Димка удостоил нас с Наташкой восхищенного взгляда и поинтересовался, служил ли в отряде охраны Алексей Иванович Брусков. Лицо охранника сразу приняло скорбное выражение, с печалью в голосе он пояснил, что Брусков еще вчерашним утром скоропостижно оставил по себе вечную память. Лично у него занял восемьсот пятьдесят рублей, у других и того больше. Со вдовы теперь ничего не получишь, поскольку жена у него лет пять, как «бывшая». Да и была бы «нынешней», не отдала. Думать надо, когда в долг даешь. Но кто ж думал, что Брусков так неожиданно помрет. И если мы прикатили с намерением вернуть свои денежки, об этом лучше забыть. Достаточно «вечной памяти» самому покойному. Уж он-то, его коллега по работе, точно будет поминать его вечно.
Муж торопливо отказался от денег и сообщил, что мы к Сафонтьевым, обменяться с Романом мыслями по поводу смысла жизни. Хорошо зная, что это такое, я невольно пожалела юношу. Даже несмотря на его неправильное поведение. Самое интересное – еще ни одному человеку не удалось прервать нравоучения Дмитрия Николаевича или просто ему возразить. У Ромика не было моего опыта. Со временем я хорошо научилась отвлекаться на посторонние темы, не меняя при этом внимательного выражения лица.
Дачный участок Сафонтьевых при дневном свете выглядел довольно странно. Такое впечатление, что владельцы никак не могли выбрать приоритетное направление его развития и совершенствования. Полторы стены дома были покрыты сайдингом цвета топленого молока, остальное темнело бревнами. Зеленой металлочерепицы хватило примерно на третью часть крыши. Два окна на втором этаже хвастались стеклопакетами. Дорожку, ведущую к дому, устилали плиты – почти до середины. То тут, то там виднелись холмики вскопанной земли непонятного назначения. Некоторые уже поросли травой. Цветы – в основном нарциссы и тюльпаны – тоже росли как-то бессистемно. Такое впечатление, что луковицы случайно выронили из дырявого пакета и проросли они исключительно из огромного желания выжить. Верхние ветки нескольких старых яблонь достигли рекордной высоты. Судя по многочисленным пенькам, часть плодовых деревьев была безжалостно вырублена. За угол дома мы заходить не стали. Помнится, там был бассейн. Неужели половинчатый? Вторая половина вполне могла оказаться сточной канавой.
Мы с Наташкой никак не могли вспомнить, захлопнули ли ночью за собой входную дверь. Уж очень спешили. Если не закрыли, значит, охранники прошлой смены все же прислушались к нашей просьбе и наведались на участок Сафонтьевых.
Димка уверенно пошел к крыльцу. Оно, в свою очередь, оживлялось одной перилиной и тремя дощечками, выкрашенными в зеленый цвет, остальное было покрыто старой облупившейся желтой краской.
Надавив на кнопку звонка, Димка принял выжидательную позу и с большим интересом уставился на огромного паука, балдевшего в углу крыши крыльца после сытного обеда. При виде этого монстра, бодро подрагивающего мохнатыми лапами в собственном паутинном лабиринте так, словно он отплясывал в такт неслышной мелодии, у меня подкосились ноги, неудержимо потянуло присесть. Панически боюсь пауков.
– Ирка, держись за перила, ты меня со ступенек скинешь, – встряхнула меня Наташка. – Нашла, от кого в обморок хлопаться! Да ты этому мохноногому производителю на фиг не нужна. Индивидуальное частное предприятие «Тенета»! Дим, ты лучше постучи в дверь. Может, тогда откликнутся?
В это время обожравшийся «частник» вывалился из своей сети и повис на тоненькой ниточке паутины, раскачиваясь из стороны в сторону в опасной близости от моего лба. Кажется, я зарычала. Понимая, что через пару секунд меня временно парализует, воспользовалась предоставленными мне секундами и ломанулась в дверь. Даже в этот отчаянный момент помнила, что назад дороги нет – не лететь же вместе с Наташкой с крыльца.
Димка потом оправдал свои дальнейшие действия тем, что никогда не мог передо мной устоять, всегда вынужден был идти на поводу у моих желаний, в том числе и безумных. С этим можно бы и поспорить, но уж очень сильно он приложился к двери. Кому приходилось работать тараном – поймет. Все зависит от того, «что» или «кого» таранишь. В двери что-то треснуло… Или это в Димке? Во всяком случае, дверь распахнулась, а он с шумом распростерся на полу. Пользуясь случаем (предприняла попытку его удержать), я на мгновение припечаталась сверху, кувыркнулась через него и улетела к подножию лестницы.
Одна Наташка вошла, как королева. И, оценив обстановку, остановила свой королевский выбор на Димке, предоставив мне возможность выползать из спровоцированной мной ситуации своими силами. Я в общем-то не очень торопилась. Боялась услышать неутешительный прогноз здоровья Дмитрия Николаевича на ближайшую неделю.
– Дима, ты можешь говорить? У тебя что-нибудь сломано? – внимательно «ощупывая» его глазами на предмет выявления поверхностных повреждений, участливо поинтересовалась подруга.
– У меня вся жизнь сломана, – пожаловался муж, морщась от боли. – С первых минут знакомства с Ириной мучаюсь.
Я сразу вздохнула с облегчением. Если жалуется на побочные явления нашей семейной жизни – все в порядке.
– Ты хорошо постучал в дверь, Дима. Такой основательный грохот! Странно, что никто не спешит нам навстречу. Давай помогу встать. Фига себе! У тебя на лбу здоровенная шишка надувается. Это ничего, границы лба значительно расширились, можно дальше ума набираться.
Димка с трудом пытался подняться. Не охал, не ахал, не жаловался, но так при этом скрипел зубами, что мне стало страшно. А тут я еще прикинула, где мне следовало находиться в первые минуты после падения. На Наташкином месте, разумеется. Рядом с низвергнутым… в смысле, поверженным мужем. А я валяюсь тут, как любопытный сторонний наблюдатель. Исключительно из чувства стыда меня угораздило поползти под лестницу. Хотелось спрятаться и отлежаться там до лучших времен – пока спохватятся, не случилось ли у меня какого-нибудь вывиха, и не начнут жалеть.
Под лестницей было занято. Там уже лежали чьи-то ноги в поношенных ботинках. Остальное было скрыто под какой-то белой накидкой. Я мигом вспомнила скрюченное тело интеллигента, валявшееся ночью почти перед дверью. Скорее всего, позднее он перебрался на это место. Правильное решение. Удирая из дома в потемках, нам с Наташкой ничего не стоило по нему пробежаться.
Я сосредоточилась на правой ноге мученика и, стараясь не касаться ботинка, осторожно дернула за штанину. Повторить попытку не успела – над ухом прозвучал Наташкин голос:
– Бли-ин! А этот-то когда свалился? Неужели от резонанса, вызванного Димкиным падением? Ну ты, мать, сильна…
Наташка обернулась к Димке и поманила его рукой:
– Дим, хромай сюда. Жены с соболезнованиями все равно не дождешься, она тут, втихаря, между делом еще одного ухандокала. Впрочем, он здесь, кажется, с вечера… – Подруга наклонилась и уставилась на ботинки лежащего. – Дим, мне совсем не нравится этот тип. Похоже, он протянул ноги так, чтобы больше никогда не тратиться на обувь.
Мы с Наташкой расторопно подались назад. Я даже оставила попытку встать на ноги. Димка наоборот – прихрамывая, двинулся вперед. Какое-то время он пытался совладать с неподвижным телом на предмет обнаружения в нем хотя бы последних капель жизни. Тщетно! Оно напоминало манекен.
– Это не Ромик, – исходя нервной дрожью, сказала Наташка. – Это точно не его ботинки.
– Тогда сбегайте за ним!
Властный голос Димки был каким-то чужим. Раньше он никогда так не разговаривал. Даже когда срывался. Мы с Наташкой мигом взлетели наверх.
Комнаты второго этажа были пусты. Во всех, кроме комнаты Ромика, царил относительный порядок. В кабинете, как вчера мы с Натальей окрестили помещение, в котором обнаружили привязанного к креслу Ромика, было очень душно. Окно закрыто, словно на зиму. Включенное на полную мощность солнце накалило воздух не менее чем на тридцать пять градусов. В чисто вымытое стекло с силой билась большая черная муха. Легкий сквознячок от двери заставил ее остановиться и задуматься. Затем, воспользовавшись нашим с Наташкой замешательством, она тяжело взлетела и, сделав пару прощальных кругов вокруг люстры, с жутковатым гудением вылетела в коридор. Мы испуганно вжали головы в плечи. Сразу подумалось о покойнике.
– Третий этаж! – Наташка с силой потрясла головой, словно сбрасывая наваждение. – Я говорю, здесь еще третий этаж есть, мансардный. Только непонятно, как туда попасть. Лестница-то здесь и кончается.
– Давай поищем на первом.
– Логика у тебя!.. Если продолжения лестницы нет на втором, как оно может быть на первом?
– Очень просто. Что ей мешает брать свое начало из кухни или вообще из подвала и расти, не отвлекаясь на второй, прямо до третьего этажа. Скорее всего, в подвале сауна, а на самом верху какая-нибудь биллиардная. Одним словом, нежилые помещения. Причем соответствующие внешнему виду дома и участка – в стадии незавершенного строительства.
Дальнейший спор был прерван строгим окриком Дмитрия Николаевича:
– Ну в чем там дело?! Почему застряли?
– Дело в том, что здесь никого нет! – громко отозвалась Наташка.
6
Лестница на третий этаж и в самом деле брала начало из кухни, где имелась вторая дверь. Ступеньки располагались в специально пристроенном с внешней стороны дома отсеке, этаком выносном длинном «пенале», полностью заваленном стройматериалами. Дверь, ведущая на стартовую площадку «пенала», была закрыта на ключ, но он торчал в замочной скважине. Открывать ее не стоило, именно поэтому Наташка и открыла. На меня, зазевавщуюся, с грохотом выпала куча вагонки. Прилетевший на шум Димка долго возмущался нашей недогадливостью – Ромику ни к чему закрывать себя на самом верху столь изощренным способом: сначала непонятным образом добраться до мансарды, выпрыгнуть из окна, закрыть ключом кухонную дверь, ведущую на лестницу, а затем тем же непонятным способом снова вознестись наверх.
– Зачем ты оставил жертву перепоя в одиночестве? – Наташка попыталась направить разговор в другое русло на тему «Сам хорош». Димка ловко вывернулся, заявив, что покойному соболезнования от совершенно чужого ему человека ни к чему. А просто его караулить бессмысленно. В милицию уже позвонил.
Я отшвырнула вагонку, но часть ее бумерангом вернулась в мои объятия. Димка чертыхнулся и окончательно пристроил доски на место.
– Надо проверить две комнаты в другом конце первого этажа, – отряхиваясь от древесной пыли, предложила я.
– Уже проверил. Одна закрыта. Ломать дверь не стоит. Вторая – санузел с душевой кабиной. Там же – газовый котел.
– А где же сауна? – возмутилась Наташка.
Димка кисло скривился:
– Ты меня спрашиваешь?
– Ты тут самый умный? Я всех спрашиваю, включая покойника… Нет, последнему лучше не отвечать. На фига ему сауна? Просто как-то странно получается, такой дом и без подвала… Может, вход в него из закрытой комнаты?
– Как самый умный настоятельно советую тебе забыть про подвал, пусть ответ на этот вопрос ищут профессионалы. Выходим отсюда.
– Димочка, – проблеяла я, удивляясь сама себе, – а можно я взгляну на личность умершего? Вдруг это все-таки вчерашний Брусков?
– Ирка, ты сбрендила! – ужаснулась Наташка. – Брусков не вчерашний, ему сегодня вторые сутки пошли.
Но это прозвучало уже мне вслед. Димка возразить не успел, только многозначительно крякнул. Услышав характерный звук подъехавшей машины, он быстро зашагал к выходу, приказав нам следовать за нами.
Вопреки здравому смыслу я все-таки метнулась к телу, сорвала с покойника жалкую имитацию рыцарского плаща тамплиера и тоненько пискнула. Сквозь щелочки прищуренных век на меня смотрели глаза незнакомца, еще совсем недавно бывшего живым человеком. На юношу он не походил. Возможно, ему было около сорока лет. Застывшее восковое лицо пугающе спокойно. Только в коричневато-сиреневых тонких губах, казалось, таилась усмешка да выпавшая на лоб прядка темных волос выглядела легкомысленно, уж очень по-живому. Покойного явно обыскивали. Находившиеся в поле зрения карманы небрежно накинутой на него куртки (комбинация серого с голубым) и темно-синих брюк, местами грязных, были вывернуты наизнанку. Судить о причине смерти я не могла. Во всяком случае, следов крови ни на теле, ни на одежде, ни на полу не заметила. К числу моих знакомых покойный точно не принадлежал.
Больше всего меня пугали предстоящие вопросы о причине нашего появления на даче Сафонтьевых. Так или иначе, всплывут детали вчерашнего визита за вещами Светланы Владимировны. Кто знает, к какому выводу придет оперативная бригада во главе со следователем. Оперативникам проще всего объединить нас с Наташкой в один клуб по интересам – узким и специфическим. Там, куда мы заявляемся вершить доброе дело, нас встречают либо полуживые, либо совсем мертвые граждане. Едва ли из вредности. Единственный человек, который мог бы нас понять и в какой-то мере оправдать – Димка. Напрасно Наташка ночью поведала ему полуправду о взаимоотношениях с матерью Ромика. Сейчас она неотрывно таращилась на покойника. Во избежание неизгладимых на пару ночей воспоминаний о его личности Наташка намеренно держалась поближе к двери, но, похоже, зря. Лучше бы смотрела в мою сторону. После моего обращения к ней подруга понимающе угукнула, перевела взгляд на участок пола, приходящийся на угол лестницы, и нервно шаркнула ногой.
С улицы доносились голоса. Я посмотрела в окно. Довольно большая делегация, возглавляемая Дмитрием Николаевичем, направлялась от калитки к дому. Он объяснял причину нашего приезда на злополучный восемнадцатый участок. Выходило коротко и ясно: мать взрослого балбеса по имени Ромик вчера перед отлетом попросила приглядеть за юношей. «Пригляда» не получилось – Ромик уже с вечера был в неприглядном состоянии. Его, то есть Димкиной, жене и ее приятельнице удалось прекратить веселую дружескую попойку и разогнать молодежь по местам. Сегодня прибыли с целью контрольной проверки и применения мер воспитательного характера. Контрольная проверка показала – воспитывать в доме некого.
Субботний день, как и вечер пятницы, был безнадежно испорчен. Димку давно отпустили на все четыре стороны, только он не пошел, а мы с Наташкой отвечали на бесконечные вопросы, которым, казалось, несть числа. Дмитрий Николаевич, донельзя рассерженный непредвиденной задержкой, время от времени появлялся на кухне, где оформлялись протоколы, и задавал один и тот же вопрос: «Да когда ж это кончится?!» Ему не хамили и не требовали немедленно выйти за дверь – таковой вообще не было, Сафонтьевы еще не успели ее навесить. Между делом выяснилось, что у следователя Константина Васильевича возникла угроза нормальной семейной жизни, которая вот уже второй день зависела от здоровья жениха не очень любимой тещи. Стоило большого труда уговорить женщину выйти замуж во второй раз и, соответственно, выпроводить ее на новое место жительства – в квартиру жениха. А он накануне этого счастливого события взял да занедужил. Теща и призадумалась. Пообещав Константину Васильевичу проконсультировать болезного у квалифицированного уролога (а если надо, то и подлечить), Дмитрий Николаевич оказал неоценимую помощь следствию. Следователь впервые с момента приезда улыбнулся.
Ромик так и не появился. Мертвого незнакомца вынесли из дома и увезли без меня. Я в это время читала следователю «потустороннее» стихотворение Марины Цветаевой, уверяя, что в нем имелся скрытый намек на открывшиеся для нас с Натальей обстоятельства. Не уловив никакой связи между стихами и реальными событиями, Константин Васильевич рекомендовал мне перейти на прозу жизни и по возможности попить чего-нибудь успокоительного. Даже попросил одного из помощников налить мне водички. Тот сунулся в настенный шкаф за чашкой и частично выругался: «Ё-о-о-о!..» Дальше служба не позволяла, хотя случай был вполне подходящий. Прямо из шкафа на него вывалился какой-то пакет. Про чашку для воды он сразу забыл, принялся тормошить пакет. Но я успокоилась и без воды. Намек следователю мною был сделан, не моя вина, что он не захотел в него вникнуть.
Подруга во время выноса тела отвернулась к стене и для верности закрыла глаза. Уверена, через пару дополнительных часов активной беседы со следователем и оформления протокола она этот факт просто бы не заметила.
Сознание честно выполненного долга ощущалось слабо. Сказывались усталость, нервное напряжение и голод. На крыльце к этим чувствам добавилась здоровая злость. Возмущенный разум закипел при виде вчерашнего охранника с проходной, насильно оторванного оперативниками от процесса отдыха примерно за полчаса до нашего освобождения от формальностей. Он очернил наши с Наташкой светлые личности необоснованными подозрениями. На полном серьезе уверял следователя, что мы «посредством собаки загрызли Романа Сафонтьева, а тело юноши вывезли и зарыли». Остальным участникам вечеринки просто повезло – вовремя разбежались. Сам по себе был интересен ответ на вопрос – зачем нам все это надо? С ним охранник не замедлил: «А чтобы свалить вину на покойного Алексея Ивановича Брускова». Нахождение в нетрезвом состоянии после смены обострило у стража бдительность. В ответ на Наташкино прощальное «прид-дурок!!!» он сурово погрозил нам указательным пальцем и пообещал вывести на чистую воду. Стопудово!
Рядом с дачным участком толпились любопытные. Я почувствовала себя знаменитостью в окружении папарацци. Вопросы типа: «что там?», «ну как там?», «кого убили?» и «за что убили?» сыпались со всех сторон. Мы пробирались к машине, цедя сквозь зубы одно и то же: «Без комментариев!» Вслед нам неслось: «А кто эти бабы такие?»
Димка тронулся с места, даже не дав нам толком устроиться. Голод – опасная штука. Через десять минут мы вновь любовались покосившимися воротами, на самом верху которых было написано: «Садоводческое товарищество «Росинка».