Впрочем, генерал сразу же показал себя с самой выгодной стороны.
– Я понимаю, господин барон, – внушительно заговорил он, – что вам, должно быть, крайне тяжело вспоминать о вчерашнем. Поэтому вот вам отчет, составленный на основе показаний других свидетелей… нечто вроде хроники событий, так сказать. Ознакомьтесь с ней и выскажите мне свои соображения, что не так, или какие детали мы упустили.
Чувствуя в душе огромное облегчение, что не придется вновь погружаться во вчерашний день и часами отвечать на тысячи обстоятельных вопросов, Александр взял бумаги и отсел к окну, а генерал отечески улыбнулся Амалии.
– Я вас слушаю, сударыня. Кстати, – Багратионов прищурился, – я правильно помню, что вы состоите в особой службе?
– С недавних пор, ваше превосходительство, – ответила Амалия.
– А! Гм, гм… очень хорошо. Ну-с, я слушаю вас.
Амалия рассказала, что ее дядя случайно оказался на мосту через канал в момент покушения государя. Поскольку он наблюдал происшедшее, так сказать, со стороны, то заметил некую молодую особу, которая прежде подавала знаки платком на Михайловской улице, а также видел карету, из которой, кажется, наблюдали за происходящим. Возможно, это всего лишь совпадения, но…
Но Багратионов как-то посерьезнел, закручинился, вызвал к себе секретаря и шепотом приказал ему принести какой-то протокол.
– Стало быть, блондинка… гм… гм… – Генерал побарабанил пальцами по столу. – И она ушла?
– Дяде показалось, что так, но уже после того, как уехала карета.
Багратионов пристально посмотрел на девушку.
– Вы уже говорили об этом господину Волынскому? – внезапно спросил он.
– Я пыталась, – сдержанно ответила Амалия. – Но его высокопревосходительство сказал, что расследование убийства императора не входит в компетенцию особой службы.
– В самом деле? – со значением протянул Багратионов.
Но тут растворилась дверь, и вбежавший секретарь подал генералу черную папку.
– Вот-с, ваше превосходительство.
– Хорошо, ступай.
Генерал открыл папку и стал перебирать какие-то протоколы.
– Значит, лет тридцати, пальто с лисьим воротником… И по виду не крестьянка…
Амалия улыбнулась.
– Дядя утверждает, что на ней были очень хорошие перчатки. Модные и дорогие. И платок у нее был кружевной.
– И все это ваш дядя успел разглядеть за несколько секунд? – проворчал генерал.
– Мой дядя – большой знаток женщин, – дипломатично ответила Амалия. – И в том, что их касается, он мало что упустит.
Генерал вздохнул. У окна Александр, лишь для виду держа бумаги, напряженно прислушивался к его с Амалией разговору.
– Судя по описанию, – раздумчиво проговорил Багратионов, – ваш дядя и впрямь видел на канале фанатичную особу, чье имя мы пока не можем установить. И, похоже, она действительно принимала участие в убийстве государя.
– Женщина? – угрюмо спросил Александр.
– Да, господин барон. Вы уже ознакомились с отчетом?
Александр поморщился. Было крайне мучительно читать о себе в третьем лице фразы вроде «барон Корф обмяк возле кучера, и было непонятно, то ли он убит, то ли тяжело ранен».
– Вряд ли я смогу что-либо добавить, ваше превосходительство, – сказал молодой человек, волнуясь. – Тут, впрочем, утверждается, что государь, после того как взглянул на первого террориста, захотел осмотреть и яму, оставшуюся от взрыва. Лично я ничего такого не помню. По-моему, император велел сразу же возвращаться во дворец. И еще… – Александр пробежал глазами строки. – Будто бы государь сказал после первого взрыва: «Слава богу, я уцелел, но…» – и показал на раненых, а террорист дерзко ответил: «Еще слава ли богу?» На самом деле ничего такого не было, террориста схватили и держали в нескольких десятках шагов от нас, и тот просто не мог слышать, что говорит… что сказал государь.
– Вряд ли это сейчас существенно, – вздохнул Багратионов. – Но я попрошу секретаря занести в протокол ваши замечания. Иван Иваныч!
И Иван Иваныч тотчас явился, выслушал барона, наклонил голову набок, как ученый попугай, и стал прилежно скрипеть пером.
– Ваше превосходительство, – заговорила Амалия, сжимая и разжимая руки, – мне бы хотелось… если вы позволите… принять участие в расследовании. В каком угодно качестве.
Генерал поднял голову и неожиданно улыбнулся.
– Вряд ли ваше начальство одобрит, если я вдруг стану давать вам задания, – сказал он шутливо. Но заметил, как вытянулось лицо девушки, и посерьезнел. – Нет, Амалия Константиновна. Мы уже напали на след, арестовали причастных к покушению, лучшие следователи их допрашивают, и не сегодня завтра мы возьмем и последних виновников.
– Если они не успеют скрыться, – сердито обронила Амалия.
Но Багратионов покачал головой.
– Поверьте моему опыту, сударыня: земля маленькая, бежать некуда. Должен сказать, я ценю ваше желание помочь, но вы должны доверять и нам. Обещаю вам, что справедливость обязательно восторжествует, и от души благодарю вас, что вы пришли рассказать о том, что видел ваш родственник.
«Ничего особенного он не видел, – с досадой подумала Амалия. – И его показаниям, если хорошенько вдуматься, – грош цена. Другое дело, если бы дядюшка заметил на канале лично ему знакомую Марусю Финтифлюшкину, подававшую странные знаки, и доложил бы о ней куда следует или если бы опознал кучера странной кареты, а по кучеру в два счета вычислили бы и неизвестного наблюдателя. А так – была на мосту блондинка, которая нервничала, и стояла карета, которая взялась неизвестно откуда и укатила невесть куда. Вот и все».
– Извольте проверить, господин барон, – сказал Иван Иваныч, потея от желания угодить.
Александр прочитал дополнение к отчету, составленное с его слов. Следовало бы, по совести говоря, упомянуть и об обещании императора повесить покушавшегося (этого момента в отчете свидетелей не было), но офицер не стал настаивать и поставил свою подпись.
По правде говоря, ему хотелось как можно скорее уйти отсюда.
– Я провожу вас? – спросил Александр Амалию, когда они покинули мрачный особняк. – Если позволите.
Ему хотелось хоть чем-нибудь загладить свою вину перед девушкой, и, к его облегчению, Амалия не стала колебаться.
– Хорошо, – сказала она. – Я живу недалеко отсюда, на Невском.
Глава 14 Исчезновение
Аделаида Станиславовна разложила пасьянс, но не успела даже толком взяться за него, когда ее прервал звонок в дверь. Вспомнив, что Даша только что отлучилась за солью, а Якова послали к ювелиру – заказывать новую запонку для Казимира, старая дама вздохнула и поднялась с места.
На пороге обнаружилась Амалия – однако она была не одна. Рядом с ней стоял молодой офицер, статный и синеглазый, но бледный и какой-то потерянный, словно совсем недавно на его долю выпало тяжелое потрясение. Одна щека у офицера была покрыта мелкими порезами, левую руку он держал на весу, как раненный, а правой опирался на дорогую лакированную трость.
– О! Амели! – всплеснула руками Аделаида Станиславовна. – Девочка моя, как хорошо, что ты вернулась! А кто это с тобой?
– Барон Александр Корф, – представился офицер, кланяясь. – Я только проводил Амалию Константиновну до дома. Не извольте беспокоиться, сударыня, я уже ухожу.
– Ну, Амели, куда это годится? – сказала Аделаида Станиславовна по-польски. – Пригласи ребенка, пусть он пообедает с нами.
Александр, может быть, не слишком хорошо говорил по-польски, зато отлично понимал все, до последнего слова. Услышав, что в двадцать с лишним лет кто-то еще называет его ребенком, он так удивился, что у него даже перестала болеть голова.
Амалия покосилась на него, и ее глаза сверкнули.
– Мама приглашает вас у нас отобедать, – перевела она.
– В самом деле! Заходите же, господин барон, – сказала Аделаида Станиславовна, очаровательно выговаривая слова на польский манер.
Надо сказать, что мать Амалии умела пользоваться польским акцентом не хуже брата. Обыкновенно, впрочем, Аделаида Станиславовна говорила по-русски (да и на любом другом языке, который она знала) без малейшего намека на иностранное происхождение.
И прежде чем Александр успел вспомнить о приличиях, пробормотать какое-нибудь совершенно ненужное извинение, заставить себя упрашивать или сделать еще какую-нибудь нелепость, вселенная уже все решила за него. А именно: она как-то очень ловко переместилась, так что Александр оказался (сам не заметив, как) в передней квартиры. Дверь, торжествующе щелкнув, захлопнулась.
– Все друзья Амалии – наши друзья, – объявила Аделаида Станиславовна.
– Право же, я не знаю, – пробормотал Александр, смутившись. – До обеда еще далеко…
– Почему же? – удивилась мать Амалии. – Самое время.
Акцент ее то пропадал, то появлялся вновь.
– У нас в Петербурге принято обедать в семь вечера, не раньше, – пояснил молодой офицер.
– У нас в Петербурге принято обедать в семь вечера, не раньше, – пояснил молодой офицер.
– Ах, это… – отмахнулась Аделаида Станиславовна. – Ну, а у нас принято обедать гораздо раньше. Впрочем, если вы настаиваете на семи, мы подождем!
Александр заверил ее, что ни на чем не настаивает и что в любом случае он счастлив познакомиться с семьей мадемуазель Тамариной, которая не далее как вчера почти что спасла ему жизнь. Аделаида Станиславовна изумилась и потребовала объяснений, которые Александр с готовностью ей предоставил. Но тут хлопнула дверь черного хода – вернулись Даша, а за ней Яков, и хозяйка, извинившись, отлучилась, чтобы дать указания прислуге. Амалия тоже куда-то скрылась, и Александр на минуту остался в гостиной один.
Барон подошел к окну. Странное дело, он должен был смотреть на эту семью как на совершенно неправильную – поляки, значит, католики и бунтовщики, и к тому же мать не стеснялась сама открывать дверь гостям; однако она носила траур по убитому императору (в отличие от дам, которых он встретил утром у Гагариных), и манеры у нее были простые, без чванства, а обхождение самое сердечное. Он подумал еще, что в молодости (да и теперь, если уж на то пошло) Аделаида Станиславовна была красавицей и что Амалия явно пошла в нее. Но она лучше.
Александр повернулся и увидел, что Амалия, которая успела переодеться в розовое платье с белым рисунком, стоит и смотрит на него. На ее лице была написана смесь любопытства, лукавства и какого-то детского озорства, которая его озадачила. Молодой барон и не подозревал, что все его ощущения тоже написаны у него на лице (кроме разве что того, что он подумал об Амалии) и что девушка прочитала его мысли так же легко, как читала в открытой книге. Амалия сама отлично знала, что ее семья не такая, как у всех, но у нее не было ни малейшего желания скрывать или как-то приукрашивать данный факт.
– Надеюсь, вам понравится у нас. Мы только недавно переехали, так что… – произнесла она и шутливо развела руками, словно извиняясь за громоздкую, не слишком красивую мебель и тяжелые, скучные шторы на окнах.
– Вы давно живете в столице? – ухватился Александр за предложенную тему.
– Нет, – ответила Амалия. – Прежде мы жили в Москве, а еще раньше – то в имении, то в Полтаве.
– У вашей матушки имение недалеко от Полтавы?
– У отца, – поправила девушка.
– И чем занимается ваш отец?
Александр увидел, как сверкнули карие глаза, и тотчас же пожалел, что задал этот вопрос.
– Мой отец умер, – коротко ответила Амалия. – От чахотки.
– Простите, – искренне сказал Александр, – я не знал.
Он заметил на комоде фотографии в серебряных рамках и подошел, чтобы их рассмотреть. Ну конечно, господин с усами и остроконечной бородкой – ее отец. А девочка с бантом, которая сидит на скамейке рядом с худощавым подростком…
– Это я, – засмеялась Амалия, – и мой брат Константин. Он тоже умер от чахотки.
Картина вырисовывалась совсем невеселая. Но тут вмешалась судьба в образе Казимира, который как-то потерянно плелся через комнаты в неизвестном направлении. В гостиной дядюшка был пойман племянницей и представлен офицеру. Казимир меланхолически пожал руку гостю, всмотрелся в его лицо – и оторопел.
– Сударь! Так это вы были там, на канале… рядом с императором? То-то ваше лицо показалось мне знакомым…
– О чем вы тут разговариваете? – полюбопытствовала Аделаида Станиславовна, величаво вплывая в комнату.
И, узнав, что речь зашла о вчерашнем происшествии, вполголоса сделала брату замечание на родном языке – не мучить «ребенка» расспросами о том, что случилось, – после чего увлекла всех в столовую.
– У меня нет аппетита! – простонал Казимир, повязывая салфетку.
– Значит, ты умрешь, если не будешь есть, – пожала плечами сестра.
Александр не смог удержаться от улыбки. Сам он с некоторым смущением обнаружил, что проголодался. Вторым открытием, удачно дополнявшим первое, оказалось то, что у хозяев была чертовски вкусная еда.
– Наша Даша – просто сокровище! – объявила Аделаида Станиславовна. – Еще кусочек?
И беседа, господствовавшая за столом, была какая-то приятная и ненавязчивая, хотя, может быть, не слишком блестящая. Позже, когда Александр вспоминал этот обед и пытался понять, в чем же был секрет царившей на нем атмосферы, он решил, что хозяева дома ни капли не рисовались. Бонвиван Казимир не строил из себя интеллектуала, Аделаида Станиславовна не пыталась поразить гостя знанием света, а Амалия… Амалия по большей части молчала и улыбалась. И даже когда гость обмолвился – так, на всякий случай, а то мало ли какие надежды таят эти люди, – что он счастливо помолвлен с княжной Гагариной, обращение с ним хозяйки ничуть не стало хуже или лучше.
А потом раздался звонок в дверь, и Даша пошла открывать, да так и не вернулась.
– Кажется, пора нести пирожные, – сказала Аделаида Станиславовна и поднялась с места. – И куда же Даша запропастилась?
Она поглядела на офицера, с удовлетворением отметила, что тот уже не так бледен и на его щеках наконец-то появился здоровый румянец, и выплыла из комнаты.
Наступило молчание. Амалия опустила глаза и рассеянно играла ложечкой. Александр покосился на противоположную стену и, заметив в углу, в полумраке, портрет военного, спросил:
– Это, случаем, не генерал Тамарин, ваш дедушка? Мой отец мне много о нем рассказывал.
Казимир поперхнулся. Возможно, он недолюбливал родственников своего бофрера[22], а возможно, кусок филе просто стал ему поперек горла. Во всяком случае, подоплека сего в высшей степени загадочного происшествия навсегда осталась тайной для потомков.
– Нет, – сказала Амалия, – это мой прадедушка с материнской стороны. Он был наполеоновский генерал.
– И пятый муж прабабушки, – вполголоса наябедничал по-польски Казимир. Затем покосился на невозмутимое лицо Александра и отпил воды из стакана.
– По-моему, шестой, – с сомнением возразила Амалия.
Но им так и не довелось углубиться в дебри семейной родословной, потому что дверь приоткрылась, и в столовую заглянула встревоженная Аделаида Станиславовна.
– Простите, господин барон. Леля… Можно тебя на минуточку?
Амалия поднялась с места, но забеспокоившийся Александр был уже на ногах.
– Я могу чем-то помочь? – спросил он. Ему невольно пришло в голову, что генерал Багратионов, известный своей решительностью, приказал на всякий случай учинить обыск в доме свидетеля происшествия на Екатерининском канале и вина за это лежит в том числе и на нем, Александре.
– О, я не думаю, – с сомнением отозвалась Аделаида Станиславовна, – тут скорее личное дело.
Однако молодой человек все же вышел вслед за Амалией в гостиную и, оказавшись там, с облегчением перевел дух.
Посреди гостиной стояла Даша, вся розовая от волнения, а в двух шагах от нее на краешке дивана примостилась немолодая женщина с сухим, невыразительным лицом.
– Четвертый день его нет, – причитала женщина, комкая в руках платочек, – четвертый день! Дворник его не видел, в институте ничего о нем не слышали… Пропал, как есть пропал!
– Простите, сударыня, – вырвалось у офицера, – вы кто?
Женщина обернулась к нему, но офицерские эполеты, судя по всему, произвели на нее впечатление, потому что она тотчас же ответила:
– Петрова я, Настасья Ивановна. А Петров Николай – сын мой. Он к их горничной неровно дышал, – посетительница указала на Дашу, которая потупилась и залилась краской. – Николай – студент, учился хорошо, от институтского начальства на него нареканий не было… И пропал!
Женщина всплеснула руками в вязаных митенках[23], и Александр успел заметить, что руки у нее были красные, грубые – словом, трудовые руки.
– Очень странно… – медленно проговорила Амалия. – Видите ли, сударыня, мы, когда переезжали, оставили на прежнем месте записку. И Николай ее забрал. Это было позавчера.
Женщина взволнованно подалась вперед.
– Вы его видели? Так вы видели его? – спросила она.
– Нет, – ответила Даша и шмыгнула носом, – я его не видела. Но если он забрал записку… – Девушка замолчала.
Тинн… – важно сказали часы и умолкли. В дверях показался Казимир, бросил удивленный взгляд на посетительницу на диване и кашлянул. Сестра вполголоса объяснила ему ситуацию.
– В каком институте учится ваш сын? – спросил Александр.
– В Горном, сударь.
– Что ж… – Корф нахмурился. – Полагаю, если он пропал, наилучшим выходом было бы обратиться в полицию.
От него не укрылось, что Настасья Ивановна как-то напряглась.
– Так полиция же вся… – начала она и не договорила. – У них же дело… сами знаете, какое… Что им мой сын?
– Ему случалось пропадать так раньше? – подала голос Амалия.
– Нет, сударыня. Никогда! То есть, может, он где и бывал, по молодости-то, но ужинал всегда дома. Всегда!