Наткет судорожно пытался вспомнить, что делают в подобных ситуациях. Можно отпрыгнуть в сторону, перекатиться через плечо и попытаться вырвать оружие… Ага! И получить пулю в затылок. Мысль о гибели в собственном доме показалась глупой. Глупее было лишь решение вернуться в Спектр.
– Закрой, наконец, холодильник!
У дамочки за спиной начинали сдавать нервы. Наткет захлопнул дверцу, пиликанье прекратилось. Если он выберется из этой передряги живым, то эта мелодия еще долго будет играть в его кошмарах. Надо подкинуть идею звукорежиссерам.
– Вы сами сказали не двигаться, – прохрипел он. Горло пересохло, и слова прозвучали резко и глухо. Нестерпимо хотелось откашляться, на глаза наворачивались слезы.
– Это недоразумение, – с трудом сказал он. – Я могу объяснить, на самом…
– Подними руки так, чтобы я видела ладони. А теперь повернись… Медленно!
Наткет старательно выполнил указания. Но с каждой долей секунды склонялся к тому, что пуля не такой уж плохой выход, если он не получит хоть полглотка воды.
За спиной стояла Николь. Ружья не было: в одной руке она держала нож для рубки мяса, в другой, для верности, – сковородку.
– А! Привет, Ник… – и Наткет раскашлялся, согнувшись чуть ли не пополам.
Когда он представлял их встречу, все должно было идти совсем иначе. Неожиданно – да, но Наткет рассчитывал на нечто более непринужденное. Он совсем не собирался выглядеть в этот момент будто наглотавшийся шерсти кот.
– Наткет?!
Он мог бы сказать, что время ее не изменило, но это было неправдой. Сейчас Николь мало походила на ту юную красотку, которую он помнил. Наткет прекрасно видел знакомые черты: овал лица, острые скулы, изгиб бровей… В уличной давке Сан-Бернардо узнал бы сразу. И все же…
Она стала заметно старше. В уголках глаз появились морщинки, отчего взгляд казался печальней и глубже. Волосы посветлели: раньше было темное золото, сейчас же – выгоревшая на солнце пшеница. И Наткет знал, что краска здесь ни при чем. На ней было красивое темно-голубое платье с коротким рукавом, которое в паре с мясницким ножом выглядело жутковато. Николь, впрочем, сама это поняла и отложила оружие.
– Не ожидала, – сказала она. – Кофе?
Стараясь не смотреть в его сторону, она прошла к кухонному шкафчику и достала пару чашек.
– Если не сложно – стакан воды.
– Лучше все-таки кофе. Успокаивает. – Громко стукнув, одна из чашек упала на пол и откатилась к ножке стула.
– Успокаивает?!
– Возвращает ощущение реальности. А то такое чувство, что на меня свалился слон в клоунском колпаке.
– Неужто я так потолстел? – удивился Наткет.
Николь повернулась. Она смотрела столь пристально, что в итоге Наткет не выдержал и отвел взгляд.
– Потолстел? Нет. Но уши до сих пор большие.
– Э… Ты тоже хорошо выглядишь.
Разобравшись с чашками, Николь поставила на плиту закопченную турку, наполнив ее водой наполовину. Наткет отметил, что кофе она готовит на одного.
– Утренним приехал?
Ответ был столь очевиден, что Наткет замешкался.
– Ну да…
– Мог бы и предупредить, – в голосе мелькнула обида. – А не являться вот так вот…
– Не ждала?
– Сегодня – нет.
Кофе вскипел кремовой пеной, спеша выкарабкаться из жестяного плена. Николь сняла турку с огня, дождалась, пока пена осядет, и поставила снова. Сегодня? Что, черт возьми, значит это «сегодня»? Притом сказанное тоном, каким старик Ной мог бы разговаривать с улиткой, соизволившей явиться за пять минут до потопа.
– Я и не думал, что в моем доме кто-то живет. Нет, я не против, но… – Наткет замолчал, поскольку не представлял это самое «но».
– Так сложились обстоятельства, – сказала Николь, не собираясь эти обстоятельства обсуждать. – Но я рада, что ты не против. Как-то не хочется оказаться на улице. Все равно ты здесь не живешь, так чего дому пустовать?
– Действительно, – согласился Наткет.
Николь стала разливать кофе и тут же озадаченно уставилась на внезапно опустевшую турку. Покачав головой, перелила половину из одной чашки в другую.
– Надолго?
– Завтра вечером автобус.
Николь медленно повернулась.
– Прости, когда?
– Завтра. – Наткет уставился на кроссовки.
– То есть я правильно поняла: прошло двенадцать лет и четыре месяца, и ты решил заскочить на выходные?
Наткет улыбнулся, но получилось вымученно и неестественно. Он развел руками.
– Так сложились обстоятельства. У меня здесь дела… А в понедельник надо на работу.
Работа… Ха! Лучшая в мире ширма. Идеальный способ уйти от ответственности – чуть что, ссылаться на чрезмерную занятость. Все понимают, все также зарабатывают на кусок хлеба. Гипертрофированное чувство долга к пустякам – иначе не назовешь. И обратный билет лежал в кармане…
– Обстоятельства, – фыркнула Николь. – Хорошо, хоть так сложились. Я уже решила, что все, что осталось, это смотреть на твои ботинки по телевизору. Да и те раньше трех ночи не показывают.
– Ну, почему так…
– А как еще? Всех новостей за двенадцать лет – одна открытка на Рождество!
– Знаешь, как сложно найти хорошую открытку?
На какое Рождество? Наткет судорожно перебирал воспоминания, но долго не мог выяснить, когда он отправлял открытку. Пока крошечный бесенок на краю сознания не напомнил о вечеринке на студии пять или шесть лет назад. Проклятье! Он же был пьян в стельку… Страшно даже представить, что он там написал. Наткет отвел взгляд.
– Ты сядешь или так и будешь стоять столбом? Кофе стынет.
Наткет поспешил сесть. С самого начала встреча не заладилась, и с каждой минутой становилось все хуже и хуже. С другой стороны – сам виноват. По сути, его молчанию не было никакого оправдания. Что сложного в том, чтобы набрать номер или чиркнуть пару строк? Обижаться можно сколько угодно, но сейчас он прекрасно понимал, что у Николь прав на обиды куда больше. И чего он ждал? Что явится через двенадцать лет, а она кинется ему на шею? Конечно, Наткет был бы не против такого расклада, но от него до реальности – как от Земли до Марса. Он так старательно вымарывал Спектр из своей жизни, а каких-то пяти минут хватило, чтобы вернуть все на круги своя.
Николь сидела напротив, поставив локти на стол и Держа чашку обеими руками. Наткет взглянул на безымянный палец и обрадовался, не увидев кольца.
– Одна живешь?
Николь, заметив взгляд либо правильно истолковав улыбку, строго сказала:
– У меня есть парень.
Чтобы замять неловкость, Наткет быстро сменил тему.
– Утром слышал твоего отца. Опять воюет? Что еще за раскопки?
– Да ничего особенного, – повела плечом Николь. – Палеонтологическая экспедиция. Вроде нашли кости нового вида динозавров. Похоже, здесь может оказаться крупнейшее захоронение какого-то периода. Сейчас на этих раскопках треть города работает: туристов все равно нет, рыбалкой не заработаешь – квоты на вылов опять снизили, а тут хоть какой-то приработок… Но папа же не может. Говорит, что на самом деле ищут нефть. А костями только прикрываются: все-таки кусок побережья заповедный, просто так не покопаешь.
Она сделала небольшой глоток.
– С тех пор как умерла мама, он совсем сдал… Птица не так чирикнула – у него готов новый заговор. Дом заколотил, живет теперь на дереве.
– Марта умерла? – ошарашенно переспросил Наткет.
– Год назад. Рак. Под конец там была неприятная история. Мама стала встречаться с одним человеком. Она и умерла не дома… А они с папой больше тридцати лет были вместе. Впрочем, сейчас это не важно.
Николь вздрогнула. Наткет едва сдержался, чтобы не вскочить и не обнять ее. Он вспомнил мать Николь – невысокую женщину с вечно красными руками. В детстве та очень беспокоилась о питании Наткета и то и дело пичкала его тушеными овощами. А теперь только воспоминания и остались… Он уставился в чашку, но в черной гуще не увидел собственного отражения.
– А у тебя как? – спросила Николь после некоторого молчания. – Про кино я знаю. Может, видела и не все, но много.
Наткет не стал уточнять, смотрела ли она констрикторские фильмы из-за их содержания или только из-за его участия.
– Если опустить кино – то никак. Вот вроде как живешь, а рассказать и нечего. Работа, работа… Сегодня надо устроить вторжение инопланетных овощей, завтра разбудить доисторического сурка-людоеда. На остальное времени не остается.
Николь усмехнулась.
– Семья? Дети?
Наткет покачал головой. Показалось, или во взгляде Николь скользнуло подобие радости? Хотя с чего бы? У нее есть парень – сама сказала. Так чего он выискивает признаки того, чего нет и в помине? Ловит жирафа на полюсе, как бы сказал отец.
– Как погляжу, ты привела дом в порядок. Красиво получилось.
– Не весь, – сказала Николь. – На чердак я не забиралась. В твоей комнате тоже ничего не трогала. Ну, может, книги сложила, чтобы не валялись по полу.
– Как погляжу, ты привела дом в порядок. Красиво получилось.
– Не весь, – сказала Николь. – На чердак я не забиралась. В твоей комнате тоже ничего не трогала. Ну, может, книги сложила, чтобы не валялись по полу.
– Надо будет тебе наведаться в мою квартиру в Городе. А то там уже этих книг – не пройти.
– Приглашаешь? – склонив голову, Николь посмотрела на Наткета. Тот растерялся.
– Почему бы…
– Черт! – она вскочила. – Ты же, небось, голодный с дороги. А я тут пичкаю тебя одним кофеином.
Она открыла холодильник.
– Правда, у меня толком ничего и нет. – Николь придирчиво осмотрела полупустые полки. – Ну, ты сам видел. Привыкла есть на работе – там как-то сподручнее, да и готовлю я не очень.
– А где работаешь?
– Мы с Сандрой Кили – помнишь ее? – открыли кафе у вокзала. Она готовит, я веду бухгалтерию. На пару работаем официантками и уборщицами… В общем, кое-как сводим концы с концами. В сезон иногда удается и заработать.
– Так ты теперь предприниматель?
Сам он в бизнесе ни черта не смыслил, а слова «бухгалтерия» и вовсе сторонился. В «Констрикторе» за этой табличкой прятались чудища, каких не мог выдумать ни один сценарист.
– А, – Николь махнула рукой. – По сути – та же официантка. Омлет будешь?
– Ага. Кажется, в ваше кафе я заходил сегодня утром. Не знал, что ты там работаешь. – Он замолчал, вспомнив, что был там не один. Выбрал же место! Что-то последнее время ему везет на неловкие ситуации.
Николь покосилась на настенные часы.
– Мне надо заскочить на работу где-то через час. Минус в работе на себя, что выходных не остается. Еще у меня был распланирован вечер… Но с этим я разберусь.
– Нет-нет, – поспешил сказать Наткет. – Не беспокойся…
– Вот еще, – фыркнула она. – А потом ждать еще двенадцать лет, когда ты снова соизволишь явиться?
Николь воинственно взмахнула рукой, отбросив упавшую на лоб челку. Наткет нашарил в кармане обратный билет, едва сдерживаясь, чтобы не скомкать и не выбросить его в корзину. Ну и где была его голова? Как бы Николь к нему ни относилась, есть и иные обязательства. Слишком многое их связывало. По большому счету – почти сестра. Других близких у него и не осталось. Приятели в Городе? Наткет был готов поспорить, что через пару лет они не вспомнят, как его зовут. Разве что Корнелий, но старика уже нет…
А все потому, что он не умеет довольствоваться тем, что есть. Как и отец: тому тоже было мало мира вокруг. Все его глупые истории и выходки не что иное, как попытка этот мир расширить.
– Ну, у меня тоже были планы. Я же по делу приехал.
– По делу, – вздохнула Николь.
Когда яйца заскворчали на сковороде, она отважилась спросить:
– И что за дело?
Наткет настолько углубился в свои мысли, что чуть было не ляпнул: «Захотелось повидаться». Растерявшись, он как на духу выложил все о смерти Корнелия и о прочих событиях последних дней. Лишь в последний момент опомнился и опустил из рассказа встречу с Рэнди.
– И ты привез это письмо? – в конце спросила Николь.
– Ну да, – Наткет хлопнул по карману.
– Знаешь, – она склонила голову, смотря прямо в глаза, – а жизнь в Городе тебя не совсем испортила. Я полагала, будет хуже.
Наткет расплылся в улыбке, радуясь похвале. Принимая решение ехать в Спектр, он и не думал о подобной награде.
В кухне запахло жженым. Выругавшись сквозь зубы, Николь схватила сковородку и переставила на соседнюю конфорку.
– А готовить я все-таки совсем не умею…
– А? – встрепенулся Наткет. На сковородке, плюясь маслом из клубов едкого пара, лежало нечто, что пару секунд назад можно было назвать едой. К несчастью, эти секунды уже прошли.
– Выглядит аппетитно…
– Неужели? – Николь поморщилась.
– Конечно!
Ну и что, что подгорела, сказал он себе. Зато это настоящий завтрак, приготовленный ее руками. Стоит того, чтобы стерпеть обугленный белок.
Николь взяла лопатку, подковырнула дымящийся омлет. И вскрикнула: капелька раскаленного масла попала на руку.
– Ой! – Она прижала ладонь к губам.
Наткет вскочил со стула.
– Покажи. – Он схватил ее за запястье и развернул кисть. Ожог пустяковый – кожа лишь немного покраснела. Наткет мысленно выругал себя: разволновался так, словно Николь свалилась в жерло вулкана. Голос дрожит, сердце колотится о ребра.
– Ничего страшного, – наигранно бодро сказал он.
– Надеюсь, – усмехнулась Николь.
В этот момент громко хлопнула входная дверь и кто-то, топая, прошел в сторону кухни.
– Ник?!
Николь вырвала руку, но не достаточно быстро, чтобы вошедший мужчина не заметил движения. Он сдавленно хрюкнул и остановился на пороге.
– А… Привет, Калеб…
– Кто это? – хмуро спросил мужчина.
Он посмотрел на Наткета так, словно мысленно пару раз проехался по нему дорожным катком. Избегая встречаться взглядами, Наткет уставился на тяжелые рабочие ботинки с комьями осенней грязи, налипшими на подошвы.
Это и есть тот самый парень? Тогда Наткет вряд ли мог одобрить выбор Николь. Его мнение в любом случае было предвзятым, но… Если б этот парень пришел на пробы в «Констриктор», его взяли бы без промедлений: играть хулиганов-отморозков, неоправданно жестоких военных, а может, и маньяков. Во всем его облике сквозило что-то звериное, собачье или, того хуже, – гиеновое. Точно! Береговая гиена – вот кого он напоминает. Такой же лохматый, сгорбленный и коренастый, хотя и выше Наткета на голову. Черты лица были грубыми и асимметричными, отчего казалось, что мужчина все время скалится; меж сомкнутых губ выглядывал желтый клык.
– Ты же не знаешь, – нервно улыбаясь, сказала Николь. – Это Наткет, мой старый… друг. Только сегодня из Города…
– Старый друг? – мужчина шумно выдохнул. Широкие ноздри затрепетали.
– Да, – Николь кивнула. – Друг детства… Это его дом, на самом деле.
Она взмахнула рукой, указывая на кухню. Мужчина проследил за ее жестом.
– Наткет, это Калеб. – Если бы была возможность, Николь бы его подтолкнула, а так лишь жалобно мотнула головой.
– Очень приятно, – соврал Наткет, протягивая гостю ладонь.
Калеб убрал руки в карманы. Наткет так и остался стоять с протянутой рукой, прекрасно понимая, что Калеб не ответит, да и ему самому этого не хочется. И вовсе не потому, что потенциальное приветствие могло окончиться сломанными пальцами.
– Хотел тебя подбросить, – сказал Калеб. – У меня как раз перерыв. Но ты ж занята…
– Прекрати, – сказала Николь.
– Ладно, мне пора на работу, – буркнул Калеб. – Потом поговорим.
Развернувшись так, что на паркете остались полосы, похожие на следы шин, он направился к выходу. Наткет шагнул было следом, но Николь схватила его за рукав. Входная дверь чуть не слетела с петель от удара.
– Оставь его. – Николь покачала головой. – Пусть успокоится. С ним всегда так. Ревнивый как дюжина Отелло. Он же тебя совсем не знает – они с матерью перебрались сюда из Конца Радуги года три назад.
То, что парень оказался родом из Конца Радуги, лишь добавило к списку недостатков Калеба еще один. Но… Наткет взглянул на лицо Николь. Она хмурилась, прикусив губу. Но победителей не судят.
– Нехорошо получилось, – сказал он.
– Забудь. – Николь махнула рукой. – До вечера покопает, там, глядишь, и успокоится.
– Покопает?
– Динозавров. Он же работает на раскопках, – она повернулась к сковородке. – Слушай, это действительно нельзя есть. Да и мне пора, пока Сандра не забеспокоилась. Не хочешь составить компанию? У нее найдется, чем тебя накормить.
На первый взгляд предложение казалось заманчивым, но Наткет отмел его сразу. Возвращаться в кафе, в котором его видели с другой девушкой… За двенадцать лет Сандра еще могла его забыть, но нельзя рассчитывать на то, что у нее настолько плохая память и она успеет забыть его за полтора часа.
– Надо покончить с делами, доставить письмо до адресата.
Николь понимающе кивнула.
– А куда тебе? Могу подбросить.
– До старого маяка. Письмо адресовано какому-то Густаву Гаспару.
– Куда?!
Николь уставилась на него так, словно ему было нужно минимум к подножию Килиманджаро.
– До старого маяка. Только не говори, что там никто не живет…
– Живет, – сказала Николь. – И именно Густав Гаспар. Сам помнишь дорогу?
– Конечно, – удивленно сказал Наткет. – А в чем дело?
– Просто… – Николь вздохнула. – Просто это тот человек, с которым встречалась мама.
Шагая по узенькой зеленой улочке, Рэнди думала, как она относится к этому городу. Спектр ей не нравился, и сейчас она пыталась понять почему. Ей не нравился и Сан-Бернардо, но там все было ясно. Сложно представить себе человека, которому нравится Бернардо – достаточно прожить там пару дней, чтобы его возненавидеть. Рэнди Город напоминал железный ящик, забитый голодными мартышками. Постоянная давка, шум, бессмысленная спешка и атмосфера вечного раздражения и обиды на остальной мир. Периодически ящик ставили на огонь и называли это летом, несколько чаще – забывали в морозилке. Однако мартышки продолжали там сидеть и орать, как им хорошо. Убедительно орать: все их товарки, которым не нашлось места, только и мечтали залезть туда всеми правдами и неправдами.