- Не так уж давно тут жили. - Леокадия сморщила точеный носик, вспоминая. - Кажется, брат нашего деда удалился сюда от мира и предался простым радостям виноградарства. Конечно, во времена Домина здесь было все совсем по-другому, полно жизни…
- Я не успела еще в подробностях изучить историю Домингосов…
- Придется изучить, - пожала плечами Леокадия. - Обязанность матери принцев и принцесс - рассказать им об истории семьи и острова.
- Приложу все усилия, - вежливо ответила Чарити, хотя на языке вертелось совсем другое. - А сейчас не расскажешь ли мне о Флавии Вероне Домине?
- Это случилось вскорости после смерти Марка Аврелия. Домин вышел в отставку, он был командиром легиона в Испании и получил этот остров как награду за долгую и верную службу. Он был уже немолод, неженат и бездетен, поэтому маленький отдаленный остров вполне подходил для него: спокойная старость, радости простой деревенской жизни…
- Я бы не сказала, что этот дом так уж незатейлив.
- У римлян было совсем иное представление о роскоши, знаешь ли.
- Я знаю. Я многое знаю о римлянах, хотя выросла вовсе не в Италии.
- А тебя не считали синим чулком в Англии?
- Считали, но мое несметное богатство это компенсирует, - пожала плечами Чарити.
- Надо думать, - Леокадия поправила волосы. - Богатство многое компенсирует.
- Как и принадлежность к королевской семье. - Чарити спокойно встретила испытующий взгляд темных глаз принцессы и без особого труда заставила Леокадию отвести взгляд первой.
- Ты становишься более откровенной, леди Эверетт.
- Просто я начинаю понимать, что мои британские понятия о вежливости здесь воспринимаются как слабость и, иногда и некоторыми, как глупость.
- Может быть, у тебя и получится стать королевой.
- Супругой короля, - уточнила Чарити. - Королева правит. Супруга короля - лишь его помощница.
- Какие у тебя забавные представления о месте женщины в этом мире. - Леокадия аккуратно сцепила руки на колене.
- Я не берусь говорить за всех женщин. Судьба распорядилась, что мое место именно таково. - Чарити рассеянно огляделась вокруг. - Но как же Домин смог стать родоначальником целой династии, если он был стар, не женат и бездетен?
Ее маленькая хитрость удалась.
- О, тут очень романтическая история. - Леокадия встала. - Пойдем, прогуляемся по виноградникам, пока не стемнело. Или… Постой, сначала я должна показать тебе комнаты хозяйки.
Чарити пожала плечами: значит, хозяйка была, и это очень романтическая история.
В комнате хозяйки все оказалось совершенно другим, чем в остальном доме. Мозаика на полу не изображала, вопреки обычаю, одно из женских божеств римлян. Там были те же меандры и лозы, но в центре парил белый голубь. Росписи на стенах прекрасно сохранились и тоже разительно отличались от идеальных пейзажей, изображений статуй и архитектурных деталей, использованных в других помещениях. Здесь была лишь виноградная лоза, извивающаяся и скрещивающаяся, куполом сходящаяся на потолке, здесь оштукатуренном, а не кессонированном, а в центре… Там находилось изображение Бога. Христа с рукой, поднятой в благословляющем жесте. Чарити немного читала о ранних христианах, поэтому сразу же узнала изображение.
- Она была христианкой! - почти прошептала Чарити, благоговейно оглядывая комнату.
- Да.
- Но как такое могло получиться? Тогда христиан подвергали гонениям, и чем ближе к центру Империи, тем сильнее.
- Видимо, наш остров оказался надежным убежищем.
- Но Домин же не мог быть христианином, он командовал легионом!
- О, ну тут и начинается романтическая история. После смерти Марка Аврелия императором стал Коммод, начались беспорядки, Фасинадо, который тогда назывался просто и незатейливо - Портом, как-то оказался предоставлен сам себе, или скорее Домин устроил так, чтобы об острове позабыли. Так что жизнь здесь текла мирно и по-деревенски. И тут, в один из нередких у нас зимой штормов, о скалы недалеко от Порта разбился корабль. Спаслись только молодая женщина и старик. Они плыли из Александрии на Лаодикийский собор, тот самый, где решился вопрос о дне празднования Пасхи. Но не доплыли. Этот старик был пресвитер Пантен, а она - Смирна, его родственница. В общем, Домин подобрал их, поселил в своем доме, и, естественно, влюбился в Смирну. Она была вдовой двадцати пяти лет, ревностная христианка, образованная женщина, помогавшая своему родственнику Пантену создавать Александрийскую богословскую школу. Домину к тому времени исполнилось пятьдесят, он всю жизнь провел в боях и не верил ни во что: ни в Бога, ни в Темные Силы. Ему, в общем-то, было наплевать на все, кроме виноградников и рыбалки. Пантен спешил вернуться в Александрию, там его ждала школа, кроме этого, он намеревался отправиться с миссионерским походом на Восток, крестить язычников.
Чарити слушала, стараясь даже не дышать, Леокадия оказалась хорошим рассказчиком, события почти двухтысячелетней давности вставали перед глазами, словно происходили сейчас.
- Смирна пыталась донести до Домина свет истинной веры, но тот был равнодушен к философским материям, зато красота молодой вдовы, неяркая, но благородная, тронула сердце старого солдата. Когда в гавань пришел корабль, направляющийся в Александрию, Домин решился: он попросил Смирну стать хозяйкой его дома, матроной и женой. Она сказала, что может принадлежать только христианину. Он тут же согласился на крещение, но Смирна все равно его отвергла. Она понимала, что Домин готов на все, чтобы заполучить ее, но огня веры в нем нет. Корабль должен был отплыть с утренним отливом, а Смирна все еще отвергала жениха. Домин пошел на отчаянные меры, потому как не знал других. Ночью он вошел к Смирне, но она сказала, что скорее умрет, чем согрешит. Домин видел свой меч, приставленный к ее горлу - и рукоять упиралась в угол ложа… Женщина готова была умереть, но не предать свою веру. Он уже собирался отказаться от своего намерения сделать Смирну своей женой, но тут она сказала то, что все изменило.
- Я люблю тебя, - Чарити произнесла эти слова, словно выдохнула саму жизнь.
Леокадия слегка побледнела, но продолжила:
- Я люблю тебя. И тут он действительно уверовал. Пантен уплыл домой, в Александрию, а Смирна стала женой Домина и родила ему семь детишек. На этом романтическая история заканчивается, и начинается просто история. Пантен прислал епископа, постепенно остров стал полностью христианским, а там и гонения закончились… Римская империя распалась, Европу затопили варвары. Уверена, что среди них были и твои предки, а Фасинадо остался предоставлен самому себе. Династия Доминов продолжалась, мы - его прямые потомки, наш епископ более тяготел к коптам, пока Александрию не захватили арабы… В пятнадцатом веке король Север послал к Папе Римскому посольство, чтобы тот назначил на остров кардинала - с тех пор мы католики. И с тех же пор - говорим на испанском. До этого островитяне использовали видоизмененную латынь. Север принял имя Себастьян I, женился на испанской принцессе. Так что Фасинадо сильнее всего связан с Испанией. Был. Сейчас Испания под пятой Бонапарта. Мы одни - и от этого все наши проблемы, англичанка.
Чарити вздрогнула. После долгого и плавного рассказа резкая перемена в настроении Леокадии ужалила, словно тысяча ос.
- И ты полагаешь, что дочь варваров, англичанка - часть ваших проблем.
- Я бы сказала, что ты - решение многих наших проблем, но не думаю, что лучшее решение. Ты - компромисс. Решение, лучшее в данном случае, но никого не радующее.
Чарити пыталась сообразить, что Леокадия имеет в виду. Конечно, финансовые проблемы острова решились (Чарити до сих пор так и не выпытала у отца, как Рамиро удалось выплатить долг, но ее приданое должно было несколько поправить дела семьи Домингос), однако это сиюминутные проблемы. Кризис гораздо глубже, и его не разрешить единовременным вливанием денег.
- Как бы там ни было, Леокадия, я - невеста принца. И мой род мало уступит вашему. Я могу наизусть перечислить всех моих предков до Ролло, герцога Нормандского, а это десять веков. Пусть я и не воспитывалась в королевской среде, но я из благородной семьи, а, как известно, король - всего лишь первый среди равных ему дворян. Этот брак - не мезальянс.
- Ты изменилась, Чарити. - Леокадия подошла к окну. - Уже темнеет, нам пора возвращаться.
Двое стражников, оставленных у начала дороги, ведущей к вилле, расположились в тени оливкового дерева и играли в какую-то очень замысловатую карточную игру. При виде принцессы и Чарити они вскочили и вытянулись в струнку. Чарити никак не могла привыкнуть к тому, что одиночество теперь редкий дар.
- Домой, - приказала Леокадия, без помощи слуг взлетев на коня.
Чарити пришлось ждать, пока кряжистый солдат подсадит ее в седло.
Глава 25
Чарити пришлось ждать, пока кряжистый солдат подсадит ее в седло.
Глава 25
Он не понял, в какой миг все изменилось. Пропустил, а, возможно, это был самый важный миг в его жизни.
Да что там - возможно. Был.
Все шло так, как шло. Рамиро много работал, кипела подготовка к свадьбе, иногда он видел Чарити, иногда ужинал с ней, но дни казались словно закрыты вуалью. Принц поступил так намеренно, чтобы не отвлекаться на то, что могло сбить его с пути. Позабыть о том, как болезненно еще вздрагивает сердце при мысли об отце. Смириться со своим собственным решением. Прогнать чувство вины перед Чарити.
А потом он понял, что чувства вины нет, а Чарити - есть.
Она была рядом, часто, когда Рамиро поднимал глаза и хотел увидеть ее - и видел. Она испросила разрешения иногда приходить к нему в кабинет и тихо сидеть, пока Рамиро работает. Он согласился - обычно в такие моменты он никого и ничего не замечал. Но ее он чувствовал постоянно. Она была… да, словно второе солнце, как однажды сказал о ней Марко.
Рамиро нравился блеск ее голубых глаз, ее легкая улыбка, и вместе с нею он стал улыбаться немного чаще, Чарити даже удалось несколько раз рассмешить его. Она понимала, когда принц говорил, что занят (а на самом деле немного трусил), она незаметно обживалась в его доме, и внезапно стало понятно, что она есть здесь и дальше будет - и Рамиро осознал это со слепящей отчетливостью.
Вот эта девушка станет его женой. Вот эта, с пушистыми, чуть вьющимися волосами цвета спелой пшеницы. Вот эта, чьей кожи уже коснулся островной загар. Чарити сделалась смуглее и оттого еще краше. Вот эта девушка будет полностью принадлежать ему, Рамиро. Это казалось невероятным. Этим хотелось насладиться - и бежать от этого на край света.
Возвратились те чувства, что ошеломили его тогда, во Флоренции; Рамиро вспомнил и пронзительную ясность флорентийского дня, и хрупкий покой Санта-Кроче, и вино, выпитое в компании Чарити на лоджии палаццо Месса. Как блестели тогда глаза Чарити. Как она говорила о Помпеях, куда Рамиро ее так и не повез… Чувство вины все-таки не оставляло.
Принц хотел, чтобы Чарити была счастлива. Больше всего на свете Рамиро этого желал.
Однако сумеет ли он дать ей это счастье? Хороший вопрос.
Ответа не было.
Пока не было.
До свадьбы оставалась неделя, когда Чарити велела накрыть очередной ужин на террасе. Ей требовалось как можно больше таких встреч, чтобы укрепить свое положение.
Во-первых, чем больше она говорила с принцем Рамиро, тем сильнее влюблялась, хотя казалось, что сильнее уже невозможно. В эти дни Чарити открыла, что любовь поистине бесконечна. У нее оказалось столько оттенков и такая глубина, что можно было исследовать ее всю жизнь.
Во-вторых, то, что англичанка начала чувствовать себя увереннее во дворце, заметно раздражало Леокадию. Конечно, Чарити не слишком хорошо понимала местный язык. Обычно с нею старались говорить разборчиво и четко, однако привычный фасинадский диалект иногда превращал речь собеседника в тарабарщину. Слуги англичанку пока немного побаивались, лишь начинали привыкать. К народу Чарити пока не выезжала, так что о чем думает народ по поводу ее прибытия на остров, было неясно. Однако люди обожали Рамиро - и Чарити надеялась, что рано или поздно она тоже заслужит их любовь.
Ей удалось уговорить принца на то, чтоб он разрешил ей присутствовать на галерее во время заседаний королевского совета, и теперь девушка часто ходила туда. То, что она слышала и видела, ее поражало. И наводило на мысли, которые она записывала ночами, долго думая и покусывая кончик пера.
Именно об этом Чарити и хотела побеседовать с Рамиро сегодня вечером. Важный разговор, к которому она долго готовилась. Девушка сидела на террасе, белое платье с вышитыми цветочками подчеркивало ее хрупкость, ужин был прекрасно сервирован… однако Рамиро не шел. Чарити хмурилась. Когда он не появился и через полчаса после назначенного времени - а обычно бывал пунктуален, - она поняла, что жених забыл о встрече. Просто забыл.
- Мне сходить к принцу, сеньорита? - уважительно спросил пожилой слуга, заметивший неудовольствие Чарити и, видимо, прекрасно знавший о маленьких недостатках своего господина.
- Нет, благодарю вас, Мигель. Наверняка он работает. - Она поднялась. - Я пойду в его кабинет и сама поговорю с ним. Однако прежде… позовите мою горничную.
- Хорошо, сеньорита.
Четверть часа спустя Чарити без доклада вошла к Рамиро. Конечно же, тот был в кабинете, и при виде невесты его глаза сделались сначала недоумевающими, а затем виноватыми. Сообразил.
- Чарити, простите, я совсем забыл про ужин. Простите, я обещал поужинать с вами… - Рамиро выглядел таким замученным, что Чарити решила, не стоит заставлять его извиняться дальше.
- Ничего страшного, - она поставила на столик у окна поднос с уже слегка остывшим ужином и приглашающим жестом открыла серебряную крышку на блюде в центре. Там оказалась какая-то средиземноморская рыба, названия которой Чарити не знала. Пахло просто потрясающе. - Я принесла ужин на двоих.
Рамиро встал из-за стола и подошел к Чарити.
- Мне кажется, что вы слишком снисходительны ко мне.
- А мне кажется, что вам самому надо проявить к себе хоть немного снисхождения. Папа всегда говорит, что работа без отдыха приводит к ошибкам и просчетам.
- Если я не буду работать все время…
- Вам кажется, что королевство от этого рухнет. Знаете, мне кажется, что вы на своем маленьком и отдаленном острове совсем позабыли, что в остальной Европе давным-давно придумали разделение труда. Если не ошибаюсь, даже раньше, чем вы откололись от Римской империи.
- Я предпочитаю персональную ответственность в деле управления. Особенно для монархов.
- Если монарх будет больше руководить, чем выполнять работу сам, то дело пойдет лучше. Папа говорит, что нужно уметь пользоваться талантами своих служащих.
- Я уже выслушал все советы, какие мог, теперь я должен принять решение, какие из предложений наилучшим образом могут послужить для блага королевства.
Чарити поняла, что Рамиро так и не приступит к ужину, если не поставить перед носом принца полную тарелку. Интересно, а он вообще имеет представление, откуда берутся полные тарелки? Кажется, не имеет. Когда Чарити попросила приписанную к ней горничную подать ей поднос с ужином на двоих и сообщила о намерении разделить этот ужин с принцем Рамиро, девушка выглядела очень озадаченной. Чарити пришлось растолковывать служанке в подробностях, что именно требуется и как это надо выполнить. Тем не менее Чарити пришлось буквально вырвать поднос из рук очередной девушки в форменном платье и приказным тоном отправить всех заниматься своими делами. Просто в уме не укладывается: чаще всего слуги в Маравийосе совершенно незаметны, словно привидения, но иногда о них буквально спотыкаешься. Похоже, дело в том, что надоедливыми они становятся, когда нарушается освященный веками традиционный уклад. Чарити никогда бы не подумала, что будет выступать революционеркой.
Тем не менее в первые дни на острове она старалась подстроиться под местные обычаи, внимала советам, старалась меньше говорить, а больше слушать, но это ни к чему хорошему не привело. Казалось, все только еще больше сторонились ее, все, кроме Леокадии. Принцесса ревностно выполняла поручение Рамиро «ввести в курс жизни королевства». В итоге Чарити решила, что если она хороша для будущего короля Фасинадо, то она хороша и для его подданных. Хороша именно такой, какая она есть.
В общем-то подобная политика вскоре дала свои результаты. Люди заметили ее, стали прислушиваться и улыбаться. Чарити никогда не отличалась отсутствием уверенности в себе, но Леокадия оказалась просто мастером по выбиванию почвы из-под ног у будущей родственницы. Чарити старалась не уступать и не давать спуску, только, если быть до конца честной, принцессе все же удалось посеять в душе англичанки сомнения. Чего только стоили постоянные намеки на некую более чем сестринскую и братскую любовь между принцем и принцессой. Чарити до сих пор не могла отогнать навязчивые видения, в которых Рамиро и Леокадия… Нет, не может такого быть! Чарити знала, что Рамиро честно ответит, если она спросит, вот только она не была уверена в том, каким окажется этот ответ.
Да, Рамиро оставался мил и предупредителен, во дворце готовились к свадьбе, все шло как надо. Конечно, Рамиро был постоянно занят, и этим объяснялось некоторое отсутствие… близости в их отношениях. Временами Чарити начинала сомневаться, не ошибся ли отец, когда сказал, что принц испытывает к ней сильные чувства, достаточные для того, чтобы просить ее руки. Но он же попросил. У такого человека, как Рамиро, не может быть бесчестных мотивов. Не стоит даже допускать ни малейшего сомнения. Такие мысли могут все испортить.