Большую оставшуюся часть дня Пэйс проводит с ребёнком: держит его, качает на коленке, плавает с ним в бассейне... и Макс остаётся тих и всем доволен — его большие голубые глаза прикованы к мужчине, всё это время держащего его.
— Он всегда такой с детьми? — подобравшись ко мне, спрашивает Кайли.
— Это впервые, — признаю я.
Она прикусывает губу, наблюдая за тем, как они плещутся на мелководье бассейна. Я и понятия не имею, о чём она думает, и, честно говоря, даже знать не хочу. Пэйс и Кайли были бы жуткой затеей.
Чуть позже мы садимся за идеально приготовленную еду Бет и Пэйс отдаёт ребёнка на достаточно долгое время, чтобы поесть, Софи забирает его, позволяя Кайли спокойно отобедать. Пэйс, может, и был отличной сиделкой весь день, но ничто не может встать между ним и кучей рёбрышек на его тарелке. С таким же успехом, он мог бы по ошибке слопать ручку малыша.
Для меня очень странно видеть Софи с ребёнком на руках. Моё сердце в груди трепещет, и я рассеяно прижимаю к этому месту ладонь, пытаясь заставить его снова биться нормально. Какого чёрта? Софи что-то лепечет ему, что-то, чего я не могу разобрать, но её тихий голос такой нежный и милый, в отличие от того, что я слышал раньше. Я понимаю, что мне это нравится. Очень.
Она усаживает его к себе на колени и по чуть-чуть кормит крекерами, разламывая их на крохотные кусочки. Я никогда не знал, что это может быть так увлекательно, однако по какой-то проклятой причине они полностью завладевают моим вниманием.
***
Когда этой ночью мы с Софи заползаем в постель, мы оба загорелые и вялые после весело проведённого дня.
— Я рада, что наши семьи встретились, — говорит она через зевок.
— Я тоже.
— О чём вы говорили с моим отцом?
Наверное, она заметила, как я реквизировал его весь день.
— В основном, о моей работе. Немного о моей семье. Ничего особенно захватывающего. Просто чуть-чуть поговорили, — лгу я.
Я не стану говорить об этом Софи, но я рассказал её отцу о том, как безумно в неё влюблен. Она — всё для меня. Я попросил его благословления и сказал ему, что планирую провести с ней всю оставшуюся жизнь. Он стоял с таким серьёзным выражением лица, словно он присматривался не только ко мне как к мужчине, но и к моим намерениям. После напряжённого момента он улыбнулся и пожал мою руку, а затем принял в семью. Наш полуденный трах на самом деле был праздничным, просто она об этом не знала.
— Давай спать, малышка, — я ещё сильнее обнимаю её, надеясь прекратить любые дальнейшие расспросы.
Глава 12.
Колтон
В следующую пятницу, находясь на работе, я получаю целый ряд звонков от Кайли, Марты и, наконец, Бет. Я отправляю их на голосовую почту и задумываюсь: все ли женщины в моей жизни посходили с ума? Сегодня я встречаюсь со своим руководствующим штабом на запланированном совещании относительно попытки изменить третий квартал, прежде чем в следующем месяце выйдет отчёт о доходе.
Когда мой телефон снова вспыхивает, я опускаю взгляд на экран. Сообщение от Кайли вынуждает меня уронить стопку отчетов, с которыми я ознакамливаюсь.
«Колтон, ответь на звонок! Где ты?!»
«В офисе, в чём дело?» — вбиваю я раздражённо.
«Тебе нужно приехать за Софи. Её сестра скончалась»
Глазея на слова на экране, я тщетно пытаюсь постичь их смысл. Мы же совсем недавно провели выходные с семьёй Софи. Бекка была в порядке. Она исхудала и жаловалась на усталость, но была в порядке. Нет. Это, должно быть, какая-то ошибка.
Вырвавшись из зала заседаний, я печатаю Кайли ответ, подтверждая, что уже в пути. Я набираю Марте, мчась вниз по лестнице. Нет времени ждать лифта, пока я нужен своей девочке.
— Колт, где ты был? Я пыталась...
— Я знаю. Кайли только что сказала мне.
— О Боже, Колтон, это ужасно.
***
Я лечу, будто ракета, всю дорогу до Кайли. Подъехав к её дому, я, не стучась, прорываюсь вовнутрь, выискивая глазами Софи.
Вместо неё в передней комнате я обнаруживаю Кайли с растерянным выражением лица.
— Слава Богу, ты здесь.
— Где она? — рявкаю я.
Кайли указывает на заднюю часть дома. Я бегу по комнатам и нахожу Софи за кухонным столом со взглядом, опущенным на собственные руки, рядом с ней кружка с холодным чаем и полдюжины использованных салфеток.
Комната безмолвна и безжизненна. Мне это чертовски ненавистно.
— Милая... — шепчу я, прорывая гул холодильника.
Софи поднимает голову, и выражение её лица такое, какое я никогда прежде у неё не видел и надеюсь больше не увидеть никогда, пока мы живы.
Её кожа бледная, рот вытянут в тонкую линию, но самое худшее — это её глаза. Они пустые и безразличные — два затравленных голубых бассейна, которые, несмотря на её молчание, вопят от боли и изранены так глубоко, что мой желудок сжимается от страха того, что она никогда не будет в порядке снова. Бекка была не только её сестрой, не только лучшим другом. Она была близняшкой Софи. Это потеря, которую мне никогда понять.
— Иди сюда, малышка, — я привлекаю её в свои объятья, и она без труда поднимается, позволяя мне притянуть себя к моей груди.
Она зарывается лицом в мою шею и всхлипывает.
Я прижимаю её крепче, ненавидя то, что ей больно и я, чёрт возьми, ничего не могу с этим поделать.
— Мне так жаль, — слова такие пустые и неправильные, что мне хочется проглотить их в ту же секунду, как они покидают мой рот. Я хочу спросить о том, что случилось, но понимаю, что сейчас не время. Поэтому вместо этого я позволяю ей выплакаться, крепко держа её напротив себя и заглушая звуки её плача курткой.
Спустя несколько минут её рыдания стихают, и я убираю её волосы с лица назад.
— Могу я отвезти тебя домой?
Она кивает, позволяя мне взять себя за руку и отвести к машине, в то время как Кайли проводит нас с порога грустным, задумчивым взглядом.
Когда мы приезжаем домой, я отпускаю домашний персонал. Пылесос и полировка хрустальных ваз внезапно оказывается далеко не самым важным. Я укладываю Софи в постель, где она сворачивается в крохотный клубочек, обнимая мою подушку. Я вытаскиваю её телефон из сумочки и звоню её отцу.
— Мистер Эванс? — мой голос срывается, и он издаёт сдавленный всхлип на другом конце.
— Колтон, как она?
— Сейчас она в постели. Пока ещё не сказала ни слова, — мне хотелось бы сообщить новости получше, однако так обстоит настоящее положение дел. — Я позабочусь о ней, сэр.
— Знаю, что позаботишься.
— Что случилось? Бекка выглядела прекрасно, когда была здесь...
Я узнал, что, когда в воскресенье Бекка вернулась домой, она жаловалась на лёгкий отёк и боль на месте катетера. В течение нескольких часов лихорадочное состояние обострилось, и её отвезли в больницу. Врачи ввели антибиотики против инфекции, бурно и беспрепятственно поражающей её организм. По прошествии нескольких часов в больнице, она впала в кому, а инфекция, тем временем, в полной мере воспользовалась её ослабленной иммунной системой.
Её усугубившееся здоровье поспособствовало проблеме, и через отверстие, любезно проделанное для облегчения методов лечения рака, смертельная инфекция получила прямой доступ к кровеносному сосуду.
Её отец дважды останавливался, собираясь с силами. Я говорил ему, что всё в порядке и ему не обязательно продолжать, но каждый раз у него уходило несколько минут на то, чтобы взять себя под контроль и продолжить свой рассказ. Когда он заканчивает, я не знаю, что сказать, поэтому сообщаю ему, что мы скоро приедем.
Закончив разговор, я звоню Марте, поручая ей подготовить пилота и самолёт и принять нужные меры в моё отсутствие на работе в течение некоторого времени. Это самое неподходящее время для несчастья, но его нельзя запланировать по календарю, оно просто размахивается и наносит вам удар по лицу, привлекая к себе ваше внимание. И сейчас моё полное и нераздельное внимание обращено к этой ситуации и моему главному приоритету — Софи.
***
Несколькими часами позже мы плавно восходим в ночное небо на борту моего самолёта. Мне пришлось нести Софи в машину и помогать ей устроиться в самолёте. Она слаба и дезориентирована, а затравленное пустое выражение ни на секунду не покидает её глаза. Ни когда она лежала в постели, уставившись в поток, ни когда я объяснял ей, что сегодня мы полетим домой, ни даже сейчас — пока она смотрит на крошечные огоньки, мерцающие в десяти тысячах футов под нами.
Я собрал наши чемоданы, которые, в дополнение к туалетно-косметическим принадлежностям и случайным предметам одежды, включают в себя строгую чёрную одежду, подходящую для похорон.
Я вытаскиваю бутылку бурбона, покоящуюся в центральной консоли и наливаю себе бокал. Взглянув на Софи, я вспоминаю наш первый вечер вместе — этот самолёт и её мрачное настроение совершенно по другой причине. Она боролась, чтобы спасти жизнь своей сестры. Желудок сжимается, и я делаю глоток горького алкоголя, как никогда нуждаясь в его обезболивающем эффекте.
Только после того, как мы оказываемся в воздухе, Софи произносит свои первые за долгое время слова:
— Можно мне? — спрашивает она, кивая на стеклянный графин, стоящий рядом со мной.
— Конечно, — я предлагал ей воды, чая и пытался заставить её поесть, но она отказалась от всего этого. И хотя я знаю, что крепкая выпивка — далеко не самое лучшее решение для пустого желудка, я ни за что ей не откажу. Налив немного в стакан, я передаю его ей.
Её пальцы задевают мои, и она встречается со мной взглядом.
— Я люблю тебя, — говорю я ей.
— Я знаю. Я тоже тебя люблю, — говорит она, после чего делает большой глоток и морщится.
Мы не говорим о том, что будет, когда мы приземлимся. Я никогда не видел дом её детства, но сейчас не время для ностальгии. Мне хочется обеспечить ей комфорт и забрать каждую унцию её боли. Это самая разочаровывающая, самая хреновая ситуация, какую я только могу представить. Я ненавижу это. Мне хочется вернуть Бекку обратно. Мне хочется вернуть назад свою милую, полную жизни Софи. Я ненавижу ту мысль, что приходит мне на ум — поблекнет ли бытие самой Софи без существования Бекки?
Она выпивает два больших стакана бурбона, которые я ей позволяю вопреки своим лучшим суждениям, а потом засыпает на моём плече.
Обняв её покрепче, я наблюдаю за тем, как она спит, и зарекаюсь, что, что бы ни случилось, я всегда буду рядом с ней.
Глава 13.
Софи
Никогда не думала, что должна буду забояться инфекции. Рак — огромное мерзкое табу-слово, бывшее моим врагом, — не какой-то непрошеный недуг, закравшийся в одиннадцатом часу. Это несправедливо. И я не понимаю. Она же была в порядке.
Я ненавижу то, насколько пуста и безжизненна спальня, которую мы делили. Кроме того, я не могу не лежать на кровати Бекки, ибо это единственное место в доме, где я могу её почувствовать.
Я могу слышать Колтона, тихо переговаривающегося внизу с моим отцом. Не знаю, что бы я делала без него. Он — моя опора, и за прошедшие два дня моя любовь к нему возросла в четыре раза.
Когда солнце начинает свой спуск по небу, приходит мама.
— Милая? — она стучит по открытой двери и входит.
— Привет, мам.
Она садится на кровать возле меня.
— Как только мы поступили в отделение неотложной помощи, Бекка попросила у одной из медсестёр бумагу и ручку.
Я гадаю, почему она говорит это мне, пока она не вытягивает из кармана квадратный лист бумаги, передавая его мне.
— Хотя мы и были уверены, что она в порядке, когда они ввели в её организм антибиотики, она, казалось, знала что-то, чего не знали мы. Она упорно писала это, пока они ставили ей капельницу и убирали порт (прим. пер.: Порт-система — медицинское устройство, предназначенное для введения препаратов, дренирования, забора крови и т.д. Состоит из катетера, помещённого в сосуд или полость, и соединённого с ним резервуара). Затем она сложила листок и сказала мне отдать его тебе. Я не читала.
Я беру бумагу в руки. Она по-прежнему тёплая после рук моей мамы, и я смакую образ непреклонной Бекки в её последнем мятежном деянии против чёртовой болезни, которая забрала её.
— Можешь оставить меня одну? — прошу свою мать.
Она кивает и поднимается с постели, даруя мне уединение для этого, безусловно, эмоционального момента.
Я разворачиваю бумагу и смеюсь над рисунком, который выпрыгивает на меня с нижней части страницы. Это неудачно нарисованный пенис с большими яйцами и волнистыми волосами, торчащими из них. Я улыбаюсь впервые за два дня. Слёзы выступают на глазах, и моя любовь к ней увеличивается, если это вообще возможно. Я не прочла ещё ни слова из её письма, а моё настроение уже улучшилось. Она знала, что мне это потребуется. Она слишком хорошо меня знала.
«Софи,
Спасибо тебе за то, что взяла меня в Рим. Святое дерьмо, те итальянские парни были очень горячими. Спасибо тебе за то, что была моим лучшим другом, спасибо тебе за каждую жертву, которую ты принесла ради меня, большую и маленькую. Спасибо тебе за то, что всегда отдаёшь мне свои розовые Взрывающиеся Звёзды...»
Я моргаю на этих словах, вспоминая бесчисленные пакеты Взрывающихся Звёзд, которые я скупила в автоматах больниц за эти годы. Розовые были любимицами Бекки, и, хотя и моими тоже, я неизменно их лишалась. Каждый раз. Без возражений. Без колебаний.
«...Я бесконечно люблю тебя. Не смей даже на секунду допускать мысль, что эта любовь исчезла. Не смей меня оплакивать. Скучай по мне. Каждый день, как я буду скучать по тебе. А потом продолжи жить. Сделай это для меня. Потому что сама я не могу. Я буду рядом каждой звёздной ночью, в шёпоте ветерка на твоей коже, когда ты бегаешь, в пакете Взрывающихся Звёзд, улыбаясь тебе, пока ты съедаешь розовую...»
Одинокая слезинка выскальзывает из уголка моего глаза, и я стираю её, прежде чем продолжить.
«Что бы ни случилось, прошу тебя, знай, что я с тобой. ВСЕГДА. Иди, люби этого своего горячего парня, ты, счастливица. Однажды вы двое заделаете, чёрт возьми, прекрасных детишек. И это делает меня такой счастливой».
Внизу — рисунок пениса и её имя вместе с сердцем. Вот и всё. Всё письмо. Я читаю его ещё дважды, а потом складываю вдоль одной складки и несу через всю комнату, убирая его в свою сумочку на безопасное хранение.
Моя мама стучится и снова входит. Выражение её лица искреннее и выжидательное.
— Ну? Что там сказано?
Мне требуется время, чтобы подумать, как ответить.
— Всё.
Она кивает.
— Хорошо.
Преодолев комнату, чтобы снова сесть рядом со мной, мама тянется за моей рукой.
— Что планируешь делать завтра после похорон?
После похорон в нашем доме намечен обед, однако я понимаю, что она говорит не об этом. Думаю, все мы задаёмся одним и тем же вопросом: как нам жить дальше в мире, в котором больше нет моей живой великолепной сестры?
— Я решила оставаться здесь так долго, сколько вы будете нуждаться во мне. Колтону, наверное, придётся вернуться к работе, но...
Она качает головой, останавливая меня.
— У нас с твоим отцом всё будет в порядке. Мы долгое время знали, что подобное возможно.
Неужели я одна была так слепа, что не видела происходящего, не осознавала риска? Бекка продолжала чахнуть, пока остальные кормили меня баснями, тогда как экспериментальное лечение, которое я чудом оплатила, ничего не принесло. Это слово резонирует гораздо глубже, чем хотелось бы. Ничего. Всё это было впустую. Аукцион, продажа самой себя, встреча с Колтоном...
Нет. Как только мне в голову приходит последняя часть, я понимаю, что это неправда. Сейчас я бы пропала без него.
Моя мама продолжает:
— У нас с отцом есть мы. Тебе не нужно здесь оставаться, Соф. Тебе следует отправиться домой с Колтоном. Бекка была так рада тому, что ты нашла его.
Я глубоко вздыхаю и киваю.
***
Когда мы покидаем Северную Калифорнию, зная, что моя сестра похоронена на местном кладбище, отлёт кажется таким неправильным. Часть моего сердца была погребена в промёрзлой жёсткой земле. Она не принадлежит тому месту. Но потом я вспоминаю её письмо. Она не там. Она в каждом лучике солнца, что светит слишком ярко, в шёпоте ветра на моей коже, пока мы восходим на борт. Я точно знаю, что она всё ещё со мной. Я вижу её в собственном отражении в окне самолета, в шальных мыслях, слишком дерзких чтобы быть только моими. Ощущаю её в тисках своего сердца и снова чувствую себя цельной. Колтон притягивает меня ближе и говорит, что любит, а я думаю, что, возможно — только возможно — у меня появятся для этого силы.
Глава 14.
Колтон
Вопреки своим лучшим побуждениям, я возвращаюсь к работе. Софи заверила меня, что это важно — нам обоим нужно возобновить наш обыденный график. Но одна неделя превращается в две, и Софи всё больше продолжает превращаться в женщину, которую я больше не узнаю, поэтому понимаю, что необходимо вызывать подкрепление.
Была парочка дней, которые подарили мне надежду, что ей стало лучше. Она отправилась на пробежку, остановилась как-то у Кайли, чтобы повидаться с ребёнком, и переговорила с психоаналитиком, которого я отправил на дом. Но сегодня, когда я возвращаюсь домой, моё сердце разлетается вдребезги от того, что я там обнаруживаю.
Софи сидит на балконе, соединённом с моим кабинетом. Ветер неистово треплет её волосы у лица, а её плоть покрывают мурашки. Надвигается буря, но она, кажется, не обращает внимания на этот факт.
Её кожа бледная, а выражение лица пустое. Она — всего лишь оболочка девушки, в которую я влюбился. Гигантские голубые глаза тупо глазеют на океан, и она огромными глотками пьёт прямо из бутылки. Ей больше не приходится жмуриться от вкуса, что подсказывает мне, что это, пожалуй, превратилось в привычное явление. Чёрт.