– У герцогиня де Фонтенбло помутилось в голове… Она подвержена этому недугу… Впрочем, врачи утверждают, что случай не из тяжелых… К утру всё пройдет!
И соответствующим жестом король дополнил свои слова.
Праздник возобновился с еще большим оживлением, а в толпе придворных распространился слух, что новоявленная герцогиня стала жертвой внезапно настигшего ее приступа помешательства. Этим, мол, и объясняются и ее высокомерие при выходе, и ее странный, застывший взгляд.
– Это хорошо! – думали женщины.
– Какая жалость! – огорчались мужчины.
Вот и всё. Жилет прекрасно слышала, что сказал о ней король. Она всё поняла, но посчитала недостойным отвечать Франциску. Она вернулась на свое место и по-прежнему оставалась ко всему безразличной.
Король, казалось, позабыл о происшествии; он был занят веселым разговором с приближенными, но в душе его созревала буря… Он раздумывал, как сломить неукротимый нрав юной девушки, как приручить ее, подчинить своей воле.
Она был его дочерью. И он полюбил Жилет как дочь.
Его любовное чувство преобразилось. Так, по крайней мере, он сам считал. Жилет должна забыть Трибуле – или он ее сокрушит!
Внезапно король улыбнулся… Мановением руки он подозвал Сансака, Эссе и Ла Шатеньере.
– Ну, – обратился он к своим любимцам, – где же ваши раны?
– Зажили, сир! – ответили все трое в один голос.
– Значит, негодяй не хотел причинить вам серьезных увечий. Черт возьми, какие уколы! Видимо, это хороший фехтовальщик.
– Что вы, сир! – ответил за всех Ла Шатеньере. – Он просто застал нас врасплох!
– Знаю. Впрочем, с подобными висельниками всегда надо быть настороже… Кстати, – король обратился к Монклару, – кто был этот бродяга?
– Какой бродяга, сир?
– Да все тот же Манфред, которого вы хотели повесить!
При этих словах Жилет молитвенно соединила ладони…
От сцены болезненной король резко вовлек ее в сцену трагическую. Надругавшись над ее дочерним милосердием, король решил ранить ее любовное чувство.
– Но ведь ваше величество хорошо об этом знает, – ответил Монклар.
– Прекрасно, граф, но вы отвечайте так, словно я ничего не знаю. Впрочем, стоящие рядом со мной господа, действительно, ничего не знают… А такую забавную историю уместно рассказать даже на празднике… Она покажется вам еще смешнее, господа, что этот дуэлянт, – фанфарон, как все подобные ему людишки, – поклялся достать меня в самом Лувре! Говорите, Монклар…
При этих словах король окинул Жилет взглядом, полным холодной жестокости…
– Хорошо, сир! Итак, я принялся преследовать бродягу. Он побежал, и одно время я подумал, что потерял его след… Он воспользовался странным происшествием, чтобы пройти через ворота Сен-Дени. Я провожу расследование этого инцидента… А беглеца мне удалось настичь! И знаете, господа, куда он убежал? К виселице Монфокон!
Жилет тихо вскрикнула. Но этот ее вскрик потонул в гомерическом хохоте придворных. Когда все успокоились, Монклар продолжил свой рассказ.
– Поняв, что он окружен и вот-вот будет схвачен, негодяй не нашел ничего лучшего, кроме как спрятаться в подвал с трупами… После чего мне оставалось только захлопнуть железную дверь.
– Браво! Здорово придумано! – перебивая один другого, оценили находчивость графа Сансак, Эссе и Ла Шатеньере.
– Сколько дней назад это случилось? – спросил король.
– С утра пошел седьмой день, сир! В этот час презренный бродяга уже наверняка умер.
– А как, вы сказали, зовут этого мошенника? Напомните…
– Манфред, сир.
В ту же самую секунду король увидел, как Жилет встала.
Глаза ее уставились в одну точку, а руки вытянулись, словно протягиваясь навстречу кому-то.
Франциск проследил за ее взглядом! Он судорожно схватил главного прево за руку.
– Черт возьми, месье! – произнес король, сдерживая гнев. – Люди, которых вы убиваете, неплохо себя чувствуют… Если только это не призрак, не привидение!.. Посмотрите!
Монклар взглянул и побледнел, как смерть.
Раздвигая толпу придворных, по залу шел человек, одетый в черный бархат. Рука его опиралась на гарду длинной рапиры. Мужчина этот шел прямо к королю. И это был Манфред!
Жилет заметила его первой. Она, возбужденная рассказом Монклара, увидела Манфреда в то же самое мгновение, когда собиралась выкрикнуть в лицо королю о своей любви и своем отчаянии…
Король тоже увидел Манфреда и, пораженный, оцепеневший, смотрел на приближавшегося и, казалось, не мог даже вскрикнуть.
Только Монклар сохранял хладнокровие.
Он подал знак Бервьё, капитану стражников и шепнул ему несколько слов на ухо.
В это самое мгновенье тот, которого считали мертвым, подошел к креслу, в котором неподвижно сидел онемевший от изумления король. Манфред поклонился с наигранным изяществом.
– Сир! – громко сказал он. – Я, помнится, обещал вам прийти в Лувр и заявить, что всякий мужчина, применяющий насилие к женщине, подлец… Я сдержал слово!..
Напрасно было бы пытаться описать изумление придворных, не исключая и Монклара, услышавших столь смелое заявление, адресованное самому королю…
Подле Манфреда образовался широкий круг, а молодой человек стоял со спокойным, даже, можно сказать, печальным взглядом, и в поведении его не было заметно ни наглости, ни высокомерия.
Король оставался мертвенно-бледным, тогда как Монклар повелительно прогудел:
– Бервьё! Чего вы ждете?
Слова эти, казалось, разорвали путы оцепенения, сковывавшие короля.
Он вытянул руку к подоспевшим гвардейцам:
– Отставить!
И, снова овладев собой, король торжественно добавил:
– Я хочу увидеть, до какой степени дойдет наглость и бунтарский дух человека, выступающего в моем королевстве, в моем Лувре, перед самим королем.
Он устремил на Манфреда один из тех взглядов, которые приводили в ужас придворных.
– Это все, что ты хотел сказать? Говори!
– Сир, я хочу кое-что добавить: когда я говорил с вами возле усадьбы Трагуар, мне казалось, что я поступаю верно… Я ошибался…
– А! Ты испугался, мой мэтр!
Манфред пожал плечами.
– Пусть так!.. Только вы же знаете, сир, что страха у меня нет… Я сказал, что ошибался, потому что считал в то время, что совершается насилие над невинной юной девушкой!.. Я ошибался. Слышите это, вы все? И вы тоже, мадам! Я верил, что вы – юная девушка… Я не знал, что вы только поджидаете случая, чтобы броситься в объятия первому встречному! Этот первый встречный оказался королем! Прекрасная находка! Королевская любовница, – закончил он раскатами звонкого смеха, – приветствую вас, и вас тоже, сир… А также прошу у вас прощения, сир, за то, что заставил два лишних часа протерпеть ваше законное нетерпение!
Опьяневший от бешенства, Франциск I махнул рукой:
– Схватить его! – крикнул он. – Отдаю его вам! Вперед! Ату его! Разорвите его в куски!
Жилет, подавленная безнадежностью, упала навзничь, как мертвая. Две сотни кавалеров бросились вперед со шпагами в руках.
– Смерть ему! Смерть! – кричали они.
– Назад! Назад, слуги палача, лакеи короля! – ответом был твердый голос Манфреда.
Клинок его сверкающей рапиры совершал молниеносные движения. Манфред отступил в угол, готовый умереть там.
XIV. Манфред
Естественно, нашим читателям любопытно будет узнать, как наш герой выбрался со склада трупов в Монфоконе, чтобы сдержать свое слово, явиться в Лувр и высказать свое мнение королю Франции.
Нам придется вернуться на несколько дней назад, то есть к тому самому моменту, когда главный прево резким движением закрыл железную дверь кладбища казненных.
– Не открывать эту дверь до той поры, пока этот негодяй не умрет!
Манфред, как мы уже сказали, не мог поначалу освободиться от какого-то специфического страха. Поначалу он подумал: «Мне придется вынести самую ужасную агонию, какую только может увидеть в кошмарном сне человеческое сознание… Медленно умирать от голода и жажды… Здесь!.. Среди трупов… Мне, еще живому, занять место среди мертвецов! Лучше уж покончить со всем разом! Я не позволю им себя убить… Я сделаю это сам!»
Он вытащил кинжал и кончиком пальца попробовал остроту лезвия. Убедившись, что клинок не затупился, Манфред поднял пуку… Вынуждены признаться, что в эту крайнюю минуту у нашего героя были самые горькие воспоминания о жизни. Он глубоко вздохнул всей грудью, и на глазах его появились слезы.
– Бедняга! – пожалел он себя. – Как грустно умереть молодым, хотя в груди моей не угасает горячее желание жить! Увы!.. Но вот зла я никому своей смертью не причиню. Мне кажется, что я всегда старался быть полезным, защищать самых слабых, употреблять силу моих рук в помощь тем, у кого нет силы отстоять себя. И вот я должен умереть! А между тем сердце мое хранит один образ, который я вызываю с таким пылом, что это приводит меня в отчаяние! Прощай, жизнь! Прощай, Жилет!
И вот в то самое мгновение, когда Манфред вскинул руку с кинжалом, голова его импульсивно запрокинулась…
И вот в то самое мгновение, когда Манфред вскинул руку с кинжалом, голова его импульсивно запрокинулась…
И рука, сжимавшая кинжал, не ударила в грудь. Молодой человек медленно опустил ее, а взгляд его сконцентрировался на какой-то точке в своде склепа.
Что там увидел Манфред? Почему вдруг искра безумной надежды пронзила его мозг?
Оказывается, наш герой увидел тусклый проблеск света над головой… Слабый, едва заметный лучик света стал величайшим событием во мраке могильника.
Виселица Монфокон была в очень плохом состоянии.
Каменная кладка помоста, упиравшаяся в стенки пещеры, которая служила последним приютом телам казненных, грозила вот-вот обрушиться.
Правда, Манфред увидел только сероватую полоску ночного света, проходившего через узкую щель.
– Клянусь рогами дьявола! Клянусь брюхом короля Франциска, которое он стягивает, сколько хватает сил, чтобы казаться молодым! Клянусь постным лицом месье де Монклара! Мне кажется, что я не совсем еще умер!
Теперь Манфред хотел жить.
– Дело не в том, чтобы увидеть небо, дело в том, чтобы попасть туда. А попасть на небо в моем случае означает вот что: добраться до свода этой адской ямы. А свод находится в доброй дюжине локтей над головой.
Манфред задумался. Как добраться до свода?
Он начал с обхода этой ужасной могилы, которую выбрал своим убежищем. Он продвигался вдоль стены, ощупывая ее руками.
Стена была гладкой, будто отполированной. Манфред не нашел ни одного выступа или углубления, которые могли бы помочь забраться наверх. Вдобавок стена оказалась влажной, что делало безнадежным любую попытку вскарабкаться по ней.
Во время короткого путешествия вокруг своей могилы Манфред то и дело вздрагивал, натыкаясь на скелеты…
Ночной мрак был почти непроницаем… И это Манфед мог посчитать счастливым обстоятельством, потому что, будь пещера освещенной, зрелище, представшее перед его глазами, без сомнения, ужаснуло бы молодого человека и лишило бы его последних сил.
Обратив лицо вверх, с застывшим взглядом, сморщив лоб, Манфред какое-то время смотрел на слабый световой блик, казавшийся ему зарей надежды.
Вскоре ему открылась ужасающая реальность: не было никакой человеческой возможности добраться до потолка. Для этого надо бы осуществить титаническую работу: что-то вроде высекания ступенек в граните… И Манфред понял, что скорее он умрет от голода, чем справится с подобной задачей…
Но тут до слуха его донесся шум голосов. Это солдаты переговаривались между собой, проклиная доставшийся им наряд. Манфред постучал в дверь.
Сержант, командовавший постом, приблизился к двери.
– Заткнись, ты, помощник дьявола! Мы так надеялись провести ночку на воле, а ты спутал все наши планы!
– Друг мой, – начал уговаривать Манфред, – одно слово! Одно только слово!.. Вы командир?
– Да… И что из этого?
– Хотите получить сотню пистолей?
– Ха-ха!.. Да предложите хоть тысячу!.. Чтобы меня потом повесили… Спасибо!
И сержант, похохатывая, удалился.
– Поверите ли? – не унимался вояка. – Он хотел купить меня! Столкнуть с честной дороги! Вы все свидетели, что я отказался от двух тысяч пистолей, которые предлагал мне этот негодяй!
В глубине души достойный служака надеялся, что его стойкость будет вознаграждена сообразно отвергнутой им сумме… Манфред услышал эти слова и понял, что и в этом направлении попытки освободиться к успеху не приведут.
И снова его мыслями завладела идея самоубийства.
Он решил отдохнуть пару часов. Если за это время он не найдет выхода, то убьет себя. Только вот сможет ли он прожить еще хотя бы пару часов в этой зловонной клоаке, куда воздух проникал разве что через ничтожную щель в потолке, а трупные испарения превращали воздух, которыми Манфред дышал, в смертельный яд?
Бешенство охватило его… Он лихорадочно принялся за работу, пытаясь приоткрыть дверь, для чего отчаянно царапал шпагой по камням возле дверного засова… Вскоре камень начали крошиться. Это вдохнуло в узника немного надежды, поддержало силы молодого человека. Впрочем, у него не было определенной цели.
Он смутно предполагал, что, возможно, ему удастся выбить дверь и броситься на сторожей. И тогда… либо он прорвется через них… либо умрет. Но вообще-то, он работал скорее просто потому, что хотел избавиться от постоянного ощущения ужаса…
Ему уже не хватало воздуха, он с трудом дышал… Бедняга чувствовал, что он вот-вот упадет и начнется агония.
В этот момент он услышал шум подъезжающей повозки. Кто это прибыл?
Сердце Манфреда готово было разорваться, когда он понял, что повозка остановилась возле стражников.
Приступ безумной надежды охватил пленника, когда он услышал голос, говоривший с солдатами. А приехавший спрашивал:
– Можете ли вы сказать мне, открыты ли сейчас городские ворота Парижа?
Эти банальные слова, этот простой вопрос наполнили Манфреда странной радостью.
Возможно, что при звуках этого голоса Манфред интуитивно почувствовал, что принадлежит он человеку доброму и смелому, сильному и мужественному! Манфред прекратил свою безумную работу…
Собрав последние силы, он закричал:
– Ко мне, месье! Кто бы вы ни были, помогите!
Манфред не ошибся. Возле караульного поста остановилась тяжелая дорожная карета, в которой находились мужчина и женщина. Мужчине на вид было лет сорок, хотя лицо его, если присмотреться повнимательнее, выдавало куда более значительный возраст.
Незнакомец был среднего роста, все еще стройный, худощавый, энергичный; у него были необычайно проницательные глаза, и в облике его чувствовалась эдакая бессознательная отвага.
Его спутница была еще молода и так красива, что ей в этом завидовала Диана де Пуатье, красота которой в те времена считалась самой совершенной. Печаль омрачила черты этой женщины, отнюдь не портя ее красоты…
Закончим наш короткий рассказ упоминанием, что на высоких (как было принято в те времена) козлах огромной дорожной кареты сидел форейтор, а рядом с ним – человек со смуглым лицом, длинными седеющими усами, придававшими лицу грозный вид.
Когда карета приблизилась к виселице, путешественник высунулся в дверцу и сказал человеку, сидевшему рядом с форейтором:
– Спадакаппа!
– Монсеньор!
– По какой чертовой дороге ты нас повез?.. Это же Монфокон, если меня не подводят детские воспоминания!
– Черт побери, монсеньор! – ответил человек, носивший такое странное имя. – Я же не так хорошо знаком с окрестностями Парижа, как вы – с римскими предместьями!
Путешественник, которого назвали «монсеньор», повернулся к сидевшей в карете женщине:
– Не выглядывайте в окошко, душа моя… Закройте свои прелестные глазки…
– Я закрою глаза, – послушно повиновалась дама. – Но почему?
– Потому что мы проезжаем мимо одного гадкого сооружения, очень грязного, и я не хочу, чтобы чистота вашего взгляда была осквернена этим зрелищем…
– Я не буду смотреть, дорогой…
Они обменивались фразами очень негромко, и эта кротость свидетельствовала о глубокой нежности отношений… Именно после этих слов путешественник обратился к сержанту:
– Не скажете ли нам, открыты ли парижские ворота в это время?
Сержант открыл было рот для ответа.
Но ответа так и не последовало. Вместо него раздался крик, отчаянный вопль, словно исходящий из недр земных, из мрачной могилы:
– Кто бы вы ни были!.. Помогите!..
Дама в карете испуганно содрогнулась.
Незнакомец, не раздумывая ни секунды, резким рывком открыл дверцу и спрыгнул на землю:
– Кто это так кричит? – жестко спросил он.
– Один из злодеев, содержащихся там, за дверью.
И сержант указал на железную дверь. Путешественник испуганно вскинул руки.
– Там! – сказал он. – Там! Но это же склад трупов!..
– Да, месье.
– И вы говорите, что там заперли живого человека!.. Это же чудовищно!
– Месье, вы вмешиваетесь в очень серьезные дела… Уверяю вас, что господин главный прево не любит, чтобы его контролировали.
– Помогите! – снова раздался голос из-за железной двери. Теперь он казался более измученным.
– Клянусь Небом! – воскликнул чужеземец. – Что бы ни совершил этот человек, но наказание превосходит все допустимые границы.
– Довольно, месье! – оборвал его сержант. – Мотайте отсюда!
Незнакомец окинул сержанта таким взглядом, что тот сразу же сменил тон:
– Простите меня, но это совет… Вы совершите ошибку, заинтересовавшись судьбой этого злодея.
– Бывает, что среди злодеев попадаются люди благородного сердца и вполне разумные! – тихо, словно размышляя, сказал чужеземец. – И встречаются так называемые почтенные люди, по которым плачет веревка!
– На помощь! На помощь! О! Пусть против меня выпустят два десятка вооруженных солдат! Лучше уж пусть меня открыто убьют! Месье! Если у вас есть сын, если вы не лишены любящего отцовского сердца, помогите!