Триада С. С. Уварова оказалась на редкость удачным изобретением. Русская монархия действительно издревле опиралась на поддержку Церкви, а вера в «доброго царя» жила в народе на протяжении столетий и в XIX в. отнюдь не умерла. Слова министра просвещения были созвучны настроениям довольно широких общественных кругов.
Дело было не только в этом. Триада С. С. Уварова пришлась как нельзя кстати. Она давала правительству Николая I идейную основу, позволяла ему строить отношения с обществом с позиции признания монархии средоточием интересов страны и народа.
Сергей Семенович Уваров (1786 – 1855)
Однако в формуле министра просвещения, при всей ее цельности, было уязвимое место. Достаточно было сместить акценты, на передний план вместо «самодержавия» поставить «народность», и все происходившее в стране оценивалось бы не с точки зрения верности монархии, а с позиций соответствия деятельности власти нуждам и чаяниям народа. Символом России становился тогда не император, а народ и традиции народной жизни. Мы еще увидим примеры этого. Пока же отметим, что триада С. С. Уварова оставалась основой идеологии самодержавия на протяжении всего XIX в. Ее автор, крупный историк и филолог, ушел с политической арены значительно раньше, в 1849 г.
П. Я. ЧААДАЕВ О СУДЬБЕ РОССИИ. Совсем другое – во многом горькое и обидное – мнение о прошлом и настоящем России было изложено в 1836 г. в журнале «Телескоп» П. Я. Чаадаевым. В первом «Философическом письме» он попытался выяснить, чем и почему исторический путь России отличается от исторического пути, пройденного Западной Европой. Его ответы парадоксальны и резки.
Петр Яковлевич Чаадаев (1794 – 1856)
По мнению П. Я. Чаадаева, принятие славянами православия в качестве государственной религии было роковым выбором. Он изолировал Русь от католического (на Западе) и мусульманского (на Востоке) мира. Опасность, как утверждал П. Я. Чаадаев, заключалась в том, что Божественные истины, открываемые не отдельным народам, а человечеству, прошли мимо России, невольно оказавшейся в стороне от них. Идейная изоляция наложила отпечаток на социально-политическую историю страны и на характер народа. Важнейшие интеллектуальные, экономические, политические процессы обошли Россию, предопределив ее отставание от развитых государств Европы. Прошлое страны рисовалось П. Я. Чаадаеву в мрачных тонах, казалось темным и туманным.
Многое в «Письме» вызывает обиду. Нужно, однако, иметь в виду и другое. Автор не собирался отказываться от родины, чернить ее. Он отстаивал право любить Россию, не закрывая глаза на ее недостатки, без умиления смотреть на отжившее, устаревшее. Первое «Письмо», опубликованное в «Телескопе», было действительно «первым». Всего П. Я. Чаадаев написал восемь «Философических писем». В них, а также в других статьях, говоря о будущем страны, П. Я. Чаадаев утверждал, что она призвана выполнить всемирную миссию. Россия, по его убеждению, соединит разобщенные Запад и Восток, подчинит духовному началу развитие общества. Он размышлял о будущем человечества, о единстве его культуры.
«Философическое письмо» вызвало резкие нападки на его автора. Его не приняли консерваторы. Оно показалось обидным либералам. Издатель «Телескопа» Н. И. Надеждин был выслан из Москвы. П. Я. Чаадаева по приказу императора освидетельствовали врачи и признали сумасшедшим.
КРУЖКИ 30 – 40-х гг. Либеральным идеям, вдохновлявшим Александра I, M. М. Сперанского, декабристов, в условиях царствования Николая I развиваться и завоевывать популярность было очень непросто. Поэтому и организационной формой их существования стали в 30-е гг. XIX в. немногочисленные кружки. Это, повторим, не случайно.
Под прессом цензуры, жестким полицейским контролем самостоятельное развитие русской мысли не могло идти только в рамках литературы и университетской науки. Философско-литературные кружки, пришедшие на смену знаменитым литературным салонам начала XIX в., стали одним из центров духовной жизни страны. С поражением декабристов влияние французского Просвещения значительно ослабло. В поисках новых идей мыслящее общество обратилось к философии, пытаясь в ней найти обоснование своего несогласия с правительственным курсом, с триадой С. С. Уварова.
В поле зрения русских либералов оказались работы немецких философов И. Канта, И. Фихте, Ф. Шеллинга, Г. Гегеля. Особенно сильным было увлечение идеями Гегеля, столь характерное для кружка Н. В. Станкевича. Н. В. Станкевич, вокруг которого собралось немало интересных людей, относился к немецкой философии так, как мог относиться к ней только русский интеллигент эпохи Николая I. Он и сам с упоением открывал новые истины и старался приобщить к ним всех своих знакомых и друзей.
В настоящее время трудно представить себе, что близкие друг другу люди ссорятся, навсегда рвут отношения из-за расхождений в понимании какого-либо философского положения. В кружках 30-х гг. такое происходило достаточно часто. В них действительно занимались не просто «чистой» теорией, а искали решение практических вопросов русской жизни, спорили о будущем России. Ответы на эти вопросы разделили либералов на западников и славянофилов.
ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ. Западники (Т. Н. Грановский, С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин и др.) не видели принципиальной разницы между историей России и историей ведущих европейских государств. Проблема, с их точки зрения, состояла лишь в отставании, в силу различных обстоятельств, России от Европы. Они высоко ценили деятельность Петра I, считали, что с него началось обновление России. Второй шаг в этом направлении должен был привести к отмене крепостного права, реформе местного управления, суда, армии, провозглашению свободы слова. Западники считали, что Россия со временем станет или конституционной монархией, или республикой, а реформы позволят ей избежать революционных потрясений.
Тимофей Николаевич Грановский (1813 – 1855)
Их оппоненты – славянофилы (А. С. Хомяков, братья И. В. и П. В. Киреевские, семейство Аксаковых и др.) считали историю России глубоко самобытной, непохожей на историю других стран. Православие и крестьянская община казались им теми силами, которые не только предопределили своеобразие России, но и способны преобразовать весь мир.
Православие, по мнению славянофилов, сформировало характер русского народа с его миролюбием, равнодушием к политике, неприятием революционных переворотов. Монарх, считали они, управляя государством, не должен вмешиваться во внутреннюю жизнь народа, освященную многовековыми традициями. Его задача состоит в том, чтобы поддерживать эти традиции, советоваться с обществом. Они отстаивали мысль о создании при царе Земского всесословного собора, который выражал бы чаяния народа. Мнением народным сильна власть монарха, считали славянофилы.
Крестьянская община была для них образцовой формой хозяйства, сочетавшей разные формы собственности на землю. В ней видели они гарантию от обнищания, пролетаризации населения: ведь пролетариату, всего лишенному, взяться неоткуда, если каждый крестьянин имеет пахотный надел. Община заслуживала, по убеждению славянофилов, всяческой поддержки и потому, что она воспитывала крестьян в соответствии с важнейшими христианскими заповедями (помогать ближнему, не красть, заботиться о несчастных). Община должна развиваться свободно, ее нужно освободить от власти помещика и чиновника.
Славянофилы убеждали Россию не вернуться назад, а вспомнить о традициях, о собственном пути, чтобы успешнее и без потрясений двигаться вперед, к свободе слова, личности, к открытому и гласному суду, к преодолению раскола между властью и народом.
Западники и славянофилы в 30 – 50-х гг. не создали политических организаций. Либеральное движение в России было слишком слабым, оно зародилось и развивалось в узких кругах образованной части общества. Революцию либералы отвергали. Опасная и разрушительная, она дает выход самым темным чувствам, неизбежно влечет насилие и кровь. Все свои надежды либералы связывали с деятельностью «верхов», полагая, что просвещенному императору при поддержке общества вполне по силам провести необходимые перемены.
Константин Сергеевич Аксаков (1817 – 1860)
И западники, и славянофилы видели, что Россия идет к грозным социально-политическим потрясениям. Они предлагали пути к спасению монархии и плавному преобразованию дворянской России в страну, где все сословия имели бы гарантированные законом права и обязанности. Монарх не пожелал прислушаться к их голосам, надеясь своими силами погасить вражду между властью и обществом.
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ1) Охарактеризуйте содержание формулы С. С. Уварова. Какое значение она имела в николаевской России? Почему?
2) Какую роль в жизни русского образованного общества 30 – 40-х гг. XIX в. играли кружки?
3) Почему первое «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева вызвало нападки со стороны: а) монархистов; б) западников; в) славянофилов?
4) Как вы думаете, были ли российские либералы защитниками монархического строя? Почему?
5) Расскажите о спорах западников и славянофилов. Почему и тех и других называют либералами?
СОБЫТИЕ – СОВРЕМЕННИКО М.Н.КАТКОВЕКатков (известный журналист, западник, позже – консерватор. – Л.Л.) был, бесспорно, человек чрезвычайно умный и даровитый. <…> Он обладал широким литературным образованием и умел выражаться ловко, изящно, иногда даже красноречиво. <…> При всем его уме, таланте и живом чутье общественных течений всегда ощущалось отсутствие прочного основания. <…> Постоянно ратуя во имя тех или других принципов, он никогда не касался применения, а если что предлагал, то всегда невпопад. Самые принципы менялись у него по воле ветра… повороты вызывались чисто практическими потребностями, к которым примешивались и личные расчеты.
В нем было полное отсутствие всякой добросовестности, всякого нравственного чувства, даже всяких приличий. <…> Святое чувство любви к отечеству было низведено им на степень чисто животного инстинкта, в котором исчезало всякое понятие о правде и добре и оставался один народный эгоизм, презирающий всех, кроме себя. <…> Все должно было, безусловно, преклоняться перед грубою силою Русского государства. <…> Всякое самостоятельное проявление жизни считалось изменою; всякий возражатель объявлялся врагом отечества.
Из воспоминаний юриста и историка Б. Н. Чичерина «Москва сороковых годов»1) Какие качества М. Н. Каткова способствовали быстрой смене его политических позиций?
2) Почему Б. Н. Чичерин осуждает «народный эгоизм» М. Н. Каткова? Согласны ли вы с ним?
ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫВозвратившись из Новгорода в Москву, я застал оба стана на барьере (в состоянии дуэли. – Л. Л.). <…> Война наша сильно занимала литературные салоны в Москве. Вообще Москва входила тогда в ту эпоху возбужденности умственных интересов, когда литературные вопросы, за невозможностью политических, становятся вопросами жизни. <…> Подавленность всех других сфер человеческой деятельности бросала образованную часть общества в книжный мир, и в нем одном совершался… протест против николаевского гнета. <…> В лице Грановского московское общество приветствовало рвущуюся к свободе мысль Запада, мысль умственной независимости и борьбы за нее. В лице славянофилов оно протестовало против оскорбленного чувства народности… высокомерием петербургского правительства.
Из «Былого и дум» А. И. Герцена1) Отвергает ли А. И. Герцен западничество или славянофильство? Почему?
2) Какую роль, по его мнению, играют западники? Славянофилы?
ИСТОРИЧЕСКАЯ РАЗНОГОЛОСИЦА, ИЛИ КТО ПРАВ?Уваров… придумал эти начала, т. е. слова: православие, самодержавие и народность; православие – будучи безбожником, самодержавие – будучи либералом; народность – не прочтя в свою жизнь ни одной русской книги.
Из работы русского историка С. М. Соловьева «Мои записки для детей моих, а если можно, то и для других»Свободное признание самодержавия «палладиумом России» (фундаментом, спасителем страны. – Л. Л.) и было для Уварова показателем настоящей политической зрелости образованного русского человека.
Из работы современного историка М. М. Шевченко «Сергей Семенович Уваров»ЗАГАДКА ОТ РЕВОЛЮЦИОНЕРАА. И. Герцен, вспоминая о спорах западников, к которым относил себя, и славянофилов, писал: «У нас была одна любовь, но не одинакая… И мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно».
Объясните фразу А. И. Герцена.
§ 13. РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ЛАГЕРЬ В ЦАРСТВОВАНИЕ НИКОЛАЯ I
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ КРУЖКИ 20 – 30-х гг. Первые революционные кружки второй четверти XIX в. возникли в конце 20-х гг. в среде учащейся молодежи. Наиболее известные из них (братьев Критских, Н. П. Сунгурова) состояли в основном из студентов Московского университета. Члены этих кружков были сторонниками тактики, которой следовали декабристы. Надежды на перемены они связывали с военным переворотом. Некоторые рассчитывали привлечь на помощь военным городские низы. Деятельность кружков 20-х гг. – немногочисленных, слабо организованных – дальше разработки фантастических планов не шла. Тем не менее их членов ожидали суровые наказания. Смертный приговор, вынесенный судом участникам кружка Н. П. Сунгурова, например, только через семь месяцев был заменен заключением в Петропавловскую крепость, каторгой и ссылкой.
Постепенно характер революционного движения менялся. В Россию все шире проникали идеи французского утопического социализма (А. Сен-Симона, Ш. Фурье), находившие немало поклонников. Одним из первых российских социалистов был А. И. Герцен, который вместе с Н. П. Огаревым в 1831 г. организовал революционный кружок из недавних выпускников Московского университета. Молодые люди изучали работы А. Сен-Симона, обсуждали планы социалистического устройства России. Кружок был разгромлен полицией, а его участники сосланы или отданы под надзор полиции. Несколько позже А. И. Герцен, как и другие революционеры России, обратил внимание на работы Ш. Фурье, который резко критиковал современное ему индустриальное общество и нарисовал картину будущей счастливой жизни человечества.
ПЕТРАШЕВЦЫ. Одними из наиболее горячих сторонников идей Ш. Фурье в Петербурге были чиновник Министерства иностранных дел М. В. Буташевич-Петрашевский и «неслужащий помещик» Н. А. Спешнев. Именно они начали устраивать собрания по пятницам на квартире М. В. Петрашевского. На этих собраниях обсуждались работы Ш. Фурье, литературные новинки, произносились речи, осуждавшие крепостное право и деспотизм, строились планы преобразования России.
Сам М. В. Петрашевский попытался перейти от слов к делу, хотел переселить своих крестьян в построенный для них дом-фаланстер. Крестьяне своего счастья не поняли и спалили постройку. Он подготовил карманный словарь, в котором объяснялись запрещенные в России иностранные слова: «республика», «гражданин», «революция». Власти быстро пресекли это начинание. В собраниях петрашевцев принимали участие писатели Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин, композитор А. Г. Рубинштейн, географ П. П. Семенов-Тян-Шанский, поэт А. Н. Плещеев, критик В. Н. Майков.
Иначе действовал Н. А. Спешнев. Он создал из членов кружка М. В. Петрашевского тайное общество, которое планировало поднять уральских рабочих на бунт и двинуться во главе их в Петербург, поднимая по дороге крепостных крестьян. И фаланстеры М. В. Петрашевского, и «революция» Н. А. Спешнева оставались чистой воды фантазиями, мечтой идеалистов, но это не спасло петрашевцев от расправы. В их деятельности усмотрели заговор, караемый смертной казнью.
22 декабря 1849 г. на Семеновском плацу в Петербурге была разыграна позорная инсценировка расстрела 21 петрашевца, в том числе Ф. М. Достоевского. Осужденных одели в саваны, привязали к столбам, взвод солдат взял ружья наизготовку. Лишь в самый последний момент флигель-адъютант Николая I объявил о замене казни каторгой и отдачей виновных в солдаты.
Ужесточение преследований со стороны правительства не остановило развитие оппозиционного движения. Идеи, как известно, «на штыки не улавливаются».
А. И. ГЕРЦЕН. Ярчайшим представителем революционного лагеря середины XIX в. был Александр Иванович Герцен. Он начал свой путь с увлечения идеями европейского либерализма, но к концу 30-х гг. превратился в социалиста, критика капиталистических порядков. А. И. Герцену казалось, что капитализм уже доказал свою несостоятельность, политическую и экономическую «неразумность». Познакомившись с системами французского утопического социализма, он не был очарован ими, как, скажем, петрашевцы. А. И. Герцен иронизировал над фаланстерами Ш. Фурье, казавшимися ему не столько будущим человечества, сколько его прошлым. Однако он ценил в фурьеризме блестящую критику капиталистических порядков, которая укрепляла надежду А. И. Герцена на то, что Европа стоит на пороге социалистических перемен.
Европейские революции 1848 – 1849 гг. не привели, однако, к торжеству социализма. Для А. И. Герцена это оказалось тяжелым разочарованием и толчком к дальнейшим размышлениям. Равные гражданские (политические) права, представительные учреждения (парламенты) не являлись гарантией экономического и социального равенства людей. А. И. Герцен пришел к неутешительным выводам: Европа погрязла в формальном равенстве, индивидуализме, стяжательстве, мешающих европейцам прийти к обществу подлинной, как ему казалось, справедливости, к социализму.