Это красноречиво свидетельствует о том, что со стороны греческих «посвященных» присутствовала некая двусмысленность, и, судя по всему, Фукар согласен с этим предположением, когда он цитирует Синесия (Синесий Киренский (между 370 и 375 – ок. 413), греч. философ, оратор, поэт. – Ред.), который говорит, что Аристотель полагал, что посвящаемые были обязаны не столько понимать, сколько получать впечатления. Это, в свою очередь, создавало предрасположенность к мистическому заблуждению. Отрывок из Плутарха подтверждает это мнение.
Однако мне кажется, что большинство пишущих на эту тему едва ли брали в расчет один очень важный момент, касающийся элевсинских таинств. Дело в том, что элевсинские мистерии ни в коей мере не были идеальным отражением египетских таинств. И именно так они и должны рассматриваться.
Вся атмосфера двойственности, окружающая элевсинские таинства, и само заявление о том, что их нет необходимости предчувствовать, сразу же находят свое объяснение. В этом переносе на новую почву того, что так хорошо понималось в Египте, мы видим лишенную основы и скомканную общую идею всего египетского существования. Мы также видим, что в элевсинских мистериях обряды в честь бога имеют меньшее значение по сравнению с культовыми обрядами богини, то есть это зеркальное отражение египетской практики. Если в элевсинских таинствах и присутствовало какое-то сомнение, то его точно не было в Саисе или в Египте, потому что сомнение никогда не числилось среди недостатков египетских жрецов. Мы также должны помнить, что течение времени не могло не оказать своего губительного влияния на изначальные принципы таинств. Оно также и исказило их чистоту и цели. Широко известно, что, когда жрецы не могли дать внятное толкование тому или иному явлению, они либо призывали на помощь подходящий к данному случаю миф, либо (что еще хуже) прибегали к помощи псевдомистицизма. На мой взгляд, это прекрасно объясняет неясность и неопределенность, окружавшие значение элевсинских таинств. Однако я не считаю, что то же самое относится и к элевсинской мистической идее, связанной с безупречной чистотой элевсинской ритуальной практики. Если тому нужны дополнительные доказательства, то их с легкостью можно обнаружить во фрагментарности орфических таблиц и в их частичной связи с Книгой мертвых и другими египетскими текстами. То, что литературное отражение египетского мистицизма в Греции и эллинистической Сицилии столь туманно, вероятно, является лучшим подтверждением того, что обрядовые и «теологические» представления элевсинцев о египетской религиозной мысли и практике были весьма смутны и разрозненны.
Однако утверждение Тео из Смирны о том, что существовало пять ступеней посвящения в греческие таинства, безусловно, поможет нам установить необходимое сходство с Египтом, если оно действительно существует. Эти ситуации были таковы:
ритуальное очищение;
история священных обрядов;
проверка;
обвязывание головы и коронование;
дружба с божеством.
Мы сразу же видим, что в общем-то это ничем не помогает нам в нашем исследовании. Совершенно очевидно, что здесь Тео пропустил ступень созерцания, которая предшествовала очищению, причем как в Греции, так и в Египте.
Итак, мы можем не сомневаться, что в обрядах посвящения и в египетские и в греческие таинства были ступени созерцания и очищения. С третьей ступенью – историей – мы можем связывать драматизированное воспроизведение жизни – мифа о боге. После этого инициируемому открывались священные предметы, шел обряд вкушения священной пищи, а затем по призыву глашатаев мистик совершал церемониальное омовение в море или в Ниле. Затем следовало путешествие по царству Аида к елисейским полям (или через Аментис, к полям Иалу (Иару) в случае египетских таинств), после чего разыгрывалось символическое возрождение Диониса или Осириса, и неофит достигал соединения с божеством.
Как же наша «реконструкция» программы обряда посвящения в египетские таинства соотносится с повествованием Апулея? Судя по нему, обряд должен был состоять из: 1) созерцания; 2) очищения; 3) воспроизведения мифа о боге; 4) лицезрения священных предметов; 5) «дегустации» священной еды; 6) омовения; 7) путешествия через Аментис (царство Запада) в Иалу (Иару) – рай Осириса; 8) возрождения Осириса; 9) соединения с Осирисом.
В случае с Луцием мы видим: 1) созерцание; 2) наставление; 3) очищение путем омовения; 4) посвящение в магическую формулу; 5) дальнейшую медитацию; 6) прохождение через инфернальные сферы; 7) прохождение через все элементы; 8) возрождение; 9) соединение с богами.
Таким образом, наша «реконструкция» не вполне совпадает с описанием Апулея. Однако имеются и некоторые общие моменты: созерцание, очищение, путешествие через низшие и высшие сферы, возрождение, соединение с богами. По крайней мере, мы можем не сомневаться в существовании этих ступеней в обоих таинствах.
У нас также нет оснований сомневаться в том, что действительно имело место драматическое воспроизведение мифа и поедание священной пищи. По крайней мере, в более поздних таинствах эти ступени присутствовали. В первом случае об этом нам говорит Геродот. А свидетельство Апулея о посвящении в магию слов настолько согласуется с тем, что мы знаем о египетских практиках, что у нас нет оснований сомневаться в этом.
Мне кажется, что мы можем отыскать истину, только соединив эти две формулы. Однако о том, как ступени посвящения распределялись между Большими и Малыми таинствами, я буду говорить в следующих главах.
Примечание. Хекетхорн в своем не отличающемся точностью труде «Тайные общества» описывает обряд посвящения в таинства Исиды. Я сомневаюсь в полноте и точности источника, из которого черпал информацию вышеупомянутый автор:
«Кандидат в сопровождении проводника подходил к глубокому колодцу или шахте в пирамиде и, неся в руке факел, спускался туда при помощи лестницы, прикрепленной к краю. Добравшись до дна, он видел две двери. Одна из них была зарешечена, а вторая открылась под воздействием факела в его руке. Пройдя в эту дверь, он видел извилистую галерею, а тем временем дверь за его спиной захлопывалась, и эхо от этого удара разносилось над сводами галереи. Он видел надписи, подобные следующим: «Кто пройдет по этой дороге один и ни разу не обернется, тот будет очищен огнем, водой и воздухом; и, преодолев страх смерти, он поднимется из глубин земли к свету дня, подготавливая свою душу принять таинства Исиды». Продолжая идти вперед, кандидат подходил еще к одним железным воротам, которые охраняли трое вооруженных стражей, чьи сверкающие шлемы были увенчаны фигурами животных, – это были церберы Орфея. Здесь кандидату давался последний шанс повернуть назад. Предпочтя идти вперед, он прошел испытание огнем – проходил через зал, наполненный горючими предметами, которые горели и образовывали стену огня. Пол был покрыт раскаленными докрасна кусками железа. Однако между ними были узкие промежутки, куда человек мог без опасения поставить ногу. Преодолев это препятствие, кандидат проходил испытание водой. На его пути возникает широкий и темный канал, наполненный водой Нила. Поставив слабо мигающий фонарь на голову, человек погружается в канал и плывет к противоположному берегу, где его ожидает самое тяжелое испытание – воздухом. Он высаживается на платформу, едущую к двери из слоновой кости, обрамленную двумя стенами из латуни, в каждую из которых вмонтировано огромное колесо из того же металла. Он тщетно пытается открыть дверь, потом ему удается наконец ухватиться за большие железные кольца, вделанные в нее. Но внезапно платформа уходит у него из-под ног, холодный порыв ветра гасит лампу, колеса начинают вращаться с ужасающей скоростью, а он остается между двух колец, висящих над пропастью. Однако, когда его силы подходят к концу, платформа возвращается, дверь из слоновой кости открывается, и он видит перед собой великолепный храм, ослепительно освещенный и заполненный жрецами Исиды, одетыми в мистические знаки своего ордена, с верховным жрецом во главе.
Его подводят к тройственной статуе Исиды, Осириса и Гора – еще одного символа солнца, – где он клянется никогда не предавать гласности все то, что открылось ему в святилище. Затем он пьет воду Леты, которую подносит ему верховный жрец, чтобы он забыл обо всем, что слышал, а затем – воду Мнемозины, чтобы запомнить все уроки мудрости, переданные ему таинствами. Затем неофита приводят в святая святых храма, где жрец знакомит его с тем, как использовать символы, которые он теперь знает. После этого его всенародно объявляют человеком, который был посвящен в таинства Исиды – первую ступень египетских таинств».
Глава 10 ОБРЯД ВОЗРОЖДЕНИЯ
Теперь мы отойдем от аналогий и попытаемся воссоздать формулу и сущность обрядовой стороны и самой идеи египетских таинств.
Глава 10
ОБРЯД ВОЗРОЖДЕНИЯ
Теперь мы отойдем от аналогий и попытаемся воссоздать формулу и сущность обрядовой стороны и самой идеи египетских таинств.
Здесь нам может оказать неоценимую помощь замечательный очерк профессора Александра Море, чья книга «Мистерии Египта» познакомила нас непосредственно с обрядами таинств и их духовной основой.
Метод профессора Море при изучении таинств основывался на мельчайших намеках и самых смелых предположениях, и от этого он столь великолепен и столь ясен, что я считаю, что лучше всего позволить читателю самому познакомиться с отрывками из этой работы.
Море полагает, что египетские таинства были предназначены для ограниченного круга элиты жречества и зрителей и совершались по строго определенным дням в отдельно стоящих зданиях. Египтяне называли эти церемонии Seshtoou и Akhout, что означает примерно следующее: «вещи священные, славные и прибыльные». Совершаемые обряды сопровождались определенными словами и жестами. По словам Иамблиха, происходили такие вещи, которые невозможно описать словами, а некоторые явления передавались аллегорически – подобно тому, как природа выражает видимые причины через видимые формы, – символические действия были более эффективны, чем молитвы или произнесение «заветных слов», именно необъяснимая сила символов передавала смысл божественных предметов.
То есть некоторые действия и аллегории посредством симпатической магии становятся более действенными, чем молитва или догма[15].
Плутарх говорит: «Исида не хотела, чтобы канули в Лету все те сражения и испытания, которые она перенесла и в которых проявились ее мужество и мудрость. Поэтому она и основала священные таинства, в которых в аллегорической (подражательной) форме передавались сцены ее трудного пути. Она сделала это, чтобы эти сцены могли служить уроком благочестия и утешения мужчинам и женщинам, на долю которых выпали такие же испытания». По сути, сцены смерти и воскрешения Осириса частично разыгрывались на открытом воздухе и в присутствии зрителей, а частично – внутри храмов и святилищ Осириса. То есть существовало два варианта таинств – публичный, напоминающий средневековые представления, и тот, который считался тайным и священным.
Сцена смерти Осириса обычно разыгрывалась в первый день месяца Пахонс. Фараон играл роль Осириса, бога плодородия. Он срезал ветку особого растения, приносил в жертву белого быка, чтобы задобрить бога плодородия Мина. Этот бык являлся воплощением Осириса, а на двадцать второй день месяца Тот разыгрывалась еще одна сцена, символизировавшая воскрешение бога[16].
Однако в промежутке между этими публичными церемониями совершались секретные таинства. Все, что разыгрывалось перед всем народом, символизировало историю жизни Осириса. Внутри же святилища отправлялись таинства, символизировавшие воскрешение бога. Во времена Древнего царства они были известны как «священные обряды, совершавшиеся в соответствии с тайной книгой действий верховного жреца», или главного вершителя таинств[17].
У каждого бога и у каждого культа были свои таинства, однако, как говорит Иамблих, погребальные таинства описывались как «таинства Абидоса».
В великих храмах династии Птолемеев в Ид фу (Эдфу), Дандаре (Дендере) и Филе были обнаружены помещения, где и совершались таинства. Они находятся в той части храма, куда доступ простых людей был ограничен или вовсе закрыт. В Филе, например, был небольшой храм Осириса, состоявший из двух помещений на крыше, но сами обряды описаны иероглифами на архитраве храма.
Обычно скульптурная сцена состоит из статуи Осириса, облаченной в погребальные одежды, кровати, на которой находится божественная мумия, и различных аксессуаров – корон, скипетров, оружия, сосудов со святой водой, кувшинов с благовониями и миром. Персонажи действа – это жрецы, исполняющие роли членов семьи Осириса: Шу и Геба, деда и отца Осириса; его сына Гора, Анубиса и Тота, богинь Исиды и Нефтиды – сестер Осириса (Исида также жена) – и других богинь, которые выполняли роль плакальщиц. Возле них стоит верховный жрец, который читает тексты; слуга, выполняющий обряд возлияния и окуривания и который использует магические предметы, предсказатель и Великий Свидетель, подтверждающий явление бога.
В текстах делается упор на тот факт, что ночью и днем по двенадцать часов охрану несет отдельная стража. Священный труп охраняется днем и ночью, чтобы никакое зло не могло приблизиться к нему. Священная драма состоит из двадцати четырех сцен, по одной на каждый час суток. Она начинается в первый час ночи (шесть часов по нашему времени) и завершается в последний час следующего дня (примерно пять-шесть часов). Драма развивается постепенно, заканчиваясь воскрешением бога. Каждый час брался отдельно, как содержащий в себе полноценное действо.
В начале каждого часа страж входит вместе со своими сопровождающими и совершает обряд. В середине часа он восклицает: «Восстань, Осирис, ты восторжествовал над своими врагами». Несмотря на этот торжествующий крик, Исида продолжает безутешно плакать. В целом все действия могут быть вкратце описаны следующим образом: Исида и Нефтида жалуются на смерть Осириса, Исида вспоминает, как она прошла сушу, море и царство мертвых Дуат, чтобы найти его. Она умоляет богов и богинь присоединиться к ней в ее скорби – по крайней мере, так написано в текстах, хранящихся в музее в Берлине. Затем боги входят в «чистое место», где лежит мертвый Осирис. Гор, Анубис и Тот – главные действующие лица этой сцены. Они несут с собой магические инструменты, сосуды со свежей водой, благовониями и маслами. Обряд начинается с дегустации священных напитков и еды. На шестой час на мертвое тело Осириса брызгают водой из Нила – она должна воскресить его в образе Ра, Создателя всего живого на земле.
Затем Осирис попадает на небеса в сопровождении Ка, или двойника своей души, и жрец восклицает: «Земля воссоединилась с небесами». В следующий час проливается «вода земли», а в третий час разыгрывается драма испития священной воды, которая должна вернуть душу бога к месту его рождения. «Возьми воду, которую ты можешь взять в свою страну». Последующее испитие воды из Элефантины в четвертый час освежает сердца богов. Далее вроде бы следуют снова испитие воды и вкушение священной пищи, однако это не подтверждено никакими исследованиями.
После завершения предварительных обрядов боги совершают ряд чудес над телом Осириса. Первое чудо – это восстановление тела бога, которое было расчленено Сетом. Исида разыскала все части тела, кроме одной (гениталии были проглочены рыбой Оксиринхом, в которую временно превращался Сет), с помощью Анубиса восстановила скелет, совершила очищение плоти и соединила все части вместе. Голова соединилась с туловищем. Исида и Гор совершают магические действия, чтобы воззвать к душе бога.
Следующая мистерия связана с оживлением тела Осириса при помощи святой воды, которая дает жизнь и силу, а также при помощи масел и натираний. Верховный жрец дотрагивается до каждой части тела Осириса магическими предметами. Предполагается, что в четвертый час дня мумифицированное тело Осириса предается земле в Бусирисе. В этом действе отображена тайна его растительного возрождения, то есть возрождение бога как его ежегодное появление в виде ростка пшеницы или кукурузы. В этот же час провозглашается, что у Осириса есть еще одна ступень возрождения – животная. Совершается жертвоприношение животных, а их шкура символизирует кожу врага Осириса – Сета, которая служит полотном, в которое заворачивают тело Осириса. Это своеобразная «колыбель», в которой или через которую бог возрождается как дитя или как животное.
«Я приветствую тебя! – восклицает Исида. – Я вижу твою колыбель, дом, где божественный Ка возобновляет твою жизнь». Эта шкура – шкура коровы, и таким образом символически вызывается Нут, покровительница домашнего скота и мать Осириса. Осирис распростерт на этой шкуре, и его мать Нут приходит, чтобы поговорить с ним. Она умоляет его восстать из мертвых.
Бог, который является главным во время этих обрядов, – это Анубис. У него в руках шест с прикрепленной к нему шкурой животного. Он делает пассы над шкурой с распростертым на ней Осирисом. Анубис надеется путем магических действий ускорить процесс, символизирующий созревание плода в утробе матери и нового появления бога на свет.
На шестой час дня провозглашается, что «мать Нут разрешилась от бремени», и в честь этого воздвигается столб, отец, «фетиш» Осириса, как это описано Ихернофретом.
В полдень Осирис оживает, то есть это происходит в час, когда солнце находится в зените. Затем фараон лично приближается к нему, неся свои подношения. В двенадцатый час (от пяти до шести по нашему времени) обряды завершаются. Зажигаются лампы, которые должны отпугнуть злых духов, и растворяются все двери. Осирис вновь обрел магическое слово (ma-khrou) демиургов, которое способно защитить его от всякого зла, опасностей и трудностей. Он снова мирно живет в своем тайном храме.