Калина Калиныч задумался. После долгих колебаний спросил с сомнением:
– Твердо обещаешь?
– Твердо!
Старый лешак посмотрел на внучку чуть ласковее и, после небольшой паузы, сказал:
– Ну вот… Так-то лучше… А то – стыд на всю Чащу… А каникулы у вас будут, я обещаю.
И тут Уморушка вдруг спросила:
– А если я ни одного замечания не получу, ну, ни одногошеньки!.. – тогда в Светлогорск к Маришке съезжу?
– Куда?.. – удивился Калина Калиныч. – В Светлогорск?! К людям?!
– А что? Они-то к нам ездили!
Калина Калиныч хотел было произнести громовым голосом привычную фразу: «Ни под каким видом!» и быстренько улетучиться, но в последний миг вдруг передумал и сказал:
– Ну что ж… Если ни одного замечания не получишь, то, пожалуй, и съездишь к подруге в город. Только этому, Уморушка, никогда не бывать – не из того ты теста леплена, чтобы на месте сидеть.
– Я-то? – переспросила Уморушка.
– Ты-то, – подтвердил Калина Калиныч.
– А вот увидишь! – посулила Уморушка.
– Ну-ну… – усмехнулся Калина Калиныч.
– Так по рукам?
– По рукам!
Калина Калиныч, продолжая тихо улыбаться в седые усы, протянул внучке руку, и та не замедлила крепко вцепиться в нее своей ручонкой.
– Федюшк, – крикнула Уморушка вертевшемуся неподалеку подростку-водяному, – а ну-ка, разними.
Федюшка охотно исполнил просьбу, а потом спросил:
– А про что спор?
– Тсс!.. – сказала Уморушка, прижимая указательный палец к губам. – Пока тайна!..
Глава четвертая, в которой Калина Калиныч сдается на милость победителя
Всякая тайна рано или поздно становится явной. Минуло еще три четверти, и всей Муромской Чаще стал известен спор между Уморушкой и ее дедом. А позаботилась об этом сама Уморушка. Еще бы: за все три четверти она не получила ни одногозамечания!
– Не иначе тебе нечистая сила помогла, – удивлялся Калина Калиныч, записывая в дневник любимой внучки одни пятерки. – Без колдовства тут никак не обошлось, ну, никак!
Дедушкины слова очень возмутили Уморушку, и она, пыхтя от негодования и горькой обиды, стала выговаривать деду:
– Всегда так!.. Чуть что – «Нечистая сила помогла!..» Поможет кто – жди!.. Сама молчала, сама ниже травы, тише воды сидела. Думаешь, легко, деда, так сидеть? Попробуй! И дня не высидишь. Или подскажешь кому-нибудь, или за ухо дернешь А я помалкивала, за ухи не дергала…
– Знаю, что не дергала, знаю, что помалкивала… Оттого и дивлюсь: не чародейство ли это?
– Не-а… – ответила Уморушка и почему-то покраснела, как рак.
Но дедушка не заметил перемены в окраске внучки, а может быть, сделал вид, что не заметил. Расписавшись в дневнике за учителя, он вручил его Уморушке.
– Держи, отличница. Иди, хвастай перед братьями и родителями!
Но уходить из лесной школы Уморушка не спешила.
– А обещание? – спросила она и уставилась на деда прокурорским взглядом. – Забыл, деданя?
– Какое обещание? – попробовал юлить Калина Калиныч. – Что-то запамятовал…
– К Маришке съездить, в Светлогорск!
Старый лешак прошептал что-то под нос – не то укорил себя за длинный язык, не то пробубнил заклинание – и начал потихоньку растворяться в воздухе.
Но Уморушка была начеку.
– Деда, не крути! Держи слово!
Калина Калиныч нехотя вернулся в прежнее состояние и сердито буркнул:
– Мала еще по городам ездить! Подрасти чуток!
– Ребенки должны получать яркие впечатления с детства! Ты сам родителям так говорил! Держи слово, деда!
Калина Калиныч затравленно покрутил головой, словно бы надеясь найти кого-нибудь, кто бы защитил его от настырной внучки, но никого, кроме водяного Федюшки, свидетеля его злополучного спора, не увидел.
И тогда старый лешак сдался.
– Хорошо, – сказал он, – поедешь в гости к своей Маришке. Но смотри: ежели что…
– Знаю: буду пенять на себя! – Уморушка вспомнила о брате и робко спросила напоследок деда: – А если еще и Шустрика взять? Вдвоем пенять не так обидно, как одной.
Но Калина Калиныч отказался пустить внука, хотя в глубине души понимал, что так бы ему самому было спокойнее за Уморушку.
– Нет, – сказал старый лешак, – Шустрик останется в Муромской Чаще. Лесной Совет принял решение о расчистке этим летом пещеры Змея Горыныча от тысячелетней трухи и мусора, и Шустрик с другими своими товарищами отправится на раскопки. Поедешь в Светлогорск одна, если родители возражать не станут.
– Они не станут! – заверила Уморушка деда. – Они сознательные. Я же не так просто еду, я свой уровень повышать еду.
– Какой уровень? – удивился Калина Калиныч.
– Пока не знаю, какой, – пожала плечами Уморушка. – Какой-нибудь повышу.
И она побежала к Федюшке и другим друзьям хвастаться своей победой в споре с дедом.
– Письмо, письмо напиши! – крикнул ей вслед Калина Калиныч. – Маришкиных родителей предупредить нужно!
– Хорошо-о-о!.. Напишу-у!.. – откликнулась Уморушка и, вытянув руки в стороны и сильно оттолкнувшись от земли ногами, взмыла над луговыми травами.
Глава пятая, в которой Петя Брыклин попадается на крючок
У каждого человека есть второе «я» или иначе «альтер эго». Некоторые люди не знают об этом и живут себе припеваючи. А вот те, кто знает…
Маришкин одноклассник Петя Брыклин был из тех, кто знал. Об Альтер Эго ему рассказала бабушка Виолетта Потаповна, которая, в свою очередь, вычитала все данные о втором «я» из толстенной книги под названием «Этика». Ей очень хотелось, чтобы ее внук вел себя в жизни этично, а не совсем напротив.
– Помни, Петечка, – сказала Виолетта Потаповна, заглядывая внуку в глаза проницательным взглядом, – в человеке сидит еще один как бы человек по имени Альтер Эго и он, этот Альтер Эго, толкает того человека на противоположные поступки.
– Руками толкает? – спросил удивленно Брыклин. – Или ногами пихается?
– Словами. Против слов очень трудно человеку устоять.
– А если уши заткнуть? Заткнуть уши и не слушать его. Нельзя разве?
– Нельзя, – горестно развела руками Виолетта Потаповна, – Альтер Эго внутри сидит, от него не скроешься. Одно спасенье – думать, НА ЧТО толкает Альтер Эго. Если на хороший поступок – нужно прислушаться, если на плохой – стой крепче прежнего.
«Вот еще заботы не хватало… – подумал Брыклин, но вслух говорить этого не стал, не хотел расстраивать бабушку. – Мало мне учителей в школе, так еще какой-то Альтер Эго прибавился!»
Петя решил проверить бабушкины слова и прислушался. Но никакого внутреннего голоса он не услышал. Целую неделю Петя ходил с чуть повернутой набок головой и все пытался уловить хоть какое-то бормотание в своем животе. Но второе «я», как видно, впало в длительную спячку и молчало, подобно двоечнику у доски. Наконец, Пете надоело караулить невидимку и он позабыл про него. Но вот однажды…
Однажды Петя Брыклин шел по Большой Собачьей улице и повстречал на свою беду завуча из тринадцатой новокуличанской школы Светлану Николаевну Барабанову.
– Брыклин! Петр! – радостно воскликнула бывшая детсадовская воспитательница Пети. – Тебя-то мне и надо!
– Здравствуйте, Светлана Николаевна… – поздоровался Брыклин. – Рад видеть…
– Ты, Петенька, самый озорной в группе был, так в память и въелся, – учительница улыбнулась бывшему воспитаннику и продолжила: – Но я твой актерский талант отметила. Такой талант – на всю жизнь зарубка!
Впервые услышав о своем артистическом таланте, Брыклин, однако, не стал разубеждать Барабанову, а только скромно потупил голову и немного зарделся.
– Все-таки, какое счастье, что я тебя повстречала! – продолжала тем временем завуч новокуличанской школы. – Через три дня городской смотр школьных драмкружков, а у нас нет подходящего артиста на главную роль! Петечка, выручай!
– Я уже занят, Светлана Николаевна… Я Кота в сапогах играю. Мы тоже в смотре участвуем.
– Кота в сапогах любой изобразить сумеет. А вот пушкинских героев зрителю на должном уровне преподнести – не каждому дано!
– Пушкинских и я не смогу, – честно признался Петя. – Вот Кота…
Но Барабанова не пожелала даже дослушать Брыклина.
– Нет! Нет! И нет!.Лучше тебя бесенка никто не сыграет! Ты читал «Сказку о попе и работнике его Балде»?
– Ну, читал…
– Так роль бесенка Пушкин писал прямо для тебя!
Петя немного усомнился в правоте такого утверждения, однако промолчал. А Барабанова, воспользовавшись его замешательством, снова ринулась в атаку:
– У вас призы давать актерам будут?
Брыклин пожал плечами: этого он не знал.
– А у нас будут! – радостно воскликнула предводительница новокуличанской детворы. – Шефы на плейеры расщедрились и еще на «дипломаты».
Петя ахнул: плейеры!.. Предел его мечтаний!..
По обомлевшей физиономии Брыклина учительница догадалась, что рыбка уже на крючке и пора ее вытягивать из реки.
– Тебе что хотелось бы получить? – спросила Светлана Николаевна гения сцены, для которого писал роли сам А.С. Пушкин. – Плейер или «дипломат»?
– Конечно, плейер!
– Ты его получишь, – тут же заверила Петю Барабанова. – Директор школы так и сказала: «Плейеры – в первую очередь приглашенным!»
– Так и сказала? – недоверчиво выдохнул Брыклин.
– Да, так и сказала, – снова подтвердила учительница.
– Ну что ж, я подумаю…
– Думать уже некогда, Брыклин. Послезавтра в десять тридцать репетиция. – Светлана Николаевна сделала небольшую паузу и спросила:
– Где наша школа расположена, знаешь?
– Знаю, – ответил Брыклин. – На трамвае нужно ехать до Новокуличанска, а там пешком метров сто.
– Триста, – поправила Барабанова Петю. – Но это все равно рядышком. Так ты приедешь к нам?
Брыклин пожал плечами:
– Я подумаю…
– Ну, думай, думай. – Барабанова улыбнулась и стала прощаться. – Ладно, Брыклин, уже поздно, я спешу. До скорой встречи! Не забудь: репетиция в десять тридцать!
И Светлана Николаевна быстро зашагала к трамвайной остановке.
Глава шестая, в которой Альтер Эго подает голос
А Петя Брыклин стал думать. Хотя, если сказать по совести, и думать-то тут было нечего: желанный приз – это, конечно, здорово, но выступать за чужую школу, предавая при этом свою, это, без всякого сомнения, свинство. Петя был смышленый мальчик, и он быстро обо всем догадался.
– Ну уж нет, – сказал он решительно самому себе, как только бывшая воспитательница оставила его в покое. – Предателем я не был и не буду. А плейер мы еще купим!
И он, взбодрив себя довольно зыбкой надеждой, зашагал домой. Но дома, стоило ему только уединиться в своей комнате, дурные мысли снова приползли к нему: «Купят тебе плейер, держи карман шире!.. У мамы сапог зимних нет, у папы шапка старая… А ты – плейер! – И никакое это не предательство, а взаимовыручка. Тебя кто попросил? Твоя бывшая воспитательница. А ты ее за воспитание так благодаришь?»
Петя мотнул головой, и дурные мысли вылетели из нее на некоторое время.
– Не уговорите, не таковский я… – прошептал Брыклин и подошел к окну, чтобы хоть как-то отвлечься.
За окном было уже темно, внизу у второго подъезда тускло светила лампочка в сорок ватт, по-братски делясь освещением с первым – Петиным – подъездом. Обычно ее здорово выручала луна, но сегодня на небе висел тоненький месяц и, если он и светился, то не столько светом, сколько худобой и прозрачностью. Черные листья тополей тихо шуршали под окнами, навевая на Петю печаль и тоску.
«За две школы выступать нельзя: все равно одна победит, а другая проиграет… Скажут, нарочно так сделал… Да и не получится за две школы: репетиции тут и там в одно время. Разорваться что ли?»
Подумав о разрывании себя на две части, Брыклин вспомнил об Альтер Эго.
– Ну, что молчишь? – спросил он мысленно второе «я». – Советуй, как поступить!
– По-совести, – ответил вдруг Альтер Эго.
– А это как?
– Не притворяйся, сам хорошо знаешь.
– А если я так не хочу? Если мне хочется плейер получить?
– Тогда потеряй совесть – и никаких проблем!
Брыклин сжал зубы от злости и сердито хмыкнул:
– Молчи, совестливый! Тебе-то плейер не нужен! Тебе вообще ничего не нужно, поэтому и выступаешь!
Он передразнил второе «я»:
– «Совесть-совесть!..» А если бы ты с руками-ногами был, не так бы пел!
– Ну что ж, смотри сам, Петька… А меня больше не спрашивай, – и Альтер Эго умолк.
– Выключился, учитель… – проворчал Петя Брыклин уже вслух и отправился на кухню пить чай.
– Ты что, Петенька, не ложишься? – спросила его Виолетта Потаповна. – Уже поздно.
– Не спится что-то… – Петя присел за стол рядом с бабушкой и лениво, без всякого аппетита отпивая душистый чай, спросил немного невпопад:
– Когда тебя просят доброе дело сделать, то надо его делать или нет?
– Конечно, нужно! – отозвалась бабушка.
– А если из-за этого других людей подведешь?
– Тогда, конечно, не нужно.
Петя вздохнул: «Ловко получается: и так, и так плохо! Кого-нибудь да обидишь…»
– А в чем дело, Петечка?
Но Брыклин не стал делиться с бабушкой своими проблемами. Допив чай, он пожелал Виолетте Потаповне спокойной ночи и поплелся к себе в комнату, где дурные мысли вновь накинулись на него с особой яростью: «Спи, спи, Петечка!.. А плейера тебе не видать! Светлана Николаевна так на тебя надеется, а ты ей неблагодарностью ответишь? Молодец, хороший воспитанник! Плейеров хороших в продаже может долго не быть, а тут – через неделю, задаром! Плейер пока только у Кузнечикова есть, а тогда и у тебя будет. Кузнечиков от зазнайства враз вылечится! А ты зазнаваться не будешь, ты сам плейер поносить дашь! И друзья тебя поймут и простят. Соглашайся, Петя, соглашайся!..»
Брыклин подошел к окну, взглянул на далекий, просвечивающийся насквозь месяц, прислушался к чуть слышному отсюда перестуку колес пассажирского поезда и тихо, боясь признаться в этом самому себе, согласился…
Глава седьмая, в которой Маришка и Уморушка приходят к важному решению
Уморушка приехала в Светлогорск как и обещала: в ночь, когда народился месяц. Калина Калиныч не стал провожать ее до города, – другие дела и заботы удержали его в Муромской Чаще, – но взял с внучки клятву, что Уморушка будет сидеть тихо-смирно в вагоне до тех пор, пока не приедет на место.
– Иначе смотри, егоза, вмиг лишу чародейной силы! – пригрозил старый лешак, усаживая свою отличницу на поезд.
– Буду сидеть, как приклеенная! – пообещала Уморушка. И тихо прошептала: – Анды-шаланды-баланды…
– Что? – не расслышал Калина Калиныч. И, не дожидаясь ответа, добавил: – В окно не высовывайся, а то ветром утянет!
– Теперь не высунусь… – угрюмо ответила внучка, – до самого Светлогорска…
Она поерзала на жесткой вагонной лавке и еще печальнее повторила:
– Точно, деда, не высунусь, это уж как пить дать!
– Ну и хорошо, ну и славно…
Тепловоз взревел, и состав, набирая скорость, покатил по рельсам.
– Приветы, приветы всем передай! – запоздало выкрикнул Калина Калиныч и, достав из кармана расшитый узорами платочек, замахал им вслед уносящим любимую внучку вагонам.
Маришка и Иван Иванович встретили Уморушку цветами и поцелуями, а потом повели ее домой. Несмотря на поздний час, они устроили приехавшей на каникулы юной лесовичке праздничный ужин с тортом, пирожными, мороженым и лимонадом. Уморушка пробовала все подряд и не успевала восхищаться:
– Ой, какое ЭТО!..
– Ай, какое ЭТО!
– Ух, какое ЭТО!
– Ох, какое ВСЕ!
И хотя ей на самом деле понравилось все, больше всего понравился все-таки лимонад, а точнее, углекислый газ, который старался вырваться на свободу через Уморушкин нос.
На следующий день Иван Иванович собрал после завтрака попечительский совет, на который пригласил Маришку и Уморушку.
– Присутствуют трое: значит, совет собрался полностью, – объявил Гвоздиков своим подопечным. – На повестке дня один вопрос: что делать с зелеными кудрями Уморушки и ее не менее великолепным нарядом?
Маришка посмотрела на подругу и вдруг увидела ее словно другими глазами: действительно кудряшки Уморы за время разлуки успели принять изумрудный оттенок и здорово отличались теперь по цвету от волос светлогорских девчонок. Да и костюм лесовички – домотканое платье, расшитое красными петухами и синими курочками, золотистые липовые лапоточки и вязаные носки из медвежьей шерсти – не очень-то вписывались в требования здешней моды.
– Придется тебя переодеть, – сказал Иван Иванович после небольшой паузы.
– И переобуть, – добавила Маришка.
– И перекрасить, – решительно подвел итог главный попечитель.
– Надо, так надо, я согласная, – не стала спорить Уморушка. – Я краситься люблю, да мне дедушка не всегда разрешает.
– Ничего, сегодня можно, – и, посоветовавшись с Маришкой, Гвоздиков объявил: – Быть тебе, Умора Муромская, светлой шатенкой! Отныне и на весь срок каникул!
И старый учитель пошел колдовать над тюбиками с краской для волос, которой, на Уморушкино счастье, у дочери Ивана Ивановича имелось в достаточном количестве. А Маришка, открыв свой походный чемодан, стала доставать из него платья и запасные сандалии.
– Ну-ка, Умор, примерь…
В тот момент, когда Уморушка с разгоревшимися от азарта глазами примеряла второе платье, в коридоре зазвонил телефон.
– Мариш, возьми трубку! – крикнул из ванной Гвоздиков. – У меня руки в краске!
Маришка подошла к телефону.
– Алло, я слушаю.
Звонил Петя Брыклин. Сбивчиво и неясно он пробубнил однокласснице, что он никак – ну просто никак! – не может выступать в спектакле «Кот в сапогах», а должен выступить в постановке «Сказок Пушкина» новокуличанской школы, так как об этом его попросила любимая воспитательница детсада Светлана Николаевна Барабанова, и он дал ей слово, что выступит. И теперь он не может нарушить слово, данное любимой воспитательнице, и просит Маришку и свой класс на него не рассчитывать, а лучше пусть они постараются подыскать другого кандидата на роль Кота в сапогах, и чем скорее, тем лучше. Выговорив все это, Петя бросил трубку. А растерянная Маришка еще некоторое время продолжала слушать бессмысленное пипиканье.