Корень-взгляд, прорастающий в предметах, сказал ему, что «это» – сорочка. Едва сверток оказался в его руках, синий огонь появился снова: поэт сжег рубашку в камине, хотя тонкая ткань не хотела гореть.
Где искать колдуна, он не мог рассказать, хотя очень-очень желал этого. Мысли его путались. Иногда он импровизировал, говорил стихами, и чеканные строфы плавали в бульоне бесформенной, банальной речи.
После допроса он умер, и королевский палач не имел к его смерти касательства. Вероятно, поэт выполнил свое предназначение: он пробормотал «синий огонь», обмяк и перестал дышать.
* * *Самая тонкая, самая мягкая ткань, шелк или хлопок, или паутинное шитье, казались ей грубыми и тяжелыми и раздражали кожу. Янина маялась, будто собственную ее шкуру сожгли в камине. Она то ненавидела поэта и жалела, что вор умер легко. То раскаивалась и чувствовала себя виноватой. Какое лихо занесло ее в тот вечер на «схватку на языках»?! Как вышло, что она, сама того не желая, стала проклятием для хорошего, талантливого человека, ну тщеславного… А тот стал проклятием для нее. Они друг друга стоят. На другой день после происшествия король вызвал ее к себе. Янина отправилась в его покои, выпрямив спину и стиснув зубы, но ничего страшного не произошло: король усадил ее в кресло и долго, подробно расспрашивал об обстоятельствах ее рождения, смерти матери, о тетке и о детстве. Как выяснилось потом, он отправил в Усток гонцов со столь же подробными и тайными расспросами.
– У меня была сестра-близнец, – говорила Янина. – Она умерла, не прожив и нескольких дней.
– Это ничего не объясняет, – бормотал король.
Он говорил с Яниной почти без раздражения. Только временами, замолкая, смотрел прямо перед собой, и тогда от его взгляда делалось страшно.
– Обереги, – сказал он наконец. – Я надену на тебя все, что только могу придумать, – на случай, если рубашка защищала тебя, скажем, от старого проклятия. Если при твоем рождении кто-то из врагов семьи…
– У нас не было врагов.
– Откуда ты знаешь? Враги – не мухи, чтобы лезть ребенку в глаза. Если кто-то из врагов семьи проклял тебя при рождении, и твоя сестра, возможно, от этого проклятия умерла, а ты, возможно, выжила благодаря сорочке… Сорочка росла вместе с тобой, говоришь? Очень, очень искусное изделие; хотел бы я видеть мастера, который на такое способен. Но и у нас кое-что есть, и короне в разное время служили мастера…
Он открыл сундук, окованный сизым железом.
– Вот перстни. Носить не снимая. Если упадет – не поднимать ни в коем случае.
Он говорил так уверенно и деловито, что у Янины вдруг вырвалось жалобное:
– А это поможет?
– Если помогала сорочка, поможет и это, – отозвался он, разглядывая на просвет огромный бирюзовый камень. – Это самые могучие обереги из всех, что есть на свете. Вот пояс. – Он вытащил кожаную замшевую полоску. – Носи под одеждой, на голом теле. Когда ты забеременеешь – пояс растянется.
Янина прикусила язык.
– Если рубашка защищала тебя от старого проклятия – ты будешь в безопасности и без нее. Но если рубашка служила для другой цели… – Он покачал головой. – Я научу тебя нескольким заклинаниям. Как почувствуешь малейшее недомогание – читай вслух, пока не онемеет язык.
* * *Весь следующий месяц Янина только и делала, что читала заклинания. Замолкала только наедине с принцем – чтобы не пугать его.
Ей мерещились голоса, окликающие ее, настойчиво зовущие. Иногда среди ночи ей хотелось встать и идти прочь из города, но она подавляла безумные желания, внушая себе: эти химеры рождает мой собственный разум. Я выбита из колеи, я вечно раздражена, химические процессы в моем мозгу оборачиваются и тревогой, и беспокойными снами, в которых я вижу мою мертвую сестру-младенца. Никто, кроме меня, не обуздает этих демонов.
Ей было плохо без рубашки. Зудела кожа. Мутило. Кружилась голова.
– Принцесса, – сказала Мышка укоризненно. – Да вы ведь ребеночка ждете!
* * *Снова наступила весна.
Поздним вечером Янину позвали в королевские покои. Король, против обыкновения, не сидел с книжкой. Он лежал, вытянувшись на кушетке, как одинокая струна на белом грифе, и лекарь дрожащими руками пытался подсунуть подушку ему под голову.
Янина все поняла с первого взгляда. Ребенок, зачатый шесть месяцев назад, в первый раз шевельнулся в ее животе.
– Слушай, – сказал король, жестом веля ей наклониться поближе. – Первое: ты регент. Второе: барон из Хлебного Клина должен умереть. Иначе тебе не справиться со смутой.
– Ваше величество…
– Молчи. У барона есть могущественные враги. Ты знаешь кто. Просто заплати убийце.
– Ваше…
– Молчи. Никогда не снимай тех вещей, что я тебе дал. Я умираю совершенно спокойно – потому что ты остаешься. Удачи, королева.
Тюремная решетка морщин на лбу разгладилась – будто король наконец-то позволил себе отдохнуть.
* * *Принц проснулся, как только Янина переступила порог, хотя шла она бесшумно, и дверь в покои не скрипела, и толстый ковер гасил все звуки. Принц (теперь король?) сел на постели. Его голубые тревожные глаза слегка мерцали в полумраке.
Янина села на край постели. Принц улыбнулся, взял ее руку и погладил.
– Умер твой отец, – сказала Янина.
Принц нахмурился.
Она поцеловала его в макушку, как ребенка.
* * *Приличия и традиции требовали, чтобы Новин присутствовал на похоронах, но Янина распорядилась иначе. Погруженная в траур столица узнала из уст глашатаев, что новый король слег после смерти отца и доктора запретили ему вставать.
Воспитатель в малиновом халате плохо умел скрывать свою радость. Казалось, смерть короля была для него сродни освобождению из темницы: он начинал напевать, едва был уверен, что никто из слуг не слышит, и низко кланялся Янине, по сто раз на дню называя ее «ваше величество».
Черное платье Янины было сшито за день и две ночи – таким образом, чтобы подчеркнуть беременность новой королевы. Большой живот нависал над королевским гробом, когда Янина, стоя на возвышении, принимала соболезнования чиновников, землевладельцев и знати. Подошел и барон Хлебного Клина – ему Янина кивнула с особой сердечностью.
Ребенок вертелся внутри, когда через несколько дней в удаленном поместье она принимала неприятного человека с одутловатым надменным лицом. Она передала неприятному мешочек денег «на постройку новых зернохранилищ».
Барон Хлебного Клина утонул во время рыбалки. Всем был известен его азарт: барон отдалился от берега в надежной лодке, а дно возьми и тресни. Вода в горном озере была невыносимо холодна – когда барона вытащили, он был синим, как небо.
* * *Янина возвращалась в город из отделанной резиденции, продвигаясь медленно, в большой карете без гербов и украшений. Внутренняя обивка, если посмотреть особым взглядом, складывалась во множество лиц, глумливых и гневных, расставленных в шахматном порядке.
Крестьяне и ремесленники, встречавшиеся по дороге, кланялись карете: уж слишком внушительной она была, слишком мягко катилась, и тяжелые шторы были задернуты так, чтобы снаружи не мог проникнуть ни один взгляд.
Дорога вилась вдоль склона горы, зеленела трава на песчанике и глине; карета шла мягко, но Янина все равно просила кучера останавливаться каждый час – желательно в красивых, радующих глаз местностях. В очередной раз они устроили привал у источника: медная труба, зеленая от времени, шла, казалось, из самой сердцевины горы. Звучала вода, падая в круглое озерцо. На каменной скамейке для странников сидела девушка в запыленной дорожной одежде. При виде Янины она поспешно встала.
– Оставайся, – приветливо сказала ей королева. – Ты не можешь мне помешать… Ты путешествуешь одна?
Девушка склонила голову:
– Меня некому сопровождать, ваше величество. Я сирота.
Янина милостиво слушала ее, – девушка выросла в городке у моря, не зная отца и матери, с малых лет прислуживая в таверне, но однажды решилась покинуть знакомый город и знакомых людей и отправиться в путь, чтобы повидать столицу. Будто что-то толкало ее изнутри: девушка шла в поисках, наверное, лучшей доли, а может быть…
– Любви, – с улыбкой сказала Янина. – В твоем возрасте, милая, – а девушка казалась только чуть младше королевы, – в твоем возрасте естественно искать счастья, пусть даже бродя по дорогам…
Девушка не возражала.
Янина изъявила желание пройтись по красивой дороге пешком, и карета покатилась за ней, деликатно касаясь дороги обутыми в резину колесами. Кучер восседал на козлах, положив на руль ладони в черных перчатках. Янина шла, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, неся перед собой живот. Ни один лекарь не мог ей сказать сейчас, мальчик внутри или девочка: «Ваше величество, положение плода не позволяет с точностью определить…»
Луга казались коврами с пышным ворсом. Огромная ладонь, размером с облако, могла бы гладить их, меняя направление ворсинок и меняя цвет. Янина шла и думала о короле. Слишком мало времени прошло со дня его смерти. Слишком соблазнительно было считать, что он все еще здесь.
Луга казались коврами с пышным ворсом. Огромная ладонь, размером с облако, могла бы гладить их, меняя направление ворсинок и меняя цвет. Янина шла и думала о короле. Слишком мало времени прошло со дня его смерти. Слишком соблазнительно было считать, что он все еще здесь.
«Ты никогда не задумывалась, как устроен наш мир?»
Эти луга и пажити на глинистых и каменистых склонах, колодцы в сплошном базальте, ремесленники, из поколения в поколение передающие секреты мастерства. Никто не может понять закономерности – все механически повторяют результат. Как птица начинает вить гнездо, не зная еще зачем. Ничего не зная о свойствах материалов и законах архитектуры.
Поэт так красиво говорил о великих смыслах, зашифрованных в заклинаниях. Что такое ДНК? Что такое белок? Что такое код, заключенный в каждом живом существе? Поэт… Янина вспоминала о нем с жалостью и омерзением. Ей до сих пор снилось, что ее сорочка на ней; рука тянулась, касалась ворота – и наталкивалась на обыкновенную, пусть и очень тонкую, ткань.
По ее приказу по городам и глухим поселкам разъехались тайные агенты, призванные выслеживать колдунов. Взяли нескольких шарлатанов. Колдуны не позволили себя схватить – ни один. Янина утвердилась в мысли, что колдун-то ей и нужен.
Как устроен наш мир? Кем и зачем он устроен?
После смерти барона Хлебного Клина случилось маленькое волнение, и цены на хлеб все-таки подскочили. Но пройдет еще несколько дней, и наследник барона, муж его старшей дочери, окончательно вступит в права наследства. Тогда прекратится паника на рынках, и караваны с зерном, застрявшие было на границе удела, отправятся к местам назначения.
Янина приложила обе ладони к животу. Я все правильно делаю, сказала она королю. Я все сделаю, как ты сказал. Наш мир устроен не так уж глупо: чем больше я узнаю́ о нем, тем больше поражаюсь совершенству. И искусственности, ты прав. Мы учимся по чужим книгам. Используем чужие технологии. Нашей истории – всего-то несколько поколений.
В каждой деревне верят в создателя мира – в своего создателя; одни вырезают из камня птицу, другие – человека, третьи – неведомое чудовище с пятью головами. И каждый верит, что так выглядел создатель. Жестокий, милостивый, мстительный, добрый…
Янина заметила, что девушка в дорожном плаще идет следом, держась на расстоянии, и приветливо кивнула ей.
Она была очень красива, эта девушка, с профилем лучистым и тонким, как месяц. Но, едва отведя взгляд, Янина уже не могла вспомнить ее лица.
* * *Она рожала молча. Единственный вопрос мучил ее сильнее, чем муки тысячи рожениц.
Наконец запищал ребенок. Его плач не развеял, а подчеркнул тишину, до того глубокую, что в ней можно было утопить весь город.
– Ну? – спросила Янина, едва отдышавшись. – Мальчик или девочка?
Из-за туманной пелены пришел ответ:
– Мальчик.
Янина потеряла сознание.
* * *Девушка с тонким, как месяц, лицом прижилась во дворце. Она явилась сама, вскоре после возвращения Янины, и попросила для себя работу – хоть какую, хоть самую черную. Ее взяли убирать в помещениях для гвардейцев, ожидая, что, как многие до нее на этом месте, она скоро падет и сделается легкой добычей для какого-нибудь сменившегося с поста ловеласа. Но девушка оказалась на диво скромной и работящей, ее усердие и добронравие было оценено. Девушка попалась на глаза Янине, когда, вооруженная садовыми ножницами, очень быстро и ловко подстригала кусты вдоль садовой аллеи.
– Откуда ты, дитя? – спросила Янина. Маленького принца, по случаю жары завернутого в единственную тонкую пеленку, несла за ней доверенная нянька.
Девушка низко поклонилась и рассказала очень коротко, в нескольких словах, что она сирота: родители ее, оба мелкие торговцы, не так давно поехали на ярмарку – и свалились вместе с повозкой в ущелье. Тогда девушку будто что-то толкнуло – она оставила родное селение и ушла в столицу, чтобы в новой жизни забыть свое горе…
Янина посочувствовала бедняжке. Кивнула няньке и пошла дальше вдоль аллеи, к рукотворному водопаду, но что-то мучило ее. Какая-то мысль, простая, но острая, будто камушек в туфле.
Что-то, связанное с этой милой девушкой… Странное лицо: его совсем невозможно запомнить.
* * *Король Новин отрекся от престола за несколько дней до солнцестояния, вернув себе титул принца. Он выразил желание удалиться от мира и посвятить остаток дней раздумьям о прекрасном; так было записано в официальном документе, так сообщили народу глашатаи. Воспитатель принца был вне себя от счастья, даже лицо его, похожее на скомканную бумагу, чуть разгладилось. Новину больше не грозили выходы на публику, в загородном поместье его ждет покой и тишина, он сможет тихо гулять на свежем воздухе, и его будут окружать люди в домашних халатах – никаких доспехов, пышных камзолов и платьев с огромными кринолинами.
Новин показался Янине очень грустным, когда они расставались. Он не хотел выпускать ее руку, ласкался, бормотал «Инина, Инина»; он ясно дал понять воспитателю, что желает видеть жену рядом с собой, но воспитатель чем-то отвлек его, посулил мороженого, увел за собой, и Янине удалось ускользнуть.
Она вернулась в свою спальню и села на подоконник. На западе горели оранжевым перистые облака, кружились в зените ласточки. Янина посмотрела на низкое солнце сквозь сомкнутые пальцы – будто сквозь виноградный лист с дырочкой. Но низкое солнце больше не грело. Янина не чувствовала тепла на своем лице.
Внизу, во дворе, выметала булыжник девушка – Янина смутно вспомнила, что это сирота, прибившаяся ко дворцу, коренная горожанка, что ее отец спьяну угодил под колеса экипажа, а мать умерла от простуды…
И снова ощутила смутную тревогу.
* * *Королем был провозглашен Новин Второй. Янина не задумывалась, выбирая имя сыну.
Из загородной резиденции приходили утешительные новости: принц спокоен, хорошо себя чувствует, даже поправился.
Принц скучает по Янине – но воспитатель понимает, что королева не может сейчас надолго отлучиться из города; с другой стороны, привезти Новина обратно в столицу – значит, нарушить его хрупкий душевный покой. Янина соглашалась.
Сама она в последнее время почти не думала о муже. Слишком многое надо было сделать и многое предотвратить. Все аристократы, ведшие род от Первых Людей, и девицы, считавшиеся потомками Железной Горы, были у Янины под наблюдением. Она ждала мятежа – и дождалась.
Убийцы ворвались в ее спальню через минуту после того, как верная Мышка прошептала слова тревоги. Янина подхватила сына и ушла через потайной ход, когда-то открытый ей королем и не известный больше никому во дворце. Даже Мышка о нем не знала.
Через неделю смуты, военного положения, уличных боев и перебоев с поставками хлеба порядок был восстановлен. Янина появилась перед горожанами, живая и невредимая, с королем на руках, и так, с младенцем, простояла все время, пока длилась казнь. В тот день обезглавили четырех аристократов и перевешали немало простых смутьянов.
«Я сделала все, как ты велел».
* * *На городской площади трижды в неделю давали представления. За несколько часов перестраивались лавки, превращаясь в ярусы театра, а центр дневной торговли становился подмостками сцены. Любовью народа и знати по-прежнему пользовались «схватки на языках», но королева никогда не оказывала поэтам чести своим присутствием.
Однажды ей донесли, что на площади представляет свое искусство фокусник, он же ученый. Говорят, он рассказывает – в простой и увлекательной форме – об устройстве мира; Янина заинтересовалась и велела привести фокусника-ученого во дворец: пусть устроит занимательную лекцию для придворных и чиновников.
Фокусник был очень немолод. Длинные волосы его живописно серебрились, седые пряди переплетались с черными. Он прикрывал глаза тяжелыми веками и смотрел вниз, будто боялся спугнуть зрителей взглядом.
Расселись в малом зале для приемов – приближенные, несколько доверенных министров, Мышка. Гвардейцы заняли пост у дверей – со времени покушения Янина удвоила заботы о безопасности.
Вышел фокусник. Потряс пустым холщовым колпаком перед лицом королевы и вдруг выпустил голубя. Тот вылетел в приоткрытое окно; все ахнули. Старик выпустил второго голубя из узкого рукава и третьего – изо рта. Придворные неистово зааплодировали.
Приоткрыв входную портьеру, вошла и нерешительно остановилась девушка с тонким профилем. Ее, вероятно, прислали сюда с поручением, но, увидев чудеса, она растерялась и замешкалась на минуту.
– Вы когда-нибудь задумывались, как устроен этот мир? – ласково спросил фокусник.
В его ладонях возник свет – теплый шарик завис в воздухе, как желток в яйце, растянутый между тончайшими жгутиками. Янина завороженно смотрела – ей показалось, она смотрит на солнце сквозь дырочку в виноградном листе…