Арэну такие слова пришлись не по душе, но ему хватило выдержки не подать виду. Миэ и сама разгадала мысли дасирийца только по едва заметным складкам у рта да по застывшему в глазах негодованию. Услышанное наверняка заставило его иначе посмотреть на родителя и на ту роль, которую он отвел сыну.
- Твой отец поступил так же, как сделал бы всякий, окажись на его месте. - Миэ впервые отважилась говорить с Арэном о его отце. Скорое расставание делало ее словоохотливой так же, как шипастая плетка в руках палача.
- Он не должен был вмешиваться. - Дасириец тут же разгорячился, безразличие из него выветрилось. - Шаамы никогда не затевали войн против своих.
- С какого дива рхелец стал в Дасирии "своим"?
- Срать я на Шиалистана хотел, - свои слова Арэн подтвердил плевком, - но за него выйдут дасирийы, которые присягнули на верность хранителю императорского трона. И дасирийцев там не меньше, чем рхельцев.
- Так и поделом им, - искренне пожелала таремка. - Нечего клясться узурпатору и тому, кого следовало кастрировать еще в младенчестве. Да простят меня боги и пусть прикроет свои чудесные уши Сладкоголосая Амейлин, только я все больше думаю, что зря Верховный служитель отвел от этого ублюдка руку Тирпалиаса. Глядишь, ему бы такое зверство теперь зачлось. И не зыркай на меня так, - фыркнула Миэ, почуяв неодобрительный взгляд дасирийца, - знаю, что гадость говорю, да только чтобы мир добыть, нужно, порой, по самую макушку в дерьмо нырнуть, от которого потом вовек не отмыться.
- В Тареме так принято поступать?
- В Тареме принято думать в первую очередь о благе и покое города. И если в уплату благополучию придется разменять нескольких малолетних засранцев - так тому и быть. Думается мне, боги тогда вложили топор в руки Тирпалиаса, чтобы он не Бренну переполовинил.
- Предлагаешь стоять в стороне и глядеть, как вершится божий суд? - Дасириец редко позволял себе быть злым в разговорах с женщинами, но слова таремки разметали в нем вежливость. - Так-то я обязательно выйду чистым, и никто после не попрекнет меня, что встрял занозой в божеские планы.
- Ты слышишь в моих словах то, что желаешь слышать, а не то, что я пытаюсь вбить тебе в голову, - печально ответила волшебница. - Я говорю лишь, что нет нужды жертвовать собой теперь. Ты умрешь, Арэн из Шаам, сдохнешь в муках, никому не нужный. Что за польза с твоей смерти?
- Пользы, может, никакой, - мрачно заметил дасириец, - только мне Гартису хоть за трусость отвечать не придется.
Миэ мысленно обозвала его болваном.
- Я пришлю тебе птицу с письмом, когда разгадаю книги, - сказала она бесстрастным голосом. Что толку ломать копья, если дасириец давно все решил? Не одну ночь, видать, над тем голову ломал. - И если с шарами что пойму - тоже дам знать.
- Спасибо, - в тон ее голосу поблагодарил Арэн, слишком плохо скрывая, что до книг ему нет никакого дела.
- Дурень ты, Шаам, - в сердцах бросила Миэ и задернула полог, прячась вглубь обоза.
То был их последний разговор. Когда обозы купца прибыли к порталу и пришла пора прощаться, Арэн будто сквозь землю провалился. Торговец торопил, пеняя на грозовые облака, что сунули с запада: ненастье могло плохо сказаться на переходе, и таремец не хотел рисковать. Миэ ничего не оставалось, кроме как пожелать дасирийцу легкого пути до родного дома и попросить Леди Удачу оберегать его от невзгод.
Округлая мраморная площадка, испещренная зачарованными рунами, засветилась, стоило купцу активировать камень-ключ. Блестящий туман окутал ее и обозы, один за другим, скрылись в нем, растворяясь.
Миэ не любила переходить через порталы, хоть сколько удобств они не сулили. Но в теперешнем положении только глупец бы не воспользовался выгодой. Путешествие через магический туман казалось одновременно и длинным, и коротким. Когда Миэ, наконец, вышла, ноздри, опаленные магией, жгло от чистого воздуха. Портал вывел их в сердце холмов. Среди полукружий, лохматых от густых зарослей кустарников, виднелась широкая утоптанная дорога. Впереди, на востоке, гребнем вставали неприступные стены Тарема.
- Нужно идти осторожно, - предупредил купец. - Теперь здесь столько дасирийских доходяг встречается, что не ровен час подхватить от них поветрие.
Миэ стало интересно, каким же образом их станут проверять у городских ворот, не несут ли какую проказу, но смолчала. Неприятное расставание с Арэном, тошнота и головокружение после перехода через портал - все вместе грузом давило на грудь, и слова давались тяжело, будто их приходилось тянуть из-под каменной глыбы.
Наемники из Гильдии сопровождающих и воины из личной охраны купца обступили обозы со всех сторон. Торговец достал из закромов бутыль с каким-то варевом и щедро полил им на отрезы ткани, которые раздал всем, велев перевязать лица до самых глаз. От тряпки смердело мочой, и Миэ едва не вывернула содержимое желудка, пока повязывала ее поверх носа. Обозы двинулись дальше: погонщики торопили тяговых лошадей, щедро хлестали их, и от каждого удара Миэ вздрагивала, словно охаживали ее собственную спину.
Когда городские стены выросли вдвое, и торговец радостно сообщил, что скоро их всех ждет заслуженный отдых и теплые постели, ветер принес запах гнили. Тракт сделал поворот, выныривая на развилку путей. Центром трех дорог служил указатель: казалось, его всадили в самое сердце перепутья. По деревянным жердям расселись вороны. Миэ никогда прежде не видела, чтоб эти черные птицы были такого размера. Их перья лоснились, и воронье не спешило покидать насиженные места. Когда обозы подъехали совсем близко, только пара птиц, недовольно каркнув, убралась прочь.
- Отожрались на человечине, - проворчал купец, и плюнул в сторону пернатых стражей. - Не глядите туда, госпожа Миэль, ни к чему женскому хрупкому сердцу видеть такие изуверства.
Таремка, вероятно, и не поняла бы в чем дело, но слова заставили ее осмотреться. Чуть в стороне, за деревьями, виднелась серая насыпь, такая высокая, что Миэ сперва приняла ее за край далекого холма. Однако же, стоило присмотреться - и бесформенная куча оформилась, показала свою истинную сущность. Руки, ноги, пустоглазые человеческие черепа, еще хранящие остатки кожи и мяса. Таремка сглотнула, не в силах оторвать взгляд от ужасного зрелища. На самой макушке холма копошилось воронье: птицы толкались, покрикивали друг на друга и улетали, урвав кусок плоти. В клюве одной из ворон, что только что примостилась на жерди указателя, поблескивал человеческий глаз.
Миэ поспешно отвернулась, зажав рот ладонью. В другое время она бы, пожалуй, выблевала все, что осталось в кишках, но после Сьёга, полного обгорелых покойников, чувства огрубели.
- Говорю же, госпожа, не на что там смотреть, - торговец тронул ее за руку, намереваясь отвлечь, но Миэ отшатнулась.
Коням, что тянули их повозку, передалось беспокойство таремки, и они попятились, словно собирались отступить. Вознице пришлось несколько раз обходить их хлыстом, чтобы успокоить.
- Это... дасирийцы? - осторожно спросила Миэ. Сколько же их там? Сотня, не меньше.
- Они, госпожа, - подтвердил мужчина. - Раньше здесь околачивались, все хотели на стены Тарема взобраться. Все сюда сходились.
- Зачем?
- Так с ними же Первая пророчица, чтоб ей пусто было. - Торговец снова сплюнул, будто ему от одного упоминая сделалось гадко во рту. - Полоумная девка, все пророчила Дасирии скорую погибель и приход Первого. Мол, если кто не отринет старых богов и не станет молиться новому, тот сгинет в муках быстро и ужасно, и дух его никогда из гартисова царства не выйдет.
- Первый? - В памяти живо всколыхнулось воспоминание - румийка тоже говорила о пророчице, которая якобы обещает спасение всем. - Новый бог?
- Да не в себе эта девка, госпожа Миэль, - отмахнулся торговец и прикрикнул, чтоб двигались быстрее. - Как "хохотунья" в Дасирии взялась разгуливать, так народ к девке потянулся, потому как якобы сбылись ее пророчества. Вот она их сюда и стала выводить, всех, кто уверовал в нового бога. Поклоны били, молились денно и нощно. Слыхивал, - он посмотрел на таремку с сомнением, но та вопросительно вскинула брови, и мужчина продолжил, - приносили они кровавые жертвы. Младенцев сжигали, бабам нетронутым промеж ног пруты раскаленные засовывали. Чтобы через боль доказать божку своему преданность. А Первая пророчица между ними самая первая садистка была - в крови вся измазанная ходила, и кровью же жажду утоляла.
Миэ покривилась. Вслед им донеслось прощальное карканье, от которого по спине таремки пополз колючий страх - добрался до головы и вцепился в самое темя, размножив головную боль.
- Откуда прознали? - не скрывая сомнения, поинтересовалась она. Говорить можно всякое, только никто из таремцев, наверняка, и близко к этому месту не подходил, и знать не знал ни о каких ритуалах. Вернее всего крики зараженных поветрием разбередили их давнишние страхи; стоило одному сказать нелепицу, как людская молва ее подхватила и на свой лад переиначила.
- Так говорили, - ответил торговец, подтверждая ее подозрения. - Молва зря ходить не станет.
- А отчего покойники горой лежат-то? - Миэ обернулась. Нагромождение мертвецов сделалось почти незаметным в череде деревьев, но она все так же ясно ощущала на себе взгляд множества пустых глазниц.
- А песья мать его знает, - пожал плечами купец. Он достал бурдюк и сделал несколько жадных глотков.
Остаток пути прошел словно в тумане. Таремка, обессиленная долгими странствиями, уснула, убаюканная скрипом обоза. Торговец растормошил ее только когда телеги подошли к самым стенам Тарема. Миэ не сразу признала их: белый камень густо покрывала смола, ее пятна сложились в какие-то зловещие очертания. Около самих стен было бело от костей. Торговец пояснил, что дасирийцы помирали прямо здесь, и их приходилось сжигать, чтобы не задохнуться трупной вонью. Еще столько же мертвецов лежало по ту сторону рва: их было много, как листьев по осени. Миэ поглядела на лес, который начинался там, где заканчивались мертвецы, и нахмурилась, чувствуя на себе пристальный взгляд из-за листвы. Или показалось?
Откидной мост раскрыл свою пасть нехотя, словно сытый лев, которому подсунули голую кость. И, не успела Миэ подумать, что не так-то страшны были россказни о ненормальных дасирийцах, которые лезут в Тарем чуть не по стенам, как над ее головой взвизгнула стрела. Из города густо высыпали воины, похожие друг на друга из-за повязок на лицах. Стрелы летели с обеих сторон, разрывая воздух.
Миэ скатилась с обоза, стараясь отползти в сторону, пока лошади, обезумевшие от страха, не перевернули телегу. Она сжалась комком, едва не угодив под ноги какому-то воину. Тот громко выматерился, мгновение замешкался, словно забыл, в которую сторону следует бежать, и в то же мгновение его нагнала стрела. Таремец выпучил глаза, выронил алебарду и обеими руками уцепился в ржавый наконечник, что вышел у самого уха. Воин попытался что-то сказать, но губы его зашлись алым, и слова утонули в бульканье.
Миэ отползла еще дальше, прикрываясь руками, будто они могли заслонить от стрел.
- Живо в город! - орал мужчина, весь в сверкающей броне и со щитом наперевес. - Не станем никого дожидаться, кто не поспеет.
Где-то над головами зеревели рога и цепи взвизгнули, медленно забирая мост вверх. Миэ продолжала пятиться. Перед ней мелькали таремские городские стражники: алебарды некоторых уже напились крови. Со стороны лесистой поросли густо сыпали ободранные и грязны мужчины, женщины и дети. Одежда выдавала в них дасирийцев, а на рубашках некоторых виднелись гербы. Горожане и знать - поветрие помирило всех.
Несколько человек полетели в пропасть, не сумев удержаться на мосту. Миэ кубарем покатилась вниз. Казалось, что бока ее подобрали все перевернутые обозы и рассыпанные товары. Воины бежали следом: нескольких нагнало колесо от телеги. Треснули головы.
Миэ попыталась встать на четвереньки. Очутившийся рядом капитан стражи рывком поставил ее на ноги, и потянул вдоль по тоннелю. В конце они свернули на право, прячась за домами. Здесь уже выстроились не меньше сотни воинов, готовые в любой момент встретить дасирийцев копьями и щитами.
Миэ с трудом перевела дыхание. Откидной мост захлопнулся, сбрасывая вниз мертвецов, товары и прочий скарб торговца. Сам таремец валялся неподалеку и выл, перемежая слова матом - его левая нога была неестественно вывернута, из нее, прорвав ткань штанов, оскалился обломок кости. Миэ отвернулась, поднял повязку надо ртом и опорожнила желудок. Полегчало на самую малость. Дасирийцев, одного или двух, которым посчастливилось пробраться на мост и оказаться по эту сторону, добивали беспощадно и тут же поджигали. Некоторые еще не были мертвы, когда огонь побежал по их лохмотьям.
- Чтоб вас драл кастрированный ишак! - орал какой-то здоровенный воин, когда охваченный пламенем дасириец побежал вперед, оставляя после себя ошметки горящей плоти. Таремец взял копье наперевес, прицелился и пустил в полет - древко прошило дасирийца словно игла тонкую ткань. Но даже и тогда упал он не сразу. Успел сделать несколько шагов и только после рухнул.
- Все минуло, госпожа, - успокаивал Миэ капитан, помогая волшебнице встать на ноги. - Вчера только крыс вытравили, а они вон как снова засаду устроили. И не вымрут никак, мать их. Куда только глядит дасирийский совет. Или сдохли они там все, в самом деле. - Мужчина поскреб свежий шрам под глазом и передал Миэ на попечение двух воинов.
Прибытие домой оказалось "запоминающимся". Таремка едва могла идти, то и дело спотыкаясь на слабых ногах. Воины - совсем зеленые, едва ли им минуло больше двух десятков лет - как могли, подбадривали ее. Шагов за сто один из них, наконец, сообразил спросить, куда довести госпожу.
- Я Миэль Эйрат, дочь Четвертого лорда-магната, - кое-как промямлила она. - Отведите меня к его дому.
Услыхав такое, воины тут же выпрямились, словно лорд-магнат появился перед ними собственной персоной. Один тут же предложил накидку, чтоб укутать озябшие плечи таремки, второй предложил обождать, пока он разыщет повозку или лошадь на худой конец. Миэ отмахнулась от накидки - тело ее скорее горело от пережитого, чем его пробирал холод - а лошадь пришлась бы кстати. До родного дома пешими идти заняло бы час времени, не меньше.
Дом отца - здание в три этажа высотой, широкое от хозяйственных построек, располагался в западной части Тарема. Миэ еще на половине пути заметила широкое полотнище стяга, которое плескал ветер. Синий фон с золотыми полосами - символы неба и спелых колосьев пшеницы, и над всем этим - востроглазые орлы. Пожалуй, фамильный герб и флаг Эйратов был единственным в Тареме, где не было никакой морской символики. Роду Эйрат принадлежала добрая половина всех полей и скота Тарема. С того и жили. Миэ не раз слыхала недовольство отца от того, что другие лорды Совета девяти не сильно считаются с ним, хоть он был Четвертым из девяти, и сам Ластрик прислушивался к его мнению. Но остальные магнаты жили с продажи кораблей, улова диковинных морепродуктов, жемчуга и дорогих кораллов, развивали железные рудники и ювелирные мастерские, и только Эйраты сколотили состояние на занятии, не достойном знатного лорда. Отца такое отношение расстраивало и злило, и все, что он делал, так или иначе служило одному - показать остальным, что и копаясь в навозе можно быть человеком достойным. Отчасти потому Миэ и любила надолго сбегать из дому - подальше от разговоров о том, как Эйраты рано или поздно заткнуть всех за пояс. Деньги нужно умножать, копить, чтобы рано или поздно получить такую гору золота, которой нет у самого Ластрика. И, возможно, занять его место. Первому лорду-магнату уж наверняка никто не попрекнет "пахотными кратами".
Ворота открыли не сразу. Высокие стены - Миэ казалось, что со времени ее отъезда, они сделались вдвое выше - казались такими же неприступными, как и те, кто охраняли замок Ластриков. Наверное, решила волшебница, отец и здесь решил перещеголять. Она назвалась дважды, прежде чем ворота дрогнули, расползаясь в стороны.
- Госпожа Миэль, отец будет рад, что вы вернулись, - сдержанно поприветствовал ее распорядитель - тучный мужчина лет сорока, в расшитой шапочке с кисточкой, которая казалась как минимум вдове меньше положенного размера.
- Рада тебя видеть... в здравии, Зарин, - ответил таремка, выразительно глядя на его живот. Шнуровка на кафтане натянулась, едва сдерживая края одежды под натиском огромного брюха. Миэ считала, что распорядитель не должен быть таким жирным, но отец отчего-то ценил его. - Скажи отцу, что я дома и мне нужно с ним поговорить.
- Боюсь, это невозможно, госпожа, - Зарин развел своими короткими пухлыми ручонками. Казалось, что все в этом человеке ему мало, кроме отвисшего живота. - Господин Джодан отбыл на собрание Совета девяти. Сегодня пришло письмо от Фиранда Ластрика с требованием немедленно явиться всем.
- Зачем? - настрожилась Миэ.
Зарин выразительно посмотрел на двух воинов позади, и Миэ осеклась. Конечно, он не станет говорить ничего при посторонних. Она поблагодарила обоих и велела Зарину дать им по паре кратов в довесок к ее словам. Толстяк неодобрительно скривился, но перечить не посмел.
- Первый лорд-магнат не указал цели такого неожиданного собрания, - продолжил распорядитель, как только стражники, получив золото, убрались. - Ваш отец высказал предположение, что речь пойдет о дасирийском несчастье. Болезнь сильно пошатнула их мощь, рхельцы, кто понаглее, отвоевали несколько кусков западных территорий, и это только начало. - Он покачал головой, и кисточка на шапке задергалась, поддакивая. - Тарему это не на пользу, госпожа.
- Знаю, - нехотя признала Миэ.
Они зашагали через двор, в сторону лестницы. Поднявшись широкими ступенями, таремка остановилась. Прислужники развели створки дверей, и услужливо согнулись поклонами.