Больше они не виделись.
Глава седьмая Обман
Первое сообщение от Евы пришло утром следующего дня: «Я в Хабаровске, все хорошо. Через три часа вылетаю вертолетом на базу. Люблю, целую!»
Андрей улыбнулся – слово «люблю» говорило о том, что Ева больше не злится на него. «Все-таки она лучшая женщина в мире», – подумал он, чувствуя, как отпускает владевшее им со вчерашнего утра напряжение. Набрал номер, но мобильный жены был недоступен.
– Связь на грани фантастики, – недовольно проворчал Андрей. На всякий случай набрал ей ответное сообщение: «Рад за тебя, будь осторожнее, пиши. Мы с Марусей ждем тебя. Привет морлокам!»
Эсэмэска улетела в эфир, но сообщения о доставке Андрей так и не получил.
Вечером на адрес его электронной почты пришло письмо от Евы. «Милый, – писала жена, – здесь кошмарная связь. Вышел из строя спутник, а трансляторов в тайге нет. Раз в три дня прилетает вертолет из Хабаровска, это единственная связь с Большой землей. Я придумала выход: буду записывать на флешку письма для вас с Марусей, а пилот будет посылать их тебе по e-mail. Скучаю по вас, мои дорогие! Целую тебя и Маруську!»
На следующий день Андрей велел секретарше узнать, что за спутник обеспечивает связь с тем районом тайги, в котором была расположена исследовательская база. Оказалось, что это один из спутников широко разрекламированной системы ГЛОНАСС, действительно вышедший из строя неделю назад. Гумилев вспомнил, что два года назад предлагал Министерству обороны помощь в разработке программного обеспечения для спутников ГЛОНАСС, но получил отказ. Как конфиденциально сообщил ему знакомый генерал, военные предпочли заключить договор с фирмой, пообещавшей им пятьдесят процентов отката.
Подсознательно Андрей все время чувствовал тревогу за жену: все-таки остаться без связи в тайге, пусть и в окружении других исследователей – довольно серьезное испытание. Но навалившиеся дела не давали ему возможности как-то повлиять на ситуацию. Андрей ездил на заседания Арктического клуба, подписал все платежные поручения на финансирование экспедиции, хотя по-прежнему отказывался принимать в ней участие. Он даже неожиданно сдружился с генералом Свиридовым, окончательно придя к выводу, что Бунин зачем-то возводил на него напраслину. Генерал был чрезвычайно собранным и дельным человеком, меньше всего склонным совать нос в чужие отношения. Зато Свиридов прекрасно ориентировался во всех проблемах, стоящих перед организаторами арктической экспедиции, и не раз предлагал им элегантные стратегические решения.
Много времени занимали испытания по тестированию искусственного интеллекта, на который Андрей возлагал большие надежды. Обычно Гумилев возвращался домой уже за полночь, ужинал, не разбирая вкуса приготовленной поваром еды (повар, выполняя указания Евы, старался кормить его диетической пищей, но Андрею было все равно), и проваливался в короткий сон без сновидений. В девять утра он уезжал в офис, успевая перед уходом лишь пять минут поиграть с Марусей.
Однако в дни, когда из Хабаровска приходили письма Евы, все было иначе. Гумилев старался приезжать домой не поздно, для чего ему приходилось покидать офис еще до начала традиционных вечерних пробок. Маруся в такие вечера ждала Андрея в гостиной, и стоило ему зайти в дом, как она тут же бросалась к нему на шею и тащила за руку в гостиную – «смотреть кино про маму». Если же Андрей все-таки задерживался, малышка устраивала няне скандал, ни за что не желая ложиться спать без просмотра Евиных посланий.
Ева сдержала обещание: каждые три дня она присылала письмо с прикрепленным к нему видеофайлом. Благодаря этим письмам Андрей и Маруся знали обо всем, что творится на таежной базе. Ева рассказывала смешные истории из жизни «города подземных ученых», как она называла базу экспедиции, делилась новостями про то, как удалось установить на территории морлоков еще несколько новых камер, хвасталась, что теперь у ученых есть картинки из логова «пахана», как сами морлоки звали своего вожака.
Видеофайлы, записанные в основном на мобильный телефон Евы, иллюстрировали эти рассказы. Другие были записями, снятыми с камер наблюдения, установленными на базе и по периметру территории морлоков. На одной из записей Ева держала на руках рыжий меховой комок, который разворачивался в небольшую обезьяну со смешным детским лицом. Это был тот самый детеныш снежного человека – Рыжик – которого ученые нашли в тайге еще весной. Маруся хохотала до слез, наблюдая за тем, как мама учит неуклюжую зверюшку разговаривать и пользоваться ложкой.
Некоторые видеофайлы представляли собой сценки из жизни морлоков – как они охотятся, как едят и танцуют в священном экстазе во время новолуния.
На третью неделю после отъезда Евы Гумилев проводил совещание с экспертами, ответственными за тестирование систем искусственного интеллекта. Неожиданно зазвенел внутренний телефон.
– Андрей Львович, – голос секретарши Лены показался Гумилеву испуганным, – с вами просит соединить профессор Покровский Эдуард Никитич.
– Кто это такой? Я же просил ни с кем не соединять!
– Да, Андрей Львович. Но он говорит, что не сможет позвонить позднее. Он работает в вашем научно-исследовательском центре…
– Ну так пусть звонит Бунину! – рявкнул Гумилев. – Мне некогда решать их вопросы…
– … в лагере «Реликт», – продолжала педантичная Лена. – Сейчас он звонит из Хабаровска. Переключить на Бунина?
Андрей запнулся. Из Хабаровска? Лагерь «Реликт»? Да ведь это же та самая база, где сейчас находится Ева!
– Нет, – сказал он после секундного раздумья. – Я поговорю с ним сам.
Он извинился перед экспертами и вышел в отгороженное полупрозрачной стеной помещение, где у него была оборудована комната отдыха с татами для медитаций и макиварой для снятия эмоционального напряжения.
В трубке что-то щелкало, потом слегка задыхающийся голос произнес:
– Алло? Алло? Барышня, но ничего же не слышно!
– Профессор? – перебил Андрей. – Говорите, я слушаю.
– Андрей Львович! Рад вас слышать! Извините, что отвлекаю…
– Все нормально. Вам что, наладили телефонную связь?
– Да нет, – сокрушенно вздохнул профессор. – Спутник по-прежнему не функционирует, сидим, как на необитаемом острове. Я звоню из Хабаровска, выбрался сюда на пару дней.
– Это удачно, – сказал Гумилев. – А Ева осталась в лагере?
– Что? – растерянно переспросил Покровский. – Ева? Да, я как раз насчет Евы вам и звоню. Извините, что беспокою вас, но что-то никак не могу с ней связаться. Телефон у нее недоступен, а дома ваша… э-э… горничная все время отвечает, что ее нет, но не уточняет, когда можно перезвонить… А у нас, между прочим, проект горит!
Сердце Гумилева пропустило несколько ударов.
– Подождите, профессор… Я ничего не понимаю. Зачем вы ищете Еву дома, если она в тайге?
– Андрей Львович, как так – Ева в тайге? Это что же, что ж, поехала к нам и не предупредила? И когда ее ждать? Не время сейчас на вертолете летать, можно спугнуть морлоков!
Андрею стало страшно. Он понимал: прежде всего надо убедиться, что этот старик – не какой-то шут, а настоящий профессор Покровский, что он действительно в Хабаровске, что он, в конце концов, говорит правду – и только потом давать волю эмоциям, но страх был сильнее рассудка.
– Алло! Алло! Андрей Львович! Алло! Ну вот, и здесь неполадки со связью, – бормотал в трубку Покровский.
– Да-да, я здесь. Профессор, Ева должна была появиться у вас на базе в ночь на семнадцатое августа, во время новолуния.
– Ну да, семнадцатого к нам прилетела очередная группа ученых. Но, извините, вашей жены там не было! – старческий голос звучал расстроенно и слегка напряженно: похоже, Покровский не мог понять, то ли Гумилев так шутит, то ли действительно надо волноваться. – Я все-таки не страдаю склерозом!
– Но она присылала мне письма! Каждые три дня, с вертолетом! Пилот отправлял их из Хабаровска!
– Андрей Львович, голубчик! Какой там вертолет раз в три дня! Мы боимся беспокоить морлоков! Я сам добирался сюда на перекладных – сначала на джипе, потом…
– Подождите! – властно прервал его Гумилев. – Я видел видеозаписи! В том числе этих ваших морлоков. И как минимум две записи, на которых моя жена таскает на руках маленькую рыжую гориллу!
– Это не горилла. Это Рыжик – детеныш снежного человека. Наша уникальная находка! – нащупав тему, в которой он чувствовал себя уверенно, профессор, наконец, перестал бормотать и заговорил твердым голосом. – Только его сейчас даже наши грузчики на руки не поднимут – он за лето вымахал так, что теперь весит не меньше центнера! Это Ева его еще по весне нянчила, когда он совсем крохой был, даже говорить не умел…
– Но она сообщала в письмах новости о вашей жизни! – не желал сдаваться Андрей. – Как какой-то Васькин разрисовал лицо краской на манер морлоков и ходил пугал всех на станции. Как кто-то запаролил вход в туалет!
– Но она сообщала в письмах новости о вашей жизни! – не желал сдаваться Андрей. – Как какой-то Васькин разрисовал лицо краской на манер морлоков и ходил пугал всех на станции. Как кто-то запаролил вход в туалет!
– Да, было такое. Летом – мы об этом Еве писали. Сама она этого не видела. Андрей Львович, – профессор сделал печальную паузу, – регулярная связь с базой стала невозможной после того, как вышел из строя спутник. Ева никак не могла отправлять вам письма. Никак.
Гумилев молчал. Он ощущал только звенящую пустоту внутри себя. Самое страшное уже произошло. Ева исчезла почти три недели назад. Где теперь искать ее следы?
– Спасибо, профессор. Мы разберемся, что произошло, – Гумилев не дал ошарашенному Покровскому попрощаться и положил трубку.
Он вернулся в кабинет и быстро, скомканно довел совещание до конца. Не потому, что видел в этом смысл, а потому, что нужно было ухватиться за какую-то соломинку, чтобы не утонуть в подступающих волнах безумия.
Когда эксперты вышли из кабинета, он открыл почту, нашел последнее письмо от Евы и включил воспроизведение видеофайла.
– Андрей, дорогой, у нас сегодня сказочная погода, – безмятежная Ева сидела в своей лаборатории и говорила в камеру мобильного, который держала в правой руке. – Жаль, что на улицу не выбраться: морлоки сегодня подошли близко к станции, загоняют медведя. С утра такой ор стоял! А Рыжик научился говорить мое имя. Правда, на свой лад. От звериного акцента мы, видимо, никогда не избавимся, – Ева засмеялась и перевела камеру на детеныша снежного человека, игравшего в углу с изрядно покусанным футбольным мячиком. – Рыжик! Иди ко мне, – позвала она, и существо, радостно швырнув мяч в стену так, что он расплющился в блин, рвануло к Еве, забралось к ней на колени и уткнулось носом в шею. – Ну-ну, тише. Как меня зовут? Ну же, как меня зовут?
Существо задумчиво посмотрело на Еву, потом в камеру, которую она держала, и гордо прошепелявило:
– Мам-Ефа! Мам-Ефа! Моя Мам-Ефа!
– Надеюсь, у вас все хорошо, – Ева перевела камеру на себя. – Я очень по вас скучаю, скоро вернусь. А пока мы с Рыжиком передаем вам с Марусей привет! – она схватила малыша за лапку, на которой уже хорошо просматривались двухсантиметровые когти, и помахала ею в камеру.
Запись закончилась.
У Андрея появилось ощущение нереальности происходящего. Абсурд. Вот она – его Ева, она в тайге, воспитывает Рыжика, изучает морлоков, шлет им с дочкой видеоотчеты. С ней все в порядке. И если ничего не предпринимать, подождать до вечера, то она пришлет еще одно сообщение, которое Андрей с Марусей раз десять прокрутят дома, перед тем как няня уложит дочку спать. А через три дня – еще одно. И так будет – он уверен – на протяжении всего времени, оставшегося до конца ее таежной экспедиции. Ничто не нарушит их привычного образа жизни.
А потом она просто не вернется.
Или все-таки вернется?
Андрей подошел к стене кабинета – прозрачной изнутри и непроницаемой снаружи голубоватой плоскости огромной призмы – и посмотрел вниз. У его ног был весь город – и вовсе не в переносном смысле этого слова. Андрей Гумилев – тот, кого принято называть хозяином жизни, состоявшимся человеком, self-made men. Только жена не захотела остаться рядом с ним.
Прежде чем что-то предпринять, он попытался разложить все по полочкам. Ева улетела в Сибирь, но в лагере так и не появилась. Если бы произошла авария, разбился ее вертолет, об этом уже стало бы известно. К тому же она не предупредила Покровского и других ученых о своем приезде. Так, может быть, она и не собиралась в тайгу? И экспедиция была всего лишь предлогом, чтобы улизнуть из дома на целый месяц? Тогда все складывается в единую картину: Ева еще весной задумала свой побег. Запаслась съемками из подземного города ученых, записала десятки коротких видеосообщений, чтобы поддерживать у него иллюзию ее присутствия в тайге. Затем солгала про поездку, ушла из дома и отключила телефон, чтобы избежать неудобных расспросов. И теперь раз в три дня она отправляет ему заготовку, думая, что никто не раскроет ее мистификации.
Измена?
Странно, но это предположение не вызвало у Андрея ярости. Только облегчение – ведь если все сводится к банальному адюльтеру, это означает, что с его женой ничего не случилось. Пройдет еще десять дней, и она вернется – как ни в чем ни бывало – с виноватыми глазами и рассказами об экзотических морлоках.
Сможет ли он простить измену? Андрей знал, что на этом его отношения с Евой прекратятся. Он допускает, что во многом сам мог толкнуть ее к другому мужчине, он готов признать свою вину и даже понять Еву. Но принять обратно – нет. Она навсегда останется матерью его ребенка, близким ему человеком, даже другом – но не женой.
Гумилев цеплялся за рассуждения о возможной измене Евы, как за соломинку, чтобы не думать о более страшных вещах. На самом деле где-то в сердце уже была уверенность: Ева не вернется, случилось что-то непоправимое, фатальное для его семьи. И семьи его – в том смысле, который он вкладывал в это слово, – больше не существует.
Андрей понимал – даже знал, чувствовал – Ева не могла разыграть такую схему ради интрижки на стороне. Если бы она влюбилась в другого, то просто ушла бы от мужа. Не стала бы цепляться за статус, деньги и ту комфортную жизнь, которую дает ей замужество за самым богатым человеком в стране.
Гумилев скрипнул зубами и набрал номер телефона, только несколько дней назад занесенного в адресную книгу.
Генерал Свиридов выслушал Андрея спокойно, не перебивая, так, будто ему каждый день приходилось общаться с терявшими жен миллиардерами.
– Андрей Львович, я уже говорил вам, что окажу вам любую поддержку – насколько это будет в моих силах. Не волнуйтесь, у нас хорошие шансы найти вашу жену.
«Еще бы», – подумал Гумилев. За генералом стояла вся мощь государственных спецслужб – ФСБ, ГРУ, ФАПСИ. Именно поэтому Андрей и принял решение обратиться к Свиридову. Конечно, сыграл роль и чисто психологический фактор – свои возможности были и у службы безопасности компании, возглавляемой Саничем, и даже у начальника личной охраны Андрея корейца Сергея Кима. Но обращаться к своим подчиненным с просьбой найти пропавшую жену Гумилев считал унизительным.
Впрочем, очень скоро выяснилось, что факт исчезновения Евы скрыть от охраны не удастся. Первое, на чем настоял Свиридов, – на тщательном обыске загородного дома Гумилева.
– Я понимаю, что вам неприятно вторжение в ваше личное пространство, Андрей Львович, – сказал он, – но это базовое мероприятие, без которого мы не сможем организовать розыскную работу. Со своей стороны гарантирую строгую конфиденциальность.
Ему легко было говорить! А если слух о том, что спецслужбы ищут Еву, распространится за пределы «ближнего круга»?
Впрочем, все эти частные проблемы меркли перед той бедой, которая обрушилась на Гумилева. Интуиция, никогда не подводившая Андрея, подсказывала ему: с Евой произошло что-то страшное. Поэтому он отбросил сомнения и ответил:
– Хорошо, генерал. Но вам придется подождать меня. Без моего личного присутствия ваших парней в дом не пустят, а на штурм уйдет слишком много сил.
– Договорились, – Свиридов никак не отреагировал на шутку Гумилева. – Встречаемся у поворота к поселку, через час. Вы успеете?..
Спустя десять минут «Мерседес» Гумилева уже летел по Комсомольскому проспекту, нарушая все возможные правила и ограничения. Дорогу ему расчищали два «Лендровера» сопровождения с проблесковыми маячками и сиренами. Только чудом они избежали столкновения с таким же мигающим кортежем с правительственными номерами.
Впрочем, Андрея это мало волновало. Он думал о том, что могло случиться с Евой, и не находил ответа. Чтобы делать какие-то выводы, нужны факты, исходные данные. Их у Гумилева пока нет, и появятся они не раньше, чем спецы Свиридова обыщут его дом. А пока есть только повод для панической атаки, от которой Андрей уже начинал задыхаться. Давление подскочило, в висках нарастал глухой, давящий стук.
«Успокойся, – приказал себе Гумилев. – В конце концов, ты же хозяин своего тела! Если ты не можешь владеть собой, не удивительно, что и с женой ты тоже не смог совладать! Вот она и сбежала от тебя!»
Неожиданно подобная тактика дала плоды – Андрей разозлился, и паническая атака отступила. К месту встречи со Свиридовым он подъезжал уже почти спокойным.
На перекрестке стояли «Тойота-Лэнд-Крузер» Свиридова и неприметный минивэн с затемненными стеклами. Свиридов, прогуливаясь около машины, курил свою неизменную сигарету. Гумилев велел шоферу остановиться, вышел из «Мерседеса» и подошел к генералу. Они обменялись рукопожатием.
– Главное – не паниковать раньше времени, – в голосе Свиридова слышалось неподдельное сочувствие. – Обещаю, мы во всем разберемся.
– Я не сомневаюсь в вас, генерал, – Гумилев старался, чтобы его голос звучал как можно тверже, но получалось плохо. – У вас уже есть какие-нибудь предположения?