Фармер Филип Жозе Последний экстаз Ника Адамса
Филип Хосе Фармер
ПОСЛЕДНИЙ ЭКСТАЗ НИКА АДАМСА
У этого рассказа довольно необычная история. Как, впрочем, и у любого другого.
Один молодой человек по имени Брэд Ланг, автор множества очень занятных, на мой взгляд, рассказов, решил открыть журнал "Популярная культура", который предназначался быть рупором того, что вынесено в его заглавие. Он отловил меня и попросил написать для него рассказ. Так получилось, что в это время у меня на руках был один свободный, который зарубил Эд Ферман из журнала "Научная фантастика и фэнтэзи". Он назывался: "Импотенция из-за плохой кармы" и был подписан именем Кордвайнера Берда.
История названия этого рассказа и псевдонима к нему несколько запутанна, но я с этим уже примирился. Кордвайнер Берд -- это, собственно, псевдоним Харлана Эллисона. Он прибегал к нему, когда подписывался под сценариями фильмов, если подозревал, что продюсер или режиссер все равно их испортят на свой лад. Он даже специально оговаривал в контракте особый пункт по этому вопросу.
Итак, как вы знаете, а может, и не знаете, я написал серию рассказов и пару романов под псевдонимами литературных персонажей (причем все они были писателями). Например: Килгор Траут*, доктор Джон Г.Ватсон, Поль Шопен (писатель из романов о Ниро Вульфе), Дэвид Копперфильд, Лео Квикег Тинкроудор (один из моих собственных писателей-фантастов), лорд Грэйсток* (ну, этого уж вы, конечно, знаете) и несколько других. И вот однажды мне приспичило написать рассказ под именем Кордвайнера Берда, но дело осложнялось тем, что он-то не выдуманный персонаж! Ну что ж, для того чтобы это исправить, я сделал Берда аппендиксом генеалогического древа моего, обретшего известность благодаря дешевым журналам, Дока Сэвиджа. Затем я вывел его в рассказе "Дож, чей барк не стоил его гавани" и, утвердив его таким образом в правах персонажа, наконец-то написал под его именем рассказ.
* Килгор Траут -- персонаж романов К.Воннегута. (Здесь и далее примеч. пер.)
* Лорд Грейсток -- родовой титул Тарзана.
Конечно же, все это делалось с согласия Харлана.
В то время я, однако, понятия не имел, что он когда-то уже издал под этим именем несколько рассказов.
"Импотенция из-за плохой кармы" (кстати, название предложил тоже Харлан) увидела свет в первом и -- увы! -- последнем номере "Популярной культуры". Издание получилось интересным, стимулирующим к продолжительному сотрудничеству, но Брэд Ланг не сумел раздобыть денег на дальнейшее издание. Так получилось, что в том же номере была напечатана статья Бэрри Мальзберга "Что случилось с научной фантастикой?" Он прочитал рассказ "Берда" и, разглядев в нем пародию на самого себя (он фигурировал там под именем Майкла Б.Хопсмаунта), обиделся. И это несмотря на то, что он пародирует всех и каждого. Я лично пародирую только тех, кого люблю. Так что Хопсмаунт был лишь моей данью таланту Мальзберга.
Спустя какое-то время Рой Торгенссон заказал мне рассказ. Я поведал ему о Берде, об "Импотенции из-за плохой кармы" и о крайне затруднительном положении "Популярной культуры". Рой сказал, что возьмет его, и я засел за переписку рассказа, включая туда купюры, касающиеся Хопсмаунта. Рассказ вышел снова, уже под названием "Последний экстаз Ника Адамса" в журнале "Хризалида-2".
Главная идея этого рассказа, его базисная концепция, пришла ко мне однажды во время обсуждения влияния на меня хороших или плохих отзывов на мою работу (я словно раздуваюсь от гордости, или же наоборот, сдуваюсь, в зависимости от того, что обо мне пишут). В рассказе эффект преувеличен, но, честно говоря, ненамного.
Читатели (правда, немногие) спрашивали меня, не является ли Ник Адамс из моего рассказа сыном хемингуэевского Ника Адамса. Но я до сих пор не могу ни отвергнуть это предположение, ни согласиться с ним.
*********
Ник Адамс-младший, писатель-фантаст, и его жена опять затеяли старую свару.
--Если бы ты действительно меня любил, у тебя бы не было столько проблем с "ним"!
--У "него" есть множество названий,-- ответил Ник,-- и если бы у тебя не было грязных мыслей, то ты бы ими пользовалась. Кроме того, очень часто тебе на "него" не приходится жаловаться!
--Да уж -- раз в месяц у меня к "нему" претензий нет!
Эшлар, высокая сухопарая экс-блондинка, до тридцати семи с половиной лет была красавицей. Теперь ей было пятьдесят. "Причем, сильно "за",-- подумал Ник.-- И рядом с ней -- я, которому за пятьдесят лишь чуть-чуть".
--Его активность идет по синусоиде,-- сказал он вслух,-- Если ты сделаешь график...
--Ах вот как! Теперь "он" зависит уже от погодных условий! Так что нам теперь, каждый раз, когда мы задумаем заняться любовью, справляться по барометру? Почему бы _тебе_ не сделать график "его" подъемов и падений? Конечно, для этого нужно, чтобы "он" хоть раз поднялся!..
--Мне надо идти работать,-- перебил ее Ник,-- я уже несколько месяцев на пределе...
--Вот я и говорю, что на пределе! Только я имею в виду вовсе не твое бумагомарание. Ну хорошо, иди! Прячься за свою машинку! Лупи по своим клавишам, но ко мне больше не прикасайся!
Он встал и по супружеской привычке чмокнул ее в лоб -холодный и твердый, как надгробие, на котором морщины выгравировали: "Здесь похоронена Любовь. Покойся с миром". Она тихонько всхлипнула. Разведя руками, Ник стал подниматься по лестнице к себе в кабинет. К тому времени, когда он достиг четвертого этажа, его пыхтение разнеслось далеко по дому и он вспотел так, словно прошел допрос у череды сменяющих друг друга следователей, обвинявших его в попытке изнасилования.
Пятьдесят лет -- и уже одышка и ослабленная потенция. Хотя, в общем-то, его вины тут нет. Просто его жена -- фригидная сука. Взять хотя бы для примера прошлую ночь: ее глаза уже начали закатываться, а лицо проступило сквозь грим, и он спросил ее: "Ты чувствуешь, как что-то движется, крольчонок?" (он всегда был без ума от Хэмингуэя); и она ответила: "Что-то там еще только собирается двигаться. Встань. Мне нужно в туалет".
Когда-то подобные слова прозвучали бы для него сладостной музыкой искреннего доверия, в ритме которой вся вселенная закружилась бы вокруг Полярной звезды... Сейчас же он почувствовал себя так, словно у него из груди выпали все волосы.
Он сел поплотнее к машинке, погладил клавиши -- такие гладкие и прохладные -- и стукнул пару раз, чтобы настроить пальцы и помочь разогреться вдохновению, которое еще разминалось где-то глубоко внутри, боксируя с тенью, прыгая через скакалочку, массируя конечности, потея в сауне; и с бьющимся сердцем готовилось выйти на ринг...
Но в этот момент зазвонил звонок, а он еще не успел сделать и шага из своего угла -- споткнулся на первом же слове: "Это". "Это..." -- что?
Если бы он только смог понять принцип своих сексуальных подъемов и падений! Может быть, идиотское саркастическое предложение этой суки строить графики не было таким уж глупым? Все может быть...
Звонок снова затренькал, и он подскочил, заерзал, размахивая руками, левое плечо поехало вверх -- да что с ним?! Это же звонят во входную дверь, наверняка сообщая о прибытии почты. Ник же сам платит почтальону десятку в месяц за то, чтобы он звонил. Это, конечно, не положено, но кто узнает? Ник не пытался испытывать временем "горячие" чеки -- остынут они в почтовом ящике или нет.
Он заспешил вниз, проносясь мимо Эшлар, которая никогда в жизни не стала бы отрывать свою задницу от стула ради того, чтобы принести мужу свежую почту. Кто угодно -- только не она!
Так как было первое число, пришло десять счетов. Но кроме них -- целая кипа писем от поклонников и письмо от его агента.
О! Агент прислал чек -- аванс за новый роман! Две тысячи долларов. Минус десять процентов комиссионных агенту. Минус пятьдесят долларов международных почтовых расходов. Минус двадцать пять за междугородний звонок в прошлом месяце (звонил агент). Минус тысячу, которую он занял у агента. Минус пятьдесят долларов комиссионных за ссуду (тому же агенту). Минус десять долларов на бухгалтерию.
Оставалось только шестьсот шестьдесят пять долларов. Но и это было роскошеством, после месячного воздержания. А прочитав письма своих поклонников, полные восторгов по поводу достоинств его книг, он почувствовал себя так, словно его подлючили к городской газовой станции и накачивают, накачивают -- до полного воспарения!
И тут внезапно Ник осознал, что понял принцип упадка той Римской империи, которую он таскает между ног. Но сейчас пускаться в разъяснения сути своего открытия жене Ник не собирался, опасаясь, что пока он ей все растолкует в теории, демонстрировать на практике будет уже нечего. Он подхватил почту и штаны и со всех ног поспешил на кухню. Эшлар, склонившись над мойкой, опускала в нее тарелки.
Он задрал ей юбку, спустил трусики и сказал:
--Тарелки могут подождать, а "он" -- нет!
И все могло быть хорошо и прекрасно, и земля могла бы закрутиться быстрее, если бы Эшлар не застряла головой в проводах моечного аппарата.
--А ты ведь снова толстеешь,-- заметила она.-- Вон, брюхо отрастил. И побрился плохо -- кое-где оставил щетину. Слушай, я, конечно, понимаю, что сейчас не самое лучшее время об этом говорить, но моя мамочка... В чем дело? Ты почему остановился?
--Если тебе так нужно объяснение,-- Ник шмыгнул носом,-- то пожалуйста: причина -- в твоей глупости. Я спустил пары, как поезд, остановившийся не на той станции. Все. Я пошел к своей машинке. Женщины вечно найдут чем тебя вывести из себя, а машинка -- она машинка и есть: честная и заслуживающая всяческого доверия. Уж она-то не станет трепаться, когда занимаешься с ней любовью.
Двумя минутами позже, когда Эшлар с воплями колотила кулаками в дверь, литеры машинки сцепились насмерть, и расцепить их не было никакой возможности.
Даже простейшему механизму и то нельзя довериться полностью! Нельзя полагаться вообще ни на кого. Все, что казалось таким светлым, чистым и хорошим, в нашей вселенной катится ко всем чертям. И пока ты вынужден это терпеть, есть одна защита: быть "мужчиной с conejos". Или, правильно -- cojones*? А, неважно. Надо сказать себе:"Будь стойким!" и "Моя голова залита кровью, но я ее не склоню и не подниму лапки кверху!"
* cojones (исп.) -- яички; перен. "мужская сила"
Это все, конечно, мило, но литеры машинки упорно не желали расцепляться, а у супруги еще не устали ни кулаки, ни голосовые связки.
Он встал и, выругавшись, распахнул дверь настежь. Эшлар, причитая, пала к нему на грудь.
--Прости! Прости! Прости! Что ж я за сука такая! Вся земля уже пришла в движение, ввергаясь сама в себя, а я додумалась тебя в этот момент подкалывать!
--Да, ты действительно сука,-- согласился он.-- Но я прощаю тебя, потому что люблю, и потому что ты тоже меня любишь, и потому что у нас бывают и хорошие моменты. Однако...
Но он не стал ей рассказывать о своем открытии принципа. Не время, милая. Сначала надо проверить теорию на практике.
Час спустя, он, отдуваясь, предложил:
--Слушай, Эшлар, а почему бы нам не устроить себе отпуск? Давай съездим на Всемирную конвенцию фантастов в Лас-Вегасе. Развлечемся и между приемами и игрой в кости будем заниматься любовью. Там наше почти забытое чувство может снова ожить.
Или он сказал: "забытое почти чувство"? Чертовски сложно правильно расставить слова в фразах, подобных этой!
Впрочем, это неважно. Что важно, так это то, что Эшлар согласилась поехать на конвенцию, даже не сославшись на то, что ей там нечего будеть надеть. Более того -- его теория действовала! До определенной степени, конечно, но не по его же вине. Поклонники, клянча автографы, ходили за ним стадами, и он не услышал ни одного дурного слова в свой адрес. И, словно этого не хватало для опьянения (не говоря уже о стимуляции мужских гормонов), три самых известных в мире фантаста пригласили его на обед и в паузах между бурбоном и бифштексами выдали ему множество полновесных комплиментов.
Первым из них был Зек Вермут, доктор философии и самый богатый писатель-фантаст*. Даже то, что, когда все уже почти было съедено, он объявил, что каждый сегодня платит за себя, нисколько не испортило Нику настроения. А затем -- победа из побед! -- Робин Хайндбайнд** -- старейшина писателей-фантастов пригласил его на семейный ужин. Ник был счастлив, как человек, получивший пожизненную контрамарку в кабинет массажа. Это было как в сказке -- сидеть там в номере люкс, (который был попросторнее всего дома Ника) и вкушать пищу в компании прославленного создателя ставших уже классическими "Моряк в земле сухой"***, "Не убоюся и козла"**** и автобиографического романа "Для т...ханья времени всегда достаточно"***** с подзаголовком "Почему мне поклоняются все".
* Айзек Азимов.
** Р.Хайнлайн.
*** "Чужак в земле чужой".
**** "Не убоюсь я зла".
***** "Достаточно времени для любви".
А затем -- чудо из чудес! -- сам великий старик -- Престон де Тов*, собственной персоной, пригласил Ника на трапезу для избранных. Де Тов был кумиром Адамса: это он в сороковые потряс мир научных фантастов своими убойными романами "Салями!"** и "Мир Хрен-А"***.
* Альфред ван Вогт.
** "Слэн!".
*** "Мир Нуль-А".
Однако, в последующие тридцать лет де Тов почти ничего не писал: он был слишком занят изучением на практике МТП (мнемонической терапии перистальтики), созданной другим классиком -- престарелым Б.М.Качаллом*. Это было учение о ментальном здоровье, психическая дисциплина, обещавшая тому, кто следует всем ее методам, поднять их IQ до 500 баллов, дать совершенную память, совершенное тело и в довесок -бессмертие.
* Л.Рон Хаббард, основатель психологической системы "дианетика" и религии "сайентология".
Суть его сводилась к тому, чтобы держать свою кишечную систему на все сто процентов "в состоянии катарсиса" (то есть полностью очищенной). Достигнув этого, вы сможете вернуться в своей памяти обратно, пока не восстановите во всех мельчайших деталях -- визуально, слухом, осязательно и обонятельно (особенно важно -- обонятельно) момент первого в жизни пищеварения. Это состояние называется ПП (первичный позыв).
Качалл заверял своих последователей, что обещанных результатов можно достичь за год интенсивных занятий МТП. Однако де Тов, (как и большинство адептов новой терапии), три десятка лет спустя все еще сидел на слабительном, которое принимал в качестве физического стимулятора ментальных процессов. Но он не терял надежды, несмотря даже на то, что большую часть трапезы провел в ванной комнате.
Однако следовать религии В.О-Р.У., основанной Качаллом, как метафизическое развитие МТП, де Тов отказался (возможно потому, что никуда не выходил без подгузников, а посещающим службы В.О-Р.У было запрещено надевать хоть что-нибудь во время ритуалов). Суть религии сводилась к тому, что ее адепты через свое АЭ (анальное "эго") возвращались назад, к Первичному Позыву Вселенной, произошедшему во время Большого Взрыва. Если инициируемый при этом выживал, ему выдавалось удостоверение, что он ОК (окончательно конченный) и дошел до точки Высшего Очистительно-Расслабительного Уровня. Считалось, что получившие ОК распространяют вокруг себя столь могущественную ауру, что не-избранным среди них делать нечего. Так что пускай даже не пытаются путаться под ногами!
Несмотря на то что в течение всей трапезы Ник сидел у открытого окна и его здорово просквозило, он был в экстазе. Ничего круче этого быть уже не могло! Но он ошибался. На следующий же день два англичанина Дж.С.Олдраб* и Вильям Раббойз** пригласили его на вечеринку для авангардных писателей. Этой парочке повезло в том, что их признали критики большой литературы и даже отзывались о них настолько высоко, что их уже не удовлетворяло, когда их называли просто писателями-фантастами. Однако, когда Комитет Конвенции предложил им полностью оплатить их транспортные расходы, проживание в отеле и выпивку для гостей, они снизошли до согласия прожить по меньшей мере три дня с пониженной категорией славы.
* Брайан Олдис.
* Уильям Берроуз.
Олдраб был известен преимущественно по рассказам в которых антигерои, страдающие различными депрессиями, импотенцией, пассивностью и неприкаянностью слонялись по пейзажам со следами былых катастроф, над которыми парили детали анатомии (обычно гениталии) знаменитостей различных. К тому же он явно завернулся на автокатастрофах, используя их в борще и в каше как символ прогнившей западной культуры (в особенности -Соединенных Штатов). Он сам посмеивался над своими сюжетами.
Как и его коллега, Раббойз был известен как уникальным содержанием, так и не менее уникальной техникой написания своих работ. Они, в большинстве своем, были созданы на основе его собственного опыта наркотических улетов и гомосексуальных встреч. Хотя он был довольно приятный в общении парень и не страдал снобизмом, как Олдраб, все же находились недоброжелатели, ворчавшие о том, что его дружба с молоденькими почитателями не является прямым продолжением курса его демократических склонностей.
Позже он был подвергнут зенитному огню критиков-феминисток, брызгавших слюной от порочной позиции, занятой им по отношению ко всему женскому полу, хоть он и ссылался на то, что это всего лишь литература. Их нельзя было не понять: даже пытаясь игнорировать его наклонности (он все же был очень известным писателем), они не могли сдержать свое праведное негодование, так как в своих произведениях он называл женщин не иначе, как "прорезями", "щелями", "волосатыми дырками" и просто -"п...дами".
Оригинальная техника Раббойза состояла в том, что он рвал рукопись на клочки, а затем наклеивал это все наобум на бумажные листы.
Ника не особенно волновала "чисто мужская литература", но он признавал, что фантазии Олдраба имеют больше смысла, чем бредятина Раббойза. Так кто бы с ним спорил? Но как бы то ни было, оказаться приглашенным к ним считалось в определенных кругах большой честью. Может, теперь серьезные критики обратят и на него внимание -- хотя бы по ассоциации?