Гера сел за инструмент, сделал несколько аккордов, и его сонное, недовольное лицо вдруг стало ясным, внимательным, сосредоточенным. Мальчик запел, и Раиса удивленно уставилась на него. Ничего себе! Это же настоящий артист с чудесным голосом. Она полагала, что Гера просто умеет блеять под музыку, как все те ребята и девушки, что возникают на эстраде по чьей-нибудь прихоти. Раиса облокотилась на пианино и, не моргая, разглядывала молодое, притягательное лицо. Она казалась себе курицей, нашедшей бриллиант среди разного сора. Ему не бандерша нужна с тугим кошельком. Не только она. Ему бы настоящего учителя, мастера, который знает, как шлифуют алмазы. Ну ничего. Найдем и мастера. Дарование Геры, открывшееся Раисе, скорректировало ее планы. Парень оказался особенным, а такие требуют соответствующего к себе отношения. Когда Гера закончил петь, Раиса ласково потрепала его по голове.
– Молодец. Я даже не рассчитывала на то, что ты так прекрасно поешь.
– А на что вы рассчитывали?
– На человеческий такт и благодарность. Люблю, видишь ли, помогать молодым. Но, знаешь, мои люди и мне помогают.
– Это как?
– По обстоятельствам. А пока иди. У меня дела.
Проводив Геру до дверей, Раиса сунула в карман его куртки несколько стодолларовых купюр.
– Питайся получше. Может, куртку приличную купишь. Нет, не надо ничего покупать. Просто ешь. За одеждой вместе поедем. Я тебе позвоню.
Возвратившись в гостиную, Раиса выпила еще коньяка, устало развалилась в кресле, протянув к огню отекшие за день ноги. Потом потянулась за мобильником, набрала номер, услышала: «Абонент недоступен», набрала другой, ей ответил молодой женский голос.
– Опять в подполье? – не здороваясь, спросила Раиса. – Не доведут тебя до добра эти твои прятки с мужиками. Я по делу. Завтра с утра в офисе. Заказ есть.
* * *Сергей вошел в комнату, где уже второй час допрашивали Степана.
– Что с кровью? – шепотом спросил он у следователя. – Экспертиза готова?
– Да, – шепнул следователь. – Его кровь. На ноже тоже ничего. – И продолжил громко: – Ну, что, Степан Головля, вспомнил, где порезался?
– Не где порезался, – назидательно произнес Степан, – а почему порезался. Потому что кровь моя жертвенная потребовалась Носителю истины.
– Вот так целый час, – вздохнул следователь. – Кончай придуриваться, Головля. Вы признаете, что убили Марину Федорову?
– Я признаю, что невинная жертва угодна моему кумиру, освещающему темноту и ведущему человечество к свету. Но я не убивал Марину Федорову.
– Вмазать ему, что ли? – задумчиво произнес сержант, сидевший за соседним столом. – Уши вянут от этого бреда. Дайте мне разок ему по балде долбануть. Может, перестанет выделываться.
– Не перестанет, – сочувственно вздохнул Сергей. – На учете он. На глухом учете в психдиспансере. Так что оформляйте его на освидетельствование в родной дурильник. Пока его кто-нибудь не отправил к Носителю истины прямым ходом.
Глава 10
Утром во дворе к Дине подплыла полная томная дама в вишневом кожаном пальто с капюшоном.
– Меня зовут Неля. Я ваша соседка снизу. Помните, вы предлагали мне помощь, когда я рыдала ночью? Спасибо. Дай бог вам здоровья.
– Ну что вы. Я же не помогла… Меня Дина зовут. У вас что-то случилось? Если не секрет, конечно.
– Случилось? Вы еще не знаете, что у меня случилось? – Неля горько рассмеялась. – Случилось то, что мой муж убийца, пьяница и подонок. А я вся больная из-за него. Он хочет моей смерти, чтоб ему квартира досталась.
– Что вы говорите? И он открыто этого хочет?
– Вы можете спросить у всех малолетних проституток района, насколько открыто он этого хочет.
– Малолетних?
– Именно малолетних! Он «Виагру» жрет килограммами.
– Но это же вредно. Сколько ему лет?
– Этот козел на двенадцать лет старше меня. А мне пятьдесят. Я отдала ему молодость. Любила его, как безумная. Эту грязную тварь. – Из подкрашенных глаз Нели аккуратно поползли по щеке две слезы.
– Муж вас физически обижает?
– Он истязает меня, издевается. И приговаривает: «Все равно тебя убью».
– Он вас бьет?
– Пытается. Откровенно избивать, конечно, боится. Он и пьет так, что, кроме меня, этого никто не видит. Приходит домой с бутылкой коньяка, приносит всякую вкусную еду. Ест, пьет и орет, чтоб я не вздумала у него что-то стянуть. Он же выгнал меня из холодильника!
– В смысле – не разрешает им пользоваться?
– В смысле – может отравить. Вы его не знаете. Эта падаль на все способна… – Неля перешла на громкий шепот. – Я никому не говорила, но он мог убить ребенка. Этого ребенка. В тот день он пришел домой часов в десять утра. Он охранником в банке работает. Пил и рычал.
– Девочку убили до девяти. Не стоял же он на лестнице. И вообще: для такого страшного преступления требуется или мотив, или совсем плохой диагноз.
– Я об этом и говорю, дорогая. У него есть и то, и другое.
– А какой мотив?
– «Виагра»!!! Он свихнулся от нее.
Неля резко повернулась и пошла к дому, оставив Дину в некотором недоумении. Чудная компания собралась под этой крышей!
Дина с Топиком мерзли уже часа полтора во дворе, поджидая Веру. Та ушла из дому с хозяйственной сумкой впервые за последние два дня. На работу она еще не ходит. Стало быть, отправилась за продуктами. Пора бы уже ей вернуться обратно. Первым Веру заметил Топик, бросился к ней навстречу. Он очень радовался тому, что научился узнавать соседей по новому дому. Дина подошла к Вере, поздоровалась.
– Давай сумку одну понесу. Я тоже навьючиваюсь в магазине, только бы лишний раз не выходить.
– Да мне не тяжело. Ну возьми.
– А мы уже нагулялись. Домой возвращаемся. Ты не хочешь к нам зайти? Посидим, чаю попьем.
– Често говоря, мне домой неохота. Ноги не идут. Я б у тебя с удовольствием чаю выпила. У меня и печенье в сумке есть.
Первым в кухню забежал Топик и влюбленным взором уставился на холодильник.
– Умница! – восхитилась Дина. – Он всегда знает, когда оттуда должна появиться его еда. Слушай, Вера. А не составить ли нам ему компанию? У меня, правда, из еды одна печенка. Но это же хорошо. Топику – сырая, а нам я поджарю. Не сильно, с кровью. Есть соленые помидоры, я каждый день у одной тетки за углом покупаю, хорошее красное вино… Словом, почти диета для малокровных. Давай?
– Ну давай. У меня есть колбаса, фарш, можем еще что-нибудь приготовить.
– Ох, нет. Не доставай. Нам ведь нужно немного, а вкусно, правда?
Они обедали, пили вино, Дина приготовила кофе капучино. И очень избирательно вели разговор, обходя больную тему. Вера чуть порозовела и даже улыбнулась, когда Топик приволок в кухню большого плюшевого мишку и водрузил ей на колени.
– Соскучилась по Женьке. Но с родителями пока не могу видеться. Мы храбримся друг перед другом, и от этого только хуже. А с мужем вообще не разговариваем. Знаешь, как соучастники.
Дина почувствовала, что Вера устала молчать о том, чем она сейчас живет. О своем горе. Людям всегда тяжелее об этом говорить с близкими. Может, потому она сюда и пришла.
– Вера, я о том, что у вас случилось, сначала в газете прочитала. И знаешь, о чем иногда вспоминаю? Там было написано, что мать пришла на работу, как всегда, к девяти, а в двадцать минут десятого уже отпросилась домой. «Материнское сердце почуяло беду». Ты действительно с полным доверием относишься к предчувствиям? Или все-таки тебя что-то конкретно беспокоило в тот день? Я просто по себе знаю: какая-то мелочь, деталь начинает мучить, волнение растет, и уж потом я действую…
Вера нахмурилась, Дина даже подумала: «Сейчас она меня отошьет». Но Вера молчала, и было видно, как глубоко она задумалась. Потом заговорила:
– Что меня мучило… Я тот вечер и то утро уже миллион раз в мозгу прокрутила. Все пытаюсь разобраться, вспомнить, найти… Звонок мне один не понравился. Вечером, часов в одиннадцать, Олегу позвонили. Я уже лежала, читала. Дети спали. Он подошел к телефону в прихожей… Разговор был такой: он говорил «да», «нет», «не знаю», «хорошо». Потом послушал и сказал: «Завтра в полдесятого», – и положил трубку. Я всегда знаю, с кем он разговаривает. Друзей по имени называет, шутки у них есть привычные, о работе говорят. А здесь… Ну, ты понимаешь, так разговаривают, чтобы жена не поняла, с кем, о чем. Спрашивать у него – пустой номер. Он молчит о том, что и скрывать-то не стоит. А тут…
– У него кто-то есть?
– Не просто кто-то. Я видела эту девицу. Он ее однажды в дом привел!
– Да ты что!
– Да. Это началось около года назад. Он и так-то замкнутый человек, а тут, я чувствую, совсем отдалился. Не знаю, как это у других мужиков бывает, но по Олегу никто бы не сказал, что счастье на него свалилось. Стал раздражительный, угрюмый. Даже с детьми играть перестал. Он девочек очень любит, а тут не смотрит просто на нас. Я разговаривать пыталась, в постели его растормошить… Ну, а когда мне показалось, что я ему стала противна, чуть с ума не сошла. В секту пошла. «Свидетелей Иеговы». К невропатологу бегала – антидепрессанты, транквилизаторы пила. А потом посмотрела со стороны – не стало семьи у нас. Детям было плохо, маленькая плакала часто. Я предложила Олегу развестись. Он на коленях умолял не делать этого. Говорил, что просто немного запутался. Пару недель все шло хорошо. Но однажды я гриппом заболела, девочек отправила к родителям на пару дней. А на работу ходила. У нас же заказы, сроки. Ну и в один из дней так мне плохо стало, просто сознание теряю. Меня домой отправили часа в четыре. Открываю дверь, а она не заперта, только захлопнута. Хорошо, думаю, Олег дома. Чаю вскипятит. Снимаю пальто в прихожей, а из спальни выходит девица, почти голая, в короткой черной комбинации… И так нагло на меня уставилась! Я, как во сне, пальто с вешалки схватила и бросилась бежать. Олег догнал меня у метро. Силой притащил домой, что-то объяснял, клялся…
– Что объяснял-то?
– Ну, что она сама пришла. Узнала, что он дома один, и без спросу явилась.
– Но она имела на то основания?
– Он говорит, пару раз встречались. Спали, конечно. Вроде бы он о ней толком ничего не знает. Случайное знакомство.
– А адрес свой зачем дал?
– Говорит, не давал. Сама узнала. Но, знаешь, я особенно следствие не проводила. Сначала стала гнать его. Но куда он пойдет? У него родители живут в деревянной халупе в селе Тайнинское. Очень бедная семья.
– Значит, ты решила, что он останется с вами.
– Решила. Двое детей все-таки. Отец он хороший. Мне бабы на работе говорили: с кем не бывает. Он хотя бы раскаивается, отрекается от этой девки, прощения просит…
– А ты ее до этого или после не видела?
– Точно нет. У нее запоминающаяся внешность. Длинные светлые волосы, серебристые даже. А глаза, кажется, темные. Худенькая, длинноногая.
– Значит, ты в вечер накануне убийства решила, что это она звонит?
– Нет, не именно она. Я подумала: опять началось. Испугалась, что он снова домой приведет. Такая идиотская мысль. Думаю, Маринку зачем-нибудь из дому отправит, а девицу притащит.
– И ты поэтому прибежала.? Вера, ты у Олега не спрашивала, ну, уже потом, с кем он в тот день встретиться должен был, где, утром или вечером?
– Я же объясняю, у него спрашивать бесполезно. Если не хочет, можно утюгом его пытать, не скажет.
– Полагаю, утюгом ты не пробовала. Но вообще-то ситуация настолько у вас обострилась и обнажилась, что у тебя есть право задать такой вопрос и получить ответ. Ты понимаешь, что должна была об этом следователю рассказать? Это важное обстоятельство не вашей личной жизни, а уголовного дела, следствия. Я не говорю, что их встреча имела отношение к самому преступлению. Но обстановку воссоздать помогла бы. Может, есть какая-то свидетельница, которую из-за вашего молчания не нашли.
– Вообще-то, да. Я, пожалуй, так ему и скажу: либо мне все говори, либо следователю. Пойду. Я зайду к тебе потом, расскажу.
Вера засобиралась и вскоре ушла. Дина задумчиво крутила на столе бокал на длинной ножке. Тяжелый парень этот Олег Федоров. Из-за подобных заморочек в характере у таких людей голова работает с большими перебоями. Дина набрала номер телефона, который был записан у нее на бумажке.
– Это автостоянка? Скажите, пожалуйста, Олег Федоров сегодня работает? Отпуск? На неделю? Значит, когда он выходит? В понедельник? Спасибо. Кто говорит? Родственница. По линии первой жены его дедушки.
* * *Джон Фортмен пил кофе в гостиной и читал свежие газеты. Иногда он поднимал глаза и, пряча улыбку, ласково следил взглядом за тоненькой фигуркой, живописно укутанной в большое полотенце. Наташа босиком, с мокрыми распущенными волосами грациозно ступала по комнатам и рассматривала картины на стенах, вазы на столах с восхищением ребенка и любопытством зверька.
Джон был трижды женат и столько же раз разведен. Все его бывшие жены – модели. И он считал это чистой воды совпадением, потому что особого пристрастия к представительницам сей профессии не питал. Наоборот: очень хорошо знал набор недостатков, которые появляются в женщине вследствие не совсем нормального образа жизни и привычки одеваться и раздеваться для подиума. Модели только внешне похожи на актрис. В отличие от последних их индивидуальность не защищена талантом и образованием, без которого не может быть хорошей актрисы. Но, видимо, именно потому, что Джону были абсолютно ясны несложные хитрости, амбиции и цели моделей, он три раза попадал в одну и ту же ловушку. Джон начинал жалеть женщину, которая смешно, наивно и грубо пыталась им завладеть. Он сдавался, чтобы доставить удовольствие милой в общем-то девушке – побыть женой лорда. И всякий раз в разгар медового месяца в райском уголке им вдруг овладевало уныние. Он замечал, что для сладостного уединения жена слишком долговяза, костлява и отличается по утрам скверным цветом лица. И это только внешние раздражители. Есть еще вздорный характер, издерганные нервы, алчность. И нет предмета для разговора. Зачем же он так огорчил свою дорогую маму, аристократку от кончиков ногтей до случайной мысли? И Джон предлагал выгодные условия развода.
Наташа была другой. Джон мог в этом поклясться. В ней чувствовались доброта, искренность и природный ум. Она немного знала, но быстро все схватывала, понимала то, что помогает понять интуиция. Ее общество было приятно Джону. Дальних планов он не строил, а она не пыталась их ему навязать. Джон вернулся к газетам и вдруг воскликнул:
– Наташа! Послушай. Ричард Штайн демонстрирует в своих ювелирных салонах авторскую коллекцию. Я тебе говорил, что предложил ему несколько эскизов и он их принял? Нам нужно поехать на эту презентацию. Через неделю показ в Москве.
– Да ты что! В Москве? Джон, милый, мне нужно позвонить менеджеру и агенту, чтобы они организовали мне вызов.
– Зачем? Я позвоню Ричарду, а он свяжется с твоим менеджером. Он тебя закажет. Ты будешь демонстрировать мои украшения.
– Позвони скорее, а я маме сообщу.
Через пятнадцать минут Наташе уже позвонили из агентства и сказали, что ее вызывают на показ коллекции «Черный бриллиант» Ричарда Штайна. Первая презентация – в Москве.
* * *Нина вошла в квартиру, толкая перед собой огромный клетчатый «челночный» баул.
– Даша! Ты дома?
– Дома. – Даша выползла из спальни сонная и хмурая. – Если бы ты так заорала из метро, я бы тоже услышала. Чего это?
– Ну, чего. Не знаешь, что ли? Бизнес наш. Дела надо поправлять.
– Я не буду. Ни за что не стану сидеть с этим хламом на улице. Позориться. И вообще, сейчас холодно, у меня пальто нет, придатки опять воспалятся.
– Придатки у тебя воспаляются не потому, что ты торгуешь на улице, а потому, что занимаешься не тем, чем нужно. И с кем попало.
– Опять начала! Ничем я не занимаюсь. А продавать с ящика эти трусы-носки мне стыдно. Сама сиди.
– Ладно, – примирительно сказала Нина. – По очереди будем сидеть. Сама ж говоришь, у тебя пальто нет. А у меня – сапог.
– У меня тоже нет сапог. А что ж распрекрасная сестричка нам ничего не пришлет? Из Парижа с любовью? Супермодель чертова.
– С ума сошла? Ты как о сестре отзываешься?
– Попытка юмора. Нет, ну правда. Она что, не может нам сто баксов в конверте прислать?
– Из конверта украдут. И вообще: раз не присылает, значит, не может.
– Ну, конечно. У тебя ж как в сказке: одна дочка плохая и страшная, другая хорошая и красивая.
– У меня обе дочки красивые. Только одна ворчливая и глупая.
В привычной перепалке Нина с Дашей уже доедали свой ужин – вареную курицу с салатом, – когда из прихожей раздался междугородный звонок.
– Наташа! – вскрикнула Нина. – Это она. – И бросилась к телефону.
Даша демонстративно не сдвинулась с места, но слушала очень внимательно.
– Доченька! – кричала Нина, считая, что иначе ее в другой стране не будет слышно. – Как ты? Почему так редко звонишь? И не пишешь совсем! У нас все хорошо. Я работаю. Дашенька мне помогает. Ну, в чем. Во всем… Серьезно? Правда? Господи, я не могу поверить. Когда? Так скоро? Деточка моя дорогая! Как я рада! И Даша вот говорит, что очень рада. Даша, Наташенька скоро приедет. Подойди сюда, Даша. Вот Наташенька спрашивает, что тебе привезти. Что тебе надо? Ты слышишь, о чем я говорю?
– Все! – рявкнула из кухни Даша. – Мне нужно абсолютно все!
Глава 11
Стас приехал на своем «Линкольне» к дому на Лесной улице в одиннадцать утра. Сначала вышел его охранник, открыл дверь подъезда с кодовым замком, посмотрел внутрь, по сторонам и вернулся к машине. Стас выскочил очень быстро, чтоб его никто не увидел. Лифтом он старался не пользоваться без острой необходимости. Мало ли что. Три лестничных пролета преодолел, сделав шесть шагов. В знакомую дверь позвонил, не испытывая никакой ностальгической теплоты, только дискомфорт из-за убогости площадки, плохого освещения, запаха тяжелой, беспросветной жизни. Такой она казалась ему сейчас, жизнь в этой квартире. А когда родители Яны уступили ее им, перебравшись в деревню, он думал, что это почти счастье.
Яна открыла дверь сразу после звонка, мельком взглянула на своего неправдоподобно красивого бывшего мужа, и они оба синхронно подумали друг о друге: «Чужой человек».
– Ну, что? Как Петька? Лучше?
– Хуже. Намного хуже.
«Как неприятно, мстительно она разговаривает. Как будто считает меня в чем-то виноватым», – подумал Стас. Он вошел в комнату, где лежал ребенок. Шторы были задвинуты, и Яна зажгла свет. Мальчик пошевелился на кровати, застонал и открыл глаза. У Стаса оборвалось сердце. Милое личико сына было опухшим, желтоватым, с красными воспаленными глазами. Но больше всего поразил его взгляд: измученный, безнадежный, страдальческий.
– Господи! Что ж он так лежит? Почему ты никого не вызвала? Где врачи? Что говорят?
– Я ждала, пока ты задашь мне эти умные вопросы, – раздраженно ответила Яна. – Тебе что, не сказали? Врач из поликлиники был. Анализы мы сдали. Они плохие. Похоже, у него пиелонефрит. Врач еще сегодня придет, если не будет улучшения, его придется госпитализировать.