— Так что, я причинил ей сильную боль, а ты весь в белом?
Не будь я так вымотана и не боли у меня каждая косточка, я бы велела Ричарду прекратить и не затевать ссоры, но у меня просто не было сил. Он ночевал у нас. Он помог мне справиться с Марми Нуар. Так все было хорошо, ну почему должно опять быть плохо? Черт побери.
— Я вызвал ее леопарда, а не дал это сделать Натэниелу, потому что умею вот это.
Он отодвинулся, чтобы не касаться меня, а дальше случилось чудо. Как будто черный мех превратился в язычки пламени, задутые ветром его силы, всю черноту сдуло и открылась обычная кожа. Любой другой оборотень в момент превращения смотрится как будто его разрывают на части и складывают заново либо выворачивают наизнанку. Лучшее, на что можно было бы надеяться — что тело расплавляется и перетекает в новую форму, человека или зверя. Но Мика — Мика просто изменился. Секунду назад — человек-леопард, и тут же — просто человек. Если бы я не видала, как превращается Химера, как вода, переливающаяся из горсти в горсть, я бы сказала, что лучше Мики никого не видела.
Он посмотрел на Ричарда:
— Натэниел застрял бы в облике леопарда на несколько часов.
Ричарда я не видела, потому что обращена была лицом к Мике, и слишком много нужно было бы сил, чтобы повернуть голову. Но голос его прозвучал так, будто он глазам своим не верит.
— Считается, что это дорого тебе обойдется, если перекинуться обратно ранее шести часов, иногда и дольше. Ты не измотан?
— Нет, — ответил Мика.
— И совсем не дезориентирован?
— Прыгать меня сейчас не тянет, но дай мне пару минут, и все будет в норме.
— Никогда не видел никого, кто умел бы так легко превращаться туда и обратно.
— Я одного видел, который умел лучше, — сказал Мика.
— Кого?
— Химеру.
И лицо у Мики стало сразу серьезным и печальным — я слишком хорошо знала это выражение.
Я потянулась к его руке — предпочла бы к лицу, но это значило лишнюю пару дюймов, слишком много усилий. Он улыбнулся мне, будто знал, чего мне стоило это движение.
— Если он умеет перекидываться еще легче, чем вот так, не против была бы с ним познакомиться, — послышался женский голос.
Соледад подошла и встала над нами. Она не была высокой, как другие охранники, до шести футов сильно не дотягивала, но если с полу смотреть, то казалась под потолок. Стройная, но с округлостями, волосы острижены по-мальчишески коротко и окрашены в такой оттенок желтого, который в природе не встречается. С такими волосами как-то ожидаешь больше косметики, но она обычно использовала лишь губную помаду и карандаш, подчеркивающий карие глаза. Сейчас она смотрела на меня своим обычным взглядом: будто вспомнила что-то смешное и вот-вот засмеется. Недавно до меня дошло, что это у нее такой вариант непроницаемого лица.
Я бы, может, спросила ее, что она думает, глядя вот так на меня, но тут в темноте, во мне мелькнул тигр. Только не это, — подумала я.
Соледад смотрела на меня, улыбка с ее лица сползла, и я на миг увидела то, что не ожидала увидеть: страх. Я бы спросила ее, чего она испугалась, но тигр помчался по этому коридору внутри меня. Я потянулась к Соледад — она колебалась.
— Делай свое дело, Соледад, — сказала Клодия.
Она наклонилась и взяла мою руку со словами:
— Лучше в этом мире два дня прожить тигром, чем сто лет овцой.
Я бы спросила, что она цитирует, но когда она коснулась меня, тигр прибавил ходу, скачками пошел по туннелю вперед, и я собралась в ожидании удара.
14
А удара не было. Тигр налетел на мою кожу, на тело — и побежал дальше. Я не передала Соледад моего зверя: он просто выплыл из меня и вплыл в нее. Мне не было больно, как будто все, что перешло от меня к ней, это была сила. Я даже не знаю, было ли еще что-то, поскольку Соледад не сменила облика. Она почти рухнула на меня, обивая меня собой, свободной рукой опершись на пол, чтобы не упасть на меня совсем. Дышала она тяжело и часто, будто ей было больно, но я ничего не чувствовала — только держала ее руку и смотрела ей в лицо. Она смогла прошептать:
— В тебе нет тигра.
— Думаю, что ты права, — ответила я.
Мой голос все еще звучал хрипло от долгих криков, но хотя бы уже можно было не только шептать.
— В чем дело? — спросила Клодия у меня за спиной.
— Я думаю, Марми Нуар не могла превратить меня в тигра, — сказала я. Но все равно внимательно смотрела в лицо Соледад — оно еще было искажено болью. — Ты как, ничего?
Она кивнула, но губы ее были сжаты в тугую тонкую линию. Наверное, насчет «ничего» — это была ложь.
— Мне кажется, ей больно, — сказала я.
— Соледад, тебе больно? — спросила Клодия, склоняясь к ней.
Она покачала головой.
— Скажи словами, — настаивала Клодия.
Но Соледад только мотала головой. Клодия помогла ей подняться, но Соледад не держали ноги — Клодии пришлось ее подхватить, чтобы та не упала. Римус подскочил с другой стороны и помог отвести ее к кровати.
— Что с ней случилось? — спросил он.
— Не могу сказать, — пожала плечами Клодия.
— Это не был тигр-оборотень. — К Соледад вернулся голос.
Я попыталась сесть, Мика мне помог. Ричард подошел с другой стороны, поддержал меня, помогая сесть между ними.
— Это была Марми Нуар, — сказала я.
— Кто? — переспросила Соледад.
— Мать Всей Тьмы, королева вампиров.
— Пахло оно тигром, а не вампиром, — возразила она.
— Тигры — среди ее подвластных зверей, — объяснила я.
Соледад покачала головой и на миг прислонилась к Клодии.
— Ладно, признаюсь. Не очень я себя хорошо чувствую.
— Почему она не вызвала ее зверя? — спросил Натэниел.
— Анита — не тигр-оборотень, и потому тигр не мог быть столь же реален, как остальные ее звери, — сказал Мика.
— То есть? — спросил Ричард.
— Мы не знали, приобретает Анита зверей, потому что перенесла нападение или же из-за вампирских сил у нее подвластные звери проявляются как виды ликантропии. Я думаю, мы теперь получили ответ. Тигр-оборотень на нее никогда не нападал, и у Химеры тоже не было облика тигра.
— Так зачем же пытаться вызвать тигра? — спросил Ричард. — Почему не вызвать одну из кошек, которая у Аниты уже есть?
— Не знаю, — ответил Мика.
У меня возникла мысль.
— Она достаточно глубоко влезала мне в голову, чтобы знать: я думаю, что тигра у меня поблизости нет. Она сказала, что хочет сделать меня своей, но если она меня не может получить, то…
— Она хотела, чтобы тигр разорвал тебя, — тихо сказал Ричард.
— Или же хотела превратить тебя в тигра издали, — предположила Соледад. — Вряд ли она знала, что произойдет. И вряд ли это ее интересовало. Сила, которая меня коснулась, не мыслила как тигр.
— А как она мыслила? — спросила я.
— Как серийный убийца, как мясник. Тигры охотятся только от голода. А эта тварь — от скуки.
— Ага, — сказала я, — это похоже на Мамашу Темную. Прости, что тебе пришлось ощутить ее вкус, Соледад.
Она слабо улыбнулась.
— Моя работа — принимать за тебя удары.
Но она была бледна и настолько близка к обмороку, насколько это вообще возможно для телохранителя.
— Пусть у Химеры не было тигра, — сказал Римус, — но в нем были гиена, змея, медведь — может, и еще что-нибудь. Почему Анита на них не реагирует?
Мика пожал плечами:
— Они на нее никогда не нападали. Похоже, сперва нужно, чтобы ей такой зверь пустил кровь.
Он погладил меня по голой спине, и это мне напомнило, что мы сидим голые, но почему-то все воспринимали это нормально, так что и я как-нибудь переживу.
Ричард, сидевший с другой стороны, придвинулся ко мне ближе, будто, раз Мика меня трогает, он тоже должен. Или он просто нервничал и так успокаивался. Но я все выискивала у него нехорошие мотивы. Даже не хотела сама, но он так часто делал мне больно и так глубоко ранил, что я искала в нем всегда негатив, а не позитив. Сейчас я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
— Ты нормально? — спросил Римус, но его глаза скользнули от меня вправо-влево, будто он знал, что именно у меня не так.
Я кивнула — и слишком резко. Все и без того болело, но сейчас боль полыхнула пламенем. Она утихнет, но черт меня побери, если я понимаю, как оборотни это терпят. Полностью перекинуться — это же должно быть еще больнее?
— Ты знаешь, почему ты реагируешь не на все животные облики Химеры? — спросил Римус.
— Жан-Клод считает, что для того, чтобы такой зверь восстал, необходимо, чтобы на меня воздействовал вампир, у которого этот зверь подвластный.
— То есть сочетание пережитых тобой нападений — и вампирских сил, — сказал он.
— Что-то вроде.
Ричард провел ладонью по моим плечам, попытался притянуть к себе, отодвигая от Мики. Я старалась не напрягаться, но у меня не получилось. Ричард остановился, оставив руку у меня на плечах, и движение, которое только что было так естественно, вдруг стало неуклюже. А в неловкие моменты, если я голая, мне хочется одеться.
— Тогда ты должна реагировать на нас, гиен, потому что мы — подвластные звери Ашера, а он на тебя воздействовал когда-то, Анита. Да так, что чуть тебя не убил.
Я попыталась не думать про Ашера, не вспоминать, что мы делали в последний раз, когда нам разрешили быть вместе только вдвоем. Его укус вызывает оргазм, а в сочетании с обычным сексом это такое наслаждение, за которое можно отдать жизнь. Чего я чуть не сделала.
Мика тронул меня за плечо.
— Анита, не надо.
Я вздрогнула, обернулась к нему, удивленная. Он был прав: я слишком сильно задумалась об Ашере. Одно только воспоминание могло вернуть и удвоить это удовольствие — в самые неподходящие моменты или самые неловкие. И потому мысли об Ашере, о водопаде его золотых волос я задвинула как можно дальше, насколько могла, но последнее время он никогда особо далеко не был, с той ночи, когда нас так захватила его способность дарить радость…
Мика схватил меня — сильно — и повернул лицом к себе.
— Анита, думай о чем-нибудь другом!
Я кивнула:
— Ты прав, ты прав.
— К тебе все возвращаются картины той ночи? — спросил Ричард.
Я кивнула.
Он снова тронул мою спину — осторожно, нежно — не пытаясь отодвинуть от Мики, а просто коснулся. С этим я готова мириться.
— Трудно конкурировать с тем, кто может вызвать у тебя оргазм одним только воспоминанием.
Я повернулась к нему — он отвел глаза, будто не знал, понравится ли мне выражение его лица. Я знала, что он ревнует к другим мужчинам. И вряд ли могла бы, наверное, поставить ему это в вину.
Он наклонил голову, и тяжелая волна волос упала вперед, скрывая его лицо — волосы не такие длинные, как у Ашера, но жест тот же. Ашер так скрывал шрамы, которые получил от инквизиции много веков назад при попытке выжечь из него дьявола святой водой. Ричард подражает этому жесту сознательно или случайно?
Тревис, лев, издал резкий вдох, и это отвлекло мое внимание от Ричарда. Мика отпустил меня, и я смогла погладить льва по мягкому пушистому боку — у Тревиса лев был цвета светлой соломы. Он перевернулся на живот и посмотрел на меня — его лицо стало идеальной львиной мордой, но взгляд был совсем не львиный. Он явно говорил, что там, внутри, все еще человек. Львы не глядят на тебя с таким отвращением.
— Мне жаль, что было так больно, — сказала я.
Он встряхнул головой так, что распушилась грива — сухая. Никогда этого не понимала: сам процесс превращения дико влажный, а результат на каждом конце почти сухой. Пол или кровать будут мокрые, народ вокруг забрызгается, а сам оборотень остается сухим. Я спрашивала знакомых ликантропов, как это получается — они тоже не знают.
— Я поведу Тревиса чего-нибудь поесть, — сказал Натэниел.
Он стоял, все еще голый и измазанный слизью, которая не попала на льва.
— Тебе нужно в душ, — сказал Мика.
— Схожу в один из общих.
Натэниел молча исключил себя из кандидатов на утреннее кормление — утренний секс. Тут до меня дошло, что я не питала ardeur с вечера — он не проснулся, а мы не стали специально его пробуждать.
Я обернулась к гробу Дамиана, но его заслоняла кровать.
— Черт, — тихо сказала я.
— Жан-Клод говорит, что ты можешь сейчас увеличить интервалы между кормлениями, — сказал Натэниел.
— Но сейчас-то мне надо.
Мой голос звучал разочарованно, и я не могла этого скрыть. Заниматься сексом, когда сама хочешь — одно дело, а быть вынужденной делать это, чтобы не умереть — совсем другое. Я не люблю, когда меня что-нибудь заставляют делать, даже то, что мне нравится.
— Я отведу Тревиса поесть и вымоюсь.
Он посмотрел на двух мужчин рядом со мной, и я ощутила его мелькнувшее чувство. Его уже здесь не было. Он умел поставить на своем, если надо было, но Натэниел не любил играть в царя горы, особенно если горой была я. Он знал, что это меня раздражает, и потому старался устраниться заранее. Мика иногда тоже. Они живут со мной и потому иногда понимают меня лучше других мужчин моей жизни. Ладно, лучше, чем Ричард. Ну вот, я это сказала, пусть даже про себя. Ричард вечно мерится со всеми известно чем, а в результате получается, что предмет измерения кладут на меня.
— От кого ты питалась последнего? — спросил Ричард.
— От меня, — ответил Мика, глядя на него.
Долгую минуту они смотрели друг на друга, и я, как вчера в постели, ощущала себя лишней.
— Я не знаю, как это делается, — сказал Ричард.
— А ты просто это скажи, — ответил Мика.
— Я не хочу, чтобы мне надо было просить твоего разрешения на секс с Анитой.
Мика рассмеялся — резко, удивленно:
— Ушам своим не верю, что ты это сказал.
— Все равно не хочу.
— Не моего тебе разрешения надо просить, Ричард, — сказал Мика.
Это, кажется, до Ричарда дошло, потому что он обернулся ко мне и даже был столь любезен, что смутился.
— Я не то хотел сказать.
— А что ты хотел сказать? — спросила я голосом настолько нейтральным, насколько у меня получилось.
— Я пытаюсь ужиться с другими мужчинами в твоей жизни. А как это сделать, я не знаю. Я хочу тебя попросить питаться от меня, но у меня такое чувство, что нужно одобрение не только от тебя, но от всех. Я не прав?
У меня мышцы лица несколько расслабились. Он, бедняга, очень старается. Я взялась пальцами за его волосы — в них засыхали брызги слизи. Наверное, я была еще грязнее, поскольку Тревис перекинулся прямо на мне. А чем превращение более бурное, тем оно более грязное.
— Всем нам надо отмыться, — сказала я.
Он посмотрел на меня неуверенно.
— Я с Натэниелом пойду в душевые, — сказал Мика, вставая. Потрепал Тревиса по спине. — Пошли, лев, покормим тебя.
Он перегнулся ко мне и чмокнул меня в щеку с уверенной улыбкой — изо всех сил показывал мне, что все в порядке. Что я больше всего в нем люблю — что он любую ситуацию делает проще, а не сложнее.
Он вышел, сопровождаемый с одной стороны мускулистым огромным львом, с другой — Натэниелом. Натэниел от двери послал мне воздушный поцелуй, но поцеловать меня реально не попытался. Не знаю почему — мне бы понравилось.
Ричард тронул меня за руку, и я посмотрела на него. То, что он увидел у меня на лице, не сделало его счастливым — по глазам видно было. Поскольку я сама не знала, что у меня в глазах читается, изменить этого я не могла. Что было в них, то он и увидел.
Он улыбнулся, хотя глаза у него остались грустными.
— Пойдем в ванну мыться. — Он опустил голову, волосы упали на лицо. Вздохнул так, что плечи поднялись и опустились. — Если ты согласна.
Я тронула его за руку:
— Горячая ванна успокаивает ноющие суставы. При полном превращении так же больно?
Ричард задумался, наморщив брови, потом покачал головой.
— Нет. То есть болит, когда делаешь это время от времени, но с практикой боль проходит. Такое впечатление, что ты застряла на ранних стадиях, когда больнее всего.
— Этого мне только не хватало, — ответила я.
Послышался шум воды — Римус или Клодия послали кого-то напускать ванну. Она была большая и наполнялась не вдруг.
Ричард встал и протянул мне руку. Я видела его тело в профиль сейчас — гладкая сильная линия бедра, на которую можно было смотреть вместо кое-чего другого. Я была благодарна за эту скромность — потому что когда ее у него не бывало, мне трудно было ясно мыслить. Конечно, не только его мужские признаки приводили меня в такой восторг. Я смотрела на очертания его тела — ступни, мускулистые выпуклости икры, бедра, потом талия и выдающиеся мышцы груди, широченные плечи. Одну свою мускулистую руку он протягивал ко мне, и я посмотрела вдоль нее снизу вверх, переводя глаза на его лицо. Не в том дело, что он был красив или что отросшие волосы обрамляли его как портрет — дело в его глазах. Чисто карие, глубокий, густой цвет, наполненный тяжестью его личности, его сутью, которая и есть Ричард. Тяжесть и сила, которая, я думала когда-то, способна меня поддержать. И все это я видела в те секунды, когда смогла не только протянуть ему руку, но и другой ухватиться за его запястье — такое мощное, что не обхватить моей кистью. Просто вот такой он большой.
Он осторожно подтянул меня вверх. Вставать было больно, и я покачнулась, уцепившись за него. Он второй рукой поддержал меня под спину.
— Позволь, я тебя на руки возьму, Анита. Пожалуйста.
Он знал, что я не люблю, когда меня носят на руках. От этого у меня ощущение собственной слабости, но сегодня у меня все болело, а к тому же я знала, что для него это важно.
— Да, — прошептала я.
Ричард улыбнулся, и все его лицо просветлело от этой улыбки. Он поднял меня на руки, я прильнула к этой его силе. Она ощущалась, даже когда он просто держал меня на руках.
Голову я пристроила к впадине на его плече и смирилась, что в его руках я кажусь маленькой. Когда-то это мне не нравилось, но с тех пор я малость повзрослела, наверное. Может быть, мне уже не надо было быть в каждом коллективе самой большой и самой опасной. Может, я достаточно повзрослела, чтобы дать распоряжаться кому-то другому. Может быть.