— Что он заставляет мужчин спать с тобой?
— Неправда. В чьих-то фантазиях моя жизнь выглядит лучше, чем на самом деле.
Он слегка засмеялся, потом сказал:
— Если бы ты ответила «нет» на первый вопрос, я бы этот следующий даже не задал, но вот он. Слух, что ты — нечто вроде дневного вампира, который питается сексом вместо крови. Этому я не верю, но думал, тебе интересно будет, что говорят о тебе некоторые твои коллеги — охотники на монстров. Честно говоря, я думаю, они завидуют твоему счету голов.
Я с трудом проглотила слюну и снова села на край ванны.
— Анита? — позвал он. — Анита, что-то ты до жути тихая.
— Знаю.
— Анита, это же неправда. Ты не дневной вампир.
— Насчет вампира — не совсем правда.
— Не совсем — это как?
— Ты знаешь термин ardeur?
— Знаю такое французское слово, но ведь ты что-то иное имеешь в виду?
Я объяснила, кратко, как можно суше — только фактами, — что такое ardeur.
— Тебе нужно каждые несколько часов трахаться — или что будет?
— Или я в конце концов умру, но сперва высосу всю жизнь из Дамиана и Натэниела.
— Как?
— У меня есть слуга-вампир и зверь моего зова.
— Что??
Никогда не слышала у него такого удивленного голоса.
Я повторила.
— Про это даже слуха не было, Анита. У человека-слуги не может быть слуги-вампира. Так просто не бывает.
— Знаю.
— А Натэниел — зверь твоего зова?
— Очевидно.
— Совет об этом знает?
— Ага.
— Блин, тогда понятно, чего они спустили на тебя собак. Тебе еще повезло, что тебя просто не убили.
— В совете раскол насчет того, как поступить с Жан-Клодом и со мной.
— И как разделились мнения?
— Некоторые требуют нашей смерти, но не большинство. И они никак не могут прийти к согласию.
— И Арлекин явился разорвать эту патовую ситуацию? — спросил Эдуард.
— Может быть. Честно говоря, не знаю.
— Ты ничего больше не делала, что может навести совет на решение убить тебя быстрее, до того, как я появлюсь?
Я подумала о факте, что я могу оказаться оборотнем-универсалом. Подумала много еще о чем, потом вздохнула. Потом подумала об одной вещи, нами сделанной, которая могла бы заставить всех прочих мастеров городов США воззвать к совету о помощи.
— Может быть.
— Что именно «может быть»? Анита, у меня есть время собрать своих, или я должен все бросать и лететь сломя голову в Сент-Луис? Мне нужно знать.
— Честно, не знаю, Эдуард. Мы с Жан-Клодом одну штуку сделали в ноябре, достаточно мощную. Настолько, что могла перепугать Арлекина.
— Что сделали?..
— У нас был небольшой междусобойчик с двумя нашими гостями — мастерами городов. Жан-Клод называл их своими друзьями.
— И что?
— И Белль Морт вмешалась аж из самой Европы. Воздействовала на меня и на мастера Чикаго.
— Огюстин, — сказал Эдуард. — Для друзей — Огги.
— Ты его знаешь?
— Я знаю о нем.
— Тогда ты знаешь, насколько он силен. Мы его подчинили, Эдуард.
— Подчинили — в каком смысле?
— Мы с Жан-Клодом питали от него ardeur, оба. Питались от него, а через него — от всех, кого он с собой привел на наши земли. Это был потрясающий прилив энергии, и все, кто связан со мной или Жан-Клодом метафизически, набрали от него сил.
— Я свяжусь с теми людьми, которых хочу взять, они подъедут потом. Я выеду в… — он посмотрел на часы, — четыре часа, максимум в пять. Буду в Сент-Луисе еще до заката.
— Ты думаешь, это настолько серьезно?
— Будь я вампиром и знай я, что ты завела себе слугу-вампира, я мог бы убить тебя уже за одно это. А ты еще подчинила Огюстина, одного из самых сильных мастеров страны. Так что они должны нервничать. Я только удивлен, что Арлекин не появился в Сент-Луисе раньше.
— Думаю, им нужен был повод в виде Малькольма и его отбившейся от рук церкви. В совете действительно существует раскол по вопросу о Жан-Клоде и его подданных. Может быть, совет не согласился бы выпустить на нас Арлекина, но раз уж все равно надо заняться Малькольмом и его церковью, так чтобы два раза не вставать.
— Похоже на правду, — сказал он. — Я приеду как только смогу, Анита.
— Спасибо, Эдуард.
— Рано еще говорить спасибо.
— А что такое?
— Буду через несколько часов, Анита. Ты пока оглядывайся и остерегайся изо всех сил: если эти ребята — мастера, то у них есть люди и оборотни, чтобы делать дневную работу. То, что в небе солнце, еще твоей безопасности не гарантирует.
— Знаю, Эдуард, и даже лучше тебя.
— Все равно, побереги себя, пока я не приеду.
— Сделаю все что смогу.
Но это я уже сказала в глухой телефон — Эдуард повесил трубку. Ну, и я тоже тогда.
11
Натэниел спал среди красных шелковых простыней Жан-Клода. Сам Жан-Клод на день ушел в комнату к Ашеру, но не преминул сообщить мне, что простыни сменил на красные именно потому, что на этом цвете мы трое смотримся прекрасно. В глазах Мики отражался свет от приоткрытой двери в ванную. Курчавые каштановые волосы темным фоном обрамляли изящное треугольное лицо. Дверь была для нас тут ночником, потому что лампочек около кровати здесь не предусмотрено, а выключатель в другом конце комнаты, у двери. Глаза Мики сверкнули в полосе света — леопардовые глаза. Один врач ему сказал, что оптика у глаз человеческая, но сами глаза — уже нет. Хотя, по-моему, это несущественные детали. Химера — тот гад, который устроил засаду, когда Натэниелу пришлось схватить пистолет и стрелять в живого, — заставил Мику слишком долго пробыть в зверином облике, и он уже не мог полностью вернуться обратно. У него никогда глаза не бывали человеческими. Я его однажды спросила, какого цвета они были до того, и он сказал — карие. Я попыталась себе представить — и не смогла. Никак не могла увидеть на его лице другие глаза, а не эти зелено-золотистые, с которыми впервые увидела его. Вот это были его глаза, а любые другие сделали бы его лицо незнакомым.
Он спросил тихо, как спрашивают, когда не хотят разбудить спящего в той же комнате:
— Что он сказал?
— Что будет здесь через четыре или пять часов. Его люди приедут потом.
Я подошла к кровати.
— Что за люди?
— Не знаю.
— Ты не спросила.
— Не спросила.
Честно говоря, мне бы это и в голову не пришло.
— Настолько ты ему веришь? — спросил Мика.
Я кивнула.
Он перевернулся под простыней, чтобы достать до моей руки. Попытался меня притянуть на кровать, но в шелковом халате на шелковые простыни — есть у меня некоторый опыт. Слишком скользко. Отняв руку, я развязала пояс халата. Мика лег на спину и смотрел на меня, как умеют смотреть мужчины — отчасти сексуально, отчасти взглядом собственника, а отчасти — просто мужским взглядом. Не такой взгляд, который говорит о любви — во всяком случае, не о той, что с сердечками и цветочками, — этот взгляд говорил о том, что мы вместе, что у нас — настоящее. Эдуард был прав: Мика — мой любовник, а не бойфренд. Мы встречаемся, мы ходим в театры, в кино, даже на пикники — по настоянию Натэниела, — но в конечном счете нас тянет друг к другу секс. Желание — как лесной пожар, который мог бы спалить нас дотла, а вместо этого был нам спасением. По крайней мере так я чувствовала. Никогда его не спрашивала столь многословно.
— Серьезное лицо, — прошептал он.
Я кивнула и дала халату соскользнуть на пол. Стояла голая перед Микой, и было у меня чувство, которое с самого начала он мне внушал — будто у меня по коже мурашки бегут от желания. Он снова протянул мне руку, и на этот раз я взяла ее, забралась на большую кровать. Такую большую, что он смог притянуть меня к себе, уложить рядом, не потревожив спящего Натэниела.
В ноябре, когда мы с Жан-Клодом подчинили себе Огюстина из Чикаго, мы еще кое-что сообразили. Моя внезапная тяга к Мике, а его ко мне — это была вампирская сила. И сила не Жан-Клода или Огюстина, а моя. Моя вампирская сила. Моя и только моя. Она началась от меток Жан-Клода, но под влиянием моих способностей некроманта превратилась в нечто иное, в нечто большее. Я стала подобна вампиру линии Белль Морт, а сила всех вампиров ее линии действовала сексом и любовью — пусть обычно и не истинной любовью. Эта последняя была почти недоступна линии Белль. Мой вариант ее ardeur’а позволял мне видеть самую жгучую нужду в чужом сердце и в своем — и удовлетворить эту нужду. Когда Мика пришел ко мне, мне нужен был друг-помощник, чтобы руководить коалицией оборотней, только что нами учрежденной. Нужно было, чтобы кто-то помог мне править леопардами-оборотнями — я их унаследовала, убив их предводителя. Нужен был помощник, который не считал бы дурным свойством мою хладнокровную практичность. Мика был ответом на все эти желания, а я стала ответом на его самое горячее, самое страстное желание — охранить его леопардов от Химеры, сексуального садиста, который захватил над ними власть. Я убила Химеру, освободила их всех, а Мика переехал ко мне жить. Это был поступок очень не в моем стиле, и лишь в ноябре мы поняли, почему так случилось. Мои собственные вампирские фокусы сделали нас парой.
Мика лежал под шелковой тканью, я поверх нее. Его руки ходили по мне, наши губы нашли друг друга. Наверное, мы слишком активно шевелились, потому что Натэниел что-то промычал во сне недовольно — я застыла и обернулась к нему. Лицо его было спокойно, глаза закрыты. Волосы блестели в едва-едва освещенной комнате.
Вампирская сила сделала Натэниела зверем моего зова и заставила нас полюбить друг друга. И была это настоящая любовь, истинная любовь, но и она началась с вампирских фокусов с сознанием. Дело в том, что сила Белль Морт — оружие обоюдоострое. Как правильно сказал Огги: «Кого-то ты можешь ранить лишь до той глубины, до которой сама хочешь быть раненой». Я, очевидно, хотела быть раненой до самого сердца.
Натэниел снова заворочался во сне. Лицо его дернулось, нахмурилось, он еще раз что-то промычал. Плохой сон ему снился. Последнее время это с ним стало чаще случаться. Его психоаналитик говорил, что он с нами чувствует себя в достаточной безопасности, чтобы исследовать свои более глубокие страдания. Мы — его тихая гавань. И почему это ощущение безопасности должно глубже всколыхнуть накопившуюся в душе дрянь? Казалось бы, должно быть наоборот?
Мы потянулись к нему одновременно — Мика к бледности оголенного плеча, я к щеке. Молча его погладили. Как правило, этого хватало, чтобы прогнать страшных существ его сна. Со страшными существами яви — потруднее.
Тут в дверь тихо постучали. Мы с Микой обернулись на стук, Натэниел пошевелился, выпростал руку из-под одеяла. Заморгал сонными глазами, будто проснулся в неожиданном месте. Увидев нас, он сразу успокоился, улыбнулся и спросил:
— Чего там?
Я покачала головой, все еще лежа в объятиях Мики.
— Не знаю, — сказал Мика.
Это оказался Римус, один из гиенолаков, отставных военных. Их наняли после того, как Химера чуть не перебил у гиен всех бодибилдеров и специалистов по боевым искусствам. Как правильно сказал Питер, это не настоящее. Гиенам нравились зрелищные мускулы, не знающие настоящего боя. Им пришлось на горьком опыте узнать, что красивые мышцы не обязательно годятся в дело.
— Это Ульфрик, — доложил Римус. — Он хочет войти.
У дверей, значит, Ричард Зееман, Ульфрик, царь волков. Вопрос только, зачем он пришел. Хотела я спросить, чего он хочет, но он мог бы меня не так понять, и потому я глянула на Мику.
Он пожал плечами и лег, обнимая меня одной рукой, прижимая к себе. Я сидела и потому видела дверь, и почти вся моя нагота была прикрыта. Ричард — мой любовник, но ему куда труднее мириться с существованием других, чем всем прочим. Я не стану вылезать ради него из постели, но и не буду ухудшать ситуацию, нарочно его дразня. А, все равно, что бы я ни делала, наверняка кончится ссорой. Мы с ним, когда не занимаемся сексом, так ссоримся. Потом занимаемся сексом в порядке примирения, и он мне позволяет питать от него ardeur. Не так чтобы это можно было назвать отношениями.
— Анита! — донесся голос Ричарда. — Впусти меня.
— Впусти его, Римус, — сказала я.
Натэниел перевернулся на спину, простыни сбились у него вокруг пояса, и свет из отворенной двери упал на его торс, когда Ричард входил в комнату. Он остановился, разглядывая нас в прямоугольнике света из открытой двери. Волосы у него наконец-то отросли чуть ниже плеч густой каштановой волной. В золотом нимбе света они казались сейчас черными, хотя на самом деле — каштановые с золотом и медью, где удачно падает свет. Он был одет в джинсы и джинсовую куртку с плотным шерстяным воротником, а в руке у него был чемоданчик. Его Ричард поставил на пол сразу, как вошел.
Когда он закрывал дверь, я успела заметить в коридоре охрану. Клодия, крысолюдка, одна из немногих женщин, кроме меня, которая носит пистолет, посмотрела на меня вопросительно. Я покачала головой — сказала ей таким образом: «Пусть». Не знаю, удачное ли это решение, но я не могла бы придумать способ не пустить его сейчас в спальню, не начиная ссору. А начинать ее я не хотела.
— Можно мне включить свет? — спросил он очень вежливо.
Я посмотрела на своих двух мужчин — они пожали плечами и кивнули.
— Да, конечно, — сказала я.
И заморгала от внезапного потока света. Не такой уж он был яркий, но после полной темноты казался ослепительным. Когда глаза привыкли, я смогла взглянуть на Ричарда. Он был такой же, как всегда: шесть футов один дюйм мужественной красоты. Чуть выдающиеся скулы и почти постоянный загар показывали, что ко всей этой голландской крови примешалась чуть более темная и менее европейская. Я бы сказала, индейская, но точно никто не знал. Красив он был так, что сердце замирало. Так почему же тогда мои новые вампирские силы нас тоже не превратили в идеальную пару? Да потому что этим силам необходимо знать, чего он хочет, чего он хочет на самом деле. А этого и сам Ричард не знал. Он слишком был в разладе с собой, терзался презрением к себе, чтобы знать истинные желания своего сердца.
Он глянул на гроб, что стоял у дальней стены, ближе к двери, чем к кровати.
— Жан-Клод? — спросил он.
— Дамиан, — ответила я.
Он кивнул:
— Так что, если ты случайно начнешь тянуть из него жизнь, это сразу станет заметно.
Когда-то именно Ричард принес ко мне почти безжизненное тело Дамиана, чтобы я спасла его.
— Да.
Я натянула простыню, сильнее прикрывая груди. При этом несколько открылась грудь Мики, но ничего страшного. Его тело и так загораживало меня от Ричарда почти всю. Лучше быть закрытой — пока я не узнаю, чего хочет Ричард.
— А где спит Жан-Клод?
— В комнате Ашера.
Чемоданчик он оставил у двери, но сам находился посередине комнаты, на полпути между дверью и кроватью. Ричард облизывал губы и старался будто на нас не смотреть. Почему?
— Джейсон сегодня спит со своей новой подружкой.
— Перлита, Перли, — сказала я.
Она русалка, пришла к нам от мастера из Кейп-Кода. Настоящая русалка — первая в моей жизни. Хотя с виду она — от человека не отличишь. Мне говорили, что она умет быть наполовину рыбой, но я этого не видела.
Ричард кивнул.
Мика придвинулся ко мне и дал понять, что он кое о чем подумал. Ну-ну.
— Хочешь остаться здесь с нами? — спросил Мика.
Ричард закрыл невероятно красивые глаза цвета молочного шоколада, глубоко вздохнул, медленно выдохнул — и кивнул.
Мы все переглянулись — почти успели за то время, что эти глаза были закрыты. Но, наверное, у нас был удивленный вид, потому что он сказал:
— Я — оборотень, мы любим спать большой щенячьей кучей.
— Все вы любите, — сказала я, — но ты никогда раньше не соглашался добровольно спать со мной и с кем-нибудь из ребят.
— Вот такая ты, Анита. Вот такие мы оба. — Он сунул большие руки в карманы куртки и уставился на пол. — Я был на свидании, когда мне позвонили, что в город прибыли какие-то жуть до чего мощные вампиры. — Он поднял голову. На лице его обозначилась злость, которую он подхватил от меня через метки Жан-Клода. Моя злость на этот мир передалась ему, и теперь с ним еще даже труднее стало. — Мне пришлось быстренько свернуть программу, и я даже не мог ей объяснить почему.
— Нам тоже пришлось прервать свидание, — сказал Натэниел.
Ричард посмотрел на него не так чтобы дружелюбно, но высказался вполне цивилизованно:
— Вы хотели отметить какую-то годовщину?
— Да, — сказала я.
— Сочувствую, что не вышло.
— И я тебе сочувствую, что пришлось прервать свидание.
Ну жуть до чего мы были вежливы.
— У меня в доме нашли жучки, Анита. Мои свидания, телефонные разговоры — все записывалось. — Он покачался на каблуках.
— Знаю, — ответила я. — У нас то же самое.
— Цирк — наиболее в этом смысле безопасное место, так что я на какое-то время сюда перекочую.
— Да, это серьезно, — сказала я.
— Самое серьезное — это как бы я не подставил детишек, которых учу. Если не разберемся до понедельника, мне, быть может, придется взять отпуск.
Он будто спрашивал мое мнение, а я не знала, что сказать, зато знал Мика.
— Нас это все здорово ошеломило. Давайте поспим, потом подумаем.
Ричард закивал, пожалуй, слишком быстро, слишком часто. Здесь, под землей, есть комнаты для гостей. Есть достаточно большой диван в гостиной. Так зачем он пришел сюда?
— Могу я остаться? — спросил он, не глядя на нас.
— Да, — ответил Мика.
— Да, — отозвалась я тихо.
Он поднял голову:
— Натэниел?
— Я в этой комнате никому не доминант, у меня нет права голоса.
— Спросить — это вежливо, — возразил Ричард.
— Да, — сказала я, — и я тебе благодарна, что спросил.
— И я тоже, — добавил Натэниел. — Но ты не обязан был спрашивать. До нас эта кровать была твоей.
Это уже было несколько неполитично, но Ричард, как ни странно, улыбнулся.
— Приятно, что кто-то это еще помнит.