– Ну, здравствуй, Снайпер, – произнес мужик, остановившись посреди камеры.
– Ну, привет, полковник, – хмуро произнес я.
Мне был хорошо знаком этот человек в черно-красном костюме с засученными рукавами, благодаря чему была хорошо видна сетка грубых шрамов на мускулистых руках. Прям будто вчера это было. Прокуренный кабинет, лысый безногий тип с полковничьими погонами, сам когда-то чуть не ставший мутантом… И короткий приказ: «Расстрелять!», вызвавший недоумение даже у его подчиненных. Что, впрочем, нисколько не помешало им поставить меня к стенке.
Кстати, насколько я помню, этот полковник вовсе не был беспомощным инвалидом. Вместо ног он успешно использовал протезы, созданные на базе экзоскелета «Sarcos» – новой штатовской разработки третьего поколения, кардинально отличающейся от стандартных для Зоны тяжелых бронекостюмов класса «WEAR».
Потом я узнал, что этот человек не просто тащил службу в группировке, а параллельно втайне работал и на фанатиков «Монумента», и на профессора Кречетова. Впрочем, второе объяснимо – в свое время профессор фактически вытащил его с того света, проведя над полумутантом рискованный эксперимент. Впрочем, потом взгляды профессора и полковника разошлись, вследствие чего у последнего осталась сетка ужасных шрамов на мускулистых руках.
Было дело, мы даже как-то повоевали вместе с этим полковником, плечом к плечу отстреливаясь от наседавшей на нас вражьей силы. Впрочем, в Зоне подобное никогда никого ни к чему не обязывало. Имелся совместный интерес – сотрудничали. Интересы поменялись – и вот один из боевых друзей-товарищей висит прикованным на стене, а второй задумчиво перебирает хирургические инструменты, разложенные на тележке, словно прикидывая, каким из них лучше начать пытку.
– Я смотрю, общение с Кречетовым пошло тебе на пользу, – заметил я. – Пришпилить человека к стене, а потом кромсать его острыми предметами это, скорее, из арсенала профессора.
– Я быстро учусь, – несколько рассеянно отозвался полковник. – В прежние времена ничего кроме забивания ружейных выколоток под ногти или автоматных шомполов в ноздри ничего в голову не приходило. Ну, или просто расстреливал на месте одного, чтобы второй заговорил. Тебе ли не знать. Правда, не так, как тебя тогда собирался, а по частям. Ну, ты понимаешь. Бедро жгутом перехватить и сначала палец отстрелить, потом стопу, голень раздробить, затем колено. Обычно половины магазина хватало, чтоб второй раскололся. Или первый, которому следующую ногу становилось жалко. Но потом Кречетов мне подсказал, что если то же самое делать хирургической пилой, то эффект можно получить гораздо проще, не тратя дефицитные патроны. Порой разумный человек после первого надпила уже готов к сотрудничеству.
– И какой же эффект тебе нужен в данном случае? – поинтересовался до этого молчавший Савельев.
– Дельный вопрос, – кивнул полковник, открывая продолговатый контейнер для артефактов, стоящий на столике рядом с разложенными инструментами. – Снайпер должен помнить тот невеселый день, когда мы вместе с ним оказались в одной лаборатории примерно в таком же положении, как вы сейчас. Я хоть и был накачан по самую макушку какой-то дрянью, но слышал, как Кречетов пытался всеми правдами и неправдами заставить Снайпера подарить ему один уникальный артефакт. Тогда я не знал, в какой из миров он ведет. Теперь знаю. Туда, где такой как я может заполучить себе новое тело. Так вот, сейчас я просто хочу чтоб Снайпер мне вот этот ножик подарил. Который только так и можно передать другому без риска превратиться в мумию.
– Так вот оно что, – протянул я.
Теперь все понятно. «Борги» штурмовали сталкерский «пансионат» не для того, чтобы заполучить Фыфа.
Им нужен был я.
Небось, прочитал полковник один из моих романов о мире Кремля, куда я хожу как к себе домой, и загорелся идеей стать боевой машиной, пересадив свой мозг какому-нибудь биороботу. И не наблюдателя оставили «борги» в лесу, а киллера, задачей которого было ликвидировать моих сопровождающих, после чего подоспевшая группа «боргов» захватила бы меня в плен и доставила в лапы безногому фантазеру. О чем я ему и сказал.
– То есть ты реально надеешься, что твои мозги пересадят в биоробота? Не подскажешь, кто этим будет заниматься там, где все технологии были выжжены ядерной войной двести лет назад? И как ты собрался отлавливать био, которые в том мире намного опаснее здешних ктулху?
– Это уж не твоя забота, – осклабился лысый, беря в руки хирургическую пилу. – Ты мне «Бритву» подари – и гуляйте вместе со своим корешем на все четыре стороны.
– А ничего не треснет от такого подарка? – поинтересовался я.
– Именно этого я и ожидал, – вздохнул инвалид, направляясь к Виктору. – Знаю, как ты относишься к друзьям, поэтому, думаю, тебе будет очень больно осознавать, что из-за твоего упрямства твой кореш теряет по одному пальцу в минуту.
Вот ведь гад какой! Все просчитал заранее. Мог бы и мне начать пальцы пилить, но нет. Знает, что я из упрямства могу многое вытерпеть. И потому решил начать с Виктора. Грамотный ход, ничего не скажешь…
Ну что ж, иногда в безвыходных ситуациях приходится признавать поражение. Хотя бы для того, чтобы осталась возможность победить потом.
Я уже было открыл рот, чтобы сказать, мол, черт с тобой, дарю свой нож, подавись, гнида лысая. Но тут в коридоре послышалось буханье берцев по полу, сопровождаемое криком:
– Трищ полковник! Трищ полковник!!!
– Ну что еще? – поморщился безногий, повернув недовольное лицо в сторону распахнутой двери. В проеме которой через секунду появилась взмыленная фигура рядового.
– Товарищ полковник! – выпалил запыхавшийся солдат, вытирая пот рукавом с рябой, красной рожи. – Там… там…
– Что там? – прорычал наш палач. – Говори, мля, пока пилой твою поганую харю не подправил!
– Там… на нашу базу «вольные» напали!
И правда, где-то далеко-далеко были еле слышны хлопки одиночных выстрелов и стрекот очередей, здесь казавшиеся ненатуральными, словно дальше по коридору кто-то смотрел телевизор. Видать, наша тюрьма находилась весьма глубоко под землей.
– Ну твою ж маму за загривок! – матернулся полковник, в сердцах швырнув в вестника пилой, от которой тот чудом успел уклониться. И, повернувшись к нам, добавил: – Ждите меня здесь, никуда не уходите. И не надейтесь, что эти «вольные» укурки вас выручат – база прекрасно защищена. Так что у вас есть немного времени подумать над моим предложением.
И ушел на своих стальных ногах, переваливаясь, словно медведь, за зиму отлежавший себе все лапы.
Когда шаги стальных ног затихли в глубине коридора, я повернул голову к Виктору.
– Ну как тебе перспективка?
– Не очень, – ровно проговорил Савельев.
Я был с ним полностью согласен. Когда находишься в таком положении, стальные «браслеты» с каждой минутой все глубже впиваются в запястья. Причем висим мы тут уже довольно долго. Пройдет еще немного времени, и кожа лопнет в месте контакта с металлом. А дальше он постепенно острыми краями передавит мясо до кости. Через сутки руки будет лучше отрубить во избежание гангрены. Через двое – стопы, на которые железо хоть и не так сильно давит, как на запястья, но тем не менее. Так что полковник был абсолютно прав – даже без пыток времени на раздумье у нас оставалось очень немного.
Я открыл было рот, чтобы сказать Савельеву о том, что принял решение, мол, пусть этот лысый подавится моей «Бритвой». Но Японец начал говорить раньше.
– К сожалению, я слишком давно не практиковал миккё. Поэтому то, что сейчас произойдет, скорее всего, выпьет все мои силы без остатка – их и так немного осталось после выхода из мицу-но кокоро. Но ты должен обещать мне две вещи. Первое. Когда освободишься, ты первым делом подаришь мне свой нож. А потом я, в свою очередь, подарю его тебе, и ты им же отрубишь мне голову. Даже если бы я очень хотел, лучшего кайсяку[12] мне не найти. И второе. Когда всё произойдет, ты уйдешь. И отомстишь за меня и мою семью.
– Да вообще не вопрос, – сказал я.
Виктор медленно повернул голову в мою сторону, и я удивился, насколько расширены его зрачки – глазные яблоки были практически черными. А еще мне показалось, будто лицо Виктора было слегка смазано в пространстве, словно плохо прорисованная неподвижная маска на картине начинающего художника.
«Зона слышала твое обещание», – произнес Виктор не разжимая губ, при этом его голос звучал в моей голове. «Помни о Законе Долга».
Похоже, он мне не доверял. Я так ему и сказал:
– Не доверяешь, что ли? Да помню я все прекрасно о законах Зоны, сам, можно сказать, о них целый цикл романов написал…
Договорить я не успел. Внезапно лицо Виктора смазалось совсем, превратившись в светлое пятно с черным овалом на том месте, где положено быть человеческому рту. Причем этот овал стремительно расширялся, поглощая смазанные контуры человеческой головы.
Воздух в камере начал звенеть, давить на барабанные перепонки все сильнее и сильнее. Теперь уже контуры всех предметов, да и самих стен были смазаны и вибрировали, словно кто-то огромный и неимоверно сильный выдрал тюремную камеру из недр базы «боргов» и принялся ее трясти, словно детский кубик. А еще я понял, что кричу, ору от боли в ушах и от безысходности, невозможности прикрыть руками ушные раковины, из которых по моему лицу стекает что-то теплое…
Звон достиг самой высокой, нестерпимой ноты, когда я был уверен, что моя голова вот-вот лопнет и развалится на части…
А потом в мироздании что-то лопнуло.
Разом исчез жуткий звон, пропала вибрация. Лишь грохот осыпающихся на пол кусков бетона позволял понять, что я еще жив и мои мозги не до конца вытекли из ушей.
Я невольно провел рукой по щеке, взглянул на ладонь. Кровь. Ну да, такое бывает, когда нагрузка на слуховой аппарат превышает все допустимые нормы. Надеюсь, не оглохну нафиг. Хорошо, что сейчас этого не произошло, ибо я все еще слышу, как куски развалившейся стены стучат об пол…
Такое бывает после шока – думаешь черт-те о чем, только не о главном. Например, о том, что я снова могу почти свободно двигать руками. Или о Японце, который валяется на полу, придавленный обломками стены, разрушившейся за нашими спинами. Ну да, в свое время он говорил о совершенном ки-ай[13], которого, по его мнению, он так и не достиг. Ни хрена себе не достиг! Бетонную стену развалил криком, словно карточный домик. Причем стену, находящуюся не перед ним, а сзади него, что вообще недоступно моему пониманию!
Впрочем, как бы там ни было, от цепей нас всё это не избавило. Сейчас они длинными змеями тянулись в другую комнату, расположенную позади нас. Эдакую подсобку палача с металлическим барабаном в рост человека, на котором те цепи были намотаны. Придумал же кто-то. Приковали человека или сразу двух, включили барабан с электроприводом – и растянули людей на стене, словно бабочек на куске пенопласта. Хочешь булавками их коли, а хочешь просто чуток барабан проверни, чтоб раздавить кости запястий и голеней. Уроды, блин!
Еще в той подсобке был большой настенный стенд со всякими хирургически-разделочными инструментами, местами тронутыми ржавчиной. По ходу, полковник предпочитал свои, личные, по-военному вычищенные до блеска. Под стендом стояла медицинская каталка, местами заляпанная засохшей кровью. Понятное дело, на чем-то надо отсюда трупы вывозить, иначе провоняет пыточная так, что сам палач в ней задохнется.
А еще в этой подсобке были свалены в одну большую кучу одежда и оружие, причем и то, и другое в основном не новое.
И это понятно. В армии патологическая страсть отдельных командиров к чистоте и аккуратности сплошь и рядом соседствует с не менее патологическим раздолбайством всех остальных. Понятно, что в этой камере мы далеко не первые. И схема обращения с пленными тоже предельно ясна. Раздели, свалили барахло и оружие захваченных в соседнюю комнату – мол, потом разберемся-рассортируем. И это «потом» растягивается на месяцы. А чего? Оружия и снаряги у «боргов» своего навалом, и мало кому охота копаться в бэушном барахле, когда навалом своего, причем абсолютно нового.
Потому и копится куча трофеев, пока какой-нибудь прапорщик ее не обнаружит и не вкатит трендюлей подчиненным за вышеописанное раздолбайство. Кучу разберут, рассортируют барахло – какое на склад, какое на помойку – и немедленно на месте старой кучи начинает копиться новая. Армия есть армия, и этим все сказано.
Были в той куче навалены вперемешку грязные камуфляжи и бронекостюмы с пятнами крови, защитные шлемы – как целые, так и с расколотыми щитками или пулевыми пробоинами, берцы разной степени разношенности… А также автоматы, пистолеты, ружья. Эти – в основном не целые, с торчащими обломками прикладов, разбитыми в щепы ложами и цевьями, обмотанными синей изолентой, глубокими вмятинами на крышках ствольных коробок… Либо просто откровенно ржавые.
И дело даже не в том, что «борги» специально уродовали изрядно поюзанные огнестрелы. Многие бродяги, гордо именующие себя сталкерами, за своим оружием не следили совершенно. Кто-то от недостатка боевого опыта, но большинство – от лени. Цель таких людей схватить хабар пожирнее и тут же свалить за кордон, дабы прожрать да пропить добытое. Шакалы-падальщики, нет им другого названия.
В чем-то я «боргов» понимаю, принципиально зачищающих Зону от подобных отбросов. Другое дело, что красно-черным без разницы, шакал перед ними или нормальный сталкер. Мочат всех подряд, без разбора, санитары Зоны хреновы. Ладно.
На стенде висели ключи, которыми я разомкнул браслеты и освободился от цепей. После чего довольно быстро отыскал в куче барахла трофейный бронекостюм с глубокими следами когтей, которым «борги» побрезговали и выкинули в общую кучу отходов. Там же нашлись и мои берцы.
А вот с оружием приключилась беда.
Свой тюнингованный «калаш» я тоже нашел, но толку от него было немного. Затвор у него заклинило намертво. Не иначе бывший хозяин – любитель тюнинга – не ограничился внешними изменениями и влез со своей кастомизацией во внутренности автомата. Результат, что называется, налицо. Блин, чтоб я еще раз связался с тюнингованным оружием!
Впрочем, мне практически сразу пришлось пожалеть о своей клятве.
Моя СВД тоже валялась в общей куче, но вот своего рюкзака я так и не нашел. Видать, «борги» рассудили, что его содержимое может быть полезным для группировки, и утащили трофей вместе с провизией и патронами. Так что в моем распоряжении была винтовка с десятком патронов в магазине, что явно мало для эффективного прорыва на свободу через толпу хорошо вооруженных противников.
В общем, единственным, что помимо СВД привлекло мое внимание в этой куче барахла, оказался изрядно потертый, неухоженный гладкоствольный «Вепрь», тоже тронутый как тюнингом, так и ржавчиной. Незначительно, местами, но тем не менее. В иной ситуации никогда бы не позарился я на такое оружие, но выбирать не приходилось. Тем более что вместе с «Вепрем» в вышеупомянутой куче отыскался тактический пояс с четырьмя пластиковыми чехлами-паучерами, из которых торчали десятизарядные магазины, набитые патронами двенадцатого калибра.
Патроны, снаряженные стальными цилиндрическими пулями, меня порадовали. Такая пуля на относительно коротком расстоянии и керамическую бронепластину расколет, и экзоскелет пробьет-продавит запросто. И паучеры, кстати, тоже приподняли настроение, ибо на них я увидел знакомую эмблему – летучую мышь, держащую в когтях знак радиационной опасности, а также клеймо с загадочными буквами «SSCH». Что они значат – без понятия, но ясно одно: бывший хозяин паучеров любил качественные чехлы, ибо аналогичное клеймо украшало ножны моей «Бритвы», которые пока ни разу меня не подвели.
Кстати, «Вепрь» был тоже обвешен неслабо. Дополнительная тактическая ручка, легким движением руки раскладывающаяся на две сошки. Нештатный спортивный приклад. Коллиматорный прицел. А также дополнительно навинченный на ствол дульный тормоз-компенсатор совершенно футуристического вида, делающий оружие похожим на уменьшенную семидесятишестимиллиметровую пушку времен Великой Отечественной. Не иначе какой-то спортсмен-практик решил приподнять в Зоне хабара на оплату недешевых нынче патронов – да и пал жертвой «боргов», имеющих свои представления о том, что такое практическая стрельба. Что ж, будем надеяться, что у покойного спортсмена руки были на месте в отличие от бывшего хозяина «калаша», умудрившегося испортить совершенное оружие.
Порадовало меня также, что «борги» не нашли маленький бесшумный пистолет ПСС, спрятанный в потайной кобуре, а нож «Сталкер» просто выбросили в общую кучу – уж больно он был потерт и невзрачен с виду. Ну и замечательно. Я свой второй боевой нож ценю не за внешние качества, а за несомненный функционал.
В общем, оделся я и вооружился полностью. Кто-то скажет: а что ж ты, урод этакий, первым делом не побежал товарищу помогать? На что я отвечу. В боевой обстановке спасать кого-либо нужно лишь в том случае, если ты готов дать отпор врагу при нападении такового. Иначе оба погибнете. И никому от этого хорошо не будет.
Однако даже экипировавшись и отыскав в куче барахла обувку Савельева, я не бросился тормошить Японца на предмет «вставай, друг, я тебя сейчас на себе попру». Потому как слабореально тащить на себе взрослого мужика плюс две единицы огнестрела, отбиваясь при этом от вражьей силы. Это ж не американское кино, а я ни разу не помесь Рэмбо с Терминатором. Но пока я в куче барахла копался, в моей голове созрел кое-какой план. Безумный до безобразия. Но другого у меня не было.
В той куче помимо всего прочего валялся полицейский щит из поликарбоната, прозрачный как стекло, с выгравированной поверху надписью: «Украiна. Вiйська спецiального призначення». Похоже, некогда правительство Украины силами спецназа решило провести в Зоне спецоперацию. Ну и вот. Всё, что осталось от того спецназа – щит в куче военного мусора с мутными следами от пуль на прозрачной броне, да пятном запекшейся крови в левом нижнем углу.