Евгений Константинов Пока не перевёрнут треугольник
Посыпавшиеся из-под ног камни, особого беспокойства не вызвали. Такое неизменно происходило во время передвижений от одного залива к другому, когда, вжимаясь в почти отвесные скалы, медленно преодолеваешь метр за метром рискованного пути. При этом в одной руке держишь снаряженный спиннинг, а другой — не глядя, ищешь малейший уступчик, за который можно удержаться во время очередного полушажка.
Слегка запаниковать заставило другое, — камешки посыпались не только из-под ног, но и откуда-то сверху. Мне на голову. Я, как мог, прикрылся рукой, молясь, чтобы вслед за камешками величиной с лесной орех, не покатились булыжнички размером с футбольный мяч. Но вроде, обошлось, во всяком случае, камнепад временно прекратился.
Я преодолел еще несколько опасных метров, оказался на сравнительно пологом склоне и, вытирая рукавом со лба пот, облегченно вздохнул. Черт меня дернул сократить путь. Сегодня, в отличие от фанатов половить на спиннинг кипрского басса в экстремальных условиях, я в соревнованиях не участвовал. То есть, конечно, участвовал, но не как спортсмен, а впервые в жизни — как главный судья…
Впервые мне не нужно было за кем-то гнаться, или убегать от спортсменов-конкурентов, срезая углы, выбирая кратчайшее расстояние до уловистого места, чтобы первым забросить какой-нибудь воблер или спиннер-бейт в спокойные воды залива, первым почувствовать жесткую поклевку и яростное сопротивление попавшегося на крючок большеротого окуня. Сегодня я просто наслаждался теплым октябрьским деньком, желая лишь одного, — чтобы тучи, зависшие над дальними горами, не вздумали прийти в движение по направлению к нашей фрагме, говоря по-русски — водохранилищу.
Спортсменов было ровно двадцать, и среди них две женщины, которые наравне с мужиками бегали и ползали по скалам. Я скомандовал «Старт!» у правого угла плотины, там, где мы оставили машины и где собирали снасти. Ровно через семь часов на том же месте спиннингисты должны будут финишировать и предъявить мне для взвешивания свои уловы.
После старта спортсмены, как обычно, разбежались кто куда: одни — на левый берег, в так называемую «кишку», другие — на берег правый, в заливы, третьи — в самое верховье фрагмы на мелководные косы. Я побрел по правому берегу, рассчитывая прогулочным шагом обойти весь водоем, пофотографировать, посмотреть, кто как ловит, и если понадобится, вмешаться в какой-нибудь конфликт на правах главного судьи соревнований…
Если бы на мысу залива спиннинговал кто-нибудь из парней, я и не подумал бы спускаться к нему по крутейшему, заросшему терновником, склону. Но внизу виднелись две женские фигурки — Вера и Катя, и я не мог лишить себя удовольствия полюбоваться, как ловят наши красавицы-экстремалки.
— Тише, ты! Всю рыбу нам распугаешь, — зашипела на меня Верка, когда я, потеряв равновесие и упав, едва не скатился в воду между ней и ее подружкой, стоявшей поблизости.
— Да он уже все распугал, — поддержала Катюша. — Теперь придется место менять.
— Можно подумать, у вас здесь клевало! — буркнул я, потирая ушибленный во время падения локоть.
— Если бы ты не нашумел, обязательно клюнуло бы, — грубовато сказала Верка.
— А может, я свои обязанности выполняю, как главный судья, — невозмутимо ответил я. — Может, хочу проверить, не ловите ли вы на запрещенные приманки.
— Так подходи и проверяй! — Верка зло зыркнула глазищами, закончив проводку, вытащила из воды воблер ярко-зеленого цвета, после чего развернулась и начала подниматься в гору, с которой я только что спустился.
— Чего это с ней? — спросил я у Катюши, когда Верка поднялась достаточно высоко, чтобы меня не услышать.
— Чего-чего! Она три баса тащила, из них один сразу леску оборвал, а два других в коряги завели, и тоже обрывать пришлось! — объяснила Катюша.
— Ого! — удивился я. — Такой хороший клев?
— Такой хороший, что у Верки из тонущих воблеров всего один остался. Вот она и злится.
— Понятно. Я бы при трех обрывах вообще с ума сошел. А у тебя, как дела?
— Хапнула большеротого! — не без гордости сообщила Катюша и вытащила из воды шнур с карабинчиком с застежкой на конце, на котором трепыхался приличных размеров басс. — На кило шестьсот десять потянул.
— Ай, молодца! — похвалил я и, как спортсмен, почувствовал легкий укол ревности. — Давай, сфотографирую.
Катюша с удовольствием согласилась попозировать, и я сделал на свой цифровик не меньше десятка кадров. Женщину на рыбалке вообще увидишь не часто, а с большущей, собственноручно пойманной рыбиной — просто эксклюзив. Если еще принять во внимание, что Катюша довольно-таки обаятельная девица, то такое фото не грех и на обложку журнала поставить.
— Ты здесь, на мысу хочешь задержаться? — спросил я, когда Катюша опустила рыбу обратно в воду.
— Ага. У меня тут еще одна хорошая поклевочка была. Думаю, басс никуда не делся, рано или поздно вновь активизируется, — высказала спиннингистка вполне разумную мысль.
— Ну и правильно. А я пойду Верку догонять…
…Но вместо того, чтобы догонять девушку, поднимаясь в гору, я решил опередить ее, срезать путь по почти отвесной скале. Слава богу, что не сорвался. Ну, а кто там сверху на меня камнепад устроил, следовало выяснить, может, это та же Верка новые пути-дорожки разведывает?
Подобрав более-менее прямую палку, я начал подъем. Здесь, на древних кипрских горах подниматься гораздо безопасней, чем спускаться. Хотя бы потому, что видишь, куда наступаешь, видишь, за что можно ухватиться, если нога в треккинговом ботинке вдруг сорвется с, казалось бы, надежной точки опоры. Опять-таки, на палку удобно опираться, да и, постукивая ею по твердому грунту, заранее спугиваешь с нагретых мест ядовитых ползучих гадин. Терновник, правда, все равно делает свое колючее дело, но это уж я сам виноват, не надо было с дороги сворачивать, чтобы на девчонок полюбоваться.
С Веркой я не повстречался, а на дорогу поднялся метрах в пятидесяти правее от места, где мне на голову посыпались камушки. Там как раз был поворот, и, как я помнил, небольшая площадка, на которой хватало места, чтобы развернуться, допустим, на джипе. Именно джип я там и увидел. И еще — двух человек — мужчину и женщину. Наверное, лучше бы я к ним вообще не подходил. Хотя, в этом случае…
Они были художниками. Все, как положено: походные мольберты, подрамники с холстами, в руках — палитры, кисти. Он был очень похож на одного из наших спиннингистов по имени Никодим — высокий, слегка смугловатый, с волосами, собранными в пучок, и красной банданой на голове. Она… На нее лучше было не смотреть. Если, конечно, не хочешь всю оставшуюся жизнь бредить этой поразительной, ни на что не похожей красотой. Какая там Верка, какая Катюша! По сравнению с нашими спиннингистками это создание обладало буквально неземными чертами лица! Поражало сразу все: распахнутые зеленые глаза, сверхдлинные ресницы, ниточки немыслимо изогнутых бровей, утонченный носик, щеки — два нежнейших персика, губы — бесподобнее, чем у Анжелины Джоли, и еще — ослепительной белизны грива волос…
Все произошло очень быстро. Девушка-ангел, спустившаяся на землю, глянула на меня, макнула кистью в палитру, сделала несколько мазков по холсту и… Только что я, все еще опираясь на палку, стоял рядом с джипом и вдруг очутился между двух мольбертов, а мои растянутые в стороны руки, оказались каким-то образом привязаны к подрамникам. Привязаны не чем-нибудь, а такими же белоснежными прядями волос, что были на голове у девушки.
Я машинально попытался вырваться, но с виду хрупкие и не очень устойчивые мольберты даже не шелохнулись, словно не стояли на земле, а были в нее вколочены.
— Не волнуйтесь, ничего страшного с вами не случится, — попытался меня успокоить обладатель банданы.
— Но как это произошло? — я кивнул на свои руки. — Что здесь вообще происходит?
— Я просто тебя нарисовала, — сказала девушка и широко улыбнулась, показав ровный ряд зубов, почему-то совсем маленьких, как у ребенка.
— Нарисовала? — я посмотрел на ее холст и увидел там человечка, который, как будто бы нес сразу два мольберта. Приглядевшись, различил детали: треккинговые ботинки, защитного цвета брюки и жилетка, под ней — светлая рубашка, на голове — темно-зеленая бейсболка. Вылитый я! Но каким образом это можно было нарисовать за пару секунд?!
— Мы вам все объясним и даже покажем, — пообещал мужчина. — Но и вы не держите от нас тайн.
— Да о чем вы?
— По вашему мнению, сегодня с неба прольется вода? — задал он какой-то неправильный вопрос.
— Не хотелось бы, — проворчал я, глядя на пока что далекие тучи. — А то все соревнования насмарку пойдут.
— Соревнования?
— Мы здесь соревнуемся, кто больше рыбы поймает. Басса! — я невольно повысил голос, словно разговаривал со слабослышащим.
— Басса?
— Большеротого окуня.
— Кто это — вы? — задавая вопросы, художник не удосуживался поворачивать голову в мою сторону. Продолжал орудовать кистью, посматривая то на холст, то на дальний берег фрагмы.
— А вы сами-то кто? — я вновь безуспешно попытался высвободиться.
— Мы те, кто без труда лишил тебя возможности передвигаться, — белокурая красавица встала в каком-то метре напротив меня. От ее лица невозможно было оторвать взгляд, оно притягивало, заставляя изучать, запоминать, впитывать в себя каждую свою линию, каждую черточку. Если бы еще не обнажающиеся при улыбке неестественно крохотные зубы…
— Но, как вы это сделали? Почему мои руки вдруг…
Она сделала шаг вперед, обхватила меня рукой за затылок, притянула к себе и нашла своими пухлыми губками мои задрожавшие губы. С ума сойти! Всего лишь за еще один такой поцелуй я готов был бы…
— Кто вы такие, ловящие рыбу в этой грязной воде? — спросила она, отступая и глядя мне в глаза зеленью своих глаз.
— Мы все из России. Фром Москоу. Каждую весну и осень на Кипр прилетаем, чтобы басса половить, посоревноваться.
— Зачем?
— Соревноваться зачем? Так ведь это же спорт! По рыбалке даже чемпионаты мира проводятся. В этом свой кайф. Поймать рыбы больше, чем поймали другие…
— Кайф? — художник, наконец-то, посмотрел на меня. А я на него. Наверное, Верке или Катюше этот мужчина понравился бы не меньше, чем понравилась мне его красавица-напарница.
— Как в любом спорте, — я сглотнул слюну. — Для нас — рыболовов-спортсменов соревнования — настоящий праздник. Удовольствие, адреналин. У нас, в Подмосковье почти каждые выходные по спиннингу соревнования проводятся.
— В Подмосковье?
— Да. На водохранилищах. Истринском, Озернинском, Можайском…
— И тоже — в грязной воде?
— Ну, как — в грязной, — я сделал попытку пожать плечами. — В нормальной воде. Нам ведь главное — рыбу поймать, а какая уж там вода — не важно.
— Когда вытаскиваете рыбу из воды, вы трогаете ее руками?
— А чем же еще!
— Без защитных средств?
— Ну не перчатки же надевать…
Красавица по очереди внимательно осмотрела и даже потрогала мои кисти. Прикосновения были очень нежными, так, наверное, пятилетняя девочка гладит уложенную в кроватку свою любимую куклу. Я на мгновение представил себя и художницу в одной постели…
— Значит, вы совсем не боитесь э-э-э… природной воды? — в ее и без того распахнутых глазах проскользнуло искренне удивление.
— Почему мы должны ее бояться? Я, например, до того берега и обратно запросто доплыву, — сказал я абсолютную правду. Чем, кажется, вызвал неподдельный интерес и у нее, и у него.
— И сколько вас здесь… соревнуется?
— Ровно двадцать спортсменов. А я — судья, после финиша буду рыбу взвешивать и результаты подсчитывать.
— Результаты?
— Ну да. По трем самым крупным рыбам…
— Почему только по трем? — удивился он. — А если поймаете больше?
— Такие правила. Ты можешь хоть десять поймать, но в зачет только три самые крупные идут.
— А остальных куда?
— Отпускаем обратно в воду. Если они, конечно, подохнуть не успели. Или забираем и отдаем повару в отеле, чтоб пожарил.
— Вот, значит, как, — художник удовлетворенно оскалился, и из его открытого рта послышался звук, больше всего похожий на продолжительную отрыжку. Но когда девушка так же выдала похожий звук, мне подумалось, что таким образом они между собой общаются. Кто же они такие?
Я бросил взгляд на холст обладателя банданы. Оказывается, художник довольно точно отобразил противоположный берег водоема: под синим небом — древние горы, поросшие зеленым кустарником, довольно покатый склон, даже две фигурки рыболовов у уреза серебристой воды. Всмотревшись в уже не нарисованный, а в настоящий берег, я по цвету одежды узнал в одном из рыболовов Андрея Смертина. Андрюха прибежал на свое любимое место, где можно нарваться на стаю басса средних размеров и, вроде бы, Пашу Семечкина за собой притащил.
— Очень хорошо, что вас ровно двадцать и еще один, — обратился ко мне художник. — В случае если счет окажется равным, вы станете решающим аргументом.
— Какой такой счет? Какой решающий аргумент?! — повысил я голос. — Немедленно развяжите меня. В конце концов, мы — граждане иностранного государства.
— Государства, — покивал головой художник. — Фром Подмосковье, так?
— Развязывай давай! — вновь потребовал я.
— Посмотри-ка лучше сюда, — художник отложил одну и взял другую, очень тонкую кисть и макнул ее в палитру. Прямая линия золотистого цвета, проведенная параллельно земле в центре холста, обезобразила рисунок. Еще две прямые линии, — и получился равнобедренный треугольник с устремленной в нарисованное небо вершиной.
— Ну, вот, — удовлетворенно сказал художник, после чего взял и перевернул картину на сто восемьдесят градусов.
Зачем он это сделал, было непонятно. Впрочем, у художников случаются свои причуды, они, мол, и видят по-другому. Может, в рисунке заложен какой-нибудь секрет, фокус? Я постарался вглядеться в пейзаж, который он отобразил на холсте, и вдруг со всей отчетливостью понял, что там что-то сильно изменилось. Перевел взгляд на перевернутую картину, рисунок на которой должен был бы оказаться вверх ногами. Но почему-то в рисунке перевернулось только то, что было выделено золотистыми линиями, что было внутри треугольника! А все, нарисованное вокруг треугольника, словно бы и не переворачивалось. Но это оказался далеко не весь фокус.
Краски внутри треугольника на глазах поблекли и начали съезжать к его обращенному вниз углу, оставляя на освобождающемся месте золотистое свечение. Я вновь перевел взгляд на реальный пейзаж, который теперь казался совсем не реальным. Потому что и там, на противоположном берегу водоема, на фоне горы отчетливо стали видны контуры треугольника, внутри которого, словно смываемые водой, постепенно вливались в нижнюю его часть, кусты, деревья, камни, а вместо них появлялось все то же золотистое свечение.
Но и это было еще не все! Не успел я подумать, что вижу открывающееся окно в совершенно другой, неземной мир, как из этого окна появились две мерцающие точки, начинающие принимать очертания… Я вновь посмотрел на холст художника; оказалось, что за считанные мгновения он успел нарисовать посередине перевернутого треугольника две летящие человеческие фигурки перламутрового цвета. Обнаженных мужчину и женщину, — себя и свою спутницу, с порхающими крыльями за спиной. Крылья, такие же, как у бабочки-капустницы, порхали на самом деле, и фигурки в действительности перемещались, то есть, летели. Сначала к нижнему углу треугольника, потом словно вырвались из него и устремились к двум ближайшим фигуркам рыболовов.
На холсте фигурки и тех, и других выглядели хоть и крошечными, но очень четкими. Или у меня вдруг резко обострилось зрение, и я смотрел на них словно сквозь увеличительное стекло, различая даже мимику на лицах. Во всяком случае, я очень хорошо разглядел, что один из спиннингистов, а именно Андрюха Смертин, сделал резкую подсечку и быстро завращал ручку катушки на согнутом в дугу удилище.
Дотащить рыбу до берега он не успел, — фигурка мужчины с крыльями бабочки подлетела сзади, на мгновение зависла у Андрюхи над головой, после чего близнец художника схватил рыболова за волосы, приподнял над землей, а резко увеличившиеся крылья хлопнули тому по голове, словно двумя лезвиями срезав макушку. Ничем больше не удерживаемое тело, упало на землю, а художник-бабочка взмыл вверх, держа в руках окровавленный скальп.
— Один — ноль, — сказал, стоявший рядом со мной художник.
— Один — один, — поправила его художница секундой позже.
А еще через секунду до меня донеслись два истошных вопля. Я вновь посмотрел на противоположный берег, где теперь уже ни Андрюха Смертин, ни Паша Семечкин больше не ловили рыбу. Зато были четко видны две сияющие перламутром фигурки, летящие по-над берегом в разные стороны друг от друга.
— Что там п-произошло? — дрогнувшим голосом спросил я.
— Она сравняла счет, — как ни в чем не бывало, пояснил художник. — А я, кажется, выбрал не то направление поиска. Но ведь вы должны знать, на каком берегу ваших рыболовов больше…
— Дорогой, — прервала его красавица, — ты забываешь правила. Никакой индивидуальной помощи от аборигенов.
— Но он поделится информацией и со мной, и с тобой!
— А я вполне могу обойтись и без дополнительной информации, — возразила она.
— А-а-а… — послышался еще один отдаленный вскрик.
— Два — один, — улыбнувшись, прокомментировала художница.