— И еще мандариновое суфле, — заразился он ее азартом, заулыбался, поймал ее ладошки, легонько сжал. — И кофе целый кофейник!
— И пирожных, да-да! Пирожных шоколадных!
— С воздушной шапочкой. Помнишь, брали в последний раз? Вкусно!
Они подозвали официанта, сделали заказ. Потом с аппетитом ели, урчали, как сытые кошки, смеялись друг над другом, подшучивали. Сделалось беззаботно и весело. Катя решила его не дожимать. Информация запущена, пускай принимает решение. Он же мужчина. Ему потом править отцовским бизнесом, доставшимся Кате в наследство. А кому еще, ей, что ли? Она теперь этого не может. Она учительствовать любит, малышами командовать. Это ее. А бизнес…
— Илюша, совсем забыла сказать за всем за этим… — Она неопределенно повела рукой, сняв ее с баранки руля своего автомобиля. Илья стоял возле машины. — Тебе надо было бы заехать на фирму отца. Что-то там идет не совсем так, как надо. Надо же, совсем забыла.
Катя наморщила лоб, будто правда только что вспомнила. Конечно, она не забывала. Просто приберегала до удобного момента. Она же стратег, а не так себе.
— А что там не так? — Илья наклонился в ее сторону, дотянулся губами до щеки, поцеловал. — Там у тебя какой генеральный, о-го-ого!
— В том-то и дело, что он на больничный ушел, месяца на два. Какие-то серьезные проблемы со здоровьем. Оставил за себя зама, но не очень верит в его силы. Просил меня подключиться. А ты же знаешь, что бизнес для меня — это смерть. Ты не мог бы?
— Катюша, как я туда явлюсь? В роли кого? — мягко перебил ее Илья, стоя все так же, согнувшись возле ее водительской дверцы. Его полупальто из кашемировой ткани широко распахнулось на груди, и ей тут же захотелось нырнуть туда руками. — Здрасьте, я от Кати?
— Вот! — ткнула она его пальчиком в грудь. — А я о чем? А мог бы явиться туда уже хозяином!
— Ой, скажешь тоже, — фыркнул Илья весело. — Женитьба на тебе не сделает меня хозяином, малышка. Я добросовестно буду править твоей фирмой по твоей доверенности, если ты, конечно же, мне доверишь. Но это потом. А сейчас как? Здрасьте, я люблю вашу хозяйку и поэтому…
— Балда, — блаженно улыбнулась Катя и оттарабанила по рулю какой-то победоносный марш. — Какой же ты балда, Илюшка.
Заявление о женитьбе, хоть и прозвучавшее не совсем так, как ей хотелось бы, все же прозвучало и в разы подняло ей настроение.
— Почему? — Илья ласкал взглядом ее красивое личико.
— Потому что сразу после свадьбы я перепишу на тебя свой бизнес, милый!
— А вот это делать совершенно не обязательно. — Он посерьезнел, выпрямился, одернул полупальто, поправил рукава сорочки, перевернул часы циферблатом вверх, они все время соскальзывали. — Я же не на бизнесе жениться собрался, а на тебе.
— А собрался все же? — она чувствовала, что сейчас точно задохнется от счастья. — Собрался?
— Да. Я прямо сегодня, Катюш, сниму номер в гостинице. Потом соберу свои вещи. А завтра найму адвоката и потороплю, чтобы не затягивал с процессом.
— С каким? — ее голос дрогнул.
— С бракоразводным, малыш. С бракоразводным.
Он попятился, задел каблуком обледеневший камушек, оступился и, неуклюже взмахнув руками, растопырил ноги, пытаясь сохранить равновесие. И тут же недовольно сморщился, поняв, что выглядит нелепо. А нелепо Илья выглядеть терпеть не мог, Катя знала. Поэтому она сделала вид, что не заметила этих танцев на обледеневшем бордюре. Помахала ему пальчиками и поехала домой. Ее уроки в школе закончились еще час назад. Так что она могла в тишине спокойно помечтать о счастливом будущем, которое, кажется, уже не за горами.
Глава 3
— Ирка, ну ты даешь! — восхищенно выдохнул молодой парень, наблюдая за эротическим танцем высокой худой женщины. — Развяжи меня немедленно, слышишь! Развяжи, маленькая дрянная девчонка! Я сейчас тут все разнесу к чертовой матери!
Сильное мускулистое тело задергалось на ее кровати. Но она внимания не обратила на угрозу. Это была часть игры. Игры, которую они спланировали еще пару дней назад. И хихикали, как дети, и возбужденно задыхались, придумывая все новые и новые фишки.
Конечно, возжелай ее молодой любовник по-настоящему, он бы в три минуты освободился от атласных лент, стягивающих его запястья и щиколотки. Он бы, с его дикой силой и необузданностью, разнес тут все к чертям собачьим. И кровать перевернул, и витую кованую спинку согнул.
Но он здесь был не за этим. Он пришел за удовольствием. А удовольствие надо выстрадать, выждать. Поэтому и ругался он все больше по сценарию, а не на самом деле. А Ирка, похотливая стерва, от сценария отступила и вытворяла такое, что он сейчас от сладостной боли, которой свело низ живота, сознание точно потеряет.
— Мой малыш ждет меня? — промурлыкала Ира и стащила с себя левый чулок. — Ждет? Не слышу!
— Да-да, иди уже сюда! Ну!
Она сделала шажок, другой, и тут, черт побери, зазвонил телефон. Ее телефон, не его. Он-то свой отключил, как она и просила. А вот она…
— Какого рожна?! — возмутился он. — Мы же договаривались, Ир! Это что, импровизация?
Какая там импровизация. Ирка тут же согнала с лица томную похоть, сделалась сухой и властной, какой всегда бывала на работе, и схватила с тумбочки под зеркалом свой мобильник.
— Кира звонит, — удивленно выгнула она нижнюю губу. — Я же ее предупредила. Что-то случилось?
— Ир, забей, — простонал парень и покосился вниз. Предмет его гордости и Иркиного вожделения увял, поник. Он забеспокоился. — Иди сюда! Иди сюда немедленно!
— Заткнись, малыш, — беззлобно огрызнулась Ира и нажала кнопку приема. — Да, Кир, что случилось?
Он со вздохом принялся освобождаться от атласных лент, понимая, что, если чем-то их свидание и закончится путным, игрищ все равно уже не будет. Освободившись, он сел рядом с Ириной на краю кровати и прислушался.
Киру он, конечно же, знал. Она проводила с ним собеседование при приеме на работу. И именно она порекомендовала его принять. И, кажется, без ее рекомендации он в койку к хозяйке фирмы вряд ли бы попал. Кира ему даже немного нравилась. Среднего роста, русоволосая, зеленоглазая, она обладала приветливым нравом. Он лично за все пять лет, проведенных на фирме, ни разу не слышал, чтобы она повышала на кого-то голос.
Но сейчас Кира не просто повысила голос. Она орала, верещала, визжала и, кажется, захлебывалась слезами.
— Кира, возьми немедленно себя в руки, — неуверенно приказала Ира и покосилась на своего молодого любовника. — И объясни внятно, что стряслось.
— Он ушел! Ирка, он ушел! — всхлипывала Кира.
— Кто?
Ира старалась говорить спокойно, но он-то видел, что спокойствие дается ей с великим трудом. Лоб прорезали морщины, вокруг рта обозначились складки, а тонкогубый, неподражаемо сексуальный рот тут же прошептал: «Мразь».
— Как будто ты не знаешь! — закричала Кира снова. — Илья ушел!
— Куда ушел? — ровно и без эмоций будто бы спросила Ира, а морщинки на лбу сделались глубже. Видно было, что истерика подруги ее зацепила. — Ушел — вернется.
— Ир, ты что, дура?! Ты что, под кайфом, я тебя спрашиваю?! — зашлась в крике Кира. — Он насовсем ушел! От меня! Собрал вещи и съехал! Сказал, что снял номер в гостинице! Но зачем все это, Ир? Зачем? Господи, я умру от горя, Ирка!
Ира тут же вскочила с кровати и принялась мерить шагами свою просторную спальню. Разгуляться было где. Спальня метров тридцать, а то и больше. Как была, без трусов и без лифчика, в одном чулке, Ирка ходила от окна к двери мимо спинки кровати и говорила властно и непримиримо, как будто на совещаниях. И парня это неожиданно возбудило даже сильнее, чем ее эротический танец.
— Во-первых, ушел — и черт с ним! — резанула сразу Ира. — Я давно говорила, что он гад! Ты прослушала, и ладно. Во-вторых, не ты первая, не ты последняя. Все мужья рано или поздно уходят, закон каменных джунглей. Выживает с нами сильнейший. Среди этой братии сильнейших нет. Одна слякоть! В-третьих, прекрати истерику. Выпить у тебя чего-нибудь путное есть? Если нет, то что купить?
Что ответила Кира, он теперь не слышал. Ира просто кивнула, отключилась, швырнула телефон на кровать. Подперла тощие бока, которые ее совершенно не портили, а как раз наоборот. Глянула на любовника требовательно, как начальница, и произнесла:
— Форс-мажор, малыш. Придется сделать это по-быстрому.
— Я поеду с тобой, — заявил он, застегивая штаны после пятнадцати минут горячего секса.
— С какой стати? — Ирина заинтересованно округлила глаза. — Там слюни бабьи, сопли. Там горе у человека, в конце концов. Во всяком случае, она так считает. Я-то другого мнения. Я думаю, что ей повезло. Тебе там не место, малыш.
— Я с тобой, — повторил он, застегивая рубашку, и глянул строго. — И я не малыш!
Они заехали по дороге в супермаркет и накупили всего. Бутылку виски отменного, три бутылки дорогого белого вина. Ирка зачем-то прихватила и шампанское. Апельсинов две сетки, большущий ананас, замороженных стейков семги, что-то на салат. И громадную буханку какого-то ароматного хлеба с зажаренной корочкой, обсыпанной злаками.
Они заехали по дороге в супермаркет и накупили всего. Бутылку виски отменного, три бутылки дорогого белого вина. Ирка зачем-то прихватила и шампанское. Апельсинов две сетки, большущий ананас, замороженных стейков семги, что-то на салат. И громадную буханку какого-то ароматного хлеба с зажаренной корочкой, обсыпанной злаками.
— Будем праздновать, — заявила она, тормозя возле дома Киры. И зябко поежилась. — Если, конечно, получится.
Дверь в квартиру Киры была не заперта. Они осторожно вошли, Ирина позвала подругу по имени. Та не откликнулась.
— Черт, — выругалась Ирина и прикусила нижнюю губу, которая чуть подрагивала. — Кира, где ты, детка?
Он прислушался. Откуда-то из недр квартиры доносилась горестное сопение.
— Идем, — потянул он Ирину за рукав, кивнув в сторону дверного проема. — Она там.
Швырнули пакеты у двери, стащили обувь, сняли верхнюю одежду и пошли на Киркино сопение.
— Оба-на! — всплеснула руками Ирина и шлепнула себя по худым бедрам. — Это как называется, детка?
Кира сидела в углу гостиной на полу, подтянув к подбородку колени. Перед ней в радиусе метра был рассыпан какой-то мусор. Они не сразу сообразили, что это изорванные в клочья фотографии. Ее семейные фотографии.
— Кира, здравствуй, — поздоровался он и шагнул вперед Ирины. — Я приберу тут?
И принялся широкой ладонью, как совком, сгребать в кучку останки семейных снимков.
— Виталик? — Кира подняла голову, удивленно моргнула раз-другой. Лицо опухшее, красное, слезы на глазах. — Ты как тут? Ир, ты что, его из дома вызвала? Но зачем? Не надо было.
— Заткнись, Степанова, — вяло приказала Ирка, усаживаясь в широченное кресло как на трон. — Никого я ниоткуда не выдергивала. Твой звонок застал нас на самом интересном месте.
— В смысле? Где? — Кира переводила непонимающий взгляд с подруги на Виталика.
— В постели, детка. В постели, — почти весело фыркнула Ирка.
Она решила во что бы то ни стало отвлечь подругу от ее беды, поэтому готова была выболтать про себя все-все, хотя никогда этого прежде не делала. Никогда не называла имен и фамилий своих любовников. Кира не спрашивала, она и не называла. Но раз уж Виталик увязался с ней, раз уж такие дела, то пускай подруга начнет ее осуждать, что ли. Все же лучше, чем корчиться от боли.
— Ты с ним спишь? — прошипела Кира и замерла с открытым ртом, наблюдая, как Виталик, собрав клочья фотографий в кучу, начинает лепить из нее огромный комок. — Ты спишь со своим подчиненным???
— А почему нет? — Ира беспечно дернула плечами, закинула ногу на ногу, шевельнула аккуратными пальчиками. — Он хорош, Кира. Он неподражаемо хорош. Это лучшее, что со мной…
— Ничего, что я здесь? — прокашлялся Виталик, комкая фото семейного счастья Киры в бумажный шар.
— А тебя никто не звал, — огрызнулась Ирина беззлобно. — Раз навязался, будешь слушать. Еще и не то услышишь, это я тебе обещаю!
С великим трудом им удалось вытащить Киру из ее угла. Они пошли в кухню, принялись готовить ужин, запивая аромат запекающейся рыбы вином. Кира почти не закусывала и быстро пьянела. И несла бог знает что. Виталик и представить не мог, что она способна на такую ненависть. У нее аж зубы скрипели, когда она произносила по буквам имя своей соперницы. И взгляд становился стеклянным, когда она грозилась прервать безоблачное счастье мужа и коварной разлучницы.
— А нехай, пускай живут, Кир, — пьяно хихикала Ирина, ковыряясь вилкой в салате, который приготовил Виталик. — Они тебе нужны?
— Убью! Я все равно ее убью, Ир! — шипела пьяная Кира, без конца роняя вилку и нож на пол. — Или его, или ее!
— Лучше уж его! Мотив налицо — он сделал тебе больно, — Ирина гладила подругу по спутавшимся волосам.
— Они оба! И она! Она сделала больно! Не будь ее…
— Была бы другая. Поверь мне, детка, была бы.
Кира отключилась через час. Виталик отнес ее в гостевую комнату. В спальню Ирина не велела.
— Когда проснется одна, ей станет очень плохо, — проговорила она со вздохом, застилая гостевой диванчик. — Завтра выходной, она проснется одна в супружеской постели. Пусть лучше здесь. Господи, не наделала бы глупостей!
Они прибрали в кухне, вымыли посуду. Захлопнули входную дверь. Пока ждали лифт, Ира вдруг сказала:
— Знаешь, а классик был неправ, утверждая, что все несчастные семьи несчастливы по-своему. Неправ!
— Почему?
К стыду своему, Виталик не помнил имя этого классика. И даже не понял, о чем речь. Не потому, что был тупым, а потому, что читал другие книги. А еще потому, что у него в жизни были другие приоритеты. В конце концов, у него у самого была когда-то несчастливая семья, и ему казалось, что другого такого несчастья в мире быть не может. Может, и прав был неизвестный ему классик, утверждая, что каждый несчастен по-своему.
— Потому что несчастливая семья — это всегда боль, всегда одиночество, всегда пустота, — продолжила Ирина, входя в кабину лифта.
— Согласен, — кивнул он после паузы, тут же вспомнив о себе. И глуховатым голосом закончил: — Это всегда боль. Всегда одиночество.
Глава 4
Зачем ему вообще был нужен отпуск? Да еще в конце ноября? Чем он мог заняться, интересно, в такое благодатное, по словам руководства, время? Позагорать на берегу местного водоема, порыбачить там же? Обалдеть как заманчиво.
— Сейчас тебе, Макаров, самое время для отдыха в такую лягушачью погоду, — убеждал его зам по кадрам, скупо улыбаясь. — В такую погоду даже уровень преступности снижается по статистике. Разве не так? Ты согласен?
Он в ответ молчал. Он согласен не был. Потому что ноябрь хорошим временем для отдыха не считал. И преступникам без разницы, когда гадить, в какое время года. Но возражать не стал: кто он такой, чтобы оспаривать решение руководства? Рядовой майор рядового отдела внутренних дел. Да и плюсик один крохотный имелся в сдвинутом на месяцы отпускном графике — он сможет новогоднюю ночь дома провести. Возникал только вопрос, с кем? И вопрос был серьезным, поскольку он больше трех лет жил один после развода. Знакомых было много, но…
Но две из них имели семьи и, соответственно, мужей. И значит, в новогоднюю ночь будут с семьями. А еще две знакомые отчаянно хотели отволочь его в ЗАГС. И если он пригласит кого-то из них к себе встретить Новый год, то и та, и другая тут же сочтут это хорошим предзнаменованием и потом целый год станут требовать кольца и предложения.
Он категорически не согласен!
Ладно, больше месяца впереди, определится с выбором.
Макаров со вздохом оглядел гомонящих посетителей торгово-развлекательного центра.
Народу-то, народу! Гул как в улье. Неужели всем что-то непременно надо купить? Много ведь и просто праздношатающихся. Он, едва переступив порог, с дюжину насчитал. И машинально отнес их к списку потенциальных правонарушителей. Здесь вообще, если внимательнее присмотреться, две трети были его клиентами. Кто по чужим сумкам и кошелькам глазами стрелял, кто откровенно хамил продавцам, кто задирался с посетителями. Двое повздорили из-за освободившегося места в кафе быстрого питания. Не оскорбляли друг друга, нет, но недружелюбно косились. Это Макарову не нравилось. Он считал, что с неприязни о-о-очень многое может начаться.
Заметив вывеску отдела мужских костюмов, он со вздохом направился туда.
Выбирать себе одежду он терпеть не мог. Когда жил с женой, этим всегда занималась она. Безошибочно угадывала даже размер обуви. Он послушно надевал, потом на службе отшучивался, когда раздавались завистливые вопросы.
Ну не летал он на выходные в Италию и в Париже на неделе высокой моды не был!
После развода все изменилось. Жена многие вещи, которые ему откуда-то добывала, забрала с собой. Зачем? Ответа не было. От ненависти, наверное. Они сложно расставались.
Макаров носил то, что осталось. Покупал обновки редко. За три года почти никогда. И ему было плевать, если честно. Но когда поймал на себе оценивающий взгляд той дамочки, что слетела на машине с дороги на его глазах, и уловил ее пренебрежительный вздох, сделалось неприятно. Потом явилась за ней ее подруга, и стало только хуже. Высокая, худая дама, сексуальная, с удивительно красивым лицом, оглядела его точно так же и точно так же вздохнула. Вернувшись домой, он долго стоял, не снимая куртку и «дутики», перед зеркалом. Долго себя рассматривал, пытаясь понять, что не так.
Когда понял, загрустил. Он в этом наряде выглядит как пенсионер дядя Коля с первого этажа. И «дутики» такие же. Такая же непонятного цвета длинная куртка. Или почти такая же. Надо бы изменить ситуацию. Времени в отпуске много. Деньги есть. Он пообещал себе и тут же почти забыл. На пару недель забыл. А потом позвонила дочь. И сообщила, что желает его познакомить со своим женихом.
— Женихо-оом? — протянул Макаров насмешливо, будто дочери не было девятнадцать и она никакого права не имела на личную жизнь. — Интересно, интересно.