Эльфы учили нас невозможным вещам. Учили как родных, не переживая, что ценное тайное знание выйдет за пределы их владений. Ведь нам оставалось жить до 21 сентября. Как спастись – вариантов ноль. Задумаешься об этом – и не получается ни есть ни спать. Страшно, жутко выходить из квартиры. Если бы не храбрившаяся Элька, если бы не бесстрастный Валентин и тихая Анютка, я бы взвыл. А так – приходилось держаться. Мужчина всё-таки. Стыдно канючить и жаловаться.
Всю неделю мы напряжённо учились, выживая в обычной школе именно за счёт «антенной магии». Теперь понятно, отчего наш Лёшка – отличник. Не напрягается, бездельник! А я всё удивлялся – почему он не похож на замученную тяжёлой учёбой Язву. Светка днями и ночами книжки зубрит по-честному. У неё тени под покрасневшими глазами, сама – как муха по осени готова в спячку залечь. А он подержится за антенну – и всё.
Вот почему у Лёшки хватает времени и на баскетбольную секцию, и на бассейн, и на игру на арфе. Вы видели ещё одного парня-арфиста? Дрыь-брынь-трынь! Кельтская арфа, блин! Эльфийское воспитание!
Я не понимал одного – с чего Тихонова продолжает таскаться к ролевикам? На днях приволокла в школу настоящий лук, чем вызвала переполох учителей и бурную радость Кущиной.
– Робингудиха! – презрительно обронила Надька, озираясь по сторонам в поисках поддержки. Глухо. После того как нас поддержал Лёша, всегда пользовавшийся в классе непререкаемым авторитетом, народ притих. И даже дочка математички запоздало решила припомнить извечной сопернице былые обиды, отвернулась. Так Куще и надо!
Домой мы с Элькой ходили вдвоём, без Валентина. Теперь он сопровождал Аню, после того как на неё напали лесные и кто-то из городских их спугнул. Уж не знаю, что защитник чувствовал к моей сестре, но тётю Дашу, пару раз застукавшую невесту своего сына в компании «жгучего брюнета, на вид сильно нерусского», этот факт сильно бесил.
После этого рыбоглазый Родя зачастил было к нам, пока Аня (горжусь девчонкой) сама не заявила: «Ты мешаешь мне заниматься. Из-за твоих глупых выдумок я схлопотала по последнему семинару трояк!» Всё, Родю из нашей квартиры выдуло взбесившимся вентилятором.
Каждый вечер наша четвёрка собиралась на совещание. Тема бесед была лишь одна – как избежать гибели в день подписания? Элька нервно грызла ногти и отмалчивалась. Она-де бабушке с учителем отослала секретные письма, а ответа как не было, так и нет. Зато артефакты последние не находятся, словно не признаёт заклятие Валентина с Анюткой арбитрами. Я искренне надеялся – хоть они спасутся.
Ровно за неделю до подписания, когда я был готов окончательно раскиснуть и снова засесть за зубрёжку географии с физикой, чтобы мысли не бродили где попало, наматываясь на шевелящиеся в мозгу шестерёнки тревоги, со мной возжелал пообщаться Славик. Только со мной, без Эльки. Прямо на урок алгебры пришёл и забрал с контрольной. Наталье Михайловне пришлось сдать недорешённые листики (а жаль, я почти списал тщательно перенесённое с флешки решение).
«Женька, – тут же одёрнул я себя, – тебя через неделю пришлёпнут, точно таракана рваным тапком, а ты об алгебре печёшься!»
Невесело посмотрел на математичку, затем встретился взглядом с портретом Рене Декарта (был такой французский математик, придумал что-то, чтобы изображения его в любом кабинете математики над доской пылились). Декарт с укором взирал на мои пиратски раздобытые листки с решением. Жуть как сильно захотелось показать ему язык, но я справился с собой и поплёлся вслед за Славиком.
Знать, что мой учитель – враг… Не просто учитель, а бывший жених сестры и мой друг. Дружбой со Славиком я искренне гордился до последних событий. Гаденькое чувство на дне души копошилось, шевелило небритыми паучьими лапами, почёсывало обрюзгшее брюшко. Имя тому чувство – разочарование.
Могу ли я доверять Славику как прежде? С одной стороны, он эльф, а следовательно, враг. С другой – он предупредил нас о коварстве соплеменников. Но слишком поздно. Валентин не верит в его бескорыстность и искренность. А сейчас я склонен довериться защитнику.
Глядя на тощую спину информатика, торчащие из-под красной рубашки лопатки, я гадал – о чём пойдёт беседа. Вопреки ожиданиям Славка повёл меня не в компьютерный класс, а в пустовавшую сейчас учительскую, закрыл дверь, молча указал на стул, сам сел напротив, положил ладони на стол и упёрся в меня острым взглядом.
– Женя, – начал он. И я видел – он подбирает слова и не находит нужных. – Женя, – продолжил он попытки установить контакт, но осёкся, отвёл глаза.
– Вы что-то хотели сказать, Вячеслав Игоревич? – не выдержал я. – Я завалил последнюю лабораторную?
– Ты знаешь, я не об этом, – ладони с шумом хлопнули по столу. – Я придумал, как вам спастись. Вам нужно разделиться. Едва четвёрка распадётся, город не сможет воспользоваться вашими услугами.
– Зато лес сможет. И всё повторится, – не выдержал я. – Не всё ли равно, под чьим знаменем умирать? И одно, и другое – нам чужое! (Я позаимствовал эту фразу у исторички, но сейчас она была как нельзя к месту.)
– Тихо, Женя. – Слава на этот раз не шелохнулся. – У нас мало времени. Ты, конечно, знаешь, что город вас по отдельности не выпустит. Сбега́ть – либо всем четверым в сопровождении эльфов, способных преодолеть заклинание призыва. Либо прятаться по отдельности здесь, в городе.
– Где? – недоверчиво перебил я его.
– Есть место, где городская магия бессильна. О нём даже мой прадед Август Денисович не знает. Вернее знает, но никогда недодумается, что вы там прячетесь. Чтобы туда попасть, требуется твоё согласие и одного из вашей четвёрки тоже. Лучше Ани. Или её друга Валентина. Для всех остальных вы, предположим, уедете в гости к родственникам. Я зачарую твоих родителей, они не станут волноваться. Переговоры и подписание пройдут без арбитров. Такое возможно, хоть и нежелательно ни для одной из сторон. Новое заклинание плести уже поздно.
– Вячеслав Игоревич…
Я задумался. А вдруг он дело говорит? Верить или нет? Не знаю.
– Мне надо с Аней посоветоваться и с остальными тоже. До завтра время терпит?
– Да, но не позже, – с трудом согласился Славик.
Он нервничал. Я видел, как он вытирает вспотевшие ладони о рукава рубашки, оставляя неприятные тёмные следы, точно от крови.
Решив, что все слова уже произнесены, я встал и направился к двери.
– Женя, – окликнул он меня на пороге, – будет лучше, если свои артефакты вы захватите с собой. Для большей безопасности.
Я кивнул и возвратился на урок. Вдруг успею дореша… досписать контрольную?
Сердце грела неожиданная надежда. Славка предлагает реальный выход! Это спасение для нас!
У школьного порога меня нагнала мелодия – лёгкая, журчащая, невесомая. Одним словом – предлистопадная. Сразу повеяло прохладой. Загорелись лучики солнца на ещё зелёных листьях-монетках тополей, на сердечках – берёз, платочках клёнов.
Валентин примостился на школьном заборе и играл на флейте. Прохожие не обращали на него, невидимого, внимания. Мало ли что звучит из припаркованных у парадного входа машин. Только беспородная дворняга, задрав голову, сидела и вслушивалась в песню без слов, думала о своём, о собачьем.
На наше появление Флейтист никак не отреагировал. Ни нотой не сфальшивил. Ему было грустно – это я понял. Понял, несмотря на то что защитник вырядился в ярко-жёлтый костюм и неизменно высокую шляпу. Чёрные волосы завивались и распрямлялись сами по себе, от чего можно было с непривычки принять их за клубок змей.
Мы с Элькой постояли подле него пару минут и зашагали домой. Не потому, что мы такие чёрствые. Нам просто кушать хотелось очень. Впереди ещё учёба у эльфов, век бы их не видеть.
– Эй, жертва Чернобыля! – окликнула нас идущая сзади Кущина. И откуда она нарисовалась? – Радиоактивная, я к тебе обращаюсь.
Элька не повела ухом, продолжала мне рассказывать про жизнь ролевиков и свои успехи в фехтовании. У них-де в последние субботу-воскресенье сентября большие игры с ребятами из соседней области. И Тихонова всерьёз планирует в них поучаствовать, если ничего плохого не случится. Я слушал её вполуха, прокручивая в голове беседу со Славиком. И всё больше склонялся – надо соглашаться. Другого выхода у нас нет.
– Радиоактивная! – взвизгнули сзади. – Да повернись же, коза блохастая! Разговор есть!
Элька брезгливо поморщилась, но не обернулась. Даже я уже заинтересовался, что там Надьке понадобилось, а Эля – ни в одном глазу.
– Щука, хоть ты ей скажи! – казалось, с Кущиной сейчас случится припадок на почве невнимания к собственной драгоценной персоне.
– Женя, что-то вороны раскаркались, – задумчиво протянула моя соседка. – К дождю, должно быть.
– Тихонова! – переступив через себя, нагнала нас Надя.
– Точно к дождю, – пробормотал я, разглядывая пересидевшую в солярии старосту, сейчас чёрную, точно головешка. Только на переносице и вокруг глаз кожа от очков была чуть светлее. – С градом, – добавил я, подумав.
– Щука, хоть ты ей скажи! – казалось, с Кущиной сейчас случится припадок на почве невнимания к собственной драгоценной персоне.
– Женя, что-то вороны раскаркались, – задумчиво протянула моя соседка. – К дождю, должно быть.
– Тихонова! – переступив через себя, нагнала нас Надя.
– Точно к дождю, – пробормотал я, разглядывая пересидевшую в солярии старосту, сейчас чёрную, точно головешка. Только на переносице и вокруг глаз кожа от очков была чуть светлее. – С градом, – добавил я, подумав.
– Тихонова, на два слова! – она сама потянула Эльку за рукав курточки.
– Подержи, – заинтригованная Элька сунула мне в руку свою сумку. Она там что, филиал кирпичного завода таскает?
Девчонки отошли на полквартала и долго шептались. Кущина махала руками – возбуждённая, взлохмаченная, испуганная. Элька кивала, скрестив руки на груди, потом сама что-то втолковывала Наде, тыча ей пальцем в грудь.
Или я ничего не понимаю в женских делах, или у них перемирие. Я сейчас был готов позволить эльфам сделать из себя чучело для кабинета биологии, лишь бы узнать – о чём они так шушукаются? Что заставило Надю отступить от объявленной войны?
– Элька, её что, кипятком ошпарили? – вцепился я в Тихонову, едва та распрощалась с Надей и поманила меня кивком головы.
– Вроде того, – она дала понять – из неё не вытянешь ни слова. И где справедливость?
* * *Уже через час мы втроём (я, Эля и Аня) столпились в нашей прихожей, положили ладони на дверь и произнесли про себя: «Центр тренировки молодых эльфов, площадь Победы, 44-в». И вышли из квартиры.
Сколько раз уже тут бывал, а всё привыкнуть не могу. В глаза ударил пронзительный синий свет. Синева сентябрьского вечернего неба – на такой высоте густая и прозрачная одновременно, точно подкрашенный хрусталь, необъятная и манящая.
Помню, когда мы впервые прибыли сюда, все без исключения приникли к стеклу пола и стен и минут пять безотрывно смотрели на переливающуюся, перехлёстывающую волнами-нитями небесную реку – Верхний Путь – ата-на-даба на языке эльфов.
Облака клубись вверху, ласково льнули к окнам, невесомой пеной молочного коктейля протекали под нами. Город внизу казался неумело нарисованным планом, эскизом на клетчатом тетрадном листке. Стремительные стрижи отважно устремлялись туда, грозя продырявить листок, быстро терялись из виду, точно бусинки в траве.
Как же тут было потрясающе!
Элька тогда вздохнула и доверительно сообщила Августу Денисовичу:
– А папа меня однажды брал на самолёте катать. На настоящем боевом истребителе! Но это круче в сто раз!
Сейчас мы прибыли раньше условленного и оказались одни в просторном круглом зале – внизу и по бокам прозрачном. Ни господина Иванова, ни Марата с Мартой – наших наставников.
Я тысячу раз, наверно, был на площади Победы, на 9 Мая и День города с классом возлагал цветы к мемориалу, гулял вечерами возле танцующего фонтана, ходил мимо в кинотеатр. И предположить не мог, что над закутанным в серый гранит зданием администрации – хмурым и невзрачным – в воздухе висит нечто. Представьте себе стеклянные приплюснутые шары – три штуки. Каждый последующий в полтора раза больше предыдущего. Они висят один над другим, имеют свою нумерацию снизу вверх – «44-а», «44-б» и «44-в».
Под третьим из них бурлил Верхний Путь. На реку он действительно походил мало, скорее на голубоватые трубочки, светящиеся по центру жёлто-белым цветом. Потоки энергии, как сказал Август Денисович. Они опутывают всю Землю и для людей невидимы и неощутимы. Даже если сквозь них пролетит самолёт – ни с ним, ни с Путём небесным ничего не случится. А вот всякие там непонятные сущности плавали по волнам, точно заправские моряки.
Высоко-высоко в завихрениях и водоворотах Верхнего Пути угадывались островки с отдельными хуторами. Я разглядел три: белые одноэтажные домики (прямо, как у моей бабушки в деревне) с вишнёвыми и лиловыми покатыми черепичными крышами, низенькими заборчиками и миниатюрными садиками.
– Осторожно, в предзакатное время появляются особенно яркие и правдоподобные миражи. В них очень легко поверить и навсегда лишиться покоя, – раздался позади голос Августа Денисовича, когда мы, прижавшись лбами к холодному стеклу, смотрели на колеблющиеся «воды» Пути.
– Для нас весь ваш мир – большой мираж, – проворчала Эля.
– Это потому что у вас ещё не до конца сформировалось внутреннее веко, – с удовольствием решил просветить нас эльф, притворяющийся фотографом. – Нас вы различаете только потому, что начала расти прозрачная плёночка на глазах. Она сформируется окончательно, откроется, и вы получите возможность смотреть на мир человеческим или эльфийским зрением – на выбор. Где-то через неделю после подписания.
В тот момент я усомнился в словах Славика о нашей страшной кончине. Но неподкупный Валентин (который, кстати, только что появился из расположенной посреди просторного зала закручивающейся спиралью череды хрустальных арок) состроил за спиной фотографа кислую физиономию. И я окончательно уверился – главный городской эльф товарищ Иванов – не самый добрый из персонажей нашей общей сказки.
– Чем будем заниматься сегодня? – Элька принялась отвлекать внимание главного от нас, хмурых и пасмурных. Один защитник чего стоил? Не знал бы его столько времени, сам бы дёру дал, повстречав вечерком на пустынной улочке. И на непустынной тоже. Ему бы в маминых любимых полицейских сериалах бандитов играть…
Август Денисович задумчиво пожевал нижнюю губу, пригладил воротник коричневой замшевой куртки и уверенно произнёс:
– Будете учиться плавать. Дорога к месту подписания лежит по Пути. Вот по нему сейчас и поплывёте.
– Ты говорил, мы сами отыщем место. Врал, как всегда!
Валентин постоянно общался с главой городских на грани скандала. Кажется, вот-вот сцепятся. Не сцепились до сих пор. Главный привык смотреть на защитника как на буйно помешанного, делал вид, что речи чародея его не задевают.
– Подробности узнаете в день подписания, я уже говорил, – тон его голоса не поменялся – ровный, даже ленивый.
Он постоял, глядя вниз на проскальзывающие по извивам Пути различные плавсредства. Одни из них напоминали корабли, другие – помесь подводной лодки и летающей тарелки. Третьи – вообще оказалось невозможно описать словами, настолько они были необычны и удивительны.
– Скандинавские маги, – вздумал заняться нашим образованием главный, – видели Путь и считали его ветвями дерева прорастающего сквозь миры. Иггдрасиль оно звалось. Верховный бог О́дин с его помощью получил мудрость и руны – основу магии. О! – прервал он речь, увидев, как под нами притормозило нечто вроде ванны для великана – металлическое, тяжелое на вид. При этом с колесом, точно у старинного парохода из американских фильмов. – О! – повторил он ещё раз. – Это за нами.
– Прекрасно. Я со вчера не мылся. Самое то – слазить в ванну на закате, – сыронизировал Валентин.
Август Денисович трижды топнул по полу, и тот со звоном ушёл вниз, вытянулся длинным хоботом, увлекая нас за собой. Мы понеслись точно по желобу аквапарка, визжа с непривычки. И со всего размаха плюхнулись в ванну. Ой, кажется, я себе что-то отбил!
– Слезь с моей руки, бегемотище! – пнула меня Элька.
Я поспешно отполз к борту. Старый эльф уже размахивал руками, убирая желоб. Тот гудел, нехотя втягивался в висячий шар корпуса 44-в, отсюда напоминавший просторный аквариум для взрослого кита.
Ванна оказалась не металлической, а выкрашенной чем-то вроде серебрянки. Звук от стука вышел вполне деревянным. Любознательный Валентин тут же принялся ощупывать и простукивать всё своей тростью. Я заметил – стоило ему потрогать какую-либо непонятную вещь, – он мигом разбирался, как её использовать. Без инструкции и посторонних объяснений.
Анюта с Элей устроились на скамье, Август Денисович отогнал от штурвала рыжую зеленоглазую эльфийку, на вид – настоящую ведьму, и рявкнул:
– Молодой человек, кто у нас за прокладку дороги отвечает? Ты? Вот иди сюда и учись.
Я послушно перебрался на нос и встал у штурвала. Люди, как я это корыто поведу по просторам неба?
– Это руль, – точно деревенскому дурачку указал мне эльф. – Левый рычаг – вперёд-назад, правый – вверх-вниз. Он же запускает колесо. Смотри и учись.
И я учился. Это действительно оказалось легко, если не считать качки. Если не учитывать, что Валентин перегнулся через борт и чуть не вывалился, когда подцепил тростью одно из волокон. То потрескивало, искрило и извивалось червяком.
Как бы это ни выглядело со стороны, путешествовать по небу оказалось абсолютно не в кайф – трясло и укачивало до тошноты, пока Август Денисович не посоветовал смотреть вдаль, а не на острый нос корабля. Рыжая ведьма не вмешивалась. Ей, похоже, было всё равно. Она раскрыла припрятанную книжку и, подвесив над страницей светляка, углубилась в чтение.