«Разумеется! — откликнулся Замп. — Тем не менее, мне все еще не хватает некоторых сведений. Например, когда и где состоится конкурс? Как он будет проводиться? И кто нас рассудит?»
«Если бы вы получили первоначальное приглашение, вам не пришлось бы задавать эти вопросы, — заметил Сантельмус. — От нас просто-напросто ожидается, что мы будем давать представления здесь и сегодня, а о результатах нам сообщат впоследствии. Надо полагать, вы уже подготовили интересную новую программу?»
«На это у меня не было времени, — развел руками Замп. — Придется предложить вниманию королевского арбитра одну из готовых музыкальных комедий».
«На сцене «Двух Варминиев» тоже не ожидается никаких новинок, — сказал Сантельмус. — Я могу выиграть только в том случае, если остальные театры потонут в гавани, так что какой смысл стараться?»
Замп снова наполнил стопки коньяком: «Вы слишком пессимистично смотрите на вещи».
Сантельмус печально покачал головой: «Все мои триумфы в прошлом. Помню, какой успех имела моя «Ванна красоты»! Я нанял двух сестер. Когда я предлагал кому-нибудь из публики попробовать чудесное действие ванны, первой вызывалась сидевшая в зале уродливая сестра. Она поднималась на сцену и залезала в ванну, где уже пряталась, свернувшись калачиком, красивая сестра. Я наливал в ванну рюмку моей «Радужной эссенции», и на сцену восторженно выскакивала сестра-красавица. Этот трюк приносил существенный доход».
«Почему же вы перестали им пользоваться?»
«Обстоятельства изменились. Сестры считали, что их заработок недостаточен, и в один прекрасный день решили мне досадить и поменялись ролями. Публика смотрела во все глаза, и я никак не мог предотвратить скандал: красивая сестра залезла в ванну, а на сцену выскочила образина с изрытым оспинами лицом и носом до подбородка. С тех пор у меня пропало всякое желание заниматься такими фокусами».
«Мне приходилось подвергаться подобным унижениям, — сочувственно отозвался Замп. — В Лэнглине, на Суаноле, звук «р» считается оскорбительно неприличным. Как только я начал выступать с приветственной речью, меня закидали камнями — местные жители тайком пронесли их в зал именно с этой целью».
«По меньшей мере, жизнь артиста нельзя назвать скучной, — Сантельмус поднялся на ноги. — Что ж, мне пора заняться своими делами».
Выйдя на палубу, два капитана-антрепренера не могли не обратить внимание на громкие декламации и звуки музыки, доносившиеся со стороны «Золотого фантазма». Сантельмус понимающе кивнул: «Гарт Пеплошторм репетирует вовсю — уж он-то позаботится о каждой мелочи. Но кто или что производит такой ужасный грохот?»
«Не имею представления, — пожал плечами Замп. — По-видимому, потребовался какой-то ремонт».
Как только Сантельмус спустился по трапу, Замп взобрался в «воронье гнездо», откуда он мог наблюдать за всем происходящим на палубах «Золотого фантазма». Судя по всему, у Пеплошторма, так же как у Зампа, возникли трудности, связанные с валом гребного винта. На квартердек подняли лебедками огромный агрегат из пропитанного смолой скиля, установив его на козлах так, чтобы его можно было очистить скребками и выправить. Не кто иной, как механик Зампа, Элиас Квэйнер, стоял неподалеку и обсуждал проблему со своим родичем, механиком «Золотого фантазма».
Замп спустился на палубу; когда Квэйнер вернулся, он вызвал механика в кормовую каюту: «Как обстоят дела с ведущим валом Пеплошторма?»
«Ничего страшного. Просто он немного покоробился — достаточно нагреть вал горячим паром и зафиксировать его на некоторое время в выпрямленном положении».
«А гребной винт?»
«Винт отвезли в док для повторной чистовой обработки. Маэстро Пеплошторм собирается в далекий путь на север и требует, чтобы все судовое оснащение было в наилучшем состоянии».
Замп вынул из шкафчика бутыль лучшего коньяка, щедро наполнил стакан и протянул его Квэйнеру: «Вы, конечно же, понимаете, зачем мы сюда прибыли?»
«Ходят слухи о предстоящем конкурсе в Морнуне».
«В данном случае слухи соответствуют действительности. Думаю, что нет необходимости лишний раз напоминать о том, что финансовый успех «Миральдры» способствовал бы благосостоянию всех, кто работает у нас на борту».
Элиас Квэйнер — коротышка с серьезными голубыми глазами и красновато-коричневой шевелюрой, украшенной типичным для его сословия хохолком — осторожно ответил: «Надо надеяться, что так оно и будет — в общем и в целом».
Замп с не меньшей осторожностью развил свою мысль: «Для того, чтобы победить, мы должны стараться изо всех сил — или позаботиться о том, чтобы провалился Пеплошторм».
«Одно не помешает другому».
«Вы совершенно правы... Насколько я понимаю, приводной вал Пеплошторма — массивный компонент большого диаметра?» «Точно шестнадцать дюймов в диаметре — так же, как у нас». «То есть диаметр отверстия в ахтерштевне должен быть не меньше?»
«Должен быть почти таким же».
«И что делается для того, чтобы вода не проникала в это отверстие, когда вал удален?»
«С этой целью, как правило, устанавливается заглушка». «Снаружи?»
«Да, это проще всего — и надежнее, чем изнутри».
«Как можно было бы вытолкнуть эту заглушку?»
Элиас Квэйнер поджал губы: «Несколькими способами. Например, резким сильным ударом».
«Насколько трудно нанести такой удар?»
«Совсем не трудно. Человеку, поставившему перед собой такую задачу, достаточно встать на руле и размахнуться кувалдой».
Замп поднял стакан: «За ваше здоровье и за здоровье Бонко — у него сильная правая рука! В свое время мы снова обсудим этот вопрос. Тем временем — никому ни слова! В частности, ничего не говорите вашему кузену на борту «Золотого фантазма»!»
«Хорошо вас понимаю».
Кто-то постучал в дверь каюты. «Войдите!» — отозвался Замп. Вошел стюард Чонт с ярко-желтым конвертом в руках: «Это только что передали с набережной — для вас».
Открыв конверт, Замп вынул из него лист желтой бумаги. На нем было написано следующее:
«Достопочтенному Аполлону Зампу
Я обращаюсь к вам от имени короля Сойванесса, Вольдемара. В связи с тем, что ваш пользующийся высокой репутацией плавучий театр, «Очарование Миральдры», находится в гавани, вас приглашают к участию в завтрашнем конкурсе.
Процедура такова: владелец каждого театра представит программу, которую он считает наилучшей. На каждом представлении будет анонимно присутствовать наблюдатель-арбитр; он выберет, по своему усмотрению, наиболее выдающийся спектакль. Программы будут следовать одна за другой, начиная с полудня. Первое представление состоится на борту «Двух Варминиев», на северном конце причала, после чего спектакль начнется на следующем судне, и так далее, поочередно. Так как «Миральдра» пришвартовалась на южном конце причала, ваше представление состоится в последнюю очередь.
На следующее утро владелец театра, победившего в отборочном состязании, получит соответствующее извещение; кроме того, наименование театра-победителя будет вывешено на доске объявлений перед таверной «Хмельной стеклодув».
Рекомендуется завтра не взимать плату за вход; кроме того, чтобы всем было удобно присутствовать на любом из представлений, каждый следующий спектакль должен начинаться не раньше, чем по прошествии пятнадцати минут после окончания предыдущего.
Победитель завтрашнего конкурса может надеяться на получение щедрой награды в Морнуне! Пусть каждый постановщик сделает все от него зависящее, чтобы не ударить лицом в грязь!
Скреплено гербовой печатью династии Бохунов».
На желтом листе была выдавлена красная сургучная печать, изображавшая двух заключенных в кольцо грифонов, схвативших друг друга клювами за хвосты.
Замп передал письмо Элиасу Квэйнеру; тот прочел его дважды, тщательно запоминая каждое слово — такова была привычка всех Квэйнеров: «Значит, наша программа начнется по окончании спектакля Пеплошторма?»
«Насколько я понимаю, таковы инструкции. Наш ведущий вал надежно закреплен?»
«Исключительно надежно».
«Пеплошторм одарен чертовски плодотворным воображением. Не теряйте бдительность ни на минуту! Боюсь, придется приказать команде оставаться на борту на протяжении всего остающегося дня и всей ночи».
«Разумная предосторожность».
Состязание началось с попурри Оссо Сантельмуса, мало чем отличавшегося от обычного ассортимента его номеров. Клоуны кривлялись и кувыркались под громкую музыку, прерывавшуюся ударами тарелок и удивленными возгласами тромбона; фокусник заставлял неодушевленные предметы отращивать крылья и летать над сценой; Сантельмус собственной персоной выступил с сатирическим монологом и устроил правдоподобную имитацию драки между двумя вульпами и гротоком.
Следующее представление, на сцене «Повелителя Висселя», оказалось несколько более претенциозным: вниманию публики предложили «Легенду Мальганаспского леса» в шестнадцати картинах. Владелец «Привидения Психопомпоса» поставил балет «Двенадцать девственниц и похотливый людоед Буффо». Примерно в четыре часа пополудни зрителей развлек комический спектакль «Газильдо и его злосчастные гуттаперчевые идиоты» на сцене «Огнехрустальной призмы». Когда Федра уже опускалась к горизонту, озаряя корабли и набережную слепящим отражением в гладких водах Ланта, труппа «Шантриона» исполнила жутковатую бурлеску «Званый ужин огря».
Затем развеселившиеся не на шутку горожане Лантина, не привыкшие к такому изобилию бесплатных развлечений, поспешили занять все свободные места под шатром на корме «Золотого фантазма Фиронзелле», где дисциплинированный оркестр Гарта Пеплошторма, состоявший из восьми музыкантов, исполнял, в качестве увертюры, бравурную мазурку.
Гарт Пеплошторм вышел на сцену и стоял, улыбаясь, в круге света, образованном дюжиной софитов, в костюме из роскошного темно-синего бархата, в ярко-белой батистовой рубашке и в головном уборе сарклентинского мага. Он держался любезно и непринужденно. Разведя руки в стороны, Пеплошторм тем самым подал условный знак, и оркестранты сразу перестали играть — за спиной маэстро занавес слегка раздвинулся, позволяя «подглядеть» толику декораций: «Дорогие друзья, многоуважаемые граждане Лантина! Мне доставляет огромное удовольствие предложить выступление моей труппы вниманию опытной аудитории, известной своим умением отделять плевелы от зерна, если можно так выразиться. Обещаю не оскорблять ваш интеллект и ваш безупречный вкус тривиальным фарсом, бессмысленными сальто-мортале или непристойным кривлянием. О нет! Для того, чтобы вы могли приятно провести вечер, мы исполним драму «Роркваль» в оригинальной версии без купюр, в том числе сцену ужасной смерти предателя, Ибэна Зирля».
Послышался глухой удар. Аполлон Замп, стоявший на носу «Миральдры», тревожно поморщился. Звук был несколько громче, чем он ожидал. Но Пеплошторм не прервал самозабвенную речь, и уже через несколько секунд боцман Бонко взобрался по лестнице из темной мутной воды и встал за форпиком, оставляя на палубе мокрый след. Боцман подал Зампу знак, подняв большой палец, после чего вытащил из воды трос с привязанной на конце драгоценной стальной кувалдой, каковую он тут же отнес в шкиперскую кладовую и запер на замок. Замп снова прислушался к замечаниям Пеплошторма:
«Все мы слышали об условиях этого единственного в своем роде соревнования. Искренне надеюсь, что наш трагический спектакль вызовет у благородного арбитра из Морнуна — личность которого нам неизвестна — те возвышенные чувства, какие мы всем сердцем постарались в него вложить, применяя все наши таланты и возможности. Итак — «Роркваль»!»
Занавес раздвинулся, открывая взорам публики один из самых великолепных ансамблей сценических декораций Гарта Пеплошторма.
«Мы находимся в храме Далари. Жрицы приветствуют принца Орхельстайна музыкой и песнопениями. Они появляются из теней за колоннами храма, исполняя ритмичный волнообразный священный танец...»
Бонко присоединился к Зампу на носу: «Как идут дела?»
«Корма оседает. Но Пеплошторм еще в ус не дует».
«Принц Орхельстайн еще не знает, — декламировал нараспев Гарт Пеплошторм, — что его избрали ритуальным супругом богини Софре...»
Замп комментировал: «Пеплошторм озадачен... Он уже подозревает неладное... Ага, наконец он понял, что судно тонет!»
«Золотой фантазм Фиронзелле» погружался в реку кормой вперед; толпа, недавно заполнившая зал, бросилась на берег, толкаясь и ругаясь. Пеплошторм носился по сцене, выкрикивая приказы.
Замп повернулся к боцману: «Выставь охрану у всех швартовных тумб. Отправь Сибальда наверх, чтобы он проверял оттяжки и ванты. Поручи одному из матросов стоять у рудерпоста и отпугивать шестом любых пловцов. Я хочу, чтобы патрулировались все люки, мостки и бортовые планшири. Объяви тревогу, будьте начеку!»
Бонко поспешил выполнить распоряжения капитана. На борту «Золотого фантазма» механик Финиан Квэйнер уже изготовил импровизированную заглушку из туго перевязанной ветоши, препятствовавшую свободному притоку воды. Судно скособочилось, квартердек уже почти омывался рекой. Гарт Пеплошторм то забегал к себе в каюту, то выбегал из нее, спасая сценарии, учетные книги, одежду и сувениры, а затем и свой переносной сейф. Зеваки, собравшиеся на берегу, несколько минут наблюдали за происходящим, после чего, убедившись в том, что судно все-таки не потонет, начали один за другим подниматься на борт «Очарования Миральдры».
Замп подождал, пока не заполнились все свободные места, и только тогда вышел на сцену: «С огромным сожалением я наблюдал за бедствием, постигшим судно моего коллеги, маэстро Гарта Пеплошторма. Эту катастрофу, конечно же, можно было предотвратить — мы обсуждали с ним недостатки конструкции «Золотого фантазма» еще в Кобле. Так или иначе, все мы уверены в том, что его плавучий театр скоро будет отремонтирован и сможет снова отправиться в плавание.
А теперь мы внесем наш собственный вклад в развлекательную программу этого достопамятного дня. Прежде всего — забавная фантазия «Волшебный сундук Ки-Чи-Ри»!»
Замп отступил и скрылся за кулисами; занавес распахнулся, открыв перед зрителями интерьер лаборатории чародея Фрулька. Появившись на сцене, Фрульк занялся экспериментами под капризный аккомпанемент писков и верещаний. Цель чародея состояла в том, чтобы превращать цветы в прекрасных дев, но его самые напряженные усилия оставались тщетными. Сперва ему удавалось производить лишь внезапные вихри цветного дыма, затем — стайку разлетевшихся белых птиц и, напоследок, фейерверк крутящихся спиралями шутих. Наконец Фрульк обнаружил, в чем заключалась его ошибка, и даже сплясал от радости комический танец. Он расставил в ряд шесть небольших шкафов, и в каждый положил тот или иной цветок: элантис, чайную розу, веточку с соцветиями барбариса, пурпурный тангаланг, синюю ксифскую лилию и желтый нарцисс.
Соблюдая величайшую осторожность, Фрульк повторил магические манипуляции; оркестр исполнил последовательность взволнованно-напряженных аккордов. Фрульк выкрикнул заклинание, приводящее чары в действие, и открыл шкафы — на сцену выступили шесть прекрасных дев, и Фрульк закружился по сцене, исполняя торжествующую джигу и кувыркаясь от восторга; тем временем девы исполнили собственный балет, будучи изумлены подвижностью и грацией своих новых тел. Фрульк проникся любвеобильностью, пытаясь схватить и обнять то одну, то другую красавицу, но те, невинно встревоженные непонятным поведением чародея, ускользали из его старческих рук.
Все это время сварливая супруга Фрулька, Люфа, подсматривала из окна, расположенного высоко на стене, и корчила сумасбродные гримасы, выражавшие потрясение, отвращение, раздражение и мстительную решимость.
Фрульк носился по сцене, как одержимый; девушки уворачивались, пританцовывая, и в конце концов заскочили обратно в шкафы и захлопнули дверцы. Распахнув дверцы, Фрульк обнаружил в шкафах лишь те цветы, которые он туда положил изначально.
Погрузившись в раздумье, Фрульк принялся расхаживать по сцене, после чего снова приготовился колдовать. Люфа зашла в лабораторию и отправила Фрулька выполнять какое-то поручение. Как только чародей удалился, Люфа открыла шкафы, вынула цветы, яростно разорвала их на кусочки руками и зубами, после чего раздавила остатки каблуком. Затем карга вынула из корзины вредные и зловонные травы: «собачью отрыжку», крадучий ползунок, эрфиатус, битумак, зогму и падальный сорняк; разместив их в шкафах и сплясав нечто вроде злорадной лезгинки, она скрылась за кулисами.
Фрульк вернулся и, убедившись в отсутствии Люфы, повторил магические обряды и произнес заклинание. Подкравшись к шкафу на цыпочках, чародей приготовился схватить красавицу и протянул руку к дверце — в этот момент дверцы всех шести шкафов распахнулись, и на сцену выпрыгнули шесть уродов. Фрульк с отвращением отпрянул; оркестр заиграл маниакальный тустеп — уроды принялись гоняться за волшебником по лаборатории, круша колбы и склянки. Занавес упал.
Бонко явился к Зампу с отчетом: «Я выставил охрану. К тому времени швартовы уже пропитали кислотой и искромсали стеклянными ножами — если бы я не заметил, мы уже дрейфовали бы вниз по реке».
Замп хрюкнул от досады: «У мерзавца Пеплошторма нет ни капли совести! Теперь швартовы в порядке?»
«Мы заменили их новыми».
«Продолжайте сторожить судно, и ожидайте самого худшего — поджога, водолазов, обстрела!»
Занавес поднялся, открыв взорам публики одну из знаменитых «живых картин» Аполлона Зампа. Двадцать исполнителей в черных костюмах и масках стояли перед черным экраном с цветными мишенями в руках, формируя из них сложные геометрические орнаменты. Из оркестровой ямы доносились пощелкивание барабанов и приглушенное позвякивание витрофона; с каждым новым ритмическим акцентом мишени перемещались, образуя новый узор — уже через несколько секунд этот процесс начинал производить гипнотическое действие.