А. Смит».
На следующей неделе Джон приехал в карете и взял ее с собой на заседание суда в Уорчестере. Дорога была неровной: камни да ямы. Абигейл боялась, что у нее оторвется голова. Она шутила:
— Надеюсь, что семейная жизнь не похожа на эту поездку.
Чувствуя свою вину, он наклонился и поцеловал ее.
— Ты права, упрекая меня, но, подобно ангелу, сделала это так ласково. Ты могла бы поколотить меня.
— Я полагала, что я… поступаю, как леди.
— Тогда будь уступчивой еще раз.
— В связи с чем?
— С нашей свадьбой.
— В скором времени?
— Немножко рановато, — жалостливо взмолился он. — Я имею в виду ноябрь. Мне нужно больше времени.
Она повернулась к нему, ее лицо было бледным.
— Джон Адамс, ты не подсудимый. Я буду благодарна тебе, если перестанешь говорить мне о свадьбе, коль скоро ее перспектива бросает тебя в дрожь. Для меня брак — святое дело. Я вовсе не хочу, чтобы меня гнали в него толчками, как на этой дороге.
— Тебя не станут вталкивать. У меня хорошие виды на зимние и весенние судебные процессы.
— Думаю, нам лучше найти процесс восстановления любви.
— Я люблю тебя, Нэбби, и буду всегда любить, хотя тебе придется и пожалеть об этом.
— Думаю, не пожалею, — решительно сказала она. — В моем представлении ты никогда не был идеальным. Но не сможешь ли реже ходить с понурой головой в предстоящие месяцы?
14Они договорились о свадьбе в феврале, но сильная вспышка оспы нарушила их планы. По мнению доктора Коттона Тафтса, эпидемия могла стать по всем признакам столь же смертоносной, как в 1721 году, когда более половины населения Бостона оказалось ее жертвой. Та, более ранняя, эпидемия подтолкнула и к доброму делу: доктор Забдайл Бойлстон, родственник Абигейл и прадедушка Джона, сделал в Бостоне первые прививки, к чему его подвигли видные священники — Инкриз и Коттон Матер. Против выступили все другие врачи города, а также выборные лица, приказавшие ему не делать прививок из-за опасений, что они приведут к распространению болезни. Стоически уверенный в своей правоте, доктор Бойлстон сделал прививки двум своим сыновьям шести и тринадцати лет, а затем более двухсот сорока прививок тем, кто, страшась смертельной болезни, поверил ему. Почти тысяча отказавшихся от прививки скончались всего за несколько месяцев. А среди тех, кому доктор Бойлстон сделал прививки, погибли лишь шесть человек. Через тридцать лет, во время эпидемии 1752 года, когда заразилась треть населения города, число жертв среди двух тысяч, кому сделали прививки, было столь мало, что пришлось признать правоту доктора Бойлстона и священников Матеров.
Абигейл и Джон обедали с ее кузиной Коттон и тетушкой Люси в январский ветреный вечер, когда объявился Коттон.
— Бостонской эпидемии требуется всего лишь несколько часов езды на лошади, чтобы оказаться в Уэймауте и Брейнтри. Джон, вы и я бываем в Бостоне каждые несколько дней. Мы можем подцепить оспу, притащить ее сюда и заразить всех в округе. В Бостоне открыты два частных госпиталя с квалифицированным персоналом. Я пойду туда, чтобы пройти полный курс лечения: прививка, нагноение, диета и медикаменты, заживление язвочки и выздоровление. Думаю, и вам следует пойти. Избавясь от оспы, я проживу сто лет.
— Если не упадешь с лошади.
— Почему я должен упасть с лошади, Джон? Я достаю ногами до земли с обеих сторон. Когда человек отпускает плохую шутку насчет чего-то, он, вероятно, делает эта из-за собственной боязни. Нэбби, я собираюсь предложить твоему отцу взять с собой в госпиталь Билли.
— А как насчет меня, кузен Коттон?
Доктор Тафтс уставился на нее, затем пробормотал:
— Нет. Женщинам не делают прививок.
— Но они могут заболеть оспой и умереть.
— И умирают.
— Если это так важно для тебя, Джона, Билли, Сэмюела и Джошиа, то почему не для тетушки Люси и меня?
Доктор провел языком по нижней губе.
— Где может женщина лечиться? Госпитали только для мужчин.
— Должна сказать, ты меня разочаровываешь. Половина из вас так же консервативны, как врачи, против которых вы боретесь.
— Верно. Я лишь наполовину герой. Но и это что-то значит, не так ли?
Она поднялась, обошла вокруг стола и обняла длинную, как у гуся, шею кузена.
— Прости меня, дорогой кузен.
Джон Адамс не прислушивался.
— Ты прав. Поскольку я совершаю большие объезды, мне вдвойне нужна защита. Но я не могу заняться этим сейчас. Мне предстоит уладить пару дел. К середине февраля… Я возьму также брата. Сколько времени требует вся процедура?
— Зависит от того, как умно себя поведешь. Три-четыре недели в госпитале, еще две-три дома для выздоровления, не принимая посетителей. — Он бросил быстрый взгляд на Абигейл. — На самом деле никого! Эта проклятая болезнь передается даже на последней стадии.
Абигейл принялась считать на пальцах, спрятанных в подоле платья. По выражению лица Джона Адамса она поняла, что он также занимается подсчетом. Через шесть — восемь недель наступит середина апреля.
Больницы Бостона были полны, а врачей крайне не хватало. В какой-то момент показалось, что эпидемия оспы отступает. Затем она вновь усилилась. Из небольших городков Массачусетса были посланы в Бостон около двадцати врачей для проведения прививок.
Коттон Тафтс поехал первым после такой суровой диеты, что, как заметил Джон, его свалит с ног даже небольшой порыв ветра. Лишь 13 апреля Джон наконец отправился в Бостон.
— Сожалею о задержке, — объяснял он. — Мне пришлось выжидать составления судебных повесток. Я хотел накопить деньги на расходы.
— Ты не мог знать, что они никогда не попадут в суд.
— Мне не разрешат изучать дела и работать. Моим главным занятием будут письма к тебе.
Она не сознавала, как натянуты ее нервы, пока не села писать письмо кузине Коттон, чтобы передать ей вести из дома Тафтса. Ее тетушка страдала зубной болью, да и в любом случае не любила писать письма. Она попросила Абигейл написать Коттону:
«С момента Вашего отсутствия я была очень прилежной и посещала Вашу жену почти ежедневно. Она поручила мне написать Вам от ее имени, но я сказала, что у меня нет в настоящее время склонности… переписываться с любым мужчиной на правах жены. Кроме того, у меня не было мужа и я не знаю, как в таком случае обращаться».
Она откинулась на спинку стула и подумала: «Не очень-то вежливо с моей стороны. Прочитавший это чужой человек может вообразить, что я жалуюсь, а это ведь не так».
Она размечталась, фантазировала, будто Джон Адамс не затягивал свадьбу. Разве ожидание — потеря? Не может того быть, иначе что было бы с чудесным словом «терпение»?
Им было трудно разлучиться, особенно в связи с тревожными письмами Джона до его отъезда из Брейнтри. Его контора неожиданно стала «притоном воров и сценой менял». Очевидно, его соседи предъявляли счета, полагая, что он умрет. Лишь его последнее письмо ободрило ее. Он закончил его словами «уважение, любовь и восхищение», которые способны поднять дух девушки в дни одиночества.
Ее мать проявила нежность. Миссис Смит вошла в спальню Абигейл, когда та писала. Абигейл заколебалась, держа перо в руке. Мать оказалась на высоте, сказав:
— Передай мистеру Адамсу мои наилучшие пожелания.
Абигейл импульсивно обняла мать.
— Ты добрая и заботливая, я люблю тебя.
— Я также люблю тебя, моя дорогая, хотя порой ты слегка сомневалась в этом. Я прошу тебя только об одном: удостоверься, что Том тщательно обкуривает все письма мистера Адамса, прежде чем ты их вскроешь.
— Мистер Адамс сам обкуривает их.
Ей сделали прививку в его отсутствие, Джон Адамс выполнил свое обещание и описал ей все подробности операции. Доктор Перкинс надрезал ланцетом кожу на левой руке, подождал, когда выступит кровь, а затем ввел зараженную иглу в ранку. На царапину была наложена ватка, на нее мягкая ткань, и все это — забинтовано. Брату Джона такую же операцию сделал молодой врач по имени Джозеф Уоррен, по описанию Джона, «красивый, высокий, вежливый, бледнолицый… джентльмен». Им дали некоторое количество красных и черных пилюль, а затем позволили бродить по дому, под крышей которого находилось десять человек, не получивших прививки.
Она посылала Джону табак, свежее молоко, яблоки. Он успешно выдержал «приступ дрожи и приступ высокой температуры, потерю аппетита» и оспу, какой он мог похвастаться: «Около восьми — десяти язвочек… две из них на лице, остальные рассыпаны по телу. Они подсыхают хорошо и регулярно».
Когда он вернулся в Брейнтри, то его заперли в комнате материнского дома. Было тяжело не видеть его, даже через окно. Наступило лето, прежде чем они встретились.
Энергия бурлила в нем, когда он прижимал ее к своей груди. Они снова уселись на уголок софы в гостиной дома священника, она положила голову на его плечо.
Когда он вернулся в Брейнтри, то его заперли в комнате материнского дома. Было тяжело не видеть его, даже через окно. Наступило лето, прежде чем они встретились.
Энергия бурлила в нем, когда он прижимал ее к своей груди. Они снова уселись на уголок софы в гостиной дома священника, она положила голову на его плечо.
— Восхитительная мисс, позвольте мне убрать с пути неприятное, прежде чем перейдем к приятному. Ты помнишь, что некоторые из моих… ну, оппонентов в Брейнтри перед моим отъездом в Бостон приставали ко мне из-за денег. Это и стоимость госпиталя в Бостоне… у меня почти не осталось наличных средств.
— Деньги! Они вечно требуют пополнения. Так будет всегда?
— Нет. Я намерен добиться самой выгодной практики в Массачусетсе. У меня несколько важных дел к осенней сессии суда. Начнем немедля приготовления. Я подберу солидную мебель в Бостоне по твоему вкусу. Мы поищем в округе хорошую девушку, которая будет жить у нас и помогать тебе.
— Когда, по твоему мнению? — спокойно спросила она.
— Скажем… октябрь? Конец октября. К этому времени я встану на ноги и у нас будет все, что требуется для начала.
— Во всяком случае, ты так хочешь.
Лето пролетело быстро. Элизабет Смит была верна своему слову и помогла Абигейл приобрести оловянную столовую посуду, стаканы, плошки, серебряные кувшины, прялку, внутренние решетки камина, мехи, чугунок с ножками, под который можно подгребать тлеющие угли. Джону удалось наскрести денег, чтобы купить для их северной спальни высокую кровать, шкаф, ночной столик, кресло и небольшие коврики на пол.
Время было трудное для меблировки дома. Товаров не хватало, экономическое положение Англии и ее колоний было неблестящим. Задолжав более миллиона фунтов стерлингов, частично из-за французской и индейской войн в Канаде, Англия отчаянно нуждалась в средствах. В апреле 1764 года парламент принял закон о сахаре, снизивший налоги и одновременно установивший таможенную службу для сбора денег.
Раздосадованный по поводу беспрецедентной жесткости со стороны родины-матери и считавший, что его права ущемлены, Массачусетс ответил тем, что отказался покупать все, что выращивалось и производилось в Англии.
Свадьба была назначена на 25 октября. Абигейл решила провести пару недель в Бостоне, купить латунные и медные котелки, ткань для оконных занавесок. Из-за бойкота она не стала покупать английские материалы, а хороших американских тканей было немного.
Она получила от Джона письмо, датированное 30 сентября. Он не смог купить остальную часть необходимой мебели, потому что его позвали дела, но он пошлет в Бостон возчика с телегой, и тот доставит в Брейнтри ее приобретения. Он продолжал:
«Завтра утром я отплываю в Плимут с нездоровым желудком, бледным лицом, больной головой и тревожным сердцем. И какая там будет компания? Ну, несколько сварливых адвокатов, пьяных мировых судей и бестолковых, назойливых клиентов. Если ты понимаешь это, моя дорогая, поскольку согласилась делить со мной судьбу, то подчинишься с меньшей неохотой разочарованиям и тревогам, которые могут встретиться тебе в собственных делах…
Моя мама говорит, что ее прислуга хорошо послужит тебе… она не нужна ей этой зимой, и ты можешь взять ее, если нужно, и вернуть весной…
Это предложение весьма разумно. И бережливость — это качество, которому ты и я должны научиться. Тем не менее я готов на любые расходы ради твоего удобства и комфорта, доступные для меня».
Было очевидно, что он вновь впал в панику и напуган. В чем причина его несчастья: нездоровье, больная голова, тревога в сердце? Несмотря на то, что Джон часто соблюдал диету и жаловался на недомогания, он был крепок, как дуб. Если что и случилось, то просто он не заработал столько денег, сколько хотел. Она чувствовала, что, будь у него достаточно смелости, он попросил бы новую отсрочку, скажем, на три или шесть месяцев! Тогда уж, конечно, у него будут нужные средства. Но на сей раз было проведено слишком много приготовительных мероприятий; он не мог отступать назад, не обидев ее. Его боль чувствовалась в каждой строчке письма, несмотря на желание прикрыть ее словами о том, как он в ней нуждается.
«Ох, моя милая девочка, я благодарю небо, что следующая пара недель вернет тебя мне после столь долгой разлуки. Моя душа и тело выведены из равновесия твоим отсутствием, и один-два месяца разлуки превратили бы меня в самого толстокожего циника в мире. Я не вижу ничего, кроме недостатков, безумства, слабостей и пороков в тех, с кем в последнее время встречаюсь».
В письме он предлагал ей взять к себе на зиму служанку матери по имени Джуда. Они и раньше обсуждали этот вопрос. Абигейл спокойно, но твердо сказала, что не одобряет эту идею. Она не сможет заставить служанку миссис Адамс делать так, как она хочет, слишком мало времени для обучения. Она не хотела быть должницей миссис Адамс из-за служанки; не хотела держать в своем доме девицу, которая станет распространять слухи. Джуда лишила бы Абигейл независимости. Она предпочитала обходиться вообще без служанок и работать сама, пока они не найдут хорошую девушку вроде Рейчел Марш — способной молодой женщины, ищущей постоянный дом.
Джону все это было известно. Он согласился с ее доводами. И вот он снова поднимает вопрос. Конечно, она подчинится, ведь это не предмет для ссоры.
На следующий день Абигейл получила еще одну записку, в резких выражениях критикующую ее за то, что она обменяла его секретер и стол на более дорогие. Она села за письменный стол в нише спальни тетушки. Она любила Джона Адамса, но понимала, что теперь должна быть откровенной и суровой с ним.
«Бостон. 4 октября 1764
Я весьма обязана тебе за заботу о помощи. Я готова пойти на некоторые неудобства, чтобы сократить твои расходы, которые, как мне кажется, были слишком высокими за последние двенадцать месяцев, и, хотя ты знаешь, что у меня нет особой любви к Джуде, все же, учитывая все, вместе взятое, поскольку твоя мама и ты считаете, что лучше ее взять, я больше не стану противиться.
Телега, о которой ты писал, прибыла вчера, и я послала с ней столько груза, сколько потянула лошадь. Остальные мои вещи будут готовы в понедельник после твоего возвращения из Таунтона. И тогда, сэр, вы можете забрать меня, если хотите. Надеюсь, к этому времени восстановится Ваше здоровье и спокойствие духа… Действительно, кое-что меня расстроило: мне было предложено раздражающее, тогда как успокоительное лучше отвечало бы доброй цели…»
Передав письмо в надежные руки, она легла в постель, ее зубы стучали от озноба. Ее тетка позвала доктора Джозефа Уоррена, о котором так высоко отзывался Джон Адамс. Билли сидел у ее изголовья, стараясь развлечь ее. Кузен Исаак-младший, красивый пятнадцатилетний мальчик с тонкими светлыми волосами, узким лицом и прекрасными зелеными глазами, читал ей по-французски. Она наслаждалась музыкой языка, хотя воспаленный ум не позволял внимательно следить за содержанием. Ее дядя гордился своим сыном, блестящим студентом, уже объявившим о готовности стать священником. Когда Исаак-младший вышел из комнаты, дядя сказал с довольной искоркой в глазах:
— Хвастаться — плохая манера, Нэбби, мой брат Уильям воспитал сына, ненавидящего книги. Я же, не имея образования, получу священника, которого так желает иметь твой отец.
Она послушно принимала пилюли доктора Уоррена и огорчалась, понимая, что тот был в отчаянии, будучи не в состоянии определить причину ее болезни. Она чувствовала себя ослабевшей и упавшей духом и сильно похудела.
— Нэбби, дорогая, как, по-твоему, не следует ли послать весточку твоим родителям? — спросила тетушка. — И просить их отложить свадьбу?
— Нет, тетя, мне станет лучше.
— Но это так скоро, всего через пару недель. Доктор Уоррен не знает, чем ты больна.
— Я знаю, чем больна, и найду способ вылечиться. Прежде всего вообще глупо болеть.
Она просто поддалась нерешительности, панике и страхам Джона.
Мысленно она вспомнила о первом дне, когда у нее возник интерес к Джону Адамсу. Она жаловалась кузине Ханне, что ей недостает «искр», и припомнила строку стихов доктора Юнга: «Друг стоит всех опасностей, которые мы можем встретить». Она спросила себя с прискорбием: «Какие опасности передо мной?»
Теперь она их узнала.
КНИГА ВТОРАЯ ЭТО ЗАДИРИСТОЕ ПОКОЛЕНИЕ
1
Абигейл уютно устроилась в своей кровати с балдахином на четырех столбах с полуопущенными занавесями, хранившими тепло от пронизывающего декабрьского ветра. В дальнем окне через неплотно задернутый занавес она видела, как кружились снежинки. Главная балка низкого потолка, покрытая темной морилкой под цвет верхней полки камина, нависала прямо над постелью и шла к похожему на иллюминатор окну, сквозь которое струился тусклый ночной свет. Под покровом стеганого одеяла ей казалось, что ее ложе напоминает судно, плывущее по морскому простору к новым причалам.