Кметы развязали веревки и вытащили «По-2» на берег. Здесь его подхватили мужики и покатили к городу. Остальные орали, потрясая оружием. Богданов морщился и смотрел на ворота. Вояки из этих бородачей слабые. Выскочит из ворот кавалерия – побегут! На земле «По-2» беззащитен. Крепление пулеметного шкворня в кабине штурмана, стрелять вперед мешает щиток. Можно врезать из крыльевого «шкаса», но для этого самолет надо развернуть. Успеют ли?
Стрелять не понадобилось – кавалерия не выскочила. Богданов перебросился парой слов с Данилой, уточняя план, заодно оценил прочность городских ворот. На стенах, защищавших ворота, стояли люди с самострелами. Богданов указал на них Лисиковой:
– Видишь? Собираются стрелять! Только мы их огорчим! Огонь вести с левого борта! Очищаем одну стену, затем другую. Своих не зацепи! Полон луг!
Штурман хмуро кивнула. Похоже, не разделяла настроение командира. Богданов не обратил внимания. Мужики откатили самолет на край луга и убежали. Лисикова, выскочив, повернула по команде винт. Мотор затрещал, стреляя из патрубков, Богданов добавил оборотов. Облегченный «По-2» покатился и взлетел, набирая высоту. Спустя мгновение они были над Сборском. Богданов глянул вниз, привычно запоминая расположение домов и улиц, затем лег на боевой курс. Зенитного огня опасаться не приходилось, он провел «По-2» у самой стены: штурману легче стрелять. За спиной затарахтел «ДТ» и почти сразу умолк – стена кончилась. Богданов заложил левый вираж, но тут же понял – зря. На атакованной стене валялось несколько тел, другие стены опустели. «По-2» развернулся над лугом и устремился к Сборску. Было как на учебных стрельбах. Богданова в них ставили последним: копну сена, служившую целью для «эрэсов», он раскидывал с первого пуска…
«По-2» вздрогнул, освободившись от ракеты. Дымный след протянул прямую линию и уткнулся в ворота. Грохнуло. Триста шестьдесят граммов взрывчатого вещества плюс несгоревший пироксилин топлива… Заряд не смог снести ворота, но выломал засов. Створки распахнулись. Богданов видел, как люди рванулись на приступ, и пошел на посадку. Выключив мотор, он соскочил на крыло и снял «ДТ».
– Я с вами! – подскочила Лисикова.
– Держись за спиной! – приказал Богданов, вспомнив, что она без кольчуги.
Широко шагая, он почти бежал к городу. Лисикова не отставала. Вчера он решил сменить ей повязку и обомлел. Раны не было. На белом девичьем бедре розовело пятнышко молодой кожи. Богданов осторожно потрогал пятнышко – кожа не прогибалась. Рана зажила.
– Мне снилось, что лежу на печи, – смущенно сказала Лисикова. – Так хорошо!
«Вдругорядь отпихну! – решил лейтенант. – Пристроилась!» Богданова томила слабость – не выспался.
Лейтенант не стал задумываться над случившимся. Война отучила спрашивать: «Почему?» На войне следовало решать: «Как?» Травка старика заживила рану – следует запомнить. При следующей встрече – попросить. Пригодится…
Криво повисшие створки ворот дымились, за ними лежали трупы. Кметы Жидяты пытались остановить вторжение, но их просто смели. Трупы валялись и в отдалении, отмечая путь, которым катился приступ. Богданов двинулся следом. Улица вела к площади, замеченной им сверху. Скоро показалась толпа. Люди стояли плотно и пытались заглянуть вперед. Никто, однако, не двигался. Богданов ввинтился в человеческую массу. Узнав его, люди расступились. Лейтенант пробился сквозь цепь всадников и оказался на площади.
У противоположного края стоял еж. Огромный, ощетинившийся стальными иглами. Еж был закрыт щитами, меж которых торчали жала алебард. Ежа проверяли на крепость: на земле валялись тела людей и коней. Одна лошадь дергалась, мотая головой, но люди не шевелились.
Богданов оглянулся: княжна и Данило стояли неподалеку. Лейтенант подошел.
– Наемники, немцы! – ответил Данило на немой вопрос. – Подскочили к ним сдуру. Трех кметов положили, да еще мужиков… Немцев в поле не сбить, а тут загородились. Секут людей, как траву.
«Будут ждать до заговенья!» – подумал Богданов, снимая с плеча пулемет.
– Убей их! – сказала княжна, раздувая ноздри.
– Не надо, матушка! – внезапно заголосили сзади, и какая-то баба, пробившись сквозь толпу, пала перед конем. – Они добрые. Никого в Сборске не обидели. Пощади!
– Кто это? – спросила княжна.
– Ульяна, вдова, – ответили сзади. – С главным немцем жила.
– Он не немец! – запротестовала Ульяна. – По-нашему говорит! Он из земли Швиц! Бобыль… – Баба зарыдала.
«Швиц? Это где? – удивился Богданов. В памяти обрывками мелькали воспоминания. – Швейцария? Куда ж их занесло?»
Решение пришло внезапно.
– Как зовут бобыля? – спросил он у бабы.
– Кондрат… Конрад! – поправилась баба. Она смотрела с надеждой.
Богданов забросил пулемет на плечо.
– Не подходи близко! – упредил Данило, смекнув. – У них каждый третий с самострелом!
Богданов зашагал через площадь. Позади, как один человек, вздохнула толпа. До ежа оставалось немного, когда пики алебард опустились и застыли на уровне лица лейтенанта. Острия их подрагивали.
– Конрад! – крикнул Богданов. – Хватит прятаться! Выходи, не трону!
– Ты кто? – отозвались из-за щитов.
– Будто не знаешь!
Щиты раздвинулись, на открытое пространство шагнул воин в латах. Черная борода, черные глаза, загорелое, обветренное лицо. Воин посмотрел на лейтенанта и улыбнулся. Удивленный Богданов проследил взгляд наемника: тот смотрел ему за спину. Лейтенант стремительно повернулся: сзади топталась Лисикова.
– Ты зачем? – прошипел Богданов.
– Велели за спиной!
– У тебя мозги есть? Вдруг станут стрелять?
– Во! – показала она «ТТ». – Пусть попробуют!
Лейтенант вздохнул и повернулся к наемнику.
– Ты не похож на колдуна, – сказал Конрад.
– Неужели? – ядовито спросил лейтенант. – Почему ж я здесь?
Конрад не ответил.
– Вот что, – сказал Богданов. – Поиграли – и хватит. Бросай оружие!
– Возьми сам! – предложил Конрад.
– Я возьму! – пообещал Богданов.
– Твои люди пытались!
– Они поспешили! – разъяснил Богданов. – Теперь займусь я.
– Как меня убьешь? – спросил Конрад. – Поразишь громом с неба?
– Можно и громом, – согласился Богданов. – Но этим проще, – он снял с плеча «ДТ».
Конрад усмехнулся.
– Желаешь проверить? – спросил Богданов.
– Желаю! – ответил Конрад, повернулся к ежу и что-то коротко крикнул. Щиты раздвинулись, на площадь вышли двое. Без оружия. Воины пошатывались, лица их были серыми.
– Убей их! – сказал Конрад. – Для начала.
– Не жалко? – спросил Богданов.
– В Герберта попали из лука, – устало сказал Конрад. – Мы достали стрелу, но кровь пошла внутрь. Он не жилец. Ульриху саблей проткнули кишки. Ты знаешь, как умирают от раны в живот?
– Знаю! – сказал лейтенант.
– Тогда не спрашивай. Делай!
– Пусть станут к стене! – велел лейтенант.
Наемники, цепляясь друг за друга, отошли к дому. Перекрестились и замерли спиной к площади. Богданов поднял «ДТ».
– Товарищ лейтенант! – заныла Лисикова. – Это ж раненые!
Богданов нажал на спуск. «ДТ» коротко тявкнул. Латники с лязгом пали на землю. Конрад подошел, наклонился над убитыми и выпрямился. Лицо его будто высохло.
– Если хочешь выкуп, то зря, – сказал тускло. – Орден не выкупает наемников.
– Почему?
– Новых нанять дешевле.
– Не слишком вас ценят. Зачем служишь?
– Нам платят.
– Мужчине не обязательно воевать, – сказал Богданов. – Есть другие занятия.
– Только не в земле Швиц. Если вернемся домой, стоять будем на одной ноге. Вторую примостить некуда. Ты, как вижу, не хочешь нас убивать. Расступитесь, и мы уйдем!
– Я не настолько глуп, чтоб дарить ордену солдат, – хмыкнул Богданов.
– Что предлагаешь?
– Сдаться!
– Посадишь нас под замок?
– Княжна решит. Это ее город.
– Слушай! – сказал Конрад. – Я старый солдат, у меня глаз верный. Не знаю, кто ты на самом деле, но ты воевал. Поймешь. Я знаю, что такое плен. Подстилка из гнилой соломы, черствая корка хлеба, болезни, смерть… Тягостное ожидание: обменяют тебя на своих или просто убьют. Княжна зла на Казимира, но мы не убивали ее отца. Мы не брали город приступом. Мы никому не причинили зла. Нас послали, мы пришли. Мы всего лишь солдаты. Умеем нести стражу, оборонять крепости, биться в поле… Тебе нужны добрые воины?
– Предлагаешь услуги? – сощурился Богданов.
– Ты правильно понял.
– А как же орден?
– Если наемников не выкупают, они меняют хозяина. Это справедливо.
– Верные солдаты! – засмеялся Богданов
– Разве мы побежали? – обиделся Конрад. – Или сдали вам город? Мы сражались до конца. Не наша вина, что ты сильнее. Никто не смеет упрекнуть меня в трусости, даже орден! Воины Швица верны присяге – спроси кого хочешь! Для ордена мы все равно что мертвы. Ты не захотел нас убивать, но ведь мог?
«Что с ними делать? – подумал Богданов. – Отпустить нельзя, в плену держать опасно. Сотня здоровенных мужиков, рано или поздно сбегут, да еще сторожей задавят…»
«Что с ними делать? – подумал Богданов. – Отпустить нельзя, в плену держать опасно. Сотня здоровенных мужиков, рано или поздно сбегут, да еще сторожей задавят…»
– Вы служите за плату? – спросил лейтенант.
– Как все…
Богданов задумался. В полку ночных бомбардировщиков пилотам платили, как и техперсоналу. В бомбардировочных полках доплачивают за каждый боевой вылет, истребителям – за сбитые самолеты. Разумеется, воюют не за деньги, тем не менее их получают. Наемник прав. Только денег у Богданова нет. Сомнительно, что у Проши найдутся. Город разграблен, окрестные земли – тоже. Финчасть полка далеко, к тому же располагает бумажными купюрами. В этом мире ценят золото, на худой конец – серебро. «Чем платить? – размышлял лейтенант. – Не трудоднями же?» Внезапно его осенило.
– Почем орден выкупает пленных? – спросил Богданов.
– Смотря кого! – сказал Конрад. – До ста марок за рыцаря, десять – за полубрата, кнехтов не выкупают вовсе.
– Сколько платят наемникам?
– Марка серебра на копье в месяц.
– Если я предложу выкуп отслужить? Это справедливо?
Теперь задумался Конрад.
– Спрошу у парней!
Капитан шагнул за щиты, и те сомкнулись.
– Товарищ лейтенант! – спросила Лисикова. – О чем вы говорили? Вроде по-немецки, но непонятно. Немецкий я знаю. Что за язык?
– Швейцарский! – сказал Богданов. Он только теперь понял, что вел переговоры не по-русски.
– Нет такого языка! – сказала Лисикова. – В Швейцарии говорят на немецком, французском, итальянском и ретро-романском.
– На ретро-романском! – сказал лейтенант.
– Где учили? – заинтересовалась Лисикова.
– Летал в Швейцарию! Пивка попить, на ретро-романском перемолвиться! У нас это запросто!
Лисикова надулась. «А ты не суйся!» – позлорадствовал Богданов. Лезет не спросясь! Кто просил следом тащиться? А если б наемники стали стрелять? Они же профессионалы! Или метнут свою железку – «русиш капут»! Кольчуга для этого топора на оглобле что деревянные ворота для «эрэса». Убьют обоих – кто самолет поведет? Кто правду дома расскажет? Гайворонский, наверное, уже руки потирает: перелетел лейтенант к немцам! А она нотациями: «Пленных нельзя убивать!» Как будто не знаем! Иногда надо…
Конрад появился скоро.
– Два месяца! – сказал твердо. – Не больше. Потом – за плату!
– Идет! – сказал Богданов.
– Кормление само собой! – напомнил Конрад. – Оружие и коней не отбирать!
Богданов кивнул. Конрад повернулся и скомандовал. Лязгнул металл, и щиты исчезли. Вместо ежа вырос строй латников. На площадь вышел и стал лицом к наемникам странный воин в латах. Из-под них спадала до сапог коричневая ряса. Макушка на голове воина была выбрита, в руках он держал крест и книгу. «Так это монах!» – сообразил Богданов. Монах поднял крест, наемники с грохотом опустились на колени. Конрад занял место впереди.
– Присягаем на верность кондотьеру Богдану, – сказал он, подняв правую руку, – и клянемся выполнять любые его приказы.
– Клянемся! – железно сказали воины.
– Присяга наша действует два месяца и закончится к Рождеству Богородицы, если кондотьер не продлит договор на иных условиях. А до сего дня клянемся не щадить жизней своих, сражаясь за кондотьера и близких его.
– Клянемся! – грохнули воины.
Конрад встал, перекрестился и поцеловал протянутый монахом крест. Монах с крестом подошел и к Богданову. Летчик сообразил в последний момент. Неуклюже обмахнувшись правой рукой, коснулся губами темного дерева. «Видел бы меня Гайворонский!» – мелькнула мысль. Монах повернулся к строю. Наемники вскочили и гулко ударили в щиты.
– Слава кондотьеру! – рявкнула сотня глоток.
Богданов повернулся к своим.
– Швейцарский сотник Конрад с воинами перешел к нам на службу! – крикнул он как мог громче. – Они будут охранять город и сражаться с врагами. Обиды им не чинить, на чинимые ими обиды жаловаться, самим суд и расправу не творить. Ясно?
Толпа колыхнулась и вдруг взорвалась радостным воплем. Люди хлынули на площадь. Прежде чем Богданов успел что-то предпринять, его подхватили и понесли на руках. Он попытался сопротивляться – не вышло. Мелькнуло испуганное лицо Лисиковой – ее тоже несли. Возле коня Евпраксии толпа раздалась, Богданов с радостью скользнул на землю. Лисикова оказалась рядом, он сунул ей ненужный пулемет. Улыбнулся Евпраксии. Княжна соскочила с седла, подошла ближе.
– Они поклялись в верности! – сообщил лейтенант.
– Мне нечем платить! – сказала Проша.
– Для тебя, княжна, бесплатно! – подмигнул Богданов.
Она глянула влажными глазами и вдруг сделала попытку встать на колени. Богданов успел подхватить. Княжна, чтоб не упасть, обняла его шею. Они застыли в этом странном объятии, и толпа заревела от восторга. «Гайворонский пришил бы дело!» – подумал Богданов, но рук не разжал…
6
Капонир закончили к полудню. Копали у вала, в сотне шагов от городских ворот. На аэродромах капониры роют для защиты самолетов от пуль и осколков. В тринадцатом веке их опасаться глупо, но Богданов переживал: самолет, беззащитный, стоит на лугу, каждый может подойти и отвинтить что-нибудь на память. Возле «По-2» крутилась ребятня, но пока робела. Упустишь момент – освоится. Пацаны одинаковы в любом веке…
Капонир вышел на загляденье. С укрепленными плетнем внутренними стенами, утрамбованным речным песком полом. Не стоило так стараться на день-другой, но Богданов привык работать тщательно. Самолет закатили внутрь, сложили в углу бомбы, вход закрыли тоже плетнем – высоким, с торчащими вверх косо срубленными ветками. Не перелезешь. Узкий проход (одному человеку протиснуться) оставили сбоку.
– Внутрь никого не пускать! – велел Богданов Конраду. – Кроме меня и ее! – он указал на штурмана.
– И княжну? – спросил капитан.
– Ее тоже! – подтвердил лейтенант.
Губы наемника тронула улыбка, он кивнул.
Чтоб капонир вышел правильный, Богданов попотел. Дотошно объяснял присланным Данилой мужикам, где и как рыть, куда бросать землю, какой высоты должны быть стенки, как их укрепить… Хватал деревянную лопату, окованным железом штыком срезал землю – показывал… В результате перемазался с ног до головы. Лисикова достала из гаргрота брезентовое ведро, притащила воды. Богданов сначала напился, затем вымыл руки. И только сейчас заметил кучку женщин. Они стояли в отдалении и, казалось, чего-то ждали.
– Что им? – удивился Богданов.
– Просят благословить детей, – пояснил Конрад.
– Меня?
Конрад кивнул.
– Я ж не поп!
– Прогнать? – осведомился Конрад.
– Погоди!
Богданов направился к женщинам. Детский плач он услыхал издалека. На руках молодухи заходился криком младенец. Мать отчаянно качала его, но ребенок не унимался. Богданов подошел, глянул в ворох тряпья. Сморщенное красное личико, беззубый рот распялен в крике. «Жар, наверное!» – подумал лейтенант и потрогал ладонью багровый лобик. Младенец хрипло мяукнул и вдруг умолк. Закрыл глазки, зевнул.
– Спаси тебя Бог!
Молодуха всхлипнула и поцеловала руку Богданова. Лейтенант не успел опомниться, как его окружили женщины. Голося и причитая, они протягивали ему детей. Чертыхаясь про себя, он возлагал ладони на светлые головки и атласные лобики. Бабы кланялись, ловили его руку, если Богданов не успевал выдернуть, то прикладывались. Наконец они разошлись. Андрей в изнеможении сел прямо на траву. Только сейчас почувствовал, как устал. Ныла голова, тело ломило. Богданов откинулся на землю и закрыл глаза. Прошло всего несколько минут, когда он ощутил, что силы возвращаются. Сел, открыл глаза и увидел перед собой мальчика. Тот стоял, глядя на Богданова, но взгляд этот был пуст. «Слепой, что ли?» – подумал лейтенант.
– С прошлого лета не видит! – подтвердил голос сбоку. Богданов скосил взгляд и увидел бабу в линялой поневе и вышитой рубахе. – Собаки спужался, выскочила из куста.
«Истерическая слепота!» – подумал лейтенант и сделал знак бабе. Та подвела мальчика ближе. Богданов взял его за плечики и заглянул в глаза. Обыкновенные, васильковые, опушенные выгоревшими на солнце ресницами глаза.
– Ты грязный! – вдруг сказал мальчик. Он коснулся пальчиком щеки Богданова. – Земля… Ты землю кушал?
Богданов растерянно кивнул.
– Скажи мамке, даст хлеба! – посоветовал мальчик. – Утром пекла. Укусный!
Богданов посмотрел на женщину. Та открыла рот, чтоб заголосить, но Богданов показал кулак. Баба захлопнула рот. Лейтенант встал и за ручку подвел ребенка к матери.
– Отведи домой и накорми! – сказал вполголоса. – Только тихо!
Баба судорожно переняла руку мальчонки и побежала к посаду. Богданов обернулся. Лисикова и Конрад стояли в стороне, странно глядя на лейтенанта. Штурман все еще сжимала ручку брезентового ведра. Лейтенант поманил ее и, фыркая, умылся. Полотенца не было, он растер воду по лицу и смахнул капли.