Покончив с этим делом, Джонни сложил фонарь и инструменты в сумку, снова вышел на трек и растворился в темноте.
Минет четырнадцать дней, и Никола Траккиа достигнет обещанного, что было целью честолюбивого юноши едва ли не с пеленок. Взял Большой приз Австрии. Харлоу не выиграл ничего. Хуже того, он не только не закончил гонку, а фактически едва начал ее, сделав лишь на четыре заезда больше, чем в Англии.
Начал, правда, хорошо. Но любым стандартам, даже по собственным, стартовал с блеском, и после пятого заезда лидировал, вырвавшись далеко вперед. На следующем, однако, круге, его “коронадо” опять оказался в смотровой яме. Когда гонщик вышел из машины, он выглядел вполне нормально: ни малейшего проявления тревоги, ничего, пускай даже отдаленно напоминавшего холодный пот. Руки его были глубоко засунуты в карманы комбинезона и крепко сжаты в кулаки, в таких случаях трудно определить, дрожат они или нет. Подбежали те, кому не безразлична судьба команды “коронадо” — все, кроме прикованной к своему креслу Мэри.
— Никакой паники! — Джонни тряхнул головой. — И спешить некуда. Полетела четвертая скорость. — Он стоял, мрачно глядя куда–то на шоссе.
Макелпайн пристально посмотрел на гонщика, потом на Даннета, который кивнул в ответ, хотя и не видел обращенного к нему взгляда.
Макелпайн сказал:
— Снимем Никки. Вы сможете взять его автомобиль.
Харлоу помедлил с ответом. Послышался рев приближающейся машины. В ту же секунду мимо промчался светло–зеленый “коронадо”. Харлоу не отрывал глаз от трека. Истекло не менее пятнадцати секунд, прежде чем появилась следующая машина — синяя “гальяри” Нойбауэра. Харлоу перевел взгляд на Макелпайна. По бесстрастному лицу гонщика мелькнула тень удивления и недоверия.
— Опять Никки? Мак, вы с ума сошли. Теперь, когда я вышел из игры, Никки выиграл целых пятнадцать секунд. Теперь–то уж он не проиграет. Наш сеньор Траккиа никогда не простил бы ни мне, ни вам, если бы вы сейчас задумали снять его с дистанции. Ведь это будет его первый Большой приз. И как раз тот, о котором он мечтал.
Джонни повернулся и зашагал прочь, как бы давая понять: для него вопрос окончательно решен. Макелпайн заколебался, хотел что–то сказать, но потом тоже повернулся и пошел в противоположную сторону. Даннет последовал за ним. Мэри и Рори проводили Харлоу взглядом: она — с выражением затаенной боли, Рори — с нескрываемым торжеством и презрением.
Дойдя до угла заправочного пункта, Макелпайн и Даннет остановились.
— Ну и как? — спросил шеф.
— Что “ну и как”, Джеймс?
— Да имейте же совесть, от вас я подобного не ожидал.
— Вы хотите сказать, заметил ли я то, что видели вы? Заметил ли я его руки?
— Да… они опять дрожат. — Макелпайн вздохнул и покачал головой. — Говорю вам, все “звезды” приходят к этому. Независимо от того, какими бы хладнокровными, смелыми и талантливыми ни были раньше… Тьфу ты, черт, я, кажется, повторяюсь! Короче говоря, когда человек отличается таким ледяным спокойствием и железным самообладанием, как у Джонни, крах особенно тяжел…
— И когда же наступит этот крах?
— Думаю, весьма скоро. Дам ему еще один шанс, еще одну гонку Гран—При.
— А знаете, что он собирается сейчас сделать? Сегодня вечером или немного попозже?..
— И знать не хочу!
— Он непременно приложится к бутылке.
Голос с явным акцентом жителя Глазго вставил:
— Говорят, уже прикладывался, и не раз.
Макелпайн и Даннет обернулись. Из тени вышел человек с испещренным морщинами лицом и мохнатыми седыми усами, которые странно контрастировали с похожей на монашескую тонзуру лысиной. Еще более странно выглядела длинная черная сигара, с каким–то босяцким наклоном торчащая из беззубого рта. Этого человека звали Генри, он был старейшим водителем транспортировщика. Старик давно перешагнул тот рубеж, когда люди обычно уходят на пенсию. Сигара была его особым знаком, его маркой, поговаривали даже, что он ест с сигарой во рту.
Не повышая голоса, Макелпайн сказал:
— Небось, подслушивали, Генри?
— Подслушивал? — Трудно было понять, возмущен старик или удивлен. — Вы прекрасно знаете, мистер Макелпайн, что я никогда бы не стал подслушивать. Просто слушал. А это совсем другое дело.
— Так что вы только что сказали?
— Вы же слышали, что я сказал. Сами знаете, что он ездит как сумасшедший. Водители начинают его бояться, точнее, уже боятся. Его нельзя выпускать на трассу. Парня просто зашибло, сразу видно. А когда у нас, в Глазго, говорят, что парня зашибло, то имеют в виду…
— Мы знаем, что у вас, в Глазго, имеют в виду, — сказал Макелпайн. — А я‑то думал, что вы друг, Генри.
— Угу… Я и есть его друг. Джонни — прекраснейший джентльмен из всех, кого я знал, не в обиду вам будет сказано, джентльмены. И именно потому, что он мне друг, я не хочу, чтобы парень разбился или угодил под суд за убийство.
Макелпайн сказал примирительно:
— Вы уж занимайтесь своим транспортировщиком, Генри, а я буду заниматься командой “Коронадо”.
Генри кивнул и отвернулся. Когда он уходил, лицо его было мрачным и серьезным, походка же выражала сдержанное возмущение, будто старик хотел сказать этим, что выполнил свой долг, и если его пророческое предупреждение не приняли во внимание, вина за последствия падет не на него.
Макелпайн с таким же мрачно–серьезным видом потер щеку и сказал:
— Может быть, он и прав. Фактически, у меня имеются все основания предполагать, что Джонни действительно — “того”…
— Чего “того”, Джеймс?
— Не в себе. Дошел до точки. Зашибло, как сказал Генри.
— Зашибло? Кто и чем его зашиб?
— Парень по имени Бахус, Алексис. Парень, который предпочитает действовать не битьем, а питьем.
— И у вас есть доказательства?
— Меня удручает не наличие доказательств, что он пьет, а отсутствие доказательств, что он не пьет.
— Простите, не понимаю. Вы что–то мудрите, Джеймс.
Макелпайн вкратце рассказал о своих подозрениях. Разумеется, пока что никаких шумных попоек не было, ибо замеченный в этом водитель автоматически исключался из числа мировых гонщиков. Гений по части скрытности, Харлоу и здесь действовал втихаря, хитро и упорно, пил всегда в одиночку или только в мало посещаемых и, как правило, отдаленных местах, куда не заглядывал никто из его знакомых. Об этом Макелпайн имел достоверные сведения, так как нанял человека, установившего, по сути, за Харлоу слежку. Но — либо малый чертовски таится, либо, что–то учуяв, он стал чересчур бдительным и ловко ускользал от своего соглядатая. Тому только трижды удалось проследить путь к источнику возлияния — маленькому винному погребку, затерянному в лесонасаждениях вокруг автотреков вблизи Хоккенгейма и Курбергринга. Да и в этих трех случаях, было отмечено, Джонни лишь деликатно прихлебывал из маленького стаканчика, проявляя поистине похвальную умеренность. Тех порций, которые он себе позволял, едва ли хватило бы притупить утонченные способности и реакцию гонщика Номер Один. Неуловимость Харлоу вызывала тем большее удивление, что он всюду появлялся в своем огненно–красном “феррари”, самом приметном автомобиле на дорогах Европы. Однако именно обстоятельство, что чемпион старательно и так успешно ускользал от слежки, являлось для Макелпайна свидетельством тайных запоев.
Даннет слушал молча. Убедившись, что босс высказал все, что хотел, спросил:
— Есть ли прямые улики?
— Есть, — ответил уверенно шеф. — Запах.
После некоторой паузы Даннет сказал:
— Я ни разу не слышал никакого запаха.
— Это все по той причине, Алексис, что вы вообще не слышите никаких запахов. Запахов нефти, бензина, горящих шин. Где уж вам уловить запах виски.
Даннет склонил голову в знак согласия. Потом спросил:
— А вы сами–то что–нибудь унюхали?
Макелпайн отрицательно покачал головой.
— Вот видите! А еще говорите!
— Но он бегает от меня, как от чумы. А ведь раньше, как вы знаете, мы с Джонни были близкими друзьями. Теперь же, когда он оказывается рядом, от него просто несет ментоловыми таблетками. Разве это ни о чем не говорит?
— Бросьте, Джеймс! Это еще не доказательство.
— Может быть. Но Траккиа и Рори клянутся, что он пьет. И Джекобсон также.
— Тоже нашли беспристрастных свидетелей! Ведь если Джонни заставят уйти, кто станет Номером Один команды “Коронадо” и кандидатом в чемпионы? Конечно же, наш Никки! Джекобсон и Джонни никогда не были в особой дружбе, а теперь их отношения портятся с каждым днем. Джекобсону не нравится, что его машины выходят из строя. Харлоу же уверяет, что Джекобсон не может надлежащим образом подготовить автомобиль к гонке. Ну, а что касается Рори, так он возненавидел Харлоу — с одной стороны, из–за несчастья Мэри, а с другой — потому что она–то, несмотря ни на что, ничуть не изменила своего отношения к обожаемому Джонни. Боюсь, Джеймс, ваша дочь — единственная душа во всей команде, которая до конца предана Джонни Харлоу.
— Знаю, — сказал Макелпайн. На мгновение он замолчал, а потом добавил упавшим голосом. — Мэри первая мне об этом сказала.
— О, Господи! — с несчастным видом воскликнул Даннет. — Значит, выбора нет. Вам придется расстаться с парнем. Лучше сделать это сегодня. И поставить точку.
— Не горячитесь, Алексис, я узнал об этом несколько раньше вас и кое–что успел обмозговать. Еще один раз допущу его к гонкам и уж потом поставлю крест.
В гаснущем свете дня автопарк выглядел как место последнего успокоения исполинов минувших времен. Огромные фургоны транспортировщиков, возивших гоночные машины, запчасти и передвижные ремонтные мастерские по всей Европе, стояли теперь в беспорядке, зловеще темнея в сумерках.
Джонни Харлоу не старался скрыть свое присутствие от посторонних глаз, случись таковые поблизости. Помахивая парусиновой сумкой, по диагонали пересек площадку, остановился возле одного из исполинов, на боках и сзади которого было выведено большими буквами знаменитое слово “Феррари”. Не дав себе труда даже подергать дверцу транспортировщика, Джонни вынул из сумки связку ключей весьма причудливой формы, и через несколько секунд замок поддался.
Харлоу исчез в фургоне. Закрыв за собой дверцу, перебрался от одного окошечка к другому, расположенному в боковой стене, чтобы убедиться: не замечено ли его вторжение. Скорее всего, обошлось. Затем извлек из сумки фонарь, включил красный свет и, склонившись над ближайшим гоночным автомобилем марки “феррари”, стал тщательно его обследовать.
Тем временем в холле гостиницы собралось человек тридцать. Среди них были Мэри, Макелпайн, ее брат, оба рыжеволосых близнеца Рафферти. Шла оживленная громкая беседа. На весь уик–энд гостиницу оккупировали несколько команд, участвовавших в международных гонках Гран—При, а братство гонщиков не отличается особой сдержанностью на язык. Все они — в основном, водители и несколько механиков — принарядились, как подобает людям, готовящимся к званой трапезе. Особенно великолепно выглядел Генри в своем костюме в крапинку и с красной розой в петлице. Даже усы его, казалось, были аккуратно расчесаны. Рядом с ним, немного поодаль от Рори, сидела Мэри. Молча, без прежней улыбки на лице, машинально вертя трость, заменившую наконец костыли.
— Куда же это исчезает каждый раз Джонни? После обеда его теперь почти не видно.
— Джонни? — Генри поправил розу в петлице. — Понятия не имею, мисс. Наверное, предпочитает развлекаться в одиночестве. Возможно, ему больше нравится питаться где–нибудь в ином месте? Или по другой какой–нибудь причине. Кто его знает.
Рори держал перед собой журнал, явно не читая его. Парню было не до чтения, он весь обратился в слух.
— Может быть, дело совсем не в том, что где–нибудь вкуснее готовят, — промолвила Мэри.
— А в чем же? В девушке, мисс? Нет, Джонни Харлоу девушки не интересуют. — Он бросил на нее хитрый и кокетливый взгляд.
— Не прикидывайтесь дурачком. — Мэри Макелпайн не всегда была розой без шипов. — Вы отлично знаете, что я имею в виду.
— Что же именно, мисс?
Генри принял оскорбленный вид человека, которого никто не понимает.
— Не смейтесь надо мной, Генри. Не разыгрывайте меня…
— Я не так уж умен, чтобы кого–нибудь разыгрывать, мисс.
Мэри бросила на него холодный оценивающий взгляд и отвернулась.
Рори тоже быстро отвел глаза. Казалось, он о чем–то размышляет, и, судя по всему, размышления эти едва ли можно было назвать приятными.
При свете фонаря Харлоу исследовал глубины ящика с запчастями. Выпрямился, вытянул шею, как бы прислушиваясь, погасил фонарь и выглянул в боковое окошко.
Вечерние сумерки уже успели смениться почти полной темнотой, но желтоватый месяц среди туч светил достаточно ярко. Лавируя между транспортировщиками в сторону стоянки “Коронадо”, находившейся футах в двадцати от наблюдательного пункта Харлоу, шли два человека. В них легко было узнать Джекобсона и Макелпайна. Джонни осторожно приоткрыл дверцу. Макелпайн вставил ключ в замок и сказал:
— Значит, никакого сомнения? Шестерня четвертой скорости полностью выведена из строя?
— Полностью.
— И, значит, у него есть оправдание? — в голосе Макелпайна слышалась чуть ли не мольба.
— Коробку скоростей можно вывести из строя по–разному, — тон Джекобсона был отнюдь не обнадеживающим.
— Да, конечно, конечно. Пошли посмотрим на эту чертову коробку.
Они вошли внутрь, в окнах транспортировщика вспыхнул свет.
Харлоу как–то странно улыбнулся, кивнул, осторожно прикрыл дверцу и возобновил поиски. Действовал он с той же предусмотрительностью, что и на пункте “Гильяри”, вскрывая, где нужно, узлы и коробки таким образом, чтобы все можно было поставить на место без заметных следов. Действовал быстро и сосредоточенно, прервав работу только однажды, когда снаружи послышались какие–то звуки. Макелпайн и Джекобсон вышли из транспортировщика и покинули пустынный автопарк.
Джонни снова приступил к делу.
Глава 4
Когда Харлоу наконец вернулся в гостиницу, холл, служивший одновременно баром, был переполнен. Почти все места заняты, возле стойки толпились мужчины — по меньшей мере, человек шесть.
Макелпайн, Джекобсон и Даннет сидели за одним столиком, Мэри, Генри и Рори оставались на прежних местах. При появлении Харлоу, едва успел он закрыть за собой входную дверь, гонг возвестил о начале обеда.
Чемпион проследовал через холл к лестнице. Никто не приветствовал его, лишь немногие удостоили небрежного взгляда. Макелпайн, Джекобсон и Даннет не обратили на гонщика совершенно никакого внимания. Рори глянул зло, с откровенным презрением. Мэри бросила быстрый взгляд, прикусила губу и тотчас же отвернулась. Джонни одним махом проскочил наверх.
Оказанный прием способен был привести в отчаяние, но зато ему хорошо удалось скрыть свои чувства.
Очутившись у себя в номере, Харлоу быстро умылся, привел себя в порядок. Достав из буфета бутылку шотландского виски, прошел в ванную, отхлебнул глоток, подержал во рту и с гримасой отвращения выплюнул в раковину. Оставив почти полный стакан на краю умывальника, вернул бутылку обратно.
И спустился в столовую.
Появился там последним. Совершенно посторонний посетитель привлек бы, наверное, больше внимания, чем Харлоу. Не тот уже это был человек, с которым хотелось водить дружбу. Столовая была набита битком. Перебросившись парой слов с приятелями, подышав на них перегаром, Джонни вышел на улицу и направился в маленькое кафе неподалеку. Там он заказал тонизирующее и сел за свободный столик. Не успел сделать пару глотков, как в кафе появилась Мэри. Увидев Харлоу, нахрамывая, прошла через зал и присела рядом.
— Хэлло, Джонни! — чувствовалось, что девушка не очень уверена в себе и не знает, чего ожидать от такой встречи.
— Признаться, я ждал кое–кого другого.
— Не понимаю… Кого же?
— Неважно. — Голос Харлоу был так же жесток, как и его слова. — Кто послал тебя шпионить за мной? — резко спросил он.
— Шпионить за тобой?.. Шпионить?.. — Она уставилась на него, скорее не понимая, чем не веря. — Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаешь, что означает слово “шпионить”?
— О, Джонни! — Обида буквально выплеснулась наружу: — Ты же знаешь, что я никогда бы не согласилась шпионить за тобой.
Харлоу немного смягчился.
— Тогда почему ты здесь?
— Разве тебе не приятно просто так меня видеть?
— Я не об этом… Что тебе понадобилось в этом кафе?
— Я… Просто проходила мимо… и…
— И увидела меня! И вошла! — Он внезапно оттолкнул свой стул и встал.
Подошел к двери, резко распахнув ее. Вышел на улицу и тут же вернулся. Продолжая стоять в дверях, какое–то время наблюдал за улицей. Его интерес сосредоточился на парадном дома напротив. Там, в полумраке, стоял человек. Не подавая вида, что заметил его, Харлоу вернулся в зал.
— Когда ты выходила из гостиницы, Рори все еще был там? — спросил он резко.
Мэри озадаченно нахмурила брови.
— Да, да. Он был там. Я как раз обратила на него внимание, когда выходила.
— А он мог тебя видеть?
— Какой странный вопрос!
— А я вообще человек странный. Спроси любого из гонщиков… Так он мог тебя видеть?
— Н-ну… Конечно… Вероятно, мог. Только не понимаю, при чем тут Рори?
— Просто мне не хочется, чтобы бедный мальчуган бродил вечерами по улицам. Ведь так можно и простудиться. Или даже стать жертвой ограбления. — Харлоу замолчал, как бы обдумывая что–то. — А-а, вот и идея!
— О, Джонни, перестань! Перестань! Я понимаю, что он не может смотреть на тебя без ненависти, не хочет даже говорить о тебе с тех пор… с тех пор… как…
— С тех пор, как я сделал тебя калекой.