– Не знаю. Зачем?
– Ты – прелесть. Кем ты собираешься быть?
– Президентом.
– Президентом чего?
– России.
– О, давай! Я восхищен! Я за тебя голосую! Слушай, может, не будем ждать твоего… гм… несколько экзальтированного товарища, пойдем потихоньку да начнем уже отдыхать?
Эля посмотрела на нового приятеля. Какой-то совсем другой мир, другие реалии. В Москве у ее родителей тоже есть богатые знакомые, но Федор предпочитает проводить время с друзьями из юности, с которыми связывает что-то другое, не общий бизнес и не то, что они оказались на верху социальной лестницы.
– Мить!
Эля увидела быстро идущего по морю Митю, как только он догадался сюда выйти, ведь они договорились встретиться совсем в другом месте. Ноги привели.
Митя переоделся, ему шла любая одежда, даже глупая соломенная шляпка. Но сейчас он надел модные голубые джинсы, белую рубашку и выглядел просто отлично. Он увидел их издалека, снял очки, спрятал в нагрудный карман, надел снова, решительно подошел к Эле, взял ее за плечо, так же неловко, как и после ресторана.
– Пошли! – сказал он.
– Ну, пошли… – усмехнулся Никита, поглядывая на Элю. – Не успели мы с тобой сбежать…
Эля увидела, как дернулась щека у Мити. Мальчик прикусил губу, ничего не сказал, через несколько мгновений резко отпустил ее плечо.
– Мы в клуб ненадолго, Никита, – сказала Эля. – У нас завтра свободный день, но мы будем репетировать и вообще не хотелось бы выпадать из режима. Мне нужно высыпаться, иначе голос не звучит.
– Само собой, – опять ухмыльнулся Никита. – Я только – за. Не хотелось бы думать, что ты сегодня не выспишься…
Митя мрачно посмотрел на нового знакомого, но ничего не сказал.
В клубе Митя растерялся, но изо всех сил старался этого не показать.
– Ты что будешь пить? – спросил Никита Элю.
Девушка оглядывалась по сторонам. В Москве наверняка есть такие места, только родители бы ее не отпустили, да она и сама никогда не рвалась в ночные клубы.
– Пить? Воду с лимоном.
– С лимоном и…?
– Просто с лимоном.
– Я же говорю – хорошая девочка, – улыбнулся Никита. – А ты, Мить?
– Я? – Митя нарочито медленно взял меню, стал изучать его.
– Мы ничего не будем пить, Никита, – ответила за него Эля.
– Вы – дети, – уточнил молодой человек.
Митя вспыхнул.
– Я…
– Хорошо-хорошо! Веселиться можно и без спиртного, правда, ребята?
Эля взглянула на нового знакомого. Он искренне это говорит? Никита быстро сделал заказ, себе взял коктейль, подсел поближе к Эле, хотел закурить.
– Я не переношу дыма, прости, – сказала Эля.
– А я и не курю, так, балуюсь! Пойдем тогда сразу танцевать! – Никита ненароком пододвинул ногу ближе к Элиной ноге и тихонько постукивал по ее ботинку.
Эля отодвинула ногу и с сомнением посмотрела на несколько веселых пар, толкающихся в центре небольшого зала под яростно грохочущую музыку. Зачем они сюда пришли?
– Тебе нравится здесь? – спросила она Митю.
Мальчик пожал плечами.
– И мне… – негромко сказала Эля.
– Понял, – быстро отреагировал Никита. – Момент! – Он заплатил за свой нетронутый коктейль, за их воду. – Пошли! Не нравится тебе, пойдем в другое место. Знаю великолепный уютный ресторан. Посидим, поболтаем…
Они втроем вышли из клуба. Эля шла между двумя юношами. Митя держался чуть поодаль, Никита, напротив, все норовил приобнять ее.
– Фу-у… – выдохнула Эля, отстраняясь от Никиты, – какой там кошмар…
– Да, мне тоже не понравилось как-то, – сказал Никита. – Ну, идем в ресторан?
– Мы не голодны, был же фуршет после открытия, – с сомнением ответила Эля.
– Так мы не есть идем, общаться.
Эля взглянула на Митю. А как быть с деньгами? Как бы не вышло повторения сегодняшнего обеда. Митя сейчас зажмется, расстроится еще больше, чем уже расстроен.
– Можем просто погулять, по берегу…
– Я понял! – засмеялся Никита. – Я вас приглашаю. У меня хватит денег, чтобы угостить и вас, и еще человек сорок или даже сто. Или двести. Мне отец ограничений не делает. Да я и сам уже начал зарабатывать. Ну, как?
Эля увидела, как опустил голову Митя.
– Прости, Никита, мы никуда не пойдем. Прогуляемся, и надо ложиться спать. И так слишком много впечатлений сегодня.
– Ага… Ну ладно. Я к тебе зайду, Эля, завтра что-нибудь придумаем, – сказал Никита, легко махнув рукой Мите. – Пока!
– Почему он думает, что я с ним куда-то пойду? – пожала плечами Эля, когда их новый знакомый, не оглядываясь, ушел.
– Потому что у него много денег, – ответил ей Митя.
– И что? У меня тоже много денег. Он этого пока не понял.
– А у меня… – Митя отвернулся. Может, сейчас самое время сказать ей, объяснить… Она ведь не знает, что у него все будет, она не догадывается, с кем сейчас говорит… Она думает, что так будет всегда, а так всегда не будет… Перед ним откроется весь мир, ему это обещал отец…
– Знаешь что… – Эля даже остановилась от пришедшей ей в голову мысли. – Да. Правильно. Иди сюда! Идем-идем! – Она подхватила Митю под руку, быстро пошла на мостик через речку, пересекавшую улицу. – Смотри! – Она достала кошелек, вынула оттуда свою кредитную карточку и выкинула ее в речку.
Митя, ничего не понимая, смотрел, как карточка поплыла по достаточно быстрому течению.
– Что ты сделала? Что ты бросила?
– Пап… – Эля набрала номер отца. – Привет, да у меня все хорошо. Слушай, у меня карточку украли, сейчас, в магазине, да. Положила на прилавок, оглянулась, ее нет. Да, надо заблокировать. Сделаешь? Деньги? Не переживай, деньги у меня есть. Да. Двадцать четыре евро. – Эля засмеялась и посмотрела на своего ошарашенного друга. – Хватит, пап! На улицу пойду петь, в случае чего! Это ерунда. Деньги – песок, ты же сам всегда так говоришь. У нас с Митей на двоих полно денег, разберемся, не маленькие! Пока, маме привет!
– Зачем?..
– Что – зачем? Зачем выбросила карточку? Чтобы понять, что такое нет денег. Как ты себя ощущаешь, почему все время смотришь на цены, говоришь о том, что дорого, что дешево.
– Тебя это раздражает?
– Нет, мне это непонятно. Потому что я за все могу заплатить. Вот, теперь не могу. На пять дней я вровень с тобой или даже хуже. У меня… – Элька покопалась в кошельке. – Вот, один евро. У меня наличных вообще не было. Этот завалялся с какой-то поездки. Ну что, пойдем? Ты теперь у нас богач. У тебя есть деньги. Буду рассчитывать только на тебя.
Митя с сомнением посмотрел на Элю.
– Может, прибьет карточку, пойдем поищем?
Эля покачала головой:
– Ну уж нет. Я назад не поворачиваю.
Глава 15
– Ты уверена?
Митя посмотрел на Элю, которая для такого случая оделась необычно и стала похожа на веселую девчонку из какого-то американского фильма – рваные джинсы, свободная рубашка, под которой так приятно обозначается ее круглая грудка, – можно даже специально не смотреть, видно с любого ракурса, манит, зовет, дразнит, – убрала волосы в пышный хвост и надела на руку большой оригинальный браслет – кружевной, с белыми кожаными вставками и густо-медовым янтарем.
– Можно посмотреть? – Митя как можно небрежнее взял девушку за руку. – Хорошая вещь. Авторская?
– Наверно, – засмеялась Элька. – Вчера купила, по дороге из Мариенхоффа, ты не помнишь? Останавливались у открытого киоска на улице. Как раз потратила те шесть евро… Неужели совсем не помнишь? Ну да… Ты же на меня обижался и вообще был не в себе…
Митя опустил голову.
– Ладно, я ведь уже извинился. А если нас кто-то увидит?
– И что? Елена Самуиловна тоже на улице пела.
– В Риге?
– В Кельне! Лет двадцать назад, правда…
– Такая вроде приличная женщина… Ты уверена, что это не стыдно?
– Если не думать о деньгах – нет. О том, что нам как будто милостыню подают, тебя это смущает?
– Но мы же для денег будем петь и играть…
– «У Ку-урского вокза-ала стою я, молодой, пода-айте, Христа ради, черво-онец золотой!..» – пропела Элька, смеясь. – Считай, что нам больше негде выступать. Так ведь бывает? И тогда музыкант идет на улицу и играет. Весь город – одна большая концертная площадка, везде люди.
– Ладно… – с сомнением ответил Митя. – Посмотрим, что нам эти люди скажут…
В небольшом переулке, где они расположились с виолончелью, к ним почти сразу подошел человек в хорошем добротном пиджаке и сказал:
– Izkļūt no šejienes!
– Простите, что? – спросила Эля.
– А! – совершенно недоброжелательно хмыкнул мужчина и повторил по-русски: – Встали и ушли отсюда.
– Почему? – Элька взглянула на Митю, который замер от этих слов.
– Потому. В другое место идите.
– Хорошо, – пожала плечами девушка. – Свои какие-то законы, наверное, – объяснила она Мите. – Ничего страшного.
– Первый зритель был явно не наш… – пробормотал Митя.
Они увидели, как из окна второго этажа им погрозил кулаком пожилой человек, переглянулись, Элька засмеялась, они прошли в соседнюю улочку. Там было несколько открытых салонов и кафе, на улице были выставлены картины, сувениры, стояли столики.
– Izkļūt no šejienes!
– Простите, что? – спросила Эля.
– А! – совершенно недоброжелательно хмыкнул мужчина и повторил по-русски: – Встали и ушли отсюда.
– Почему? – Элька взглянула на Митю, который замер от этих слов.
– Потому. В другое место идите.
– Хорошо, – пожала плечами девушка. – Свои какие-то законы, наверное, – объяснила она Мите. – Ничего страшного.
– Первый зритель был явно не наш… – пробормотал Митя.
Они увидели, как из окна второго этажа им погрозил кулаком пожилой человек, переглянулись, Элька засмеялась, они прошли в соседнюю улочку. Там было несколько открытых салонов и кафе, на улице были выставлены картины, сувениры, стояли столики.
– Давай здесь. Сначала итальянскую, потом три русские, потом нашу конкурсную. Как вчера репетировали, хорошо? Ну и потом еще что-то, я спою а капелла, ты один сыграешь, а потом снова, все то же, по кругу.
Митя, не очень довольный, кивнул.
– Вообще я бы обошелся без еды и без денег. Прекрасно можно раз в день есть, а остальное время обходиться хлебом. Обещали, кстати, два раза кормить…
– У них кризис! Только на завтрак и на праздничный фуршет денег наскребли, как видишь! – засмеялась Элька. – А я без еды не могу. Я все время есть хочу. У меня много энергии, мне надо есть.
– Странно, такая стройная девушка…
– И ест? Ты думал, я ангел бестелесный, вообще ничего не ем? Питаюсь эфиром и мечтами? Кстати, помнишь, у нас в классе есть Костик?
Митя нахмурился:
– Не помню. Зачем мне он? И что этот Костик?
– Не помнишь? Высокий такой, худенький, с глазами голубыми по ложке… Ну не важно. Так вот он вообще всегда ест. Как приходит в школу, начинает есть, и ест, ест…
– Он с родителями живет?
– Конечно!
– Они его не кормят?
– Кормят, но у него мозг постоянно требует пищи. Просит еды, кто что принес, у меня все съедает, если я отвернусь…
– Я думал – он за тобой всегда плетется! А он просто любит ваши фирменные булки! Мозг… Не похоже, что у него вообще есть мозг…
Эля лукаво взглянула на Митю:
– А говоришь, не помнишь… Ладно. В общем, я к тому, что я тоже все время хочу есть.
– Художник должен быть голодный! – упрямо сказал Митя.
– И влюбленный! – засмеялась Эля. – Ладно, не забалтывай меня. Давай, начинай.
Митя стал робко играть. Все хорошо, только играть не очень хочется. Он бы сейчас сел, как вон тот художник, с карандашом в зубах, который прислонился к стенке, задумчиво смотрит, что-то набрасывает на большом листе бумаги. Митя бы тоже сделал набросок, а потом слепил бы Эльку, как она, забросив голову назад, поет, губы ее чуть приоткрыты, волосы тяжелой золотой массой лежат на ровной спине, хрупкие плечи сведены чуть вперед, грудь обозначена под кружевной легкой туникой… Элька сейчас не в тунике, но лучше пусть будет так… У нее есть такая, совершенно невозможная туника, когда она ее надевает, Митя делать ничего не может, только смотреть на нее и представлять, как бы он ее обнял. Или как бы слепил. Радость почти одна и та же. Но и то и то – запрещено. Запрещено, запрещено… Почему запрещено? Почему, если ему больше всего на свете этого хочется? Потому что не все наши желания должны исполняться, потому что ему это помешает, помешает… Но просто разум мутится от того, что она рядом, ее голос, ее запах, ее губы, она поет, какой замечательный голос, светлый, сильный, он наполняет все его существо, ему хочется тоже петь с ней, но, главное, он должен быть рядом, совсем рядом, совсем близко, так, как нельзя, должен, иначе его сейчас разорвет…
– Мить… – Элька подергала мальчика за рукав. – Давай еще раз со второго квадрата. Ты запутался немного.
– Ой, прости… Давай еще раз.
– Немного поэнергичнее играй, хорошо?
– Ладно. Я нормально играю, – тут же обиделся Митя.
Эля посмотрела на своего друга. Чего-то ему не хватает – играет вроде чисто, но как будто бы не может выразить в музыке то, что наполняет его душу. А душа точно переполнена – вот только понять бы чем.
Вчера вечером они долго колебались, где им репетировать, из холла их прогнали, тогда они все же пошли в Элин номер, Митя завесил дверь одеялом, уверяя, что будет меньше слышно, и репетировали до одиннадцати, пока к ним не пришла администратор и не попросила их прекратить шуметь. Митя взял виолончель, встал и молча ушел из Элиного номера, сказал только «пока».
Придя к себе, он через некоторое время начал ей писать. Писал обо всем – о том, как он волнуется перед конкурсом. Не боится, но волнуется. О том, как иногда чувствует страх перед будущим. О том, что он знает, что у него все будет, только надо работать день и ночь для этого, играть, играть. Митя писал коротко, не всегда четко выражая свои мысли, но Элька поняла, как поняла и то, что говорить ему трудно, проще писать.
Утром он встал рано, привел себя в порядок, на завтрак в ресторанчик спустился в чистой рубашке, причесанный, аккуратно побритый – Мите, правда, как и большинству их мальчиков, брить пока нечего, но несколько первых отросших волосков бороды или бакенбард выглядят очень небрежно, если они их не бреют. Элька чуть задержалась на завтрак, потому что неожиданно написал Костик, который никогда не пишет в Москве, ни по делу, ни тем более просто так. Ходит за ней, садится на уроках неподалеку, краснеет, стоит рядом на переменах, но не пишет. А тут написал:
Сегодня после вручения дипломов наши собираются в парк. Пойдешь?
Кто пойдет? – уточнила Эля.
Все – София, Танька, Егор, Ваня, еще кто-то. А ты?
А я в Латвии на музыкальном фестивале, Кость. Я не пойду. Тем более мы же все в десятый класс переходим, это все проформа.
Ладно, – написал Костик.
А минут через десять спросил:
А когда вернешься?
Как пойдет… :-) – ответила Элька, недоумевая, что вдруг Костик так осмелел.
Может, на его нежной девичьей коже тоже стали расти усы, борода и бакенбарды? И он решился, точнее, не решился, а… взял и спросил… и если она ответит, то он… может быть, решится… еще что-нибудь спросить… как погода… как настроение… какие планы на лето… Знал бы Костик, с кем Эля сейчас гуляет по милым улочкам Прибалтики, не писал бы. Он точно драться за нее не станет, это не Дуда. У Дуды летом будут три разных девушки, Дуда ненасытен и всеяден, любит девочек и любим ими, но осенью снова побежит за ней, за Элькой, просто потому что поставил себе цель – догнать и победить.
Митя играл, Эля пела без перерыва минут сорок. Мимо них шли люди, туристы в основном – немцы, китайцы, русские, поляки. Кто-то приостанавливался, слушал внимательно, даже хлопал, кто-то небрежно бросал монетку.
– Очень унизительно! – не выдержал Митя, увидев, как какая-то пожилая женщина положила деньги – два евро – и еще шоколадный батончик.
– Терпи, Митяй, – засмеялась Эля. – Участь артиста вообще незавидная. Поэтому я и не собираюсь идти в консерваторию.
– Очень напрасно, – заметил мужчина, который сидел за столиком в соседнем кафе, недавно пересел поближе, на крайний к ним стол, но сидел спиной, и Эля не думала, что он их слушает и сейчас слышит их разговоры. Мужчина говорил по-русски хорошо, с легким акцентом. – Напрасно не идешь учиться. Сколько тебе лет?
Он разговаривал с ними, не вставая, лишь развернулся. На кого-то похож, что ли… Или просто – типичный симпатичный латыш – с мягкими неопределенными чертами лица, все милое, не большое, не маленькое, светлые глаза, светлые, слегка волнистые волосы.
– Пятнадцать.
– Скоро будет шестнадцать, – уточнил мужчина.
– Нет, еще не скоро.
– Что у тебя внизу, в малой октаве? Фа?
– Ми-бемоль.
– А наверху? До третьей поешь?
– Ми-бемоль, если очень постараться, достаю на распевке, – засмеялась Элька. – Я не оригинальна.
– Еще как оригинальна, – покачал головой мужчина. – Я – Эдмундас.
– Я – Эля. – Элька протянула ему руку. – Эля Теплакова, очень приятно. А это…
Эдмундас, не дослушав, пожал ей руку и подмигнул Мите:
– Привет! Почему играете на улице? Деньги нужны?
Ребята переглянулись и пожали плечами.
– Мы приехали на фестиваль, завтра как раз конкурсный день, а сегодня решили… вот… – уклончиво объяснила Эля.
– Ясно, – улыбнулся Эдмундас. – А фестиваль как называется?
– Балтийская Рапсодия, в Юрмале.
– Значит, рапсодия… – протянул мужчина. – А петь что будешь?
Он разговаривал с Элей, как будто Мити рядом не было. Мите это не очень понравилось. Почему? Почему так? Потому что она – красивая, и теперь любой мужчина считает, если он взрослый и сидит, развалясь, пьет одну чашку кофе за другой в дорогом ресторанчике в центре Риги, где чашка кофе стоит столько же, столько их семья тратит на питание за три дня, а иногда и за неделю, то он может вот так, запросто, начать разговаривать с его девушкой, потому что он, Митя, – никто и ничто?