— Увы, да. Но с этим приходится считаться. Он… — Великий Питон поискал Фораму глазами, не нашел. — Кажется, они уже удалились?
— Вероятно, — кивнул Стратег. — Вопросы, которые будут обсуждаться здесь после перерыва, не требуют их участия. Видимо, их предупредили об этом.
— Прекрасно. Я как раз должен был напомнить им, что их миссия здесь выполнена… Да, я хотел сказать вот что: хотя обе планеты и близки по уровню развития, это вовсе не значит, что специалисты одного масштаба возникают и тут и там одновременно. История науки доказывает противное…
И они продолжали разговор.
Однако ни Форама, ни Цоцонго не покинули комнаты заседаний. Не думая ничего дурного, они, воспользовавшись перерывом, отошли от своего столика и присели на диванчик в углу, за колонной, где можно было выпить стакан сока не на глазах высокого начальства, которого оба они стеснялись. Стоял диванчик так, что Гласные со своих мест могли видеть лишь краешек его.
— Слушай, — тихо сказал Форама коллеге. — О чем еще совещаться? Не понимаю, что тут еще думать. Ведь все ясно! По-моему, они все равно придут к тому, что я уже предложил. Потому что другого выхода нет, ты же понимаешь, что нет!
— Это с твоей точки зрения, — усмехнулся Цоцонго.
— А тут только одна точка зрения и может быть.
— Оставь. Ты никогда не занимался политикой, даже в рамках института. Ты в этом отношении эмбрион. Так что лучше оставайся в границах чисто научной информации.
— То есть?
— Не суди о том, чего не понимаешь.
— Цоцонго! Но ведь всякое иное решение — это гибель людей! Гибель, может быть, всего!
— И что?
— Ну перестань! — сказал Форама. — Ты не смеешь так думать о Высшем Круге. Только что мы видели их здесь. Вполне достойные люди, вызывающие доверие и уважение. И в конце концов, разве не вся Планета избрала Гласных, доверила им свою судьбу?
— Кстати, как ты полагаешь: зачем было сейчас делать перерыв?
— Какое это имеет значение? С перерывом или нет, но если они не согласятся с тем, что я предложил, я встану и скажу…
— Не спеши вставать. Я не зря спросил о перерыве. Ты наверняка ведь слышал разговоры…
— Разговоры? — Форама на миг умолк, соображая: мысли сейчас были полны другим. — Ах, о Неизвестных? Ну знаешь, побывав здесь, я в это больше не верю.
— Но примем как одну из гипотез, что они пошли сейчас не просто посовещаться в узком кругу, но чтобы снестись с — ну, с кем-то — и получить определенные инструкции.
— Не знаю, Цоцонго. Да и какое это имеет значение? Кто бы ни занимался поисками выхода, но если выход один, он должен быть найден этим ищущим. А если он не найдет, я помогу ему!
— Видишь ли, тут есть разница. Тех, кто принимает решения, в принципе можно переубедить. Тех же, кто лишь получает и транслирует дальше инструкции, переубедить нельзя: они не решают, они лишь объявляют. Так что в этом случае ты и подавно выскочишь зря.
— Не верю.
— Я тебе добра желаю, Форама…
— Благодарю… Но я верю Высшему Кругу, понимаешь? Кому же еще я должен верить, по-твоему?
— Ищущий веру — найдет. Только имей в виду: круг, хотя он и высший, — еще не горизонт. В пределах горизонта есть многое другое, во что можно верить.
— Мне сейчас не до абстрактных рассуждений. Я…
Задняя дверь в этот миг распахнулась. Гласные вошли. Были они так же невозмутимо непроницаемы. Расселись. Первый обвел комнату взглядом, глаза его задержались на опустевших местах двух ученых, и он удовлетворенно кивнул, полагая, что лишних в комнате не осталось.
— Продолжаем. Го-мар Верховный Стратег, насколько я понимаю, говоря об активной обороне, вы имели в виду применение десанта?
Стратег кивнул.
— Вот именно. Как считают наши эксперты, мы в данной ситуации можем через две недели остаться без средств десантирования или во всяком случае без уверенности в их безопасности: наш десантный флот, напомню, работает на тяжелых элементах. А следовательно: либо мы начинаем активно-оборонительные действия, самое позднее, через неделю, либо придется ожидать, пока не будет воссоздан флот на химическом топливе и топливо это не будет получено в нужных количествах. Но это — месяцы и годы, и мы лишимся фактора внезапности, имеющего первостепенное значение.
— Нет, — сказал Первый. — Терять его мы не должны.
— Значит, надо искать другой вариант. Вы разрешаете?
Первый Гласный промолчал.
— Иной вариант очевиден, — негромко ответил он затем. — Пока мы еще можем с уверенностью оперировать тяжелыми, надо попытаться использовать максимум возможных комбинаций. Включая и ту, вероятность которой возникла в связи с новыми обстоятельствами.
Он кашлянул.
— Сегодня мы еще обладаем всем: и бомбоносным флотом на орбите над планетой Врага, и десантным флотом, и тактическими средствами, основанными на тяжелых элементах. Ясно, что всем этим обладает и Враг. Однако сейчас у нас есть и новый сверхтяжелый…
Великий Питон решился возразить:
— Простите, го-мар. Его у нас как раз больше нет.
— Но ведь технология производства сохранилась? Да и специалисты, что присутствовали здесь… Однако этот элемент нам, собственно, и не нужен, для нас важно лишь, что он является средством, значительно более эффективным, чем все, что до сих пор было известно. Не так ли?
— Вы совершенно правы.
— Теперь вами установлены какие-то закономерности, которые дадут возможность рассчитать: какой нужен там элемент, чтобы самопроизвольный взрыв его произошел, учитывая развитие процесса, ну, скажем, через четыре дня. Верховный Стратег, вы хотите что-то сказать?
— Никак нет, го-мар. Я лишь не вполне понимаю… но вы, очевидно, подразумеваете возможность направления к их планете средств доставки с этим новым элементом?
— Именно.
— Но сможем ли мы обеспечить их охрану, защиту от вражеских охотников?
— В этом нет нужды. Мы исходим из того, что противник будет считать их обычным оружием и, следовательно, приготовится к их уничтожению на заранее определенных рубежах его безопасности. От чего зависят эти рубежи, го-мар?
— От типа, от массы приближающихся снарядов. Чем массивней он, тем больше расстояние от планеты, на котором он должен быть атакован и уничтожен.
— Совершенно верно. Так вот: наши средства и сами снаряды будут значительно меньше существующих и, следовательно, их подпустят ближе. А там уничтожить их просто не успеют: они взорвутся раньше. И благодаря тому, что мощность их заряда окажется намного большей, чем будет предполагать Враг, ему будет нанесен значительный ущерб. Все, что нам нужно, — это чтобы ученые дали элемент с нужной точностью времени взрыва. Мы не требовали бы этого, если бы взрывом можно было управлять произвольно, как со всеми Другими веществами…
— К сожалению, это невозможно» го-мар.
— Итак, вы дадите нам такой элемент?
Великий Питон помолчал.
— Боюсь, что гипотеза, — назовем ее даже теорией, — осторожно ответил он наконец, — на сегодняшнем уровне не может обеспечить необходимой точности. Тут можно было бы идти только экспериментальным путем…
— Идите — мы будем только приветствовать.
— Извините, я хотел бы закончить мысль. Идти таким путем в данном случае значит — синтезировать сверхтяжелые от больших номеров к меньшим. Если бы у нас были все номера, было бы проще, но в нашем распоряжении — далеко не все элементы, и об отсутствующих членах ряда можно судить лишь гадательно. Итак, придется синтезировать; высшие номера будут взрываться — только так мы сможем установить, что это еще не то, что нам нужно.
— Разве на планете мало институтов? Используйте все! Сверните все остальные исследования!
— Дело не только в этом, го-мар. Будут гибнуть люди. Ученые!
— Нельзя ли автоматизировать процесс?
— В принципе — да. Но в принципе можно и разработать теорию в нужной степени. Однако на то и на другое нужно время.
— Времени у нас нет. Начинать надо немедленно.
— А кроме того, — негромко вставил до сих пор молчавший Великий Вещий, — все это должно происходить при минимальной внешней суете и минимуме вовлеченных и информированных лиц. Все должно выглядеть, как обычно. Иначе Враг начнет что-то подозревать, и будем смотреть правде в глаза — нельзя стопроцентно гарантировать полное сохранение секретности.
— Следовательно, — сказал Питон, — участие людей в экспериментах необходимо. И при каждом взрыве они будут гибнуть. По пять, шесть, восемь ученых…
— Сколько же может понадобиться таких экспериментов?
— Во всяком случае, более одного, я полагаю. Три, четыре, может быть, пять — пока не найдем искомое.
— Хорошо, — сказал Первый Гласный. — Пусть будет пять. Пусть по восемь участников в каждом… Неужели вы не найдете у себя сорок хороших физиков? В таком случае, на что же мы давали деньги?
— Но… — пробормотал Питон, — они же погибнут!
— Полно! — вступил в разговор Верховный Стратег. — Когда мы посылаем воинов выполнять свой долг, то заранее знаем, что определенная часть их погибнет. Война есть война, и ваши физики ничем не лучше других.
— И пять институтов…
— Го-мар! — сказал Первый. — Победив, мы построим вам не пять, а двадцать пять таких институтов. И по самую крышу набьем их первоклассными мозгами. Проигравший платит. Но, чтобы выиграть, нужно сперва что-то поставить на кон.
— Да, конечно… — еле слышно проговорил Питон. — Да, мы сделаем… Но — простите, если я вторгнусь в чужую область знаний, однако наука приучает к определенной дисциплине мышления. Мы слышали здесь ту прекрасную диспозицию, что изложил здесь го-мар Первый Гласный. Но… Насколько мы все разбираемся в науке обороны… как только над их планетой произойдут взрывы и будут, видимо, уничтожены их центры, управляющие бомбоносным флотом, — их корабли, витающие над нашими головами, перестанут получать постоянный сдерживающий сигнал и автоматически начнут атаку, если даже наши охотники не увеличат скорость ни на миллиметр. Таким образом, мы все равно получим ответный удар!
— Я не спрашиваю, откуда вам известно о сдерживающем сигнале: знаю, что наши ученые разрабатывали подобное устройство для нужд нашей обороны, — ответил Первый. — Однако вы понимаете далеко не все.
— Нам была изложена, — снисходительно пояснил Верховный Стратег, — лишь основная линия предстоящих оборонительных действий. Их, так сказать, директриса. Продумать остальное — наша, стратегов, задача. И мы, будьте уверены, выполним ее на совесть. Чтобы успокоить вас, чтобы вы действовали без оглядки, могу заверить, что ваша безопасность будет гарантирована. Как только вы дадите нам достаточное количество элемента — кстати сказать, мы немедленно включим в его синтез соответствующую отрасль оборонной промышленности, а вы знаете, какой мощностью она обладает, инженеры же уверили нас, что понадобится лишь минимальная переналадка промышленных ускорителей, — да, как только мы получим элемент, мы сразу же начиним им, кроме тех средств доставки, о которых говорил го-мар Первый, еще и ракеты второй ступени.
— Заатмосферные? Но какой в этом смысл?
— Великий, собрат мой, великий. Эти ракеты мы используем еще до начала основной атаки именно для того, чтобы вывести из строя бомбоносцы врага. Те, как известно, могут перейти в атаку автоматически и предпринять действия по собственной защите только в случае, если охотники — или другие снаряды — приблизятся к ним на расстояние, хоть на метр меньшее установленного договорами о безопасности. И, так же, как при атаке на планету, наши маленькие ракеты, начиненные новым веществом, взорвутся, еще не достигнув этого предела и таким образом не дав бомбоносцам возможности что-то предпринять. Вы сами понимаете, что взрыв таких снарядов на якобы безопасном расстоянии выведет из строя все их машины. Попросту расколет их на куски. И висящая над нами опасность наконец-то перестанет существовать!
— Это можно было бы только приветствовать…
— После чего мы сможем с чистой совестью поднять с планеты наш десант, а перед ним пустить те самые средства доставки, о которых уже говорил го-мар Первый; таким образом, мы создадим условия для успешного десантирования.
— Очень хорошо, — сказал Первый Гласный, — даже блестяще. Я думаю, Стратегическая служба немедленно займется детальной разработкой этого направления.
Великий Питон откашлялся; голос его чуть дрожал, когда он сказал:
— Вы нарисовали убедительную и логичную картину, го-мар… Конечно, все это будет связано с немалым количеством жертв с обеих сторон… на фоне которых наши двадцать или сорок физиков покажутся ничтожной потерей… Но все же мне трудно было бы примириться с мыслью о подобном, если бы не сознание того, что принимаемые нами меры вызваны происходящими на планете Врага ужасами, о которых все мы наслышаны… и если бы не то, что это будет последняя война в истории наших планет и что жертвы эти будут последними жертвами…
Пауза наступила после слов старика; по лицам политиков и стратегов, словно легкая рябь по воде, промелькнули улыбки. Верховный Стратег сказал:
— Да, разумеется, го-мар. Мы все на это надеемся. Но все же… история учит нас, что подобные надежды чаще всего не оправдываются. Ибо мы, высказывая их, не принимаем во внимание неописуемого, сверхчеловеческого коварства наших исконных врагов.
— При чем тут коварство, — не понял Питон, — если они, как я понял, будут разбиты наголову?
— Разбиты они будут, безусловно. Расшатанное внутренними неурядицами и осложнениями, их общество не сможет оказать сколько-нибудь значительного сопротивления нашим десантам. Но вы ведь не думаете, го-мар, что мы собираемся уничтожить всю жизнь на их планете? (Ученый испуганно дернул головой.) Мы тоже так не думаем. Жизнь сохранится. Сохранится, хотя и будет несколько нарушена их экономика; сохранится их Круглый Стол — хотя в его составе произойдут, разумеется, некоторые изменения; им придется забыть о своих амбициях и обратиться к нам за помощью для восстановления разрушенного и для дальнейшего развития. Мы, разумеется, помощь эту окажем — из чисто гуманных соображений, памятуя, что семьдесят с лишним лет назад они подобным же образом поступили по отношению к нам; тогда им удалось каким-то способом возобладать над нами в вопросах обороны… Мы не освещаем этого в школьных учебниках истории, но впечатления вашего детства, го-мар, должны быть связаны с этим, да и каждого или почти каждого из нас. Да, мы поможем им восстановить хозяйство. Так что же вы думаете, как только их промышленность снова наберет обороты, они не вспомнят о реванше? Не станут развивать оборонные отрасли? Вооружать Стратегическую службу? Станут, го-мар, и еще как! Так что пройдет несколько десятилетий, и вопрос «кто кого» будет стоять так же принципиально, как сегодня. Другое дело, что и мы постараемся не потерять времени даром, так что сразу же после заключения мира вам, го-мар, придется бросить еще больше сил на развитие оборонительной науки.
— Однако, го-мар, — нерешительно, почти испуганно проговорил Питон, — наверное, я чего-то не понимаю… Зачем же позволять им восстанавливать Стратегическую службу, оборонительную промышленность и все прочее? Ведь в наших силах будет не допустить этого раз и навсегда!
— Может быть, теоретически это и возможно, мой ученый собрат, — ответил Верховный Стратег, — однако практически здесь возникло бы множество трудностей. Никто в наши дни не в состоянии провести грань между промышленностью мирной и оборонительной, между предприятиями, работающими на мирный рынок — и на стратегию. Взять хотя бы ваши институты… Но дело не только в этом. Мы живем в обществе, го-мар, мы все — его частицы. И наше, и их общество наделены определенными функциями, которые мы считаем нормальными. К ним относится и функция обороны. Так неужели кто-нибудь решится настаивать на создании ублюдочного общества, лишенного какой-либо из его нормальных функций? Что это будет за общество?‘Мне не хотелось бы жить в таком, да и никому из нас, я думаю, тоже… Нет, наше общество вполне нас устраивает, и мы не собираемся менять в нем ничего. Вот почему они будут снова вооружаться, и вот почему мы всегда будем готовы к очередному акту самозащиты, как готовимся к нему сейчас. Вы поняли меня, го-мар?
Наверное, старик понял. Потому что можно было бы сказать и проще: если это последняя война, то что после нее станем делать мы, стратеги? Не захотят ли вечно недовольные налогоплательщики и пакостная пресса вообще обойтись без нас под тем предлогом, что мы требуем слишком много денег, а практической надобности в нашем существовании уже не будет? Нет, мы не собираемся допустить ничего подобного, Потому что нам нравится наше занятие и еще потому, что без нас нарушится равновесие сил, регулирующих ход общественных процессов, и чем это может кончиться — никто предсказать не в состоянии… Наверное, старик понял; во всяком случае, говорить он больше ничего не стал, лишь кивнул несколько раз и стал смотреть в стол.
И тут вскочил Форама. Его здесь не должно было быть, лишь недосмотром тех, кому надлежало, можно объяснить, что его с Цоцонго не вывели своевременно и не вернули в приятное уединение или же в новую лабораторию, или еще куда-нибудь, куда было бы сочтено полезным. Но они остались и слышали то, чего им слышать никак не полагалось; но вместо того, чтобы, сознавая свой грех, примириться с судьбой, какая после этого могла их постигнуть, Форама выскочил из-за прикрывавшей его колонны и осмелился заговорить.
— Го-мары! — не сказал, а почти выкрикнул он, хотя рассудок подсказывал ему, что лучше было бы говорить спокойно и уверенно; ничего он не смог с собой поделать, помешал обычно глубоко запрятанный темперамент. — Го-мары, неужели не ясно?.. Все это строится на песке — ведь нет уверенности, что элементы поведут себя строго заданным образом, что природа не несет нам никаких новых неожиданностей. А главное — раз в жизни, да что в жизни — раз в истории, может быть, нам представляется возможность, не возможность — необходимость круто повернуть руль, направить историю в ином, лучшем направлении, а мы — а мы пренебрегаем такой возможностью и собираемся идти на громадный риск ради того только, чтобы все осталось по-старому… Го-мары, неужели нельзя опомниться, неужели нельзя…