«Иными словами – никаких зацепок», – подумал Логан.
– А что камеры слежения?
– Камеры слежения, – продолжал следователь, – фиксировали в указанном интервале времени движение в коридоре трех человек. Двое – сотрудники фирмы «Семел», расположенной на том же этаже. Оба прошли по коридору, не останавливаясь. Третий – Эдвард Хешем, компаньон убитого. Он вошел в кабинет в восемнадцать тридцать две и вышел в девятнадцать ноль три. Прошел по коридору и вызвал лифт. Вышел из лифта в холле, покинул здание и уехал в своей машине в направлении шоссе А304. Это зафиксировано внешними камерами. Больше никто в кабинет не входил и не выходил до того времени, как было обнаружено тело.
– Тогда… – начал Логан, но Корин покачал головой.
– Понимаю, что вы хотите сказать, сэр. Внутри кабинета камер слежения и прочей записывающей аппаратуры нет, поскольку работа Кайсера и Хешема требовала конфиденциальности. Однако я продолжу. Кайсер довольно часто оставался в офисе допоздна, а бывало, и на всю ночь – отделения компании разбросаны по всему свету, и вести переговоры с клиентами и поставщиками приходилось и в неурочное время. Кайсер жил один, с женой развелся три года назад.
Корин помолчал, передвигая пальцем текст на экранном листе. Логан уже понял в принципе, почему обвинение потребовало вызова Свидетеля, но ждал подтверждения своего вывода.
– Хешем позвонил супруге в первом часу и сказал, что скоро вернется. Действительно, вернулся через двадцать минут и не покидал квартиру вплоть до утра, когда, как обычно, приехал на работу и был задержан инспектором. На допросе присутствовал адвокат Хешема Стенли Лутвик, вы с ним знакомы.
Логан кивнул.
– Протокол допроса Хешема…
– Стоп, – сказал Логан, и Корин споткнулся на слове.
– Извините, Генри… Мы еще вернемся к протоколу. Я хотел бы поговорить о мотиве. Если вы обвиняете Хешема… Понимаю, больше некого. Но мотив…
– К проблеме мотива я собирался обратиться в процессе изложения допроса и последовавших выводов.
– Извините, что нарушаю ход… Мне это важно.
– Я понимаю… Да, мотив. Он стал известен еще до того, как Хешем приехал утром на работу. В последние месяцы у Хешема и Кайсера были очень плохие отношения. Кайсер отвергал все предложения компаньона не только по продвижению товара на рынках, но и сугубо технического свойства – по структуре изделий и так далее. Они постоянно ссорились – не спорили, как это происходит в нормальном коллективе, но именно ссорились, переходили на личности. Хешем был вторым человеком в компании, но решения принимал Кайсер.
– Компания на этом теряла деньги?
– Теряла, – кивнул следователь. – И порой большие. Но Кайсер считал, что риск не оправдан и лучше иметь стабильную прибыль, чем рисковать потерей крупных сумм.
– Противоречие между новатором и консерватором?
– Совершенно точно.
– Проблема в том, что один не мог обойтись без другого? Иначе они бы давно разбежались?
– Вы правильно поняли ситуацию, сэр. В этом мотив преступления. Хешем эмоционален, что свойственно многим творческим личностям, и во время споров, бывало, кричал компаньону: «Я тебя когда-нибудь убью!»
– Если человек говорит кому-то «Я тебя убью», то…
– Конечно. Он практически никогда не приводит угрозу в исполнение. Ситуация, однако, предельно обострилась в конце июня, когда появилась возможность приобрести завод в Гонконге – предприятие, где производят сорок три процента мировой продукции оптико-сегментных устройств. Я не знаю, что это такое, нужно найти запись экспертов…
– Я знаю что это, продолжайте.
– Хорошо. Кайсер отказался санкционировать покупку, предложенную Хешемом, и тот впервые – по словам очевидцев – не набросился на компаньона с угрозами, как бывало, а побледнел, сжал кулаки, посмотрел на Кайсера с ненавистью и вышел. Дело было на заседании совета директоров отделений фирмы, есть семь независимых показаний, не отличающихся друг от друга. Все очевидцы сошлись во мнении, что теперь-то Хешем или уйдет сам, или заставит уйти Кайсера. Вместе они работать не смогут. А для Хешема эта компания – смысл жизни. Без Кайсера фирма – так он считал – могла бы вдвое увеличить производство новейшей продукции. Кайсер стоял на пути Хешема, и не было возможности развития, останься компаньон в живых. Как вы понимаете, убивают и по куда менее значимым причинам.
– Лично? – усомнился Логан. – Обычно нанимают киллера, причем так чтобы полиция не смогла отследить связи между убийцей и заказчиком. Дело Киммергорна, например, по которому я выступал Свидетелем в сорок девятом.
– Помню это дело. Но сейчас другая ситуация. Видимо, у Хешема сдали нервы. Они были в кабинете вдвоем. Никто, кроме Хешема, не входил в кабинет Кайсера после семнадцати часов, когда у мисс Бернстайн закончился рабочий день. У Хешема был мотив, была возможность совершить преступление. Но у защиты тоже сильные карты: нет материальных доказательств присутствия Хешема в кабинете в момент убийства, нет доказательств, что он держал в руке оружие и, тем более, произвел смертельный выстрел. Обвинение вынуждено при данных обстоятельствах прибегнуть к помощи профессионального Свидетеля. Обычная история: все знают, что убил Икс, но обвинение не может доказать это с нужной вероятностью, а присяжные толкуют малейшие сомнения в пользу обвиняемого.
– Понятно, – кивнул Логан. – Хешем, конечно, не признался.
Это был не вопрос, а констатация, и Корин только кивнул.
– Хорошо, – сказал Логан. – Когда мы сможем выехать на… место преступления?
Он почему-то всегда делал паузу, когда говорил «место преступления», будто слова эти обладали для него сакральным смыслом. Место преступления – не просто географическая точка, где было совершено убийство (а по иным поводам его не вызывали). Это пространство его жизни. Осматривая место преступления, Логан ощущал физически, как свертывается реальность, как за пределами помещения (речь всегда шла о закрытых помещениях, где теоретически степень достоверности события превышала необходимые для суда девяносто девять и восемь десятых процента) исчезают в небытии дома, улицы, дороги, люди… Да, люди тоже. Мир за пределами места преступления переставал для него существовать. Он любил эту высшую степень сосредоточенности, позволявшую во время процесса быстро входить в обстановку и свидетельствовать ясно, четко, однозначно. Он чувствовал, что становился собой, каким мечтал быть в детстве, когда мир казался ему огромным, непознаваемым, порой страшным, но обычно – неопределенным, непредсказуемым. Чужим. Может, детское ощущение чужеродности окружающего мира помогло ему впоследствии выбрать профессию, точнее – поменять спокойную должность старшего исследователя в лаборатории физики квантовых наблюдений Оксфордского университета на странную и опасную (хотя он никогда не говорил об этом вслух и не позволял говорить другим – во всяком случае, в присутствии Клары) профессию Свидетеля, единственную, возможно, профессию на Земле, не имевшую пока адекватного физического обоснования, но доказавшую тем не менее свою надежность, не меньшую, чем надежность отождествления личности по отпечаткам пальцев или ДНК-тесту.
– Если вы готовы, сэр, то инспектор Шелдон отправится с вами прямо сейчас.
– Я готов, – кивнул Логан, посмотрев на часы. Он успеет.
* * *Когда он вошел в небольшой и очень уютный, с двумя большими окнами, выходившими на тенистый парк, зал кафе «Мусагиф», Эмма ожидала его за крайним столиком, откуда можно было видеть всех, оставаясь практически незамеченными.
Логан наклонился и поцеловал Эмму в щеку – будто старую знакомую, для которой это было привычным проявлением внимания. Ему показалось, что выглядела она сегодня… он затруднился определить – как. Мог лишь почувствовать разницу – вчера она была… он и это сейчас, к собственному удивлению, определить не мог. Была более… какой? Он не стал задумываться об этом, отметив, что Эмма сегодня какая-то другая. Настолько, что впору им знакомиться заново.
– Вы сегодня другой, Логан, – сказала Эмма, когда он сел напротив нее и заглянул в глаза: серые, глубокие, зовущие… или ему показалось?
Конечно, сегодня он был другим. Сегодня для него начался новый, хотя и привычный, этап жизни.
– Вы тоже, Эмма, – он протянул руку, коснулся ладонью ее щеки, и она потерлась щекой о его ладонь, как кошка, которая довольна, когда ее гладят.
Оба замолчали. Не потому, что говорить было не о чем, наоборот, он так много хотел Эмме сказать, что впервые в жизни не мог связать двух слов – слова, мысли, желания, все смешалось. Столько было в его душе чувств, надежд, ощущений, что он не мог выбрать что-то одно, ведь слово должно следовать за словом, они не могут вылететь из души разом, всякая фраза имеет начало и конец, а он не умел располагать свои ощущения, чувства и слова, которыми эти ощущения и чувства можно выразить, в единственно правильной последовательности.
– Вы сегодня другой, Логан, – сказала Эмма, когда он сел напротив нее и заглянул в глаза: серые, глубокие, зовущие… или ему показалось?
Конечно, сегодня он был другим. Сегодня для него начался новый, хотя и привычный, этап жизни.
– Вы тоже, Эмма, – он протянул руку, коснулся ладонью ее щеки, и она потерлась щекой о его ладонь, как кошка, которая довольна, когда ее гладят.
Оба замолчали. Не потому, что говорить было не о чем, наоборот, он так много хотел Эмме сказать, что впервые в жизни не мог связать двух слов – слова, мысли, желания, все смешалось. Столько было в его душе чувств, надежд, ощущений, что он не мог выбрать что-то одно, ведь слово должно следовать за словом, они не могут вылететь из души разом, всякая фраза имеет начало и конец, а он не умел располагать свои ощущения, чувства и слова, которыми эти ощущения и чувства можно выразить, в единственно правильной последовательности.
Положение спас официант. Эмма заказала сэндвич и кофе, кинув взгляд в сторону Логана и пробормотав: «Не завтракала сегодня», а он ни есть, ни пить не хотел, ему достаточно было сидеть напротив Эммы и говорить ей то, что он никогда еще никому из женщин не говорил, даже Кларе. Он заказал кофе, подумал секунду, заказал и сэндвич, просто чтобы не выглядеть нелепо и чтобы Эмма не смущалась. Когда официант отошел, Логан наконец выудил из подсознания слово, которое казалось ему самым уместным:
– Вы замечательно выглядите, Эмма.
И возненавидел себя за то, что не смог придумать ничего, кроме этой банальнейшей фразы, достойной уличного ловеласа.
Эмма улыбнулась. Улыбка показалась ему немного вымученной – чего, собственно, он ждал в ответ на банальность?
– Спасибо, Логан. Давайте…
Она помедлила.
– Давайте не будем сегодня разговаривать. Просто посидим и помолчим. Мне кажется, так мы лучше узнаем друг друга.
И он опять удивился ее проницательности и способности понять то, что он не осмеливался высказать вслух. Действительно, молчанием им сегодня удавалось сказать друг другу такое, чего вслух Логан, может, не произнес бы никогда.
«У вас уставший вид, Эмма».
«Верно, я очень устала. Вы тоже устали, Логан, мы оба сегодня замученные, верно?»
«Это внешнее. Все равно вы самая красивая женщина на свете, я полюбил вас, еще не зная, не видя, вы можете это представить?»
«Могу, со мной было то же самое. Я проснулась вчера с ощущением, что жизнь изменится, должно произойти что-то необыкновенное…»
«Наверно, я мысленно звал вас».
«Может быть».
«Эмма…»
«Да, Логан?»
«Я люблю вас».
«Знаю».
«А…»
«Да… Мне кажется, да. Я не должна так чувствовать, но…»
«Потому что у вас муж…»
«У вас жена, Логан, и мы не должны…»
«Я не знаю ничего о вашем муже, Эмма».
«А я – очень мало о вашей жене, Логан. И почти ничего о сыне. Это важно?»
«Нет. Это совершенно не важно».
Все было сказано. Логан кивнул стоявшему у стойки официанту. Он не представлял, что они станут делать, выйдя из кафе. Помолчать и расстаться в надежде на еще одну встречу? Он не мог сказать Эмме: «Не знаю, когда мы теперь сможем увидеться, потому что не знаю, когда мне удастся вернуться к обычной жизни и удастся ли вообще». Впервые за много лет он испугался того, что действительно может после этого процесса, как и после каждого предыдущего, не вернуться к жизни. Вероятность такого исхода была мала, но реально существовала и являлась частью профессионального риска. Летчик может не вернуться из полета, моряк – из плаванья. Но сегодня эта банальная мысль его не утешала. Он должен сказать Эмме… Нет.
– Эмма, – Логан взял ее за плечи и повернул к себе. – Что бы ни случилось со мной или вами, или нами обоими, мы непременно должны встретиться еще раз.
Он хотел, чтобы она сказала: «Что с нами может случиться?»
С ней – ничего. А с ним…
– Да, – сказала она с вопросительной интонацией. Хотела, чтобы он назвал время следующей встречи? Он не мог.
Логан наклонился и поцеловал Эмму в губы. Они стояли посреди тротуара, и прохожие, должно быть, обходили их стороной. Должно быть. Он не видел. Он мог только ощущать вкус ее помады на своих губах, запах ее волос, он хотел сказать, что потерял из-за нее голову, но это было бы неправдой, а как сказать, чтобы слова были правдой, он не знал. Оказалось вдруг, что он вообще мало знает нужных в таких случаях слов, только «я вас люблю», которое можно было произносить с разными интонациями, подбирая нужную.
– Логан… – пробормотала Эмма, отстраняясь. – Мы не должны…
– Знаю.
Он обнял ее и куда-то повел. Она шла, смотрела ему в глаза, и потому он не видел, куда идет. Через какое-то время обнаружил, что они сидят на скамье в каком-то саду, будто школьники, сбежавшие с уроков.
– Мне нужно идти, – сказала она и провела ладонью по его щеке.
Она ждала, чтобы он сказал: «Встретимся завтра». Он знал, что она этого ждет.
– Эмма…
Он сказал совсем не то, что думал:
– Эмма, я старый человек. То есть не совсем, но… Ты понимаешь…
Она закрыла ему рот ладонью.
– Если ты не уверен…
Он поцеловал ей ладонь. Как он мог быть уверен в чем бы то ни было? Разве он мог быть уверен, что все на этот раз закончится благополучно, и он вернется после перезагрузки?
– Уверен, – пробормотал Логан. – Это единственное, в чем я уверен на самом деле.
Это было правдой.
Потом он опять целовал Эмму в губы, в глаза, в нос, целовал ее пальцы, шею, ямочку на подбородке, щеки, уши, чувствовал ее дыхание, волнение и что-то еще, давно забытое, будто вернулся в юность, в те первые недели с Кларой, которую он любил и…
А сейчас? Разве он перестал любить жену? Разве чувство к Эмме, неожиданное, непредсказуемое, необходимое ему, как воздух, что-то изменило в его отношении к Кларе? Ужасно, если так. Не должно быть этого. Он подумал о Кларе, и Эмма мгновенно поняла, что он не с ней, отстранилась и сказала:
– Извини, Логан, мне нужно…
Дома ее ждет муж, – понял Логан, – и волнуется, и странно, что никто ни разу не позвонил… или он просто не слышал звонков? А свой телефон Эмма отключила?
Она взяла его за руку и повела к выходу из сада. Они вышли на стоянку, и им ничего не оставалось, как попрощаться и разойтись по машинам. Эмма бегло поцеловала его в щеку, сказала «позвони мне» и исчезла. Он сел за руль и достал телефон, так удачно молчавший все это принадлежавшее только ему время. Четыре звонка, все от Клары. Странно. Он ничего не слышал.
– Где ты, Лог? – в голосе жены звучало не столько волнение, сколько раздражение. – Все еще на объекте?
Она думает, что он был занят осмотром места преступления. Ну и хорошо, пусть думает. Правда, обычно он отключает телефон на это время… Забыл, случается.
– Да, – сказал он. – Только что закончил. Еду домой.
– На ужин будет цыпленок с гарниром из цветной капусты. Сойдет?
Ему было все равно.
– Конечно. Я голоден, как верблюд.
Почему верблюд? Разве верблюд бывает голоден? Неважно.
– Все нормально, Лог? – теперь в голосе жены звучало только беспокойство.
– Да, – твердо сказал он. – Все как обычно. Не думаю, что с этим делом будут проблемы.
Кроме одной, постоянной, той, о которой они с Кларой никогда не говорили во время процесса. О чем говорить? Наука пока не придумала способ, как обойти проблему. Когда-то он сам был соавтором двух работ, посвященных квантовой перезагрузке. С тех пор мало что изменилось.
Он включил двигатель.
* * *Логан рядом с Кларой, смотрел новости, но думал не о процессе Хешема, а об Эмме и наваждении, наступившем внезапно и не отпускавшем; более того – становившемся глубже, захватившем мысли и чувства, заставившем вернуться в молодость, ощутить себя двадцатилетним юнцом.
Он собирался предать Клару? Чепуха, но эта мысль все равно пришла в голову, потому что жизнь без Эммы, которую он вчера увидел впервые, Логан не представлял. Жизнь с Эммой не представлял тоже, и не только (даже не столько) потому, что она была замужем. Он не знал ее, не успел узнать ее привычки, ее образ жизни, ее недостатки.
Может, это лишь физическое желание, которое исчезнет, как только…
Нет. Логан точно знал, что охватившее его чувство было гораздо выше физического желания – он хотел Эмму, себе-то он мог признаться, и разве это не естественно, почему он должен заставлять себя не думать о радости, восхитительном счастье, которое мог ей подарить и получить сам?
Клара будет страдать, узнав…
Он перестал любить жену? Нет, только не это! Логан смотрел на пятачок экранного телевизионного поля посреди комнаты и ощущал присутствие Клары, ее дыхание, прикосновение ее ладони, ее нежность и привязанность. Готовность сделать для него все, не спрашивая, не раздумывая – как обычно.
Логан не представлял, что сможет оставить Клару одну, потому что от Корнеля душевной поддержки не дождаться. Сын давно от них отдалился, Логан даже не знал, где он сейчас: то ли в Южном Провансе на конференции по диаторике, то ли уже в Нью-Дели, в своей лаборатории. Корнель мог бы позвонить, сообщить о себе, но он никогда этого не делал, самостоятельность сын понимал как отсутствие необходимости в каких бы то ни было контактах с родителями, Логан к этому привык – даже когда его не было в этом мире, и Клара сутками просиживала у его постели, Корнель звонил лишь изредка, об отце узнавал из новостей – ему этого было достаточно, и он искренне не понимал, чем может помочь его присутствие.