— Печать Михны? — спросил он, не отрывая взгляда от пергамента. Там извивались два языка пламени, оплетавшие то ли корявый ствол дерева, то ли скрюченного в смертельной муке человека. — Ваш дядя…
— Омар ал-Хазри — Палач Зиндиков,[6] — невозмутимо подтвердила Ясмин. — Это не тот человек, с которым стоит ссориться…
Кортес еще раз взглянул на печать и, стараясь не показать охватившего его бешенства, короткими сильными движениями свернул пергамент.
— Хорошо, — сказал он ровным голосом. — Я подготовлю все необходимое. Завтра с утра я соберу своих лейтенантов, и мы обсудим план действий.
Принцесса протянула руку и нежно погладила его по щеке. Выглядела она при этом очень довольной.
— Только не затягивайте, амир, — прошептала она. — Поединок может быть назначен в любую минуту…
— Завтра утром, — повторил Эрнандо. — Утром мои люди соображают лучше.
Но на следующее утро его призвал к себе сам Кецалькоатль.
Посланцы Змея выглядели внушительно. Их было четверо, и каждый нес на себе не меньше десяти фунтов золота — в виде ожерелий, браслетов, колец и просто золотых пластин, нашитых на хлопковые панцири. Великолепные перья кецаля, раскачивавшиеся при ходьбе, украшали высокие позолоченные шлемы. Оружия Кортес не заметил, но решил, что под панцирями могут быть спрятаны ножи.
— Змей в Драгоценных Перьях просит тебя явиться к нему во дворец для беседы, — произнес один из посланцев на высоком науатль. — Он желает, чтобы ты прибыл немедленно.
— Передайте Змею, что я должен подобающим образом одеться, — ответил Эрнандо. То, что разговор шел на науатль, показалось ему добрым знаком — птичья болтовня тотонаков безмерно раздражала кастильца. — Вы можете вернуться во дворец — я найду дорогу сам.
Роскошные перья, зеленые с синим, медленно качнулись из стороны в сторону.
— Нет, господин, — вежливо, но твердо проговорил посланец. — Змей в Драгоценных Перьях не обращает внимания на одежды. Вот его слова: приведите ко мне моего брата, господина белых людей. Приведите его немедля. Пойдем, господин.
— Ждите здесь, — бросил Кортес, несколько обескураженный тем, что мятежник назвал его «братом». — Я не задержу вас надолго.
После некоторых колебаний Эрнандо решил не надевать полный доспех и ограничился лишь тонкой кольчугой, надетой под рубаху. Натянул ветхий, но нарядный камзол и высокие сапоги, в которых удобно было прятать стилеты. На поясе у него, как и всегда, висел меч, но кто знает, какие порядки завел у себя во дворце Кецалькоатль.
— Вы выбрали себе плохое место для жилья, господин, — с непроницаемым лицом произнес один из посланцев, когда они отошли на некоторое расстояние от храма. — Змей в Драгоценных Перьях не успел его очистить. Здесь приносили жертвы богу подземных вод, Тепейолотлю.
— Нам не предложили ничего лучше, — ответил Кортес. — Кроме того, боги меднокожих не способны причинить вред христианам. Нас защищает Святой Крест.
— Змей в Драгоценных Перьях говорил нам об этом, — неожиданно согласился посланец. — Вы, верно, очень храбрые люди, раз не боитесь ночевать там, где находится дверь в царство Тепейолотля.
Дворец Кецалькоатля, стоявший на невысокой платформе, казался выкованным из чистого серебра. Кортес, разумеется, знал, что на солнце блестит вовсе не серебро, а штукатурка, но чистое и яркое сияние завораживало, и он невольно замедлил шаг.
— Это воистину святое место, — одобрительно заметил по-своему истолковавший его замешательство посланец. — Всего месяц назад пришел к нам Кецалькоатль, но Семпоала стала совсем другой. Исчезло зло, которое принесли с собою мешики. И скоро так будет повсюду, даже в страшном Теночтитлане. Змей в Драгоценных Перьях дойдет до старого Толлана, где когда-то был обманут Тескатлипокой, и тогда завершится эпоха Пятого Солнца.
— Ваши мудрецы говорят, что мир погибнет, — усмехнулся Кортес. — Почему же ты так радуешься этому?
— Погибнет не мир, — убежденно ответил меднокожий. — Погибнет все зло этого мира, сгорев в очистительном огне. А лотом взойдет Шестое Солнце, и под ним зла уже не будет. Так учит Кецалькоатль.
Они поднялись по высеченным в склоне платформы ступеням и оказались перед украшенными затейливой росписью каменными дверями. По обе стороны от двери стояли массивные стражники с длинными, украшенными перьями копьями. Меднокожий махнул перед ними золотым многогранником на витом желтом шнуре, и стражники посторонились, открывая проход.
Внутри дворец представлял собой лабиринт небольших зальчиков, узких галерей и комнатенок, пропахших ароматическими смолами. Посланец уверенно вел Кортеса по извивающемуся, словно змея, коридору, спускался куда-то в подвальный этаж и вновь поднимался по крутым лестницам, ступени которых горбом выдавались посредине. Кастилец заметил, что в полутемных нишах, скрытых порой тяжелой, похожей на парчу тканью, прятались воины.
"Похоже на берлогу ал-Хазри, — сказал он себе. — Кто бы мог подумать — языческий мятежник и глава грозной Михны устраиваются почти одинаково".
Выяснилось, однако, что он поторопился с выводом, потому что как раз в этот момент они прошли здание насквозь и оказались во внутреннем саду дворца. Здесь было жарко и влажно, голова сразу же пошла кругом от ароматов тропических цветов. Они миновали несколько раскидистых кустов, потревожили большую разноцветную птицу с тяжелым и плоским хвостом и наконец остановились на берегу маленького, мелкого и сверкающего в солнечных лучах ручейка.
— Здесь я оставлю тебя, — торжественно сообщил меднокожий. — Тебе оказана великая честь: в этом саду Змей в Драгоценных Перьях предается раздумьям и беседует с самыми близкими советниками.
Он повернулся и, величественно покачав плюмажем, скрылся в зарослях. Кортес огляделся. Поблизости никого не было видно — переливчато журчал ручей, щебетали голосистые птахи, затихали вдали шаги меднокожего посланца. Внезапно неприятный холодок пробежал у него по позвоночнику — кастильцу показалось, что кто-то, скрывающийся среди буйной растительности, наблюдает за ним. Он чувствовал чей-то взгляд — не враждебный, абсолютно бесстрастный, но таящий в себе необъяснимую угрозу. От этого взгляда жгло кожу.
— Приветствую тебя, Малинче, — произнес звучный голос у него за спиной. — Приветствую и благодарю за то, что ты откликнулся на мой зов…
Эрнандо обернулся, стараясь не выдать своего замешательства. Неслышно подобраться к нему не смог бы даже лучший охотник из числа меднокожих, а тот, кто стоял сейчас на другом берегу ручья, совсем не походил на охотника. Это был высокий, немного сутулый человек в длинном белом одеянии, украшенном золотыми и нефритовыми пластинками. Лицо его скрывала выкованная из серебра маска с черными отверстиями зрачков. Окладистая белая борода, приподнимавшая нижний край маски, была перевита золотыми нитями.
— Приветствую и тебя, великий Кецалькоатль, — Кортес вежливо склонил голову. — Твои посланцы передали мне, что ты хотел говорить со мной. Я полностью в твоем распоряжении.
— Малинче, — несмотря на металлические нотки, голос из-под маски звучал на удивление доброжелательно, — правду ли говорят, что ты и твои люди поклоняетесь не Аллаху, а какому-то другому богу?
На этот раз Кортес не смог скрыть своего удивления.
— Да, великий Кецалькоатль. Мы — христиане, и наш Бог не тот, что бог мусульман. Но могу ли я узнать, откуда тебе это известно?..
— Мне многое ведомо, друг мой Малинче. Скажи мне, приемлет ли твой Бог жертвенную кровь и плоть?
— Только язычники приносят в дар своим идолам настоящую кровь, — покачал головой Кортес. — Наш Бог велел нам причащаться вином и хлебом.
— Почему же вы спокойно смотрите на кровавые реки, что льются с теокалли Теночтитлана? — в голосе Змея появились укоризненные нотки. — Или вашему Богу нет дела до страданий народа аль-Ануака? Кортес неожиданно разозлился. В конце концов, кто дал право этому скрывающемуся под маской мятежнику судить о делах христиан?
— Раз тебе многое ведомо, о Кецалькоатль, ты должен был слышать о договоре, заключенном двести лет назад между мусульманами и христианскими рыцарями…
Он произнес это почти с издевкой, уверенный, что Змей никогда не слышал о таком договоре. Но Кецалькоатль неожиданно наклонил голову и процитировал своим звучным голосом:
— "И ни один рыцарь, принадлежащий к христианским орденам, да не вступит на Закатные Земли, безраздельно принадлежащие потомкам Пророка. Взамен же христианским орденам предоставляется право управлять замками и владениями в прибрежных землях Лузитании и Фиранджи. Однако, если рыцари христианских орденов нарушат этот договор, их замки и владения перейдут под власть халифов Кордовы и Парийи".
"Откуда он знает?" — растерянно подумал Эрнандо, и только тут понял, что Змей произнес это по-арабски.
— Как же ты оказался здесь, Малинче? — спросил Кецалькоатль, вновь переходя на науатль. — Или запрет касается не всех христиан?
— Только тех, кто не признает власти халифов. Христиане страны, из которой я родом, считаются подданными Халифа Кордовского. Сто лет назад, во время большой войны в Аллеманией — это тоже христианская страна, — мы сражались на стороне мусульман. Поэтому христианам ал-Андалуса разрешено плавать в Закатные Земли, а рыцарям орденов — нет. Ордена — они немного похожи на вольные города аль-Ануака, такие, как Тласкала. Живут в мире с халифом, но подчиняются своим магистрам и папе.
Глаза серебряной маски смотрели на него ничего не выражающим взглядом.
— А что ты можешь сказать о людях Севера?
— Про норманнов? Они договор не подписывали, но среди магистров орденов есть родственники их вождей, поэтому норманны не плавают в Закатные Земли, а основывают свои поселения севернее, на побережье Винланда и на Великих равнинах. Но почему тебя все это интересует?
Змей не ответил. Кортес тряхнул головой, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли.
— Ты ведь не с Закатных Земель родом, о Кецалькоатль? — медленно проговорил он, всматриваясь в неподвижную, сверкающую на солнце маску. — Ты носишь бороду, говоришь по-арабски, знаешь старинные кодексы… Скажи, кто ты?
Кастилец сделал шаг вперед, и высокая белая фигура на другом берегу ручья тут же предупреждающе вскинула тонкую руку.
— Я Змей в Драгоценных Перьях, Кецалькоатль Топильцин, Пророк истинного Бога. Здешние жители хотят видеть во мне божество — я не разубеждаю их. Зачем, если так проще добиться своей цели? Я хочу покончить с торжеством жадных до крови демонов аль-Ануака. Но тебя, Малинче, я не стану обманывать. Я всего лишь человек, такой же, каким был мой великий предок, первый Кецалькоатль, владыка Толлана. И, как первый Кецалькоатль, я нуждаюсь в верных помощниках. Я позвал тебя, чтобы спросить, желаешь ли ты служить мне.
— Ты собираешься идти войной на Теночтитлан? Серебряная маска качнулась из стороны в сторону.
— Нет, Малинче. Я не хочу ни с кем воевать. Но Монтекусома сам рвется в битву. Как только восстание миштеков будет подавлено, он пошлет на Семпоалу войска. Боюсь, что кровопролития не избежать.
— И ты полагаешь, что мой отряд спасет тебя от ацтекских орд? — Кортес невесело усмехнулся. — Ты затеял безнадежное дело, Кецалькоатль. Будь у меня даже тысяча кастильских воинов, я не взялся бы воевать с Монтекусомой.
— А я слышал: христиане отважны, как дикие львы, — заметил Змей.
— Отвага и глупость — разные вещи. К тому же ты забываешь о гвардии эмира, что подыхает сейчас от безделья на Драконьих островах. Если она высадится на берегу Лазурного моря и ударит в тыл твоим войскам, тебя не спасут даже все вольные мечи Закатных Земель…
Некоторое время человек в белых одеждах молча рассматривал Эрнандо, склонив голову набок.
— Ты мог бы помочь зажечь свет истинной веры в сердцах жителей аль-Ануака, — негромко произнес он наконец. — Ты в силах разогнать тьму, в которой они живут. Подумай об этом, Малинче…
Кортес хрустнул пальцами.
— Ты же не христианский священник, Кецалькоатль. С чего ты взял, что вера, которую ты несешь людям этой земли, и есть истинная вера?
— Названий может быть много, сущность всегда одна, — голос Кецалькоатля прозвучал грустно и устало. — По сравнению с кровавой тьмой, что клубится в сердце аль-Ануака, различия между верой христиан и учением Топильцина несущественны. Я не удивляюсь, почему мирятся с жестокими культами демонов арабы — их прежде всего интересует торговля, а все, что происходит за пределами торговых кварталов, их не касается. Но почему так спокойно воспринимаете этот ужас вы, христиане, я понять не могу…
— Мы не хозяева здесь, Кецалькоатль, — нехотя ответил Кортес. — Мы всего лишь наемники, люди, которым не нашлось места на родине. Там, в ал-Андалус, христиане платят налог в казну халифа, и за это им разрешают исповедовать веру наших отцов. В Закатных Землях такого закона нет, но и здесь правила устанавливают мусульмане. Нас мало, о Кецалькоатль. Если бы за нами стояла мощь огромной империи, подобной Халифату, царство дьявола недолго продержалось бы в этих краях. Но мы раздроблены, и каждый из нас может надеяться только на свой меч.
Ему показалось, что серебряная маска понимающе кивнула.
— И все же я снова приглашаю тебя и твоих людей к себе на службу, Малинче. Мои силы пока не так велики, чтобы открыто противостоять мощи Теночтитлана, и каждый воин, выбравший путь света, очень ценен для меня. Что же касается платы, то она будет более чем щедрой.
Кортес помедлил с ответом, пытаясь найти вежливые слова для отказа, и в это мгновение из зарослей за спиной Кецалькоатля бесшумно появился меднокожий в неприметной серой одежде, с длинными черными волосами, собранными на затылке в подобие небольшого конского хвоста. Мельком взглянув на кастильца, он приблизил свое лицо к краю серебряной маски и зашептал что-то Змею на ухо. Кецалькоатль стоял неподвижно, и только длинные пальцы его сжимались и разжимались, будто он собирался нанести собеседнику удар кулаком, но никак не мог на это решиться.
— Это все, Маштла? — громко спросил он по-арабски, когда мужчина прекратил шептать и отступил на шаг. Тот, кого он назвал Маштлой, неприязненно покосился на Кортеса и молча кивнул. — Послание у тебя?
Голос его дрогнул, и Эрнандо внезапно понял, о каком письме идет речь. Он совсем не удивился, когда Маштла протянул Кецалькоатлю свернутый в трубочку лист кактусовой бумаги. Змей развернул свиток и поднес к глазницам своей маски.
— И что же, исполнил он свою угрозу? — спросил он странно невыразительным голосом.
Маштла повернул голову и пристально поглядел на Кортеса.
— Это Малинче, командир отряда вольных мечей-христиан, — пояснил Змей. — Ты можешь не смущаться его. Перед твоим приходом я уговаривал его перейти к нам на службу.
— Надеюсь, он согласился, мой повелитель? — с холодным сарказмом спросил Маштла.
Кецалькоатль не ответил. Человек в сером бросил на кастильца еще один недобрый взгляд и извлек из складок одежды какую-то разноцветную ленту.
— Вот, господин, — сказал он, подавая ленту Змею. — Этой лентой письмо было привязано к телу девушки, обнаруженной сегодня утром на ступенях твоего храма. Девушку задрал огромный ягуар. В городе ходят слухи о гибели еще двоих детей.
"Да, старый бородавочник времени зря не теряет", — подумал Кортес.
— Смотри, Малинче, — Змей помахал в воздухе хорошо известным кастильцу свитком. — Слуги Тескатлипоки никак не могут угомониться. Один из них вызывает меня на поединок, обещая в случае отказа убивать каждую ночь по юноше и девушке из числа жителей Семпоалы. И первая жертва уже принесена… Да, я действительно нуждаюсь в помощи, Малинче! Подумай о моей просьбе, прошу тебя! Я не тороплю, но знай, что поддержка твоих клинков была бы весьма полезной для меня и моего дела.
— Я непременно обдумаю ваше предложение, — Кортес вежливо поклонился Кецалькоатлю, проигнорировав злобно глядевшего на него Маштлу. — А сейчас покорнейше прошу меня простить, я должен вернуться в лагерь…
Он ожидал, что Змей кликнет слуг, чтобы те проводили его к выходу, но Кецалькоатль лишь рассеяно кивнул в ответ. Кортес пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.
— Я приму вызов, — произнес за его спиной Змей в Драгоценных Перьях. — Пусть об этом объявят сегодня на площадях. Какими бы ни были его намерения, я принимаю вызов.
"Путешествие в Миктлан".7. Колдун и Пророк
Семпоала, год 2-й
Тростник, день 14-й Оселотль
— Не оставляй меня одну, Эрнандо, — шепотом попросила принцесса. — Мне тревожно без тебя. Пожалуйста, останься.