— Они могли там быть, — резонно возразил Бозин и добавил еще две фамилии. Затем, подумав, спросил: — А Шальнев? Он ведь, кажется, отвечает у вас за безопасность. И к тому же является вашим заместителем.
— Он никогда не бывал у меня дома, — ответил Халупович, — во всяком случае, на этой квартире.
— И, тем не менее, мы его поставим следующим. Семь человек, — сказал Бозин, — не густо, но и не мало. Кто еще? Кто мог знать об убийстве и побывать в вашей квартире?
— Никто. Я не посвящаю посторонних в свои личные дела, — нервно заметил Халупович.
— Значит, больше никого? — настаивал Бозин.
— А водители? — вдруг напомнила Элга. — Они нас отвозили и привозили.
— Да, — кивнул Эдуард Леонидович, — они тоже знали, где находится моя квартира, и были знакомы с Олей.
— Как их фамилии?
— Михаил Жислин и Егор Скрёбов.
— Итого девять человек, — подвел итог Бозин. — Мне кажется, что убийцу нужно искать среди них.
— А если это кто-то посторонний? — предположила Элга. — Вы не думаете, что кто-то мог появиться в доме нашего друга, а потом прийти сюда и убить несчастную девушку?
Дронго заметил, что при этих словах вздрогнула Фариза. Но он не стал вмешиваться в разговор.
— Возможно, что так и было, — согласился Бозин, — но ведь этот посторонний должен был сначала незаметно проникнуть в квартиру, а потом так же незаметно появиться здесь, украсть девочку, а потом убить Ольгу.
— Правильно, — неожиданно поддержала его Оксана Григорьевна, — не нужно считать, что преступления совершаются при помощи нечистых сил или какими-то особыми людьми. Обычно это делают нормальные люди, которые живут среди нас. Вернее, не совсем нормальные. Они нормальны лишь внешне, и их трудно отличить от действительно нормальных людей.
— Получается, что одна из нас — убийца? — вмешалась Элга.
Когда она волновалась, акцент проявлялся сильнее. Оксана Григорьевна недовольно заметила в ответ:
— Я не сказала, что убийца сидит за этим столом. Я лишь сказала, что убийца не обязательно должен обладать какими-то сверхъестественными способностями. Это может быть человек, похожий на нас.
— Девять человек, — подвела итог затянувшемуся спору Линовицкая. Она повернулась к Дронго: — Вы ничего не хотите сказать?
— Хочу, — поднялся со своего места Дронго. — Мне кажется, что вы несколько увлеклись в своих рассуждениях. А я видел погибшую и могу сказать, что удар, нанесенный ей, был очень сильный. Тяжелым предметом ей проломили череп с первого удара, и к тому же она упала с некоторой высоты. Женщина не способна нанести такой удар. Думаю, что убийца — мужчина. Но, с другой стороны, зачем ему рисковать, проникнув в квартиру, и пытаться отравить воду? Если бы он хотел убить либо Эдуарда Леонидовича, либо его домработницу, то мог бы спокойно дождаться жертву на лестничной клетке и нанести удар. Здесь что-то не состыковывается.
— Есть еще одна версия, — вмешалась Оксана Григорьевна. — А если Ольгу убила сбежавшая девочка?
— Судя по рассказам, это рахитичный ребенок, хрупкого телосложения, — заметил Дронго. — Она постоянно недоедала, была замкнута, сторонилась людей. Вряд ли у нее нашлись бы силы для смертельного удара. И потом — куда она делась? Поверить в то, что ребенок прячется весь день, а потом появляется, чтобы убить молодую женщину и снова спрятаться… Для этого нужно обладать бурной фантазией. Но самое важное — девочка не могла нанести удар такой силы и уже тем более не могла ударить сверху вниз, а именно таким и был удар.
— А если она стояла выше на лестнице? — не успокаивалась Оксана Григорьевна.
— Нет. Погибшая стояла рядом с убийцей на лестничной площадке. Там обнаружены капли крови.
— Вы можете разбить любую версию, — недовольно заметила Оксана Григорьевна.
— Вы не сказали, кого вы подозреваете, — напомнила Линовицкая.
— Я не строю подобных умозаключений, основываясь лишь на предположениях, — ответил Дронго. — Мне нужны конкретные данные.
— И что же вам нужно? — поинтересовалась Линовицкая.
— Для начала поговорить с соседкой Халуповича, живущей этажом ниже.
— Я могу сказать, что именно она говорила. Но это не приблизит нас к расследованию преступлений, — сказала Валентина Олеговна, пристально глядя на него.
Женщины заметили, что, разговаривая с Дронго, она не сводила с него глаз.
— Знаю. Мне говорил Халупович. Но мне этого мало. Если бы я мог с ней побеседовать, дело пошло бы быстрее.
— Поезжайте и побеседуйте, — предложила Элга.
— Это невозможно, — ответил Дронго, — я не следователь и не прокурор. Меня могут попросту не пустить в квартиру. И могут не отвечать на мои вопросы.
— Она странная женщина, — сказала Линовицкая, — поэтому вы лишь потеряете время.
— Возможно, — согласился Дронго. — Но ради установления истины стоит потратить лишний час.
— И вы полагаете, что, побеседовав с этой чудачкой, сможете вычислить виновного? — чуть саркастически спросила Линовицкая.
— Я полагаю, что это приблизит меня к пониманию истины, — ответил Дронго, тоже глядя ей в глаза.
Она оглядела женщин, затем Бозина и Халуповича.
— Вы, Валентина Олеговна, могли бы поехать с ним и еще раз побеседовать с этой женщиной, — предложил Арсений Николаевич.
— Как это — поехать? — немного растерялась Линовицкая. — Вы предлагаете мне помогать частному лицу при расследовании по уголовному делу, которое поручено мне?
— Понимаю ваши возражения, — мягко улыбнулся Бозин, — но это исключительный случай. Если бы это был другой человек, я бы никогда не позволил себе даже намекнуть на такое при посторонних. Но это другой случай, Валентина Олеговна. Вы ведь знаете, кто именно перед вами. Это лучший эксперт в мире. Нам отчасти повезло, если это слово применительно к трагедии, которая здесь произошла. С самого начала Дронго был свидетелем и участником событий, которые разворачивались в этом здании. Не забывайте, что мы еще не знаем, где девочка. Возможно, убийца спрятал ее у себя. И нам нужно сделать все, чтобы найти ребенка, если у нас есть хотя бы малейшие шансы. Я думаю, вы не должны отказываться поехать с Дронго. А я оформлю протоколы допросов свидетелей, чтобы материалы по факту убийства женщины были готовы.
Линовицкая снова взглянула на Дронго. Чуть покраснела. Было видно, что она колеблется.
— Поезжайте, — вдруг попросила Элга, — у меня виза только до следующей субботы. Если мне придется здесь остаться, я потом не смогу уехать. Нужно будет оформлять документы в нашем посольстве.
— Вам нужно поехать, — поддержала Элгу Оксана Григорьевна, очевидно, думая и о собственной судьбе. — Будет лучше, если мы сегодня решим наконец все наши вопросы. Если господин Дронго пытается нам помочь, то мы должны ему довериться. Я не думаю, что все можно распутать за один вечер, но, возможно, он сотворит небольшое чудо, и мы узнаем имя преступника.
Фариза молчала. Халупович шумно вздохнул.
— Может, вам действительно поехать? — спросил он. — Я дам вам свою машину. И здесь недалеко.
— Я ее уже допрашивала, — почти сдаваясь, сказала Линовицкая, — и не понимаю, о чем с ней можно еще говорить…
Она чувствовала, что на нее смотрят все присутствующие. Но очевидный стимул был несколько иного плана. Она снова взглянула на Дронго:
— Вы считаете, что это необходимо?
Он молча кивнул.
— Хорошо, — она встала, — хотя, честно говоря, не понимаю, почему я согласилась. И учтите, Халупович, мне придется оформить ваши показания относительно женщин, которые все-таки были в вашей квартире.
— Хорошо, — согласился он, тоже вставая, — Я распоряжусь, чтобы вас отвезли на машине.
Выйдя следом за ними в приемную, Халупович заметил, что у Нины все еще красные глаза. Рядом с ней офицер милиции записывал ее показания. Водителей в приемной не было. Увидев начальника, Нина вскочила.
— Где ребята? — участливо спросил ее Эдуард Леонидович.
— Спустились вниз, в гараж, — пояснила Нина, — я могу их вызвать.
— Не нужно. Скажи Мише, пусть отвезет наших гостей, куда им нужно. И пусть ждет их, а затем привезет обратно. Ясно?
Она кивнула. Халупович ободряюще похлопал ее по плечу:
— Ничего, ничего, не нужно так переживать. Мы все равно найдем того, кто это сделал. И не нужно плакать. Слезами ей уже не поможешь… Мне вас проводить? — спросил он у Дронго.
— Нет, спасибо, — ответил тот, — мы сами найдем Мишу. Где находится гараж?
— Внизу, на первом этаже есть указатель.
— Найдем, — кивнул Дронго.
Нина стала звонить в гараж. Дронго подал Линовицкой пальто, затем оделся сам. Пропустив следователя первой, он вслед за ней вышел в коридор и направился к лифту. В кабине лифта молодая женщина оглядела его снизу вверх. Она почувствовала вызывающий запах его парфюма.
— Это ваш знаменитый «Фаренгейт»? — вдруг спросила она.
— Вы знаете, что я люблю «Фаренгейт»? — удивился Дронго.
— И не только это.
Она отвернулась и не произнесла больше ни слова.
Спустившись, они прошли к гаражу. Во дворе стояло несколько машин. «Шевроле» находился рядом с «Ауди». Миша ждал их у машины. Когда Дронго и Линовицкая сели в «Шевроле», он напомнил напарнику:
— Не забудь, Егор, инструменты. Я должен посмотреть все еще раз.
— Вместе посмотрим, — улыбнулся ему Егор.
Когда они подъехали к воротам, один из охранников подошел к машине и приказал:
— Открой багажник, Миша, мы должны его осмотреть.
— С ума сошел?! — изумился Миша. — Со мной следователь прокуратуры и эксперт. Не видишь что ли?
— У нас приказ, — твердо сказал охранник, — нам и так попало от Шальнева. Давай открывай. Мы все равно тебя не выпустим, пока сам Антон Юрьевич не придет.
— Черт знает что! — разозлился Миша.
Он вышел из машины и открыл багажник. Там было запасное колесо и несколько коробок с книгами. Охранник добросовестно проверил коробки. В этот момент появился Шальнев. Он только что закончил разговор с Халуповичем. Увидев Дронго и Линовицкую, он разрешающе махнул рукой охраннику:
— Пропустить.
Машина выехала за ворота, и они тяжело закрылись за ними. Дронго обернулся. «Странно, — подумал он. — В этом здании остались все участники сегодняшней драмы. Или, может быть, уже не все?»
Глава шестнадцатая
В автомобиле Дронго молчал, глядя перед собой. Он заметил, что Валентина Олеговна иногда бросала на него взгляды, словно не решаясь о чем-то спросить. Он подумал, что ему не стоит задавать ей лишних вопросов. В конце концов, она и сама скажет все, что хочет сказать. Или не скажет. Суетиться было бы как-то неловко, не по-мужски. Он вдруг поймал себя на этой мысли. Странно, что он стал консервативнее. Или подобный консерватизм свойствен всем мужчинам, перешагнувшим сорокалетний рубеж? Он чувствовал, что в душе остается таким же молодым и задорным, каким был много лет назад, когда впервые в жизни попал в Париж. Город произвел на него ошеломляющее впечатление, и Дронго придумал тогда весьма оригинальный трюк с похищением бриллиантов из мастерской ювелира. Тогда еще никто не называл его этим странным именем — Дронго. Многие даже не подозревали, что существует небольшая птица — дронго, которая умеет подражать голосам других пернатых. Впрочем, тогда о многом не подозревали. Кто мог подумать много лет назад, что все так изменится? Как и многие бакинские мальчишки, он высчитывал, сколько ему будет лет к началу третьего тысячелетия. Дата с тремя нулями волновала ребят, живших в его дворе еще в далекие шестидесятые годы. Откуда им было знать, что привычный мир опрокинется, а на его месте возникнут другие реалии — политические, географические, исторические, социальные. «Наверное, Халупович тоже высчитывал, сколько ему будет лет к началу нового века, — подумал Дронго. — Именно поэтому Эдуард Леонидович и решился на столь неординарную акцию. Он не просто решил встретить новый век, он собрал самое дорогое, что у него было в прошлом веке, — трех женщин, которые остались в его памяти. Откуда ему было знать, что все так кончится? Впрочем, у каждого своя трагедия».
Для одних трагедией становился распад огромный страны, вынужденное переселение, разгул преступности и коррупции, потеря социального статуса, отсутствие перспектив. Для Халуповича, неплохо устроившегося в новой жизни, трагифарсом обернулась встреча с бывшими возлюбленными, в результате чего он стал главным подозреваемым.
— Вы о чем-то задумались? — спросила Линовицкая.
— О Халуповиче, — признался Дронго, — мне понравилась его идея, сама мысль собрать самое дорогое, что у него было в жизни, — женщин, с которыми связаны его лучшие воспоминания.
— У каждого человека есть такие воспоминания, — заметила она. Потом, чуть помолчав, неожиданно спросила: — А у вас они есть?
Он удивленно взглянул на нее. Погибшая Элен, несчастная Мария Грот в бельгийском отеле «Евровиллидж», ушедшая Лона, незнакомка в американском кинотеатре, Джил… В его жизни было несколько женщин, оставивших яркий след.
— Может быть, — задумчиво сказал он, — может быть. А почему вы спрашиваете?
— Просто так, — уклонилась она от ответа.
Странно, что ее интересуют какие-то факты его биографии. Может быть, в прокуратуре говорили об одном из его расследований? Впрочем, некоторые из этих дел обросли легендами.
— Как зовут эту женщину? — спросил он, имея в виду соседку Халуповича.
— Софья Оганесовна Овсепян, — ответила Линовицкая, — ее зять купил квартиру в этом доме. И поселил в ней свою тещу. Сам он вечно в командировках, его жена живет постоянно в Праге, а Софья Оганесовна живет здесь вместе с племянницей. Девушка учится в консерватории. В день, когда произошло убийство, она вернулась поздно. Поэтому Софья Оганесовна почти все время стояла у окна, глядя во двор. Почему-то пожилым людям нравится подобным образом проводить время.
— Моя бабушка тоже любила смотреть в окно, — задумчиво произнес Дронго. — Старикам интересно наблюдать за жизнью других. Они знают, как недолог наш день, и поэтому как-то по-особенному наслаждаются жизнью, растягивая это удовольствие. Вы знаете, я открыл закон прохождения жизни, — пошутил Дронго. — Первые десять лет тянутся страшно медленно, вторые — гораздо быстрее. Третьи, четвертые и пятые десятилетия пролетают, как одно мгновение. Потом время снова замедляется, осложненное болезнями и проблемами. Мы проживаем шестой, седьмой, если повезет, восьмой десяток лет. И так далее. И чем больше человек живет, тем медленнее для него течет время. Не в прямом смысле, а в метафизическом.
— Вы еще и философ? — улыбнулась Валентина Олеговна.
— Почему «еще»? — все-таки спросил он. — Или вы знаете за мной какие-то другие качества?
Автомобиль, въехав во двор, мягко затормозил у подъезда Халуповича.
— Знаю, — сказала Линовицкая, выходя из машины.
Она взглянула на часы и нахмурилась.
— Уже восемнадцать тридцать. Вообще-то нам не положено делать такие вещи. Но, учитывая исключительные обстоятельства…
Она слегка наклонилась в сторону Миши:
— Вы знаете код на двери?
— Я открою, — вышел из автомобиля водитель.
Войдя в подъезд, они поднялись на шестой этаж. В лифте Дронго ничего не стал спрашивать, а она объяснять. «Поговорим обо всем на обратном пути», — решил Дронго. Лифт грохотал как обычно. На площадке Линовицкая нажала кнопку звонка. Через некоторое время раздались быстрые шаги.
— Кто там? — спросил молодой женский голос.
— Извините, пожалуйста, — Линовицкая оглянулась на Дронго, — я следователь из прокуратуры. Вчера мы беседовали с вашей бабушкой Софьей Оганесовной. Мне нужно с ней еще раз поговорить.
— Да, конечно.
Дверь сразу открылась. На пороге стояла девушка лет двадцати. На ней было голубое платье. Длинные волосы заплетены в две косы.
— Я вас узнала, — улыбнулась девушка, — Входите, пожалуйста.
— Кто пришел? — раздался старческий голос.
— Это к вам, Софья Оганесовна, — крикнула девушка.
Пока Дронго и Линовицкая раздевались, в коридоре появилась полная женщина невысокого роста, с большим крючковатым носом и сросшимися бровями. Выражение ее лица было мрачным, а губы упрямо сжаты. Прошаркав к гостям, она внимательно осмотрела обоих и, узнав Линовицкую, кивнула ей.
— Опять пришли? Значит, все-таки мне поверили.
— Добрый вечер, Софья Оганесовна, — вежливо приветствовала хозяйку Линовицкая. — Разрешите нам вас еще раз побеспокоить.
— Конечно, беспокойте, — неожиданно улыбнулась женщина, — мне одной скучно. А у Медеи все время или экзамены, или семинары. Корпит над своими книгами. Вот и сижу одна. Медея, приготовь нам чай, — строго приказала старуха.
Девушка поспешила на кухню, а гости вошли в большую гостиную. Комнату украшала массивная антикварная мебель. На потолке была разноцветная лепка. По углам стояли высокие, в человеческий рост, вазы. На стулья, стоявшие у большого стола, были надеты чехлы.
— Садитесь, сейчас Медея нам чай принесет. А это ваш помощник? — спросила хозяйка, глядя на Дронго.
Линовицкая обернулась к нему в некоторой растерянности, но Дронго пришел ей на помощь:
— В каком-то смысле, — сказал он, улыбаясь.
— Вы почему улыбаетесь? — строго спросила Софья Оганесовна. — У вас профессия серьезная. Вы должны производить впечатление серьезного человека. А вы улыбаетесь. Вот поэтому-то вы у нее в подчинении. А она женщина серьезная. Медея, как там чай?
— Уже несу, Софья Оганесовна, — откликнулась с кухни девушка.
— Это ваша племянница? — уточнил Дронго.