— Не знаю. Я действительно не знаю.
— Может, есть еще женщина, с которой вы раньше встречались и которая хотела бы вам отомстить?
— Не знаю, — задумался Халупович. — У меня нет таких знакомых. Да и Елизавета Матвеевна ни за что не впустила бы ее в квартиру. У нее были строгие инструкции на этот счет. И уж тем более не пустила бы на кухню.
— Это могла быть ваша жена? — предположил Дронго. — Ваша домработница знала ее в лицо?
— Нет. Они никогда не виделись. И это не могла быть моя жена. Ни при каких обстоятельствах. А милиционер? Почему вы не хотите его проверить?
— Обязательно проверим. Но вы только что сказали, что Елизавета Матвеевна не открыла бы постороннему человеку дверь. И уже тем более не пустила бы на кухню.
— Верно, — огорчился Халупович, — прямо заколдованный круг получается. Какая-то черная комната. Ищем убийцу, который растворился в воздухе и не мог попасть в закрытую квартиру. У вас бывали раньше подобные случаи?
— Иногда бывали, — ответил Дронго, — но во всех случаях черная комната оказывалась не совсем замкнутой. Убийцы использовали самые разнообразные методы, чтобы отвести от себя подозрение и иметь надежное алиби.
— Тогда кто же это мог быть?
Халупович снова откинулся назад и закрыл глаза.
— Вы знали о проблемах Фаризы? — неожиданно спросил он.
— Она мне рассказала о них еще вчера, поэтому я спросил вас еще во время нашего первого разговора. У нее отец узбек, мать украинка, но из Казахстана. Там свои моральные устои. Для девушки из такой семьи потеря девственности — это неслыханное бесчестье. А вы были ее первым мужчиной. Когда вы уехали, она наверняка очень переживала. Ну и потом мать решила выдать ее замуж за перспективного молодого человека. Но она отказалась и даже взяла распределение в другой город. Естественно, мать не могла этого вынести и тяжело заболела.
— А ее брат до сих пор меня ненавидит, — открыл глаза Халупович.
— Что ни делается, все к лучшему, — ответил Дронго. — Теперь она замужем за любимым человеком. Он доктор наук, профессор, член-корреспондент, известный ученый. У них прекрасная семья, и она ни о чем не жалеет. Если бы она не уехала в Курган, ничего подобного бы не случилось.
— Вы думаете?
— Уверен. Ваша проблема, Халупович, не в том, что вы слишком любвеобильны, а в том, что вы слишком легкомысленно относитесь к подобным встречам. Вы любили плыть по течению, нимало не задумываясь, что станет с женщинами, с которыми вы встречались. Это ведь не те женщины, которым вы платите и которые не имеют к вам никаких претензий. Каждая из встреченных вами женщин отдала вам частицу своей души. У каждой была своя история, о которой вы не знаете.
— В каком смысле?
— У каждой из них своя тайна. И своя трагедия. Когда Элга Руммо встречалась с вами, ока была уже замужем.
— Только не говорите, что она развелась из-за меня или ее мама тоже заболела, — в голосе Халуповича прозвучала ирония, — или там тоже произошло нечто подобное?
— Гораздо хуже, чем вы думаете. Вы могли бы обратить внимание и на ее сумки, одежду и даже на ее зажигалку. Но вы были увлечены вашей встречей и ничего не заметили. Вы торопились встретиться со всеми, чтобы отметиться, а потом познакомить их друг с другом. Когда вы встречались с Элгой, ее муж работал водителем в райкоме партии. После вашего отъезда выяснилось, что кто-то узнал о ваших встречах. В Прибалтике нравы были и тогда достаточно либеральными, но водителя обвинили в моральной распущенности его жены. Обвинил человек, который сам пытался ухаживать за Элгой. В результате ее муж напился с горя, а когда возвращался под утро, попал в автомобильную аварию. И она осталась молодой вдовой с ребенком на руках.
— Господи! — расстроился Халупович. — Я ничего не знал, клянусь вам. Я ни о чем не подозревал… Если нужно, я помогу… Я постараюсь ей помочь…
— Уже не нужно. Она вышла замуж второй раз, у нее двое детей, все устроилось, один ребенок учится в Англии, она достаточно обеспеченный человек. Вас не интересовали такие подробности, а мне удалось вызвать ее на откровенность.
— Бедная Элга! Сколько же ей пришлось пережить! Я и не думал…
— В жизни каждого человека есть свой «скелет в шкафу». Это выражение вспомнила Элга. У Оксаны Григорьевны тоже есть тайна, о которой вы не подозреваете, — сказал Дронго.
— У одной погиб муж, у другой заболела мать. Похоже, я приношу всем одни несчастья. Неужели и с ней произошла какая-то трагедия?
— Вы много знаете людей, у которых в жизни не было трагедий? — поинтересовался Дронго. — У каждого бывают счастливые и несчастливые периоды.
— Надеюсь, что встречи со мной были для них счастливыми днями, — пробормотал Халупович. — Или я не прав?
— Правы. Они действительно вспоминают эти встречи с большим чувством. Но, очевидно, ваши отношения были гораздо глубже, чем вы думаете. Это были не просто мимолетные встречи. Каждая переворачивала жизнь женщины, с которой у вас была интимная связь. Оксана Григорьевна вспоминает о вашем романе как о самом ярком событии в своей жизни. Она до сих пор помнит все в деталях. Но дело в том, что тогда у нее должен был родиться мальчик. Возможно, ваш сын, Халупович. Однако, уехав из Киева, вы больше ей не позвонили. И она приняла трудное решение, согласившись на аборт. В результате мальчика она потеряла, и у нее никогда не будет сына, о котором она страстно мечтала.
— Мальчик, — прошептал Халупович, — какой же я был идиот!
— Вот видите. Вы ничего о них не знали. Очевидно, в вас есть нечто такое, что нравится женщинам. Ваш ум, ваша энергетика, ваше обаяние. Но нельзя думать только о собственных удовольствиях Халупович. Жизнь устроена так, что нужно думать и об окружающих. Иногда мы — вольно или невольно — причиняем им боль, страдания. Жизнь — это загадка. Наши судьбы сцепляются с судьбами других людей, и все мы образуем единое целое. Движение души каждого из нас отражается на душах окружающих. Я давно пришел к такому выводу.
— Спасибо, что рассказали мне об этом, — взволнованно произнес Халупович. — Кажется, мне нужно пересмотреть свои взгляды на некоторые вещи. Как вы полагаете?
— Никогда не поздно начать новую жизнь, — пошутил Дронго. — Хотя я не верю, что человек может измениться в сорок лет. Но мне нравится ваш эпикурейский характер, ваш оптимизм. Нужно лишь внимательнее относиться к другим людям — и к хорошим, и к плохим. Вот и весь рецепт лекарства, который я могу вам дать.
Глава двадцать первая
В кабинете послышался шум шагов и Дронго открыл дверь. Он увидел вошедшего Бозина, который, проходя к столу, недовольно взглянул на Скрёбова. Вошедший следом майор Озиев остался стоять у двери.
— Как ваши дела, Валентина Олеговна? — спросил Бозин.
— Он во всем признался, — ответила Линовицкая, — говорит, что втянул в это дело своего брата, который, правда, ни о чем не догадывается.
— Мы привезли его брата, — пояснил Бозин и, увидев входившего в кабинет Дронго, кивнул ему в знак благодарности. — Вы были абсолютно правы. Девочку прятали у младшего брата. Сейчас она в соседней комнате вместе с Ниной, приходит в себя. Я попросил, чтобы к ним никто не входил. Пусть девочка немного отойдет от шока. А второй ее похититель сидит в приемной. Сейчас мы им устроим «братскую встречу».
— Не нужно, — взмолился Скрёбов, — я уже и так во всем сознался. Он не виноват. Это я все организовал.
— Тем не менее, мы задержим вас обоих, — заметил Бозин. — Думаю, будет лучше, если вы изложите все в письменной форме, Скрёбов. Может, тогда действительно удастся смягчить наказание вашему младшему брату.
— Я напишу, — вздохнул Скрёбов, — и про девочку, и про Ольгу.
— И про домработницу, — быстро вставил Бозин.
— Я ее не убивал, — твердо ответил Скрёбов, — вы мне этого не говорите. Я не был в тот день в квартире Эдуарда Леонидовича.
— Кто же тогда ее отравил? — поинтересовался Бозин.
— Этого я не знаю, — ответил Скрёбов, — действительно не знаю. Ну зачем мне травить женщину? Глупо! Кому она мешала?
— Может, вы хотели отравить не ее? — предположил Бозин. — Вполне вероятно, что не рассчитали концентрацию.
— Какую концентрацию? — не понял водитель.
— Вы могли рассчитывать поживиться крупной суммой, которая была в доме Халуповича. Возможно, у вас был ключ от входной двери. Войдя в дом, вы подсыпали яд в воду, полагая, что Халупович, выпив ее, потеряет сознание, когда останется один. А уже затем вы войдете в квартиру и заберете деньги. Кроме того, вам не обязательно было самому отравлять воду. Достаточно было сделать дубликат ключа и отдать его кому-то другому. Например, младшему брату.
— Нет, — ошалело ответил Егор, глядя на следователей, — нет, нет. Я этого не делал. И даже не думал об этом. С девочкой все случайно получилось. Сам не знаю, почему я так сделал. Будто бес попутал. Она случайно мне попалась. Наверное, это было испытание. Я и не думал ее красть. А тут еще Эдуард Леонидович несколько раз повторил, как ему важна эта девочка. Ну, я и сорвался. Дурак, конечно. Не понимал, что делаю. А потом с Олей… Честное слово, это было как наваждение. Она, наверное, видела, что я проверял багажник, боясь, что девочка задохнется. Я ведь ей даже кляп не вставлял, чтобы она могла свободно дышать.
— Нет, — ошалело ответил Егор, глядя на следователей, — нет, нет. Я этого не делал. И даже не думал об этом. С девочкой все случайно получилось. Сам не знаю, почему я так сделал. Будто бес попутал. Она случайно мне попалась. Наверное, это было испытание. Я и не думал ее красть. А тут еще Эдуард Леонидович несколько раз повторил, как ему важна эта девочка. Ну, я и сорвался. Дурак, конечно. Не понимал, что делаю. А потом с Олей… Честное слово, это было как наваждение. Она, наверное, видела, что я проверял багажник, боясь, что девочка задохнется. Я ведь ей даже кляп не вставлял, чтобы она могла свободно дышать.
— Как это? — не поняла Линовицкая. — И вы не боялись, что девочка закричит?
— Нет, — опустил глаза Егор, — я ей сказал, что бабушка погибла, а ей грозит опасность. И она согласилась спрятаться в багажнике. Я ее даже не связывал.
— Значит, моя версия не совсем верна, — нахмурился Дронго. — Вы, оказывается, еще и психолог, Скрёбов. Я думал, что вы только похититель. А вы, оказывается, решили сыграть на испуге ребенка.
— Ничего я не играл. Только посоветовал ей спрятаться, — ответил Егор. — Но когда она в багажник спряталась, я стал беспокоиться. Поэтому и бегал все время в гараж, проверял, как там она. И тут вдруг Ольга появилась. Я багажник закрыть успел, но она все-таки что-то заметила. Или о чем-то догадалась. Когда мы вернулись, она ждала меня. Позвонила и сказала, чтобы я шел по лестнице… Ну и когда она стала меня расспрашивать, я совсем голову потерял. Девочка к этому времени уже у братана была. У него на квартире. Я на Ольгу смотрю и не понимаю, что она говорит. Только соображаю одно — деньги я сейчас потеряю. Если она расскажет обо мне, значит, выкуп я не получу. И Халупович сразу вычислит, где девочка. Я не знал, как мне успокоить Олю. Она начала на меня кричать, что я негодяй. А у меня в руке был мобильный телефон. Вот тогда я размахнулся и ударил ее по голове. Я ее убивать не хотел. Но удар прямо в висок пришелся. А телефон у меня старой модели, допотопный еще, тяжелый. Вот голову ей и пробил. Да еще она упала с высоты. А я так испугался! Она ведь мне нравилась, очень нравилась. И я сразу убежал, хотел все рассказать Эдуарду Леонидовичу. Но когда в приемную поднялся, там Мишу встретил. Он мне стал говорить о своей машине, и тогда я немного успокоился.
— Это вас не оправдывает, — сухо заметил Бозин, — и вы не сможете на суде доказать, что действовали в состоянии аффекта. Вы сознательно убили женщину, чтобы она не смогла рассказать о похищении девочки. На что вы рассчитывали? Неужели серьезно полагали, что Халупович заплатит вам выкуп?
— Я ее не хотел убивать, — выдавил Скрёбов. — Таню я уговорил пойти со мной. Сказал, что бабушка ее погибла, и я должен ее спасти. И она согласилась спрятаться в багажнике.
В этот момент на пороге появился Халупович. Не взглянув на бывшего водителя, он обратился к Бозину:
— Этот тип прекрасно изучил мою психологию. Он точно знал, что я заплатил бы за девочку любые деньги, лишь бы вырвать ее из рук бандитов. Он хотел, чтобы я нервничал, искал ее, попал бы в тяжелую ситуацию. И в конце концов заплатил бы ему выкуп за ребенка. Сукин сын!
Скрёбов вздрогнул, словно его ударили. Он не решался взглянуть в глаза бывшему начальнику.
— Уведите его, — приказал Бозин, обращаясь к Озиеву. Тот подошел к Скрёбову и положил ему руку на плечо. Водитель поднялся и, медленно ступая, двинулся в двери. Когда они вышли, Халупович вздохнул:
— Неприятно даже находиться с ним в одном помещении. Я ему доверял, а он оказался таким мерзавцем.
— Считайте, что вам повезло, — заметил Дронго, — все могло кончиться гораздо хуже. Если у него появились такие планы в отношении чужого ребенка, то он мог построить расчет и на вашей семье. В таком случае сумма выкупа могла многократно увеличиться.
— Да, — облизал пересохшие губы Халупович, — я об этом не подумал.
— Поэтому я и говорю, что вам повезло, — повторил Дронго. — Как вы нашли младшего брата, Арсений Николаевич? Он оказал сопротивление?
— Нет. По-моему, наше появление оказалось для него полной неожиданностью. С нами была группа захвата, но она не понадобилась.
Алексей Скрёбов открыл дверь и впустил нас в квартиру.
— А где была девочка? — поинтересовалась Линовицкая.
— Сидела на диване, ела сгущенку и смотрела телевизор, — пояснил Бозин, — она не удивилась, когда нас увидела. Немного испугалась сначала, но потом успокоилась. Она не выглядела испуганной, была только мрачной, нелюдимой. Когда мы выходили, она спросила, куда мы поедем. Мы ей объяснили, что вернемся в офис, где остались ее вещи. А младший брат сразу нам все рассказал. Егор позвонил ему днем и сказал, чтобы он подъехал на «Жигулях» в соседний Козицкий переулок. Там он и передал девочку брату. Открыл багажник так, чтобы Трошкин ничего не видел. А тот и не обратил внимания. Вот и вся печальная история этих братьев. Я думаю, что похищение девочки и убийство вашей секретарши, Эдуард Леонидович, мы сможем доказать. Что же касается убийства домработницы, то боюсь, что у Валентины Олеговны это дело останется еще достаточно долго. Если убийца не Скрёбов, а это, видимо, так, тогда нужно искать другого человека. Но как его найти? Снова надеяться на мастерство нашего уважаемого маэстро? — улыбнулся Бозин, взглянув на Дронго. — Я думаю, что второго преступника мы должны найти сами.
— Я не волшебник, — согласился Дронго, — иногда бывают обстоятельства, которые от нас не зависят.
В этот момент зазвонил мобильный телефон Халуповича. Тот достал аппарат и, выслушав сообщение, взглянул на Дронго.
— Внизу опять появился тот самый подполковник, который уже приходил днем. Брат Фаризы. Может, это тот человек, который хочет меня убить?
— И поэтому так подставляется? — скептически заметил Дронго. — Нет, для подполковника милиции это слишком невероятный жест. К тому же мне трудно поверить в его мстительность. Я думаю, что-то произошло, и он приехал, чтобы встретиться с вами. Возможно, он знает нечто такое, о чем мы не догадываемся. Ведь кроме Нины, в тот вечер, у вашего дома появился и брат Мамаджановой. Вполне вероятно, что наблюдательный сотрудник уголовного розыска заметил нечто такое, на что другие не обратили внимания.
— Я думаю, с ним нужно встретиться, — устало кивнул Бозин, взглянув на часы. — Уже одиннадцатый час ночи. Давайте договоримся, что это последний посетитель. Иначе мы сегодня не уедем отсюда.
Достав аппарат, Халупович набрал номер Шальнева.
— Антон? Пропусти подполковника к нам. Только проверь его документы, — попросил Эдуард Леонидович. Он хотел добавить, чтобы Шальнев проверил, нет ли у посетителя оружия, но, взглянув на сидевших в кабинете людей, промолчал. Ему стало стыдно перед симпатичной Линовицкой, которая могла о нем плохо подумать. Убрав аппарат, Халупович посмотрел на Дронго. Тот оценил его молчание и усмехнулся, подбадривая хозяина кабинета.
— Меня дома просто убьют! — неожиданно вспомнил Бозин. — Я обещал жене вернуться сегодня пораньше. У нее были билеты в театр. Кажется, из-за вас, Халупович, у меня дома будет скандал.
— Я достану вам билеты на другой спектакль, — предложил Эдуард Леонидович.
— Дача взятки должностному лицу, — пошутил Бозин. — Если сможете, достаньте билеты в Ленком. Я уже давно там не был, и жена тоже хочет пойти именно туда. Только учтите, за билеты я заплачу. Иначе не соглашусь.
— Договорились, — улыбнулся Халупович, — вы всегда такой праведник или только в разговоре с бизнесменами?
— Я притворяюсь, — ответил Бозин, — но делаю это настолько успешно, что уже привык к подобной жизни и не собираюсь ее менять.
— У вашей жены хороший вкус, — заметила Линовицкая, — я тоже не была в Ленкоме целую вечность. А вам нравится Ленком? — вдруг спросила она Дронго.
Тот молча пожал плечами.
— Не нравится? — удивилась она.
— Очень нравится, — признался Дронго, — я хожу в этот театр уже лет двадцать пять. Еще со времен первых постановок. Мне очень нравились фильмы их главного режиссера, особенно фильм о бароне Мюнхгаузене. Но последние десять лет я перестал быть большим поклонником его таланта.
— Почему?
— Помните, как он публично сжег свой партбилет? Мне кажется, в этом было нечто люмпенско-шутовское. Что-то театральное, нарочито вызывающее, оскорбившее чувства многих людей, особенно тех, кто получил эти красные корочки в окопах военной поры. Нельзя было устраивать подобную демонстрацию. Нельзя ставить в своем театре «Диктатуру совести», а потом сжигать партбилет. Можно было спокойно выйти из партии, которая не нравится. Но увидев этот балаган, я вдруг понял, почему Православная Церковь когда-то запрещала хоронить актеров на кладбище. Лицедеев хоронили вместе с самоубийцами за кладбищенской оградой. Мне по-прежнему нравятся и их спектакли, и их фильмы. Мне очень нравятся их актеры. Мне, по — человечески, очень симпатичен их главный. Но после случившегося я им меньше верю. Вот такая грустная история.