столь многообещающей в археологическом плане, что было бы непростительной ошибкой не прибегнуть к этой испытанной технике.
Мы прикрепляем электрическую фотокамеру к шасси вертолета. Боб Бронбек и Колен Мунье занимают места в кабине. Они проведут аэрофотосъемку острова. Затем после изготовления отпечатков кадры будут смонтированы внахлест, в результате чего получится уникальная карта Дии, на которой (я надеюсь на это) появятся новые неведомые детали.
— Когда смотришь сверху, — рассказывает Колен Мунье, — на эти скалистые холмы, на отвесные обрывы, уходящие в Эгейское море, и на безжизненный лабиринт развалин, понимаешь, что Дия хранит множество тайн. В этой словно слепленной из белых хлопьев пустыне произрастает чахлая растительность — редкий колючий кустарник и злаковые. Их едва хватает, чтобы обеспечить кормом крохотные стада диких коз, которых здесь называют кри-кри [5]. Когда мы пролетаем над бухтой Сен-Жорж, мне кажется, что я различаю под водой неясный, беловатый силуэт ушедшей под воду платформы, расположенной перпендикулярно берегу. «Это, конечно, заинтересует Пашу» (так между собой мы называем Кусто), — бормочу я себе под нос и фотографирую это любопытное образование, хотя оно будет запечатлено электрической фотокамерой…
Жан-Жером Каркопино спешит в фотолабораторию, оборудованную на борту «Калипсо». Я приступаю к монтажу мозаики с помощью Альбера Фалько и капитана Алина (он приехал из Монако на несколько дней, чтобы помочь нам). Перед моими глазами бессмысленный набор черно-белых прямоугольников, на каждом из которых видны мельчайшие детали рельефа Дии. Чтобы получить панорамное изображение острова, фотографии надо подогнать с точностью до полумиллиметра. Пока мы кропотливо соединяем разрозненные фрагменты, становится совершенно ясно, что многие «странности», которые на этих снимках выглядели неровностями почвы либо отражали ее состав, являются на самом деле следами древней деятельности человека. Но из всех «открытий», сделанных с борта вертолета, самым сенсационным оказывается загадочный подводный выступ в бухте Сен-Жорж.
Может быть, это природное образование? На снимке его контуры не проступают столь резко… Они выглядят слишком правильными. И если это дело рук человека, то, похоже, назревает крупнейшее археологическое открытие!
Не знаю почему, но в этот момент мне в голову приходит мысль об Атлантиде. Вероятнее всего потому, что выступ расположен под водой, а великий материк, о котором поведал Платон, был поглощен водами моря.
И еще. С того момента, как мы открыли «подводную стену керамики» у Псиры, мысль об опустошительном цунами, которое могло уничтожить минойскую цивилизацию, приняла формы настоящего наваждения. А что, если, как предполагают многие археологи, Атлантида никогда не существовала в Атлантическом океане, а располагалась в Средиземном море? Подобная идея ничем не хуже других. Кроме того, у нее есть неоспоримое преимущество по сравнению с идеями-конкурентами — мы исследуем Восточное Средиземноморье и можем попытаться своими силами проверить то, что может подтвердить «средиземноморскую» гипотезу… Не думаю, что нам удастся окончательно решить вопрос об Атлантиде, да и кто всерьез может претендовать на это? Но я надеюсь продвинуться в том или ином направлении.
Шампанским и собачьей струйкой
(Выдержки из «Дневника» Колена Мунье)
Пирей. Раннее утро. «Калипсо» притулился к причалу. Анри Алье и Альбер Фалько руководят маневрами грузовика у борта судна. Кузов и прицеп машины набиты пустыми бидонами, корзинами, кусками металла самых разных размеров. Грузчики выстраиваются в цепочку и начинают передавать груз на борт. Самые тяжелые предметы переносит кран. Наиболее массивная конструкция-плот из толстых досок размером 5×6 метров. Бернар Делемотт тщательно осматривает каждый миллиметр сооружения после его укладки на кормовую палубу «Калипсо».