Оставлять лодку без присмотра нельзя. Но поблизости на берегу нет ни деревца, ни кустика, к которому лодку можно было бы привязать.
Выпрыгнув на пологий каменистый берег, Соня еще раз огляделась и убедилась, что поблизости никого нет, и если удастся лодку как‑то привязать, то под этой нависающей каменной глыбой со стороны она будет не видна.
Она наскоро перекусила черствой лепешкой и кусочком вяленого мяса, а потом попыталась с берега подтянуть лодку поближе.
Какая же она, оказывается, неподъемная! Соне пришлось разуться, зайти в море, подоткнув свою и без того короткую юбку, и толкать лодку перед собой, стараясь с очередной волной вытолкнуть ее подальше на берег.
Долгие усилия Сони все же не пропали даром. В скалистом берегу обнаружилась солидная трещина с выступающим краем, за которую можно было зацепить веревку, свисающую с носа лодки.
Мешок с едой Соня, отложив для себя небольшую, как она с усмешкой подумала, походную порцию, закопала поодаль. Если кто‑то украдет лодку, хотя бы не сможет найти ее пропитание. Пошарив под сиденьем, Соня, к своей радости, обнаружила на дне лодки деревянный черпак, обитый с краю железом. Его можно вполне использовать вместо лопаты.
Подсознательно затягивая время, когда ей придется отправляться в путь, Соня поймала себя на этом и рассердилась. Тяни не тяни, а идти надо. Прежде всего узнать, куда лодку прибило, а во‑вторых, попробовать выяснить, куда подевались ее товарищи по несчастью.
Отчего‑то ей ужасно не хотелось идти в ту сторону, где у причала стояло какое‑то судно и виднелось жилье. Кто‑то внутри прямо‑таки вопил: «Опасно!» С некоторых пор она стала доверять своим предчувствиям.
У нее был хоть и небольшой, но выбор: идти берегом моря в противоположную от причала сторону или зайти с суши к этому небольшому поселку рыбаков или контрабандистов.
Последнее ее откровенно пугало. Контрабандисты представлялись Соне людьми опасными и корыстными, но, с другой стороны, воочию с контрабандистами она не встречалась. Разве что год назад, когда Софья Астахова познакомилась с Флоримоном де Баррасос, который промышлял продажей красивых девушек в Турцию и кое‑какие заведения Европы, которые нуждались в таком дорогом и хрупком товаре.
Флоримон был хоть и аристократ, но законченный негодяй. Но Соня успокаивала себя, что не может весь поселок на берегу моря целиком состоять из негодяев.
Как бы то ни было, а осторожность не помешает. Из кусочка материи, оставшейся от ее широкой юбки, она сделала небольшой узелок, куда сложила тот запас съестного, который отложила себе на дорогу.
Вздохнула, перекрестилась и, полусогнувшись, выползла из своего укрытия.
Итак, Соня решила подобраться к небольшому поселку с тыла. Берег оказался довольно крутым, с редкими чахлыми кустиками какой‑то жесткой травы и осыпался под ногами, так что княжне пришлось немало потрудиться, чтобы найти поудобнее путь. Наконец она выбралась наверх, все еще опасаясь выпрямиться во весь рост. Попросту выползла.
Оказалось, что поселок гораздо больше, чем виделось с берега. Он как бы переваливался за пригорок вниз, словно некое животное, которое сползло с кручи, оставляя на берегу узкий хвост.
Ей показалось какое‑то движение в крайних домиках поселка, и она присела за куст небольшого кустарника, продолжая зорко всматриваться в даль. И таки нашла то, что искала. Дом, который стоял на приличном отдалении от других и был каменным, довольно большим и даже имел весьма высокую сторожевую башню.
Странно, что Соня не заметила его с берега. Впрочем, ее взгляд тогда притягивали небольшой причал, стоявшее возле него судно и видимая с моря часть приморского поселка.
Соня решила пойти к этому отдельно стоящему дому и с раздражением поймала себя на том, что никак не может за—ставить свою спину выпрямиться. Ну как может, выпрямившись и держа спину, идти по дороге женщина в такой одежде! С юбкой, от которой остались одни клочки.
Она мысленно промерила расстояние до одинокого дома. От этого куста, за которым она пряталась, можно было перебежать до другого такого же. Потом пригорок слегка нырял вниз, и там начинались уже более густые кусты, так что, если пройти согнувшись, со стороны ее маневр вряд ли будет кем‑нибудь замечен.
Так она и сделала, передвигаясь почти на корточках и помогая себе правой рукой. Чистая обезьяна, да и только! Теперь можно так же пробежать кусты, а вот дальше… Она присела на траву, которая здесь наконец‑то была зеленой, а не пыльно‑серой. А дальше к дому вела мощенная камнем дорога на совершенно открытом пространстве. Не спрячешься.
Она оглядела себя как бы со стороны. Вид ужасный. Волосы… сколько дней не мытые. Их, наверное, разве что той расческой, каким лошадям гриву чешут, и можно распутать. А уж о горячей воде остается только мечтать. Тут умыться хотя бы, но пока никакой речки или даже крохотного ручейка поблизости она не видела.
Эх, где наша не пропадала! Она поднялась во весь рост и выступила на дорогу. Конечно, в таком виде ей могут и двери не открыть. Скажут: «Прочь отсюда, нищенка!»
Причем неизвестно, на каком языке скажут и поймет ли она. Но у нее не было другого выхода.
Вблизи дом показался ей куда старее, чем издалека. И медное кольцо на двери — оно же совсем позеленело от времени. Дрожащей рукой Соня взялась за кольцо, и в ту же минуту дверь отворилась.
Перед нею стоял если и не старик, то мужчина довольно пожилой, в черном потертом, но чистом одеянии, левую сторону которого украшал странный белый восьмиконечный полотняный крест. Такой одежды, вернее, такого знака она прежде не видела.
— Долго же вы добирались сюда, моя дорогая, — сказал ей мужчина на чистейшем французском языке. — С духом собирались?
Она молча кивнула, внутренне дрожа и ожидая, что вот сейчас он ее погонит… Соня даже не подумала о том, откуда он знает, как она сюда добиралась.
— Заходите. В этом доме дают приют всем, кто постучится в дверь.
Он отступил в сторону, давая ей пройти. И Соня уже не колебалась. Все равно идти ей было некуда. Мужчина подал ей руку, чтобы она могла пройти в небольшой зал, где царил полумрак, который давала одна свеча, и горел камин. А убранство комнаты напоминало бы своей скудостью монашескую келью, если бы не огромный гобелен на стене, который был увешан самым разнообразным оружием.
Даже навскидку она могла бы сказать, что коллекция дорогая. Одни эфесы нескольких сабель могли стоить целое состояние.
Перехватив ее заинтересованный взгляд на оружие, мужчина задал Соне вопрос, которому она тоже почему‑то не удивилась:
— Фехтуете?
И опять Соня молча кивнула, от волнения у нее вдруг будто сковало горло.
— Прекрасно!.. Итак, вы пришли с моря. Так сказать, морская нимфа вышла на берег… Вы понимаете по‑французски?
Странно, что он спросил Соню об этом только теперь. Ее кивание принял за нервическое подергивание?
— Понимаю.
— Жюстен! — вдруг гаркнул он так громко, что Соня в испуге отшатнулась.
В зал вошел небольшого роста крепкий мужчина, впрочем, как видно, ненамного моложе самого хозяина.
— Слушаю, хозяин, — слегка поклонился он.
— У нас гость. Точнее, гостья.
— Вижу.
— Но тогда что же ты стоишь столбом, приготовь что‑нибудь.
— Слушаюсь, хозяин, — опять поклонился он и вышел.
— Простите, милая девушка, — спохватился мужчина, — но я до сих пор не представился вам. Рыцарь Арно де Мулен.
— Рыцарь? — растерянно переспросила Соня.
Ей вдруг представилось, что она попала в какое‑то другое время, в один из тех романов, которые она когда‑то читала, и перед нею рыцарь Средневековья, немного постаревший… но не на шесть же веков!
— Я не услышал вашего имени, — поторопил ее хозяин. — Кто вы, прекрасная незнакомка? Не соблаговолите ли назвать мне свое имя?
— Видите ли, я… Наверное, вы удивитесь, но обстоятельства сложились так…
«Да что ты тянешь! — мысленно прикрикнула Соня на саму себя. — Раз уж решила признаваться…»
А и в самом деле, почему она вдруг вознамерилась открыть свое инкогнито перед совершенно незнакомым человеком? Второй год она жила во Франции, но мало кто из встреченных ею знал, кто Соня на самом деле. Просто отчего‑то она была уверена, что с де Муленом может быть совершенно откровенна.
— Я русская. Княжна Софья Астахова.
— Браво. Первый шаг сделан, — не слишком понятно для Сони пробормотал он. — Не откажетесь ли, мадемуазель Софи, — он совершенно проигнорировал ее титул, — выпить со мной чашечку дивного индийского напитка под названием «кофе». Во время своих странствий, кажется, я изрядно к нему привык.
Странствий. Значит, он все‑таки всамделишный рыцарь?
— Не откажусь.
Вообще‑то Соня не очень любила кофе, ей больше нравился шоколад, но, вспоминая покойную матушку, она подумала ее словами: «Дают — бери, а бьют — беги».
— Не откажусь.
Вообще‑то Соня не очень любила кофе, ей больше нравился шоколад, но, вспоминая покойную матушку, она подумала ее словами: «Дают — бери, а бьют — беги».
— Жюстен! — опять крикнул он.
— Что случилось, хозяин?
На этот раз слуга лишь просунул голову в дверь, ведущую, надо понимать, из кухни.
— Гостья говорит, что тебя только за смертью посылать.
— Бегу!
Он опять скрылся, а Соня сконфуженно промолвила:
— Но я ничего такого не говорила.
— Мне приходилось бывать в России, — мечтательно проговорил он, не обращая внимания на ее слова. — Я даже был приглашен ко двору вашей великой императрицы… Как это у вас говорят: соловья баснями не кормят. — Он хохотнул. — Ничего не поделаешь, Жюстен небось разжигает плиту, а это он, надо сказать, очень долго делает. Не пофехтовать ли нам? Все‑таки такое занятие на сытый желудок будет выглядеть не столь увлекательным…
— Давайте, — удивленно согласилась Соня, подумав про себя, что так ее еще нигде не встречали и ни один мужчина, можно сказать, с первых минут встречи не предлагал ей ничего подобного.
Он снял со стены две шпаги и предложил ей одну на выбор. Соня взвесила обе в руке и выбрала ту, что полегче. Понятное дело, она брала уроки фехтования у мсье Жуо, во Франции, и он вроде ее хвалил… А кстати, неужели их лодку развернуло таким образом, что они опять приплыли во Францию? Как ни глупо прозвучит ее во—прос, но пока она не выяснит его, ни о чем другом думать не сможет.
— Скажите, — осторожно проговорила Соня, — а это какая страна?
Арно де Мулен, уже вставший в позицию, изумленно взглянул на нее, но все же ответил:
— Испания.
Глава пятая
Арно де Мулен без предупреждения сделал выпад. То ли хотел отвлечь гостью от мрачных мыслей — хотя он же не мог знать, что мысли именно мрачные, — то ли решил, что раз уж они стали фехтовать, не стоит отвлекаться.
Что и говорить, рыцарь этот был совсем не из романов, в которых подлинные рыцари поклонялись Прекрасной Даме. Он поклонялся чему‑то другому, но чему, она не знала. Разве что, учитывая скромность его одеяния… Может, де Мулен — какой‑нибудь иезуит на покое? Она вроде слышала, что папа их орден разогнал… когда‑то.
Насколько, оказывается, Софья Астахова невежественна. Она ничего не знает. Перед отплытием в Испанию могла бы поинтересоваться, какие там порядки и обычаи. Тогда она хотя бы приблизительно могла сказать, что это за местность и кто такие рыцари в черном, которые на левой стороне груди носят полотняный восьмиконечный крест.
Впрочем, чего уж так себя хаять. Если на то пошло, кое‑чем они с Жаном поинтересовались.
Оказалось, у него есть карта Европы, вышитая гладью какой‑то золотошвейкой. Когда Соня увидела это произведение искусства, она не могла оторвать от него глаз.
Этот удивительный труд многих дней и ночей чьих‑то умелых рук, впрочем, воспринимался Жаном без особого к нему уважения. Он расстелил вышитое творение на ковре, и они с Соней, увлекшись, ползали по нему как дети, рассматривая свой предполагаемый путь из Марселя в Барселону.
Мари, зачем‑то вошедшая в комнату, так и не задала свой вопрос. Она вначале присела у карты, а потом, так же как и они, стала ползать по полу подле ее края и шептать вполголоса удивительно звучные и красивые названия населенных пунктов: Картахена, Валенсия, Вила‑Реал…
Ее эти названия тоже завораживали. Тоже! Соня с некоторых пор стала отмечать, что простолюдинов, оказывается, могут интересовать те же вещи, что и аристократов…
Оп‑ля! Она чуть не пропустила мастерский удар рыцаря Арно. Но у нее самой, оказывается, уже имелась кое‑какая школа. Когда‑то так же наступал на нее Патрик Йорк, но Соня еще так мало умела, что смертельно испугалась: вот сейчас он ее убьет! Теперь же для этого мсье де Мулену придется изрядно попотеть.
— Хозяин! — раздался возмущенный голос Жюстена.
Они оба, увлекшись фехтованием, не заметили, как он вошел. И теперь с осуждением смотрел на Арно де Мулена. А Соне показалось, что слуга рыцаря тих и покорен. Но вот стоило ему всего лишь покачать головой, как сеньор рыцарь смутился, словно ребенок, пойманный за кражей яблок в соседском саду.
— В самом деле, дочь моя, — виновато склонил перед ней голову де Мулен. — Жюстен прав, бес меня попутал. Бес хвастовства. И скуки воина, чей дом затерян в глуши и кого никогда не посещают бывшие друзья‑рыцари и вообще люди, чье ремесло — воевать за святой католический крест… Но пора к столу. Мы просим вас, Софи, разделить нашу скромную трапезу, во время которой надеемся услышать удивительную историю, которая наверняка захватит воображение всякого, кому доведется ее узнать. Не правда ли, Жюстен?
В голосе старого воина прозвучали заискивающие нотки.
— Правда, господин, — согласно склонил голову тот, продолжая расставлять на столе закуски, которые трудно было назвать скромной трапезой — при виде них у проголодавшейся Сони потекли слюнки.
— Разрешите мне сперва умыться, а то я так пропиталась солью, что вся моя кожа готова растрескаться, как земля после дождя, — взмолилась Соня.
— В самом деле, глупый я кречет, — опечалился Арно де Мулен, — раскукарекался и не подумал, что женщина постучала в мою дверь вовсе не из желания послушать мои глупые речи или тешить мою истосковавшуюся по клинку руку…
— Пойдемте, госпожа, я полью вам на руки, — предложил Жюстен, пропуская Соню перед собой. — А то давайте выйдем в сад — там у нас стоит большая бочка чистейшей дождевой воды, которая, правда, еще не нагрелась от солнца. Оно, надо сказать, уже греет не так сильно, как пару дней назад…
Он немного помедлил — собираясь что‑то ей сказать? — и взглянул Соне в лицо, словно в нем хотел найти весомый довод к своему последующему вопросу.
— Мадемуазель не хочет переодеться?
— Ох, — нутряным вздохом ответила ему княжна, — еще как хочу! Но совершенно не во что. Ваш дом оказался так гостеприимен, никто у меня ничего не спросил. Меня пустили в дом, не обращая внимания на вид попрошайки…
— Почти у всякого человека, попавшего в беду, вид не самый процветающий, — заметил Жюстен. — Но если вы хотите рассказать…
— Судно, на котором я плыла, затонуло, а в довершение ко всему пропали мои друзья… Я пытаюсь объяснить, почему мое платье в таком плачевном состоянии… Вы хотите сказать, что в этом доме может найтись женское платье? Жены или дочери господина де Мулена?
— Мсье де Мулен… он всегда жил один, у него никогда не было женщины — рыцари дают обет целомудрия — и потому не знает, что женщинам для жизни нужно гораздо больше, чем мужчинам.
Мсье Арно давал обет целомудрия? Это хорошо, значит, Соня может не бояться домогательств с его стороны… Она поймала себя на этой мысли и устыдилась.
— А вы не давали обета и у вас семья была?
Он чуть заметно улыбнулся.
— У меня тоже не было. Но я всего лишь оруженосец командора, а поскольку на мне лежала обязанность снабжения мсье рыцаря всем необходимым, я гораздо чаще общался с обычными людьми, среди которых встречались и женщины…
Жюстен привел ее в какую‑то комнату на другом конце узкого и длинного коридора, по которому вел ее со свечой в руке. Она была гораздо меньше зала, но намного светлее его, хотя обстановки здесь почти не имелось.
— Вот, видите, это хранилище одежды, — указал ей Жюстен на деревянный сундук, наверняка дорогой, ибо весь был изукрашен резьбой и позолотой. — Я выловил его в море… лет пять назад. Каждый год летом я проветривал его содержимое. На всякий случай. Думал, может, мой господин захочет по примеру многих своих собратьев открыть в этой деревушке небольшой госпиталь, и тогда содержимое сундука могло бы кому‑нибудь пригодиться. Но, знать, не судьба мне на старости лет освятить свою жизнь благими деяниями… Правда, их хватало в молодости, но пока человек в силе, ему не хочется сидеть сложа руки безо всякой пользы… — Он замолчал, будто прервал себя. — Посмотрите, госпожа, может, вам что‑то подойдет из этих вещей.
И он открыл перед Соней сундук.
Когда‑то эти вещи принадлежали, без сомнения, богатой даме. Взять хотя бы вышивки по корсажу золотыми нитями или жемчуг, которым было расшито нарядное платье… Соне пришлось прямо‑таки за руки себя держать, чтобы не заняться содержимым сундука как следует. Она покопалась совсем немножко. И все это время Жюстен стоял рядом, но нарочно смотрел в окно, будто происходящее в комнате его ничуточки не волновало.
— Это прекрасно! — сказала она. — Такому гардеробу могли бы позавидовать многие дамы… В свое время, — уже тихо добавила она.
Жюстен довольно улыбнулся.
Выбрала она темно‑зеленое платье. Наверное, единственное из скромных, почти без вышивки и кружев, к счастью, со шнуровкой, так как его бывшая хозяйка — и тут ничего не поделаешь — была в талии поуже ее.