Эх, была, не была!
– По делу было проведено несколько экспертиз. Согласно одной из них, смерть госпожи Дворецкой наступила от острого отравления цианидом, а если точнее, синильной кислотой. Смерть наступила моментально, поэтому какие-либо реанимационные мероприятия были бесполезны. Судебный медик отметил характерный запах горького миндаля изо рта погибшей, а также ярко-красную оболочку слизистых, что типично для отравления цианидами. Добавлю от себя, что подобные вещества используются в фармакологической промышленности, сельском хозяйстве и в фотографии. Все вышесказанное, на мой взгляд, исключает версию бытового отравления. Смертельная пилюля не случайно оказалась среди безвредных снотворных средств, она умышленно была туда помещена подсудимой!
Судья постучал молоточком по столу.
– Напоминаю обвинителю, что время судебных прений еще не наступило. Выводы будете делать позже.
– Хорошо, ваша честь. Идем дальше. На очереди заключение дактилоскопической экспертизы. На пузырьке с лекарствами и стакане с водой обнаружены хорошо различимые отпечатки пальцев, принадлежащие подсудимой и погибшей Дворецкой. Стало быть, ничья посторонняя рука этих предметов не касалась. Таким образом, версия о постороннем вмешательстве тоже исключается.
– Я уже делал замечание, – возмутился председательствующий. – Неужели надо повторять несколько раз?
– Нет-нет, ваша честь! Азарт, знаете ли…
Судья едва сдержал улыбку.
– Ну, так вот! У нас есть еще результаты почерковедческой экспертизы, согласно которой текст завещания был написан рукой Дворецкой. Никаких данных, свидетельствующих о том, что Вероника Анатольевна находилась в эмоционально неустойчивом состоянии, не выявлено: никаких болезненных реакций, дрожи, волнения. Почерк обычный. Так что она была спокойна, наша бизнес-леди, спокойна, как покойник. Простите, ваша честь, за случайный каламбур!
Елизавета Дубровская готова была плакать от досады. Защита рушилась, а на горизонте, в самой ближайшей перспективе, маячило громкое поражение. А ведь советовали ей знающие люди не браться за это дело, потому что, кроме проигрыша, оно ничего не сулило. Но Дубровская не была бы самой собой, если бы хоть иногда прислушивалась к дельным советам. Она была неисправимая оптимистка и всегда верила в лучший исход. Несколько раз судьба поощряла адвоката за столь легкомысленное отношение к жизни, но на этот раз, по всей видимости, лимит ее терпения исчерпал себя.
– Вы собираетесь что-нибудь предпринять, черт возьми? – горячился молодой человек, буквально зажав Лизу в темном углу судебного коридора. – Как долго вы собираетесь молчать?
Конечно, Дубровская могла гордо ответить нахалу, что ничем ему не обязана, что всего лишь является защитником по назначению, что, в конце концов, смешно требовать от человека, получающего скромное вознаграждение от государства, заоблачных чудес. Но Лиза была старомодно воспитана и считала неприличным само упоминание о каких-либо денежных обязательствах.
– Понимаете, – пыталась оправдаться она. – Это всего лишь адвокатская тактика. Ну, искусство ведения защиты.
– Чего-чего, а искусства я здесь не заметил, – возразил молодой человек. – Вы сидите, как в рот воды набравши, в то время как прокурор сколачивает эшафот для моей невесты.
– Ну, насчет этого можете быть спокойны, – решила обнадежить его Дубровская. – Смертная казнь, впрочем, как и пожизненное заключение, в отношении женщин не применяется.
– Вы что, издеваетесь? – вспылил мужчина. – Анастасия должна быть оправдана. Я знаю, что она не способна на те ужасные вещи, о которых здесь все говорят.
– Если бы еще убедить в этом суд, – приуныла Елизавета. – Вы же видите, что факты ведут нас совсем в другую сторону. Свидетели словно сговорились между собой в любом случае засадить ее за решетку; данные экспертиз – в ту же кучу! Нет, я определенно не встречала такого дела. Полная безнадежность, и ни малейшего проблеска.
– Ну, вы же адвокат, черт подери! Сделайте же что-нибудь.
– Не чертыхайтесь, – обиженно промолвила Лиза. – Я, конечно, адвокат, но не волшебница. Кроме того, ваша невеста тоже была адвокатом, если вы об этом еще не забыли, но что-то я не заметила в ее поведении и проблеска самозащиты. Напротив, она ведет себя неразумно, словно только и дожидается обвинительного приговора.
– Например? Что Настя делает не так?
– Она не была откровенна со мной. Конечно, мне было известно про напряженные отношения с детьми Вероники. Но откуда все эти интриги? Непонятная история с пропавшим браслетом, какой-то прием арабских шейхов, буклеты с зарубежной недвижимостью. А эта ее нелепая выходка в конторе? Видите ли, ковры с вензелями ей понадобились! У нее что, проблемы с головой?
– Да нет. Я уверен, что это просто глупая шутка!
– Шутка? А вы знаете, что такое обнаружение преступного умысла? Нет? Ну, вот то-то же! Ваша невеста выдала свои криминальные планы, да еще в присутствии десятка свидетелей.
– Но что все-таки делать? – В голосе молодого человека звучало отчаяние.
– Я вызову ее для допроса. Может быть, общими усилиями мы сгладим то негативное впечатление, которое осталось у суда после допроса свидетелей обвинения.
– А это получится?
– Возможно. Хотя ручаться за это дело сейчас может лишь только сумасшедший.
«Или сумасшедшая», – добавила она про себя.
– Подсудимая, вы признаете себя виновной в убийстве госпожи Дворецкой Вероники Анатольевны?
– Нет, не признаю.
– Тогда поясните суду, верно ли, что из ваших рук потерпевшая приняла лекарство десятого октября прошлого года?
– Совершенно верно. Это я подала Веронике таблетку снотворного и стакан воды.
– Как известно, потерпевшая приняла внутрь цианид, а не снотворное. Как вы можете объяснить причину этого недоразумения?
– Убийства, – тихонько поправил Дубровскую прокурор, изобразив на лице слащавую улыбку.
Судья стукнул молоточком, призывая к порядку.
– Я никак не могу это объяснить, – пожала плечами Настя.
– Это правда, что вы по настоянию Вероники Анатольевны всегда носили лекарства при себе?
– Да, в небольшой дамской сумочке на плече.
– Было ли такое, что вы оставляли сумочку без присмотра в день празднования юбилея Дворецкой?
Задав вопрос, Дубровская уставилась на подсудимую, словно желая силой мысли передать ей нужный ответ.
«Да. Скажи: да. Забыла на журнальном столике, когда пила коктейль. Повесила на ручку в уборной, а вспомнила об этом через полчаса. В конце концов, лямка все время соскальзывала с плеча, и с этой проклятой сумкой было так неудобно наслаждаться изысканными кушаньями. Придумай что-нибудь!» – молила она.
– Ни десятого октября, ни в любой другой день я не оставляла сумку с лекарствами без присмотра, – твердо заявила Настя. – Это была просьба Вероники Анатольевны, и я отнеслась к ней со всей серьезностью.
– Кто-нибудь мог без вашего ведома подменить лекарства? – Дубровская отчаянно цеплялась за вопрос.
– Исключено. Вы же понимаете, что это невозможно.
Адвокат едва подавила горестный вздох.
– Почему доктор Пирогов назвал вас убийцей?
– По всей видимости, он решил, что Вероника Анатольевна погибла по моей вине.
– А каковы были ваши взаимоотношения с Пироговым? Не было ли у него по отношению к вам необъективности, предвзятости?
«Скажи, что это был старый сукин сын! Что он невзлюбил тебя с самого начала. Скажи, что он ревновал тебя к Веронике, поэтому придирался на каждом шагу», – посылала Дубровская мысленные импульсы своей подзащитной.
– Иван Васильевич – заслуженный врач, – следовал ответ. – Он искренне любил мою хозяйку и тревожился за ее здоровье.
– Почему же она не доверяла этому заслуженному врачу?
– Потому что больше доверяла мне.
– Вы слышали показания детей Вероники Анатольевны. Не считаете ли вы, что они настроены против вас?
– Это же естественно. Меня обвиняют в убийстве их матери. Как они должны еще реагировать?
«Боже мой, да у нее в голове солома!»
– А как вы относитесь к случаю, рассказанному адвокатом Плюхиным? Вы на самом деле вели подобные разговоры по телефону?
– Да, это правда.
– Вы что, на самом деле собирались все это купить?
– Нет. Я просто пошутила.
– Позвольте узнать цель этой шутки?
– А что, у шутки бывает цель?
– С меня довольно! – в бешенстве крикнула Дубровская, адресуя реплику молодому человеку, который буквально бежал за ней. – Если вашей невесте не терпится надеть петлю на шею, я умываю руки!
– Елизавета Германовна, подождите. Ну, постойте же! – Он схватил Лизу за руку. – Чем я могу помочь? Ну, хоть что-то я могу сделать для Насти?
– Конечно, – она перевела дух и даже улыбнулась. – Взять вину в убийстве Дворецкой на себя…
– К стене. Руки за спину.
– Позвольте узнать цель этой шутки?
– А что, у шутки бывает цель?
– С меня довольно! – в бешенстве крикнула Дубровская, адресуя реплику молодому человеку, который буквально бежал за ней. – Если вашей невесте не терпится надеть петлю на шею, я умываю руки!
– Елизавета Германовна, подождите. Ну, постойте же! – Он схватил Лизу за руку. – Чем я могу помочь? Ну, хоть что-то я могу сделать для Насти?
– Конечно, – она перевела дух и даже улыбнулась. – Взять вину в убийстве Дворецкой на себя…
– К стене. Руки за спину.
Запястья обхватили холодные кольца наручников.
– Пошла вперед!
Настя двинулась как робот, механически передвигая ноги.
– Освободить коридор!
Они следовали по узкому проходу, а посетители, вставая с насиженных мест, поспешно удалялись в сторону окон и лестничных пролетов, чтобы даже краешком одежды не задеть эту угрюмую женщину в тюремных браслетах. Словно она была прокаженной, словно она могла кинуться на них. А ведь было время, она сама так же пробегала по судебному коридору, звонко постукивая каблучками, невольно вздрагивая каждый раз, когда мимо нее проводили человека в наручниках. Боже мой, это ведь было полгода тому назад!
– Позвольте один вопросик! – к ней кинулась молодая женщина с блокнотом в руках. – Как вы собирались потратить состояние Дворецкой? Правда, что оно оценивается в сто миллионов долларов?
Настя остановилась как вкопанная, натолкнувшись на любопытные, ждущие сенсации глаза.
– Да вы ополоумели, что ли, гражданка? – изумился конвоир. – А ну брысь с дороги! А ты давай топай. Чего остановилась?
Она получила ощутимый толчок в спину и двинулась вперед, словно лошадь по требованию кучера.
– Я, между прочим, журналистка, – летел по коридору звонкий голос. – Скажите все-таки, если бы у вас была возможность вернуть время назад, вы поступили бы точно так же?
Вернуть назад время? Настя вздрогнула. Это был бы выход…
Полгода назад…
Настя Дроздова выскочила из подъезда своего дома, преодолев последние две ступеньки крыльца одним прыжком.
– Куда торопишься, красавица? – догнал ее вопрос старого соседа.
– На работу, дядя Миша! – весело ответила она. – У меня сегодня первый рабочий день.
– И кто ты теперь у нас?
– Адвокат, я – адвокат!
– Ух, ты! Стало быть, ты теперь важная птица. Что же, прикажешь теперь тебя по отчеству величать? Евгеньевна, значит?
– Бросьте, дядя Миша. Для вас я по-прежнему Настя. Если у вас появятся какие-нибудь вопросы, заходите, не стесняйтесь!
– Нет уж, – упрямо качал головой старик. – Адвокат – это мне не по карману!
Дроздова с наслаждением подставила лицо яркому солнечному свету. Еще нет и девяти часов, а воздух на улице уже нагрелся. Никакой утренней прохлады нет и в помине. Значит, день снова будет жарким, и свободные от работы горожане двинутся за город, поближе к речкам, озерам и ручейкам, где, подставив полуобнаженные тела солнцу, будут наслаждаться дивным сочетанием жары и водной свежести. Находиться в городе в такие дни означало подвергать себя добровольной пытке. Но Настя и не думала роптать. Она спешила на новую работу, и прохожие, завидуя столь искренней радости на лице незнакомой девушки, невольно оглядывались ей вслед. Хотя, возможно, для этого была и другая причина.
Настя Дроздова не являлась красавицей в строгом понимании этого слова, но это было неважно, поскольку любой мужчина старше шестнадцати лет и моложе семидесяти признал бы ее весьма привлекательной особой. У нее было приятное лицо с умными серыми глазами, роскошные, пепельного цвета волосы и точеная фигурка, доставшаяся ей в наследство от матери-танцовщицы. Но ни ямочки на щеках, ни по-детски припухлые губы не могли обмануть внимательного собеседника. В ее взгляде, в манере поведения чувствовалась сила, несколько смягченная неоспоримым женским очарованием. Но, во всяком случае, назвать ее «милочкой» или «душечкой» мог только весьма недалекий молодой человек. Большинство из них, осознавая ее привлекательность, замечали еще и другие, не менее ценные достоинства: веселый нрав, доброжелательность и сообразительность. Правильнее сказать, Настя была умна, но это качество мужчины неохотно признают в женщинах, тем более в молодых и симпатичных блондинках…
Анастасия, поправив ладно сидящий на фигуре деловой костюм, зашла в помещение адвокатской конторы «Правозащита», с волнением осознавая, что делает первые шаги в новую, волнующую жизнь. Какой она будет, Настя пока представляла себе плохо, но почему-то была уверена в том, что ее ждет впереди только хорошее…
В холле юридической конторы на стене висели фотографии адвокатов, теперь уже коллег Дроздовой. Судя по всему, в небольшом помещении, состоящем из трех комнат, работали два десятка высокопрофессиональных юристов, к числу которых и должна была присоединиться новенькая Дроздова.
«Скоро здесь будет и моя фотография», – с улыбкой подумала она, внимательно разглядывая цветные глянцевые снимки, словно пытаясь отгадать, придется ли ей по душе новый коллектив. Конечно, всех она запомнить не смогла, но вот о некоторых из своих коллег она уже получила представление.
Итак, заведующий, Рыков Петр Иванович. Круглолицый мужчина, в очках. Выглядит респектабельно, как и полагается настоящему адвокату.
«Он будет замечательным начальником, – подумала Настя. – Строгим, но справедливым. Он познакомит меня с коллегами, и в его лице я обрету хорошего наставника. Быть может, он мне подкинет для начала несколько несложных дел, чтобы я могла разобраться в тонкостях адвокатской кухни».
А вот красивая молодая женщина: Воробей Елена Михайловна. Струящиеся черные волосы, ярко-синие глаза.
«Могу заключить пари, Воробей и Дрозд обязательно подружатся, – решила для себя Настя. – Мы еще будем сидеть в кафе после окончания процесса и, вызывая неодобрение официантов, громко смеяться, вспоминая детали судебного поединка».
Кто еще? Плюхин Артур Всеволодович. Лысеющий, улыбающийся мужчина в галстуке.
«Балагур, любит рассказывать анекдоты, может стать душой любой компании. Развеселит, когда на душе скребут кошки. Поможет в любой ситуации, только попроси».
Были, конечно, и другие фотографии, но, бегло осмотрев ряды совершенно незнакомых лиц, Дроздова уже успела себя поздравить. Ей чрезвычайно повезло с коллегами. Работа на новом месте станет для нее истинным удовольствием…
– Вы на прием? – спросил рядом чей-то густой бас.
Настя оглянулась. На нее вопросительно смотрел круглолицый мужчина в очках. «Да ведь это же мой начальник!» – подумала она и, призвав на помощь одну из своих самых ослепительных улыбок, торопливо произнесла:
– В какой-то мере на прием. Петр Иванович, я – ваш новый адвокат. Рада с вами познакомиться.
– А почему вы обращаетесь ко мне? – удивился мужчина.
– Ну, так как же? Разве не вы мой новый начальник, Рыков Петр Иванович?
– Петр Иванович – это я! – прозвучал недовольный голос, в котором явно прослеживались сварливые интонации. Рядом с ней материализовался, словно из воздуха, маленький, круглый человечек. Он оказался значительно ниже Насти. – Между прочим, я не начальник, а заведующий.
– Простите, – пробормотала Настя.
– Прощаю. Ступайте ко мне в кабинет. Дверь рядом со шкафом.
Анастасия озадаченно огляделась. В холле было два шкафа и две двери. Какая же из них ей нужна? Она направилась к той, которая была ближе.
Попав в маленькое помещение, девушка остановилась на пороге. Конечно, она перепутала двери. Здесь, должно быть, располагался архив адвокатской конторы. На полках от пола до потолка теснились всевозможные папки и картонные коробки, доверху набитые бумагой. У окна стоял старый письменный стол, на котором помещался такой же древний телефонный аппарат. На подоконнике, заваленном пластиковыми файлами, гордо высился электрический чайник.
В спертом воздухе явно ощущалась пыль, и у Насти защекотало в носу. Она выскочила в холл, где заведующий по-прежнему разговаривал с одним из адвокатов.
– Что-то не так? – спросил он. – Кажется, я просил вас подождать в кабинете.
– Я перепутала двери, – смущенно улыбнулась она. – И попала в какой-то чулан.
Мужчины недоуменно переглянулись, но потом лицо Рыкова приобрело цвет вареной свеклы.
– Нехорошо начинаете, коллега, – процедил он. – Конечно, я ценю юмор, но ехидство и насмешки меня раздражают.
Тут только до Дроздовой дошло, какую она сделала глупость. Она стала бормотать извинения, но начальник остановил ее небрежным кивком головы:
– Ступайте в кабинет.
Настя повиновалась. Что ей еще оставалось делать? Освободив от бумажного хлама стул, она уселась с видом приговоренной к казни и стала дожидаться своего палача.
Когда Петр Иванович наконец-то появился, по его веселому расположению духа Дубровская поняла, что гроза миновала. Судя по всему, Рыков был отходчивым человеком. Он уселся за стол, привычным движением смахнув на пол ненужные бумаги.