Плутарх предупреждает Клеа, святую жрицу, которой он и посвятил этот рассказ, что существует большая разница между этой историей Осириса и теми сказками, которыми личность Осириса обросла при помощи многочисленных поэтов и сказочников. Это «отражение чего-то реального», о чем может свидетельствовать отношение египетских жрецов к обрядам, связанным со смертью Осириса.
«И эта же идея и далее утверждается в нас при помощи торжественной атмосферы горя и печали, которая неотделима от обрядов жертвоприношения, формы расположения их храмов, которые то вытянуты в виде просторных, наполненных светом пролетов, а то утопают в темных и мрачных залах, напоминающих потайные пещеры, предназначенные для приема мертвых».
Далее изложено несколько распространенных сегодня теорий, касающихся природы аллегорий Осириса. Первая заключается в том, что божественные существа, на которые делаются ссылки в этой легенде, воплощали созвездия. Вторая говорит о том, что они были гениями, или духами природы. Что Осирис символизировал реку Нил, соединяющуюся с Исидой – землей, а Сет был воплощением моря, в котором река теряет себя. Еще одна теория гласит, что Осирис символизировал влагу как первопричину всего растущего и плодоносящего, то есть, другими словами, мужское начало. Сет же воплощает зрелость и жесткость – то, что разрушает влагу. Еще одна теория сравнивает Осириса с солнцем, а Сета – с засухой и злым началом. Более сложное объяснение представляет солнцем Сета, а Осириса – луной, поскольку серп луны, согласно древней философии, дает жизнь всему, а солнце, напротив, разрушает все живое (собственно, в это легко поверить, если мы вспомним о климате). Согласно этой теории, Исида является жизнетворным влиянием, присущим луне, которая, таким образом, бисексуальна: в ней есть женское начало, так как она получает влияние солнца (то есть Сета), и мужское, когда она разбрасывает «семена жизни». Последняя теория сравнивает пантеон Осириса с феноменом эллипса и говорит, что аллегория Осириса, заточенного внутрь сундука, символизирует лунный эллипс.
Плутарх вполне разумно замечает, что «ни одна из этих теорий, рассматриваемых по отдельности, не содержит описания предшествующего развития событий, а все вместе они превосходно с этим справляются». Под Сетом понимаются разрушительные силы в целом. Мир состоит из противостоящих друг другу сил, но добро все же преобладает, хотя злое начало не может быть уничтожено до конца. Под Осирисом следует понимать такое свойство Вселенской Души, как разум и логика, то есть все, что разумно и постоянно в природе.
По Плутарху, египтяне мистическим образом представляли вселенскую природу как правильный треугольник, причем перпендикулярная линия воплощает мужское начало, основание – женское, а гипотенуза – их общее дитя (то есть соответственно Осириса, Исиду и Гора). Точно так же метания Исиды должны были означать, что все в природе должно находиться в постоянном возбуждении и быть готовым к действию.
Священные одежды Осириса и Исиды имеют особое значение. Одежды Исиды выкрашены в разные цвета, чтобы подчеркнуть ее связь с многоцветной природой. Что касается Осириса, то они, напротив, одноцветные и сияющие, как это и положено первому принципу, чистому разуму, незамутненному и неделимому.
Философ Прокл (412–485 н. э.) приводит фрагменты из эссе Иамблиха в комментариях к «Эннеадам» («Девятерицам») Плотина, которые были изданы учеником последнего Порфирием (232/233–304 н. э.). Иамблих (философ, который умер ок. 330 г. н. э.), взял имя и манеру письма некоего египетского жреца Аб-Аммона, что соответствовало интонации и характеру сочинения.
Эпистола Порфирия была адресована египетскому пророку Анебо и ставила вопросы природы и положения богов. В ответ на это Иамблих просит Порфирия считать его тем человеком, к кому обращены эти вопросы, «что, кстати, не имеет никакого значения». Единственные части работы, которые интересуют нас, – это те, которые непосредственно посвящены египетским таинствам, и они могут быть выделены из общего контекста.
В разделе VII своего эссе Иамблих обращает особое внимание на мистический символизм египтян. «Они показывают, – говорит он, – некоторые образы и делают это через мистические, оккультные и невидимые символы, точно так же, как природа… выражает невидимые причины через видимые формы… Поэтому египтяне, считая, что все высшие силы радуются, видя свои черты в низших существах, и желая наполнить последних добром через подражание первым, демонстрируют таким образом образец теологии, адаптированной к мистической доктрине, прячущейся за символами».
Чтобы понять интеллектуальное толкование символов в соответствии с понятиями древних египтян, необходимо забыть об их материальной природе и подняться до уровня интеллектуальной истины. И все эти завесы, окружающие священные действия, не являются ни случайными, ни ошибочными.
Египтяне верили в одного бога, самоотверженного и истинно доброго, источника всего сущего. По Гермесу, его звали Кнеф, и был он первым из богов. Демиурги, или созидательные силы природы, персонифицированы в Амоне, или Птахе. Существовали два своего рода природных «правительства», одно из которых подчинялось солнцу, а второе – луне. Разделяя небеса на части, они давали еще большее или меньшее число правителей. Эта общность управляла множеством. «Египтяне не считают, что все вещи на свете – физические объекты. Поэтому они разделяют жизнь души и интеллектуальную жизнь от природы не только в рамках всей Вселенной, но и в нас самих. Признавая, что интеллект и разум поддерживаются за счет собственных ресурсов, они утверждают, что таким образом возникали вторичные сущности. Точно так же они считают демиурга праотцем вещей в процессе их создания. И египтяне признают существование жизненно важной силы, стоящей над небесами и существующей за счет небес. Они также ставят чистый интеллект над миром, а также один неделимый интеллект в целом мире и другой, который проникает во все сферы. И все эти вещи они наследуют не только при помощи разума, но и через священное действо и магию. Египтяне объявляют, что они способны подняться к более возвышенным сферам, причем даже тем, которые стоят над самой Судьбой, то есть к Богу и Демиургу. И делают они это, не прибегая ни к чему материальному, а лишь соблюдая время проведения соответствующих ритуалов».
Эту деистическую точку зрения изложил Гермес, а объяснил ее пророк царя Аммона Битус, найдя ее среди записей в Саисе, и он же сообщил имя Бога, которое обошло весь мир. Однако и здесь мы можем найти разнообразные варианты одного и того же; «так что мне не кажется, что ты поступаешь верно, относя все связанные с египтянами вещи к физическим причинам. Ведь сами египтяне говорили о том, что есть много принципов и много сущностей, а помимо всего – высшие силы, которым они поклоняются через священные храмы и алтари».
Иамблих также выдвигает собственное учение относительно достижения единства с богами, которое было основной целью таинств. Он говорит: «Если сущность и совершенство всего доброго сосредоточено в богах, а первой и древнейшей их властью являемся мы, жрецы, и если начало и конец всего доброго добросовестно исполняется теми, кто одновременно следует более высоким началам и искренне достигает союза с ними; и если все это так, то именно тогда, и только тогда возникает познание истины и обладание наукой разума. А познание Бога идет рука об руку с превращением и познанием себя… Поэтому лучше в соответствии с твоей просьбой указать тебе единственный путь к счастью и показать, где и в чем заключается его суть. Отсюда начнется познание истины, и рассеются все сомнения. Поэтому я говорю, что божественен разумный человек, который ранее был соединен с богами через их образы, а позже вошел в другую душу, которая адаптирована к человеческим формам, и через это связал себя узами необходимости и судьбы».
Поэтому необходимо подумать, каким образом ему освободиться от этих уз. То есть получается, что другого способа, кроме как познать Бога, нет. Ведь идея счастья заключается в научном познании добра. Ну а идея зла заключается, напротив, в пренебрежении добром и относительном преобладании злого начала в человеке. Поэтому первое присутствует в Божественном, а второе – неотделимо от природы смертных. И первое познает суть разума через священное, а последнее, забывая о всех принципах, погружается в познание свойств человеческого тела. Равным же образом, первое – это познание создателя, а последнее – удаление от него, забвение Бога, который является праотцем всего сущего и самодостаточен. Одновременно первое сохраняет истинную жизнь души и возвращает ее к ее создателю; последнее же выстраивает правление смертного человека, которое непостоянно и текуче. Поэтому следует понимать, что это – первый путь к счастью, который дает душам многовариантность соединения с Божественным. Священный и теургический (теургия – один из видов магии. – Ред.) дар счастья поэтому называется Вратами Демиурга или Дворцом Добра. В первую очередь он обладает способностью очищения души, которая гораздо более священна, чем способность очищения тела. Затем он способствует участию разума в познании Добра и освобождении от всего постороннего. Ну и, наконец, он дает соединение с богами, которые являются изначальными источниками добра на земле.
«Более того, после возвышения души на несколько уровней Вселенной и соединения ее с божественными силами, которые проходят сквозь нее, он вводит ее в сферу Демиурга и заставляет ее быть независимой от всего матермального и соединяться только и исключительно с разумом. Но я считаю, что на самом деле он соединяет душу с самоотверженным и самодвижимым Богом, а также с все поддерживающими интеллектуальными и все созидающими силами Бога, а также с той силой внутри него, которая возвышает его до истины, и с его самосовершенствующимися, эффективными и другими демиургическими силами. Затем эта сила вдыхает душу в демиургического Бога. Египтяне считают это завершением священного возвышения души к божественному».
Однако следует добавить, что Иамблих дает ясно понять, что, по его убеждению, для соединения верующего с Богом знания или Божественного Разума недостаточно. Именно тщательное соблюдение ритуалов и невыразимая сила символов передают разум божественных существ. Это – вопрос первостепенной важности.
Глава 3 ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИСТОЧНИКИ (продолжение)
Самую полную информацию о египетских таинствах мы черпаем из романа «Метаморфозы» (более известного как «Золотой осел») Апулея, римского философа-платониста II века н. э. Этот роман повествует о том, как некий Луций был превращен при помощи магии в осла, и освободить его из этого обличья смогла только власть Исиды. Позднее Луций становится неофитом богини. Совершенно ясно, что та часть произведения, которая рассказывает об инициации Луция, носит автобиографический характер и относится к самому Апулею. Об этом свидетельствует тот факт, что в более ранней версии произведения («Луций, или Осел») ничего не говорится о таинствах. Судя по всему, таким образом весьма популярная сказка была использована неофитом для пропаганды тайного учения.
То, что Апулей был посвященным в таинства Исиды, кажется вполне вероятным, поэтому мне кажется целесообразным процитировать некоторые выдержки из его труда, касающиеся его приобщения к культу богини.
Мы знаем, что после того, как Луций был освобожден из обличья осла, жрец Исиды настоятельно рекомендовал ему «внести свое имя в списки ее солдат» и посвятить всего себя прославлению богини. Он так и сделал и выбрал себе обитель в ее храме.
«Итак, я был допущен в число избранных служителей богини и узнал то, что ранее было скрыто от моего взора, и поселился вместе с ее жрецами и уже не отступал от поклонения этому могущественному божеству. Не было ни одной ночи, которая не была бы озарена радостью видений и пророчеств богини, но она снова и снова приказывала мне, чтобы я, который издавна был предназначен ее таинствам, навсегда оставался посвященным в ее тайну. Однако я все еще колебался из-за вполне объяснимого религиозного благоговения и ужаса, хотя мое желание пройти инициацию было очень велико. Ведь мне часто говорили, что служение богу – труднейшая миссия, что очень трудно полностью следовать законам святости и воздержания и что моя жизнь будет окружена целым забором из всяческих ухищрений и предосторожностей, чтобы оградить меня от всех соблазнов, которым открыта моя плоть. И я прокручивал в голове эти мысли, причем не единожды, а много-много раз, и поэтому все оттягивал и оттягивал день, к которому одновременно и стремился… Я часто посещал богослужение, со всеми его деталями, и теперь более рьяно, чем раньше, участвовал в нем, поскольку только мое настоящее могло дать мне гарантию выполнения моих ожиданий в будущем. С каждым днем мое желание пройти инициацию все более укреплялось, и снова и снова шел я к верховному жрецу с просьбой, чтобы он посвятил меня в тайны священной богини ночи. Однако он, человек железного характера и строжайший хранитель всех законов поклонения богине, находил для меня мягкие и ласковые слова (такие, с которыми отец обращается к провинившемуся ребенку), сдерживал мою настойчивость и успокаивал мое нетерпение духа, говоря, что мое терпение будет вознаграждено. Он говорил, что лишь одна богиня знает точный день инициации и что сам жрец, назначенный служить ей, также выбран самой богиней. Он умолял меня терпеливо ожидать назначенного дня и предостерегал меня, что мой долг – не отдавать душу во власть нетерпения и горячности: не медлить, когда меня призовут, и уметь ждать, пока этот зов раздастся.
«Среди жрецов Исиды, – говорил он, – нет таких, которые, самозабвенно отдавшись своей вере, безумно и самоотречение бросаются служить богине, не дождавшись ее зова, ведь тем самым они совершают смертный грех. Врата ада и сила жизни – в руках богини, и сам акт посвящения считается добровольной смертью и угрозой жизни, поскольку только богиня вольна выбрать, чья жизнь близка к завершению, и кто стоит на пороге ночи, и кто те люди, кому могут быть доверены священные таинства богини. Этих людей богиня своей волей возрождает к новой жизни и помещает их на порог нового круга жизни. Поэтому ты должен ждать голоса Небес, хотя ты давным-давно отобран в число счастливчиков. Этот голос даст тебе знать о четком и ясном выборе божества, и ты будешь допущен к священной службе у алтаря богини. И для этого, как и все другие слуги богини, ты должен будешь воздерживаться от неправедной жизни, чтобы стать достойным священных тайн чистейшего из верований».
Так говорил жрец, и я не запятнал свою службу богине нетерпением, но всегда служил ей спокойно и достойно. И спасительная милость великой богини не подвела меня и не мучила меня долгим ожиданием, а под покровом ночи она дала мне ясно понять, что мое заветное желание скоро исполнится, после чего богиня дарует мне исполнение всего того, о чем я долго молился.
Она сообщила мне, какую сумму я должен пожертвовать, а также повелела Митре, своему верховному жрецу, чтобы он посвятил меня в таинства богини. Теперь, сказала богиня, его судьба накрепко связана с моей, ибо так повелели звезды.
Этим и другими милостивыми предупреждениями она обрадовала мою душу, а поскольку уже настал день, я стряхнул с себя остатки сна и поспешил к дому жреца. Я встретил его, когда он выходил из своей спальной комнаты, и приветствовал его. Я уже решил с еще большей настойчивостью потребовать, чтобы меня допустили прислужить на таинствах, как это теперь мне было положено. Но он, увидев меня, опередил мои слова и сказал: «Луций, да будет благословенно твое искусство, которым всемогущие боги наградили тебя. Почему ты праздно стоишь и медлишь? День, о котором ты так долго молил, пришел, в этот день ты, по распоряжению богини, будешь моей собственной рукой введен в самые священные секреты таинств».
Затем, взяв меня за руку, этот святой человек повел меня к самым дверям святилища, и, совершив обряд открывания дверей и утреннего жертвоприношения, он достал из укромных мест святилища книги, названия которых были написаны неведомыми мне буквами. Некоторые из них были в форме животных и казались сокращенными символами речевых оборотов; другие были защищены от праздного любопытства случайных читателей своим замысловатым начертанием – они имели многочисленные завитки и были переплетены друг с другом, как ветви виноградной лозы. В то же время жрец рассказал мне о необходимых и обязательных условиях, которые должен был выполнить кандидат в посвящение. Я не терял времени зря и даже с еще большим рвением, чем требовалось от меня, принес все необходимое (либо сам, либо это сделали за меня мои друзья). Затем жрец провел меня в сопровождении преданных слуг богини к ближайшим ваннам. Он сказал, что, согласно обычаю, я должен был совершить омовение в ванной, предназначенной для неофитов, после совершенной ими молитвы, после чего он должен окропить меня водой и, так сказать, «очистить» меня. Затем он отвел меня обратно в храм и, когда две трети дня были уже позади, указал мне место у ног самой богини. Все это слишком возвышенно, чтобы я мог выразить это словами: верховный жрец повелел мне перед всеми присутствующими в течение десяти дней не вкушать никакой животной пищи и не пить вина.
Я соблюдал все эти предписания со строжайшим рвением, и наконец пришел день моего посвящения. Солнце клонилось к закату, неся с собой вечер, когда, о боже, меня окружили толпы посвященных, каждый из которых, после совершения соответствующих обрядов, преподнес мне свои дары. Наконец всех непосвященных удалили и меня облачили в плащ из грубого холста, который не носил еще ни один человек. Жрец взял меня за руку и повел меня в святая святых храма.
Если же ты, дражайший читатель, жаждешь знать, что было позже сказано и сделано, то умерь свой пыл. Я бы поведал об этом, если бы имел на это право, а ты бы знал это, если бы тебе это было дозволено. Но и мой язык, и твое ухо были бы повинны в тягчайшем грехе, если бы я удовлетворил твое любопытство. Я знаю, что тебя терзают священные желания, и я не буду долее мучить тебя. Слушай же и знай: все, что я скажу тебе, – чистая правда. Я достиг рубежей смерти, переступил порог Прозерпины и вновь вернулся на землю, пройдя все стихии. Я видел, как на исходе ночи ярко сияет солнце, я поднялся до чертогов Бога вверху и внизу и лично вознес им молитву. Имей в виду, я сказал тебе о вещах, которые (хотя ты и слышал их) ты не имеешь права знать.