Как будто почуяв неладное, оставшиеся КВ-2, почему-то стрелявшие только из пулеметов, попятились назад, а затем, игнорируя огонь немцев, развернулись и так же неторопливо поползли к себе, в рощу, укрывшую их и уцелевшие Т-26. Отступили, отползая и изредка отстреливаясь, и пехотинцы, оставив лежать несколько неподвижных тел.
Наблюдавший из окопа на холме рядом с этой рощей за боем майор-танкист опустил бинокль и сказал стоящему рядом с ним полковнику:
– Все! У нас больше ничего нет, бензина для Т-26 осталось в обрез. КВ израсходовали практически все снаряды.
– Ничего не поделаешь. Будем переходить к обороне, – полковник развернул планшет и что-то пометил на набросанных второпях кроках местности. – Вот, – показал он отметки танкисту, – поставьте Т-26 здесь и здесь, окопайте. Они будут нашими противотанковыми и противопехотными ДОТами. КВ-2 оставьте в роще. В крайнем случае будут давить немцев гусеницами и расстреливать из пулеметов. Есть другие предложения? – заметив гримасу на лице танкиста, спросил полковник.
– Так точно. У меня в танке номер триста шесть хранится… – танкист слегка замялся, – знамя полка. Разрешите отправить этот танк вместе с последним моим автомобилем в тыл, чтобы вывезти знамя. На автомобиле повезут три бочки с газойлем, для дозаправки танка, – ответил он на невысказанный вопрос пехотного начальника.
Полковник промолчал, словно просчитывая варианты, потом разрешающе кивнул и добавил:
– Оставьте уходящим минимум патронов. Остальные передать остающимся КВ.
– Понятно, товарищ полковник. Разрешите дать указания личному составу?
– Идите, – ответил полковник и, отвернувшись, перешел к наблюдению за противником, пытаясь увидеть и понять, каков будет следующий ход неприятеля. Судя по пыли в тылу его позиций – танковая атака. Что же, постараемся встретить…
«На выезде из деревни пылали три советских танка. Местность перед нами слегка поднималась, и мы не знали, что обнаружим за гребнем. Большое опасение вызывала и прикрывающая позиции неприятеля роща. Мы предполагали, что именно в ней и скрываются неприятельские танки. Нужно было произвести разводку подходов […] Из последнего сообщения нам стало известно, что впереди находился один из наших танков вместе с пехотой, а потом, рокоча, отъехали еще и пять танков нашего второго взвода. Три из них были вооружены короткими пятидесятимиллиметровыми пушками, два других – тридцатисемимиллиметровыми орудиями. Мы продвигались, выстроившись клином, навстречу неизвестности, предоставленные самим себе и связанные с нашей ротой только по рации…
Внезапно перед нами возник шум моторов. Внимание! Справа, следуя вдоль дороги, на взгорке появился один танк, в пятидесяти метрах позади – второй, затем третий. Мы не можем сразу опознать их, потому что нас ослепляет солнце. Но незнакомые высокие силуэты машин дают нам понять, что это противник.
Как ни странно, они не стреляют. Мы тоже не стремимся выдать себя, пытаясь подобраться поближе к этим тяжелым гигантам. И когда они оказываются примерно в ста метрах от наших стволов, «танец» начался. Мы посылаем в них первый снаряд. Бум! Первое попадание в башню. Второй выстрел, и снова попадание. Но головной танк, в который я попал, как ни в чем не бывало продолжает двигаться. То же самое у моих товарищей по взводу. Где же наше хваленое превосходство над русскими танками? Нам всегда говорили, что достаточно «плюнуть» на них из наших пушек! Между тем единственное, что мы добились нашей пальбой – это приостановка их движения на короткое время.
«Второй взвод, возвращайтесь! Второй взвод, возвращайтесь!» Послав еще несколько снарядов в надвигающихся русских, мы наконец заметили, что нас настойчиво вызывают по рации, и предпочли выполнить приказ. Гигантские машины русских не стали нас преследовать.
Мы доложили: «Вели бой с тремя тяжелыми танками противника. Их тип неизвестен, так как не приведен в наших таблицах. Несмотря на несколько установленных попаданий, наша стрельба оказалась безрезультатной. Нам кажется, что наши снаряды от них только отскакивали. Отошли по приказу. Должны ли мы попробовать сразиться с ними снова?» […]
Густав В. Цумвалт. «В аду Восточного фронта». Каракас, 1955 г.24 июня 1941 г. Аэродром г. Барановичи.
Николай Козлов
Ночью немцы пытались бомбить аэродром и город. Их засекли посты ВНОС и вовремя позвонили в полк. На перехват взлетели самые подготовленные летчики полка – Козлов и Пятин. Самолет Пятина отправился к городу, а Козлов остался патрулировать над аэродромом. Сделав круг, он на фоне звезд заметил более темную точку. Похоже, немцы не ожидали никакого противодействия, и бомбер заходил на боевой курс на небольшой скорости.
Зайдя в атаку на встречно-пересекающемся курсе, Николай где-то метров с двухсот открыл огонь по силуэту бомбардировщика. Немец атаку прозевал, но, кажется, заметил вспышки и в последний момент попытался уклониться. Поздно, первые снаряды уже рванули на его фюзеляже. Николай еле успел прикрыть глаза, когда в небе полыхнуло. Похоже, рванула часть бомб. Немец еще падал, а Козлов уже отвернул и стал заходить на посадочный круг. Посадка у Николая, давно не летавшего ночью, получилась довольно жесткой, а вернувшийся с победой Пятин сел, как днем, без единого замечания. Два немецких экипажа, подготовленных к ночным полетам, и два бомбардировщика «Хейнкель» так и не вернулись на аэродром. В донесениях кампфгруппы они числились пропавшими без вести.
С утра дежурила вторая эскадрилья, но Николай с Вячеславом все равно сидели в палатке нашей эскадрильи и разрабатывали план, как подловить на нашем «ишачке» немецкий «мессер». Конечно, имея превосходство в скорости и скороподъемности, воевать легко. Попробовали бы фашисты на «Хейнкелях– пятьдесят девять» против, допустим, наших Яков сражаться. Вот поэтому они поляков и французов разделали, как маленьких. Но с поликарповскими «ястребками» все не так просто. «Ишачки» самолеты пусть и устаревшие, но получше польских, а кроме того маневренные, очень юркие и маленькие. Попробуй попади в такую мишень. Если же учесть, что в сто шестьдесят втором полку все самолеты типа двадцать восемь, с пушками, то и вооружение у них с «месссерами» сравнимо. Но вот скорость, скорость… Не получается навязать бой, значит, надо заманивать противника на «живца». Как это сделать, сейчас обдумывали Николай с Вячеславом.
– А если…
– Нет, лучше так…
– А успеем?
Вот примерно в таком ключе и шло обсуждение нарисованных в большой тетради схем, в которой Вячеслав время от времени пишет свои короткие вирши. Стихи, как считало большинство летчиков, хотя до Пушкина ему, конечно, далеко.
– Слушай. А если так? – набросал на страничке очередную схему Козлов. – Вроде бы я ранен и отстаю от звена. Вы, не имея со мной связи, набираете высоту и уходите вперед. Но так, чтобы вернуться в любой момент. Немцы точно клюнут на одиночную машину. Вот, – показывает он схему Коротину, – они атакуют, я делаю боевой разворот и одновременно передаю по рации «шешнадцать». Я атакую атакующих меня, а вы втроем прикрываете и при необходимости бьете их прикрытие.
– Можно попробовать. Мне не нравится, что я буду вынужден бросить тебя одного. Слишком опасно.
– Двоих они вряд ли атакуют. Да и не так это опасно, как тебе кажется. Я всегда успею сманеврировать к земле. А уж у земли они меня точно не возьмут.
– Ну, не знаю. По-моему, надо с комэском согласовать.
– Это конечно, согласуем. Но попробовать стоит. Ну?
– Ладно, уговорил, в следующий раз попробуем. Если комэска разрешит.
«Надо же было так сложиться, что, выехав на охоту, мы оказались в другом мире. Да еще и в самом начале войны, на ЮЗФ, единственном фронте, где что-то можно было сделать для перелома войны.
Везло нам, конечно, здорово. Но вот у меня мысль такая родилась – а ведь это неспроста. То есть попадающие в другой мир могут быть либо везучими, либо нет. Кто везучий и знающий – выживает. А кто нет – вечная память. Но мы оказались не только везучими, у нас даже наш бизнес из прежней жизни – продажа проапгрейденных бронемашин «новым украинцам» – оказался востребованным, не говоря уже о наших основных специальностях. Поскольку нашли мы нашего «Рыжего» – танк КВ-2, подшаманили и на нем уже поехали немцам «кузькину мать» показывать.
А там – «враг ворвался в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя». Ну, гвоздик-то как раз у немцев с нашей помощью и стащили. Там задержка, здесь задержка… Так вот мы немного Союзу помогли. Вот и празднуем теперь на год раньше. Жаль только тех, кто не дожил. Егорыча, Сему, наших здешних соратников и миллионы остальных…»
– Ну, не знаю. По-моему, надо с комэском согласовать.
– Это конечно, согласуем. Но попробовать стоит. Ну?
– Ладно, уговорил, в следующий раз попробуем. Если комэска разрешит.
«Надо же было так сложиться, что, выехав на охоту, мы оказались в другом мире. Да еще и в самом начале войны, на ЮЗФ, единственном фронте, где что-то можно было сделать для перелома войны.
Везло нам, конечно, здорово. Но вот у меня мысль такая родилась – а ведь это неспроста. То есть попадающие в другой мир могут быть либо везучими, либо нет. Кто везучий и знающий – выживает. А кто нет – вечная память. Но мы оказались не только везучими, у нас даже наш бизнес из прежней жизни – продажа проапгрейденных бронемашин «новым украинцам» – оказался востребованным, не говоря уже о наших основных специальностях. Поскольку нашли мы нашего «Рыжего» – танк КВ-2, подшаманили и на нем уже поехали немцам «кузькину мать» показывать.
А там – «враг ворвался в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя». Ну, гвоздик-то как раз у немцев с нашей помощью и стащили. Там задержка, здесь задержка… Так вот мы немного Союзу помогли. Вот и празднуем теперь на год раньше. Жаль только тех, кто не дожил. Егорыча, Сему, наших здешних соратников и миллионы остальных…»
Особая папка № 1. Дневник Сергея Иванова.28 июня 1941 г. Москва. Кремль.
Тов. Сталин
Третий день меня преследует странное чувство, словно я не смог запомнить что-то важное, приснившееся мне ночью. Мало мне реальных проблем, тут еще какие-то параноидальные видения привязались.
Война уже неделю идет, а результаты… результаты отнюдь не радуют. Несмотря на все мои попытки, сильно изменить историю не удалось. Павлову я все же зря доверял. Впрочем, мне его снять все равно не дали бы. Его группа «Белого»[23] здорово поддерживала, а еще Маленков и Буденный. Надо бы понять, почему…
Западный фронт дерется почти с таким же результатом. Да, авиация понесла первоначально меньшие потери, Брестская крепость еще держится и связь с ней удалось восстановить еще двадцать второго и поддерживать целых два дня. Ну и что? Немцы все равно рвутся вперед. Несмотря на директивы о переходе к ведению подвижной обороны, на местах все еще стремятся встать «нерушимой стеной, обороной стальной». Чем и пользуются немцы, прорывая эти «стальные» линии в уязвимых местах и обходя пункты сопротивления. Причем не потому, что наши сражаются хуже, нет. Просто у немцев лучше обучение и больше боевого опыта. Этим и берут. Нам же приходится компенсировать это героизмом. Да, любой героизм – это компенсация каких-то ошибок и недостатков в прошлом. Например, типичного для «хрустящей французскими булками» империи закона о кухаркиных детях. Вот теперь нам это закон и отзывается. Вы думаете, так просто преодолеть отставание в том же уровне школьного обучения? Ну конечно! Раз, и все сделано. А ликвидация неграмотности – это просто, говоря «по-будущански», «Распил бабок», если так думать. Но в действительности так не бывает. Это только в сказках сидел на печи, сидел, потом вдруг раз – и богатырем стал. Нельзя в течение одного десятилетия пробежать целый век жизни и не иметь проблем. Мы же пробежали, из аграрной по преимуществу страны став индустриальной.
Ну, кроме объективных причин, и субъективные выявились. Особенно на Западном фронте. Так что Павлова арестовал Лаврентий, даже без моего распоряжения. И правильно, как выясняется, сделал. Надо же, оказалось, практически ни одного распоряжения наркома не выполнено, ни о маскировке, ни о приведении войск в боеготовность, ни о выводе войск из того же Бреста. Танковая и две стрелковые дивизии так и остались в крепости! Сделали они многое, приковали часть немецких войск, но все равно – оставлены были практически на расстрел. Чатлахи! Со складами и то получилось почти как ТАМ. Часть, непосредственно подчиненную Москве, эвакуировали или раздали войскам и населению, часть взорвали, а часть, как выяснил Берия, никаких приказов не получила и досталась немцам. Неужели этот готферан так хорошо маскировался? До этого самое плотное наблюдение ничего не обнаружило. Служил, как положено. Уверял меня, что немцы раньше двадцать девятого не начнут. Наблюдателей нейтрализовал умело, ахваро, как будто знал в лицо. Неужели у него свои люди в НКВД есть? Лаврентий сразу, как в Москву вернулся, расследование начал. Надеюсь, разберется. Но подстраховаться не помешает, надо будет и Мехлиса подключить, пусть присмотрит за расследованием. Не нравится мне, что скрытое наблюдение ничего не дало. Неужели и Лаврентий замешан? Вот так вот. Попробуй, разберись теперь, где паранойя, а где действительно заговор. Тем более, что заговор, как мне помнится из прочитанного ранее, был. И кому верить?
Но встретиться с Павловым все же надо. Посмотреть в лицо, попробовать понять самому, что случилось. Вот и Алексей появился.
– Привезли? Хорошо, вводите.
На меня смотрит искаженное ненавистью и страхом, совершенно непохожее на прежнее лицо. Невольно я напрягаюсь, заметив, как он пошевелился. Кажется, несмотря на двух сержантов, стоящих наготове за его спиной, этот тип, только внешне слегка похожий на Павлова, готов броситься на меня. Но вместо этого он вдруг начинает исступленно кричать, брызгая слюной:
– Совки, коммуняки, убийцы! Как же я вас ненавижу! Полстраны в лагерях сгноили, всех несогласных постреляли. Но ничего! Отольются вам, оккупантам, русские слезы. Особенно тебе, усатая сволочь. Тебе, тиран, скотина безмозглая, безграмотный горец, немцы покажут кузькину мать. Захлебнешься в пролитой тобою крови, абрек! – тут один из сержантов встряхивает его за плечо, и он, словно прикусив язык, внезапно замолкает.
Интересная лексика. Явно ОТТУДА. Еще один вселенец, кроме меня? Сколько же их, готферан? Теперь что, за каждым командующим или наркомом следить и ждать, когда в него вселится какой-нибудь белозерг?
– Грантов обожрался? Ничего, сейчас тебе покажут общечеловеческие ценности. Уведите, – командую, продолжая внимательно рассматривать арестованного. Тот встает с расширенными от ужаса глазами и пытается что-то сказать, но конвоир легко хлопает Павлова по затылку широкой крестьянской ладонью, и тот затыкается. Напоследок успевает обернуться и ловит мой взгляд, от которого ему становится совсем плохо, так что конвоиры подхватывают его под локти, не давая упасть.
Вот такие вот дела. Интересно девки пляшут, по четыре бабы в ряд. Это что же, мне еще и противника такого заслали, чтоб жизнь медом не казалась? Ничего не понимаю. Сюрреализм какой-то, честное слово. Так и с ума сойти недолго.
Дождемся, что расследование НКВД покажет. Слишком много в этом деле странного, даже учитывая попаданца. Остальные, замешанные в деле, тоже попаданцы или нет? ТАМ тоже были попаданцы? Или все же заговор? Твою же через коромысло! Вечные вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?». Ясно только одно: Что делать? – Воевать! – А кто виноват, найдем. У каждой ошибки должны быть имя, фамилия и отчество…
Пока же пойдем воевать дальше.
Наконец-то, засыпая, уловил, что сон мне пророчил. Не будет больше попаданцев. Надеюсь, что сон – «в руку».
«ДОНЕСЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ
СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА ОТ 24 ИЮНЯ 1941 г.
НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ОБОРОНЫ СССР
ОБ ОБСТАНОВКЕ НА ФРОНТЕ
К 22 ЧАСАМ 45 МИНУТАМ 25 ИЮНЯ 1941 г[24].
МОСКВА НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ОБОРОНЫ СССР
КП – ПАНЕВЕЖИС 25.6.41 22.45
НА № 016/Ш
12-й механизированный корпус в районе Калтиненай медлит атаковать 120–200 танков и до пехотной дивизии противника в районе Келме. Виновен Шестопалов.
2-я танковая дивизия 23–24.6.41 г. разгромила 100-й моторизованный полк (до 40 танков и 40 орудий противника). 2-я танковая дивизия – Россиены, нет горючего.
В 16.00 24.6.41 г. противник от Скаудвиле перешел в наступление на Россиены.
5-я танковая дивизия в 14.00 23.06.41 г. вела бой с противником в районе Родзишки. Положение и местонахождение дивизии 25.6.41 г. неизвестны.
В 17.37 25.6.41 г. командующий 11-й армией донес, что 23-я и 126-я стрелковые дивизии и 84-я моторизованная дивизия боеспособны.
16-й стрелковый корпус – 5-я, 33-я и 188-я стрелковые дивизии – потерял большую часть материальной части и большие потери в людском составе. Корпус приводит себя в порядок в районе Бобты, Ионава, Вепряй.
84-я моторизованная дивизия – Пагиряй, лес восточнее Круонис, Липняшкис.
11-я стрелковая дивизия (без одного стрелкового полка) 1-м артиллерийским полком организовала оборону рубежа Сидеряй, Шиауленай, Гринкишки. Остальной состав из Нарвы не прибыл.