- Чем занятная? - Миэ не спешила задавать своих вопросов, чтобы ненароком не спугнуть догадки волшебника. Пусть сперва скажет свое, а уж после будет иной разговор.
- Выполнен будто бы ладно, а шершавит. - Старик потер подушечкой большого пальца по ониксовой поверхности, улыбнулся и передал "глаз" Миэ. Таремка повторила вслед за ним, но ей шар показался идеально гладким, без единого изъяна. Старик потянулся за вторым, ощупал и его и закивал, мол, и здесь так же.
- Разве они станут работать, если сделаны как попало?
- Эти, госпожа, сделаны не как попало, они выточены с великим мастерством, но... - он помедлил, выбирая нужное слово, - ... торопливо, я бы сказал. Как наспех сотворенное чародейство сработает, но не в полную силу.
- И что это значит?
- Думаю, сигнал между ними будет не остаточной силы, чтобы использовать образцы на далеком расстоянии. - Старик потряс шар, прислушался, словно слышал какие-то звуки, предназначенные только ему. - Не слишком существенный брак. Думаю, если бы у меня было время исследовать их, я смог бы сказать более определенно. - Он как бы извинялся за свои слова, но звучали они скорее снисходительно - Родгер знал, что без него не обойдется, и, как всякий старый лис, собирался торговаться. Он продолжал поглядывать на книги, но предусмотрительно не спрашивал откуда они.
- Будет тебе время, шельма, - нехотя согласилась Миэ. - Пара дней, думаю, в самый раз, а то еще подумаю, что на девятом десятке пора тебя на покой отправлять, за ненадобностью. Скажи только - насколько невелико расстояние? Несколько миль?
- Что ты, госпожа, думается, если развезти ониксы по разные стороны Рхеля, или, скажем, Дасирии, то магического сигнала будет достаточно, чтобы вести разговоры. Может с огрехами, но работать они должны. А если, положим, увеличить расстояние на треть - тут меня сомнения разбирают.
Миэ быстро вспоминала. Один шар она нашла вместе с книгами, в Хеттских горах, второй был в вещах мертвого Дюрана. Что же выходит? Северные земли невелики, Дюран мог общаться с тем, кто бродил в подземельях. Знать бы только, кто владел книгами и ониксовым "шаром". Румиец? На это указывали книги. И то, что в горы не полез бы никто из северян, было еще одним тому подтверждением. И все же таремка не спешила с выводами. Может, в подземельях пережидал незадачливый вор, который выбрал не то место для схрона. Впрочем, эта версия не отменяла того, что первоначальным владельцем странного скарба мог быть румиец. Миэ напрягла память, вспоминая, что Раш рассказывал о браконьерах. Они с Хани, будто бы наткнулись тогда на парочку, которые разведывали рудники. Что если то были не первые охочие до чужого, и несколько из них остались жертвами летунов в пещерах?
От домыслов в голове сделалось туго. Миэ выпила еще вина и велела подать новый кувшин. Старик Родгер помалкивал, поигрывая ониксовыми шарами словно безделицей. Миэ же раз за разом возвращалась в Северные земли, пытаясь найти отгадки. Браконьеры, вырытые длинные лазы, с самого севера страны до ее южных границ, людоеды и тролли, которые двигались, послушные чьей-то невидимой воле. Северяне говорили, что они забирают всех, кому меньше тридцати. Зачем? И что за странные фигуры в темных плащах? Миэ никогда прежде не видела магии настолько сильной, чтобы от нее пробирало до холодного пота.
- Позволь поинтересоваться, госпожа. - Старик выждал, пока рабыни приберут остатки еды и скроются за дверьми.
Миэ знала, о чем тот будет спрашивать, кивнула на книги. Так случилось, что мастер волшебник увидел то, что она предпочитала скрыть до поры, до времени. Правильно ли будет рассказать ему о догадках? Миэ знала старика: он непременно расскажет отцу обо всем, а таремке хотелось приберечь свои находки в секрете. Отец не сможет утаить о румийцах, и обязательно вывернет ее открытия себе в пользу. Если черные маги Шараяны и вправду что-то затевают, тогда нужно прежде разузнать что. И теперь для поисков самое время: румийцы расслабились, не ищут подвоха, у их осторожности притупился нюх. Начни Тарем трезвонить о них всему Эзершату - румийцы спрячутся, отгородятся от мира заслонами родного острова. И, затаившись, станут вынашивать новый план, более совершенный. Пусть их планы придется отложит на десятки или сотни лет - из того, что Миэ услышала от Раша, румийцы научились не только выводить коросту, но и терпеть.
С другой стороны старик мог подсказать то, чего не знала Миэ. Но стоит ли риск призрачной надежды?
Видя ее сомнения, старик хрипло кашлянул в кулак.
- Я не видел прежде этих книг. Они на шаймерском написаны, или глаза меня обманывают на старости?
- Обманывают, Родгер, - Миэ выразительно посмотрела на него, всем видом давая понять, что свои догадки он вправе оставить при себе, но она соглашаться не станет. Отцу что угодно пусть доносит, если тот ему, конечно, поверит. Волшебница даже устыдилась вранья родителю. Правда, ненадолго. Время, когда она потихоньку таскала сладости и корила себя за это, миновали. В конце концов, отец сам наставлял: на третьем десятке лет всякий таремец должен позабыть про стыд и совесть.
- Душой-то я молод, - улыбался мастер-волшебник, поднимаясь из-за стола, - а вот глаза уже не те. И отчего бы богам не даровать нам вдове больше годов, эх-эх. Если я больше не нужен тебе, госпожа Миэ, так пойду. Меня в коморке занятные опыты дожидаются. Если смешать пополам печень жабы и толченый янтарь, да разбавить серебряной водой... Приходи, разучу тебя нескольким именным фокусам.
Старик подмигнул, и его дряблая кожа затряслась, будто под ней не осталось ничего, кроме черепа.
- Загляну, Родгер, - пообещала она. - Занесу ониксовые шары, поколдуй над ними, может, разгадаешь нужное слово.
- Только Эйраты умеют загадывать загадки, к которым отгадки быть не может, так, будто просят кошачье дерьмо прибрать с пола. - Родгер погрозил пальцем и направился к двери.
Отец вернулся только к вечеру следующего дня. К тому времени таремка успела надежно спрятать книги. Родгер колдовал над ониксовыми "глазами", и Миэ каждый день навещала его в мастерской. Старик, забавы ради, называл мастерскую "коморкой", хоть места, что отвел ему лорд Эйрат, хватило бы для конюшни на десятерых лошадей. Крестьянские хибары размером были меньше, чем "коморка" мастера-волшебника. Дела с шарами продвигались медленно: Родгер вычислял расстояние, на которое хватало магического проводника между ними, а про слово-ключ даже не заикался. В шутку, предложил Миэ сидеть над ониксами и перебирать вслух слова - вдруг, какое подойдет? А после прибавил: на всех языках Эзершата. "Не может простить мне, что книги утаила", - думала Миэ, и отвечала на шутки улыбками. Пусть злиться старый прыщ, хоть малая, а радость на исходе лет.
Едва Миэ узнала, что отец вернулся, она поспешила к нему. Вошла без стука, несмотря на старания рабыни-иджалки задержать ее. Господин устал с дороги, говорила она, неловко прыгая перед Миэ. Таремка оттолкнула иджалку и вошла.
Лорд Эйрат стоял у стола, опираясь на столешницу, словно боялся упасть. Вся его фигура кричала об усталости, Миэ видела, как подрагивают его ноги. Мужчина обернулся. Ни радости, ни недоумения на лице. Таремка догадывалась, что распорядитель отправил ему птицу с новостями, но это оправдывало отсутствие удивление. А куда же подевалась радость?
- Ты выглядишь на семь десятков лет, - сказала она первое, что пришло в голову. Отцу было всего шестьдесят, и когда Миэ покидала дом, лорд Эйрат выглядел на каждый прожитый год. Теперь его лицо осунулось, и умножилось морщинами.
- А ты все больше похожа на мать, - сказал лорд Эйрат. Он помассировал плечо, прошелся до постели и сел, тяжело, будто много дней провел на ногах.
Может, и не было никакого собрания, подумала Миэ. Отчего отец провел в зале Совета девяти три дня вместо одного? Вероятно, два дня посвятил каким-то своим нуждам, и они, судя по его хмурому виду, не принесли нужного результата. Ничто не расстраивало отца сильнее бесполезно потраченного времени.
- Зарин написал, что ты вернулась. Надеюсь, уже ознакомилась с нашими делами, иначе я начну думать, что ты приезжаешь домой только чтобы жировать на моих харчах.
Миэ не собиралась вникать ни в какие отцовские дела, хоть и понимала, что по праву старшей рано или поздно ей придется этим озаботиться. Старший брат, от самой первой отцовской жены, умер от глупой царапины. Рана нагноилась и расползлась от щиколотки до самого колена. Сперва, бедолаге отрезали ногу, но гниль успела переползти дальше. Когда от запаха гниющей плоти в комнате сделалось невыносимо, отец избавил сына от мучений, перерезав горло. Миэ знала - до самой смерти он не простит себе того поступка. С тех пор лорд Эйрат всеми силами старался приобщить Миэ к мысли, что она станет наследницей, но волшебница упрямилась.
- Не ознакомилась, - призналась Миэ. - И не собираюсь. Зато видела шутовской колпак на Лаумере. Он сказал, будто это твой подарок.
- Мой, и что с того? - Он кликнул рабов, и в его покоях сделалось многолюдно.
Два чернокожих невольника принесли таз с подогретой водой, рабыни суетились с целебными солями и маслами, еще одна снимала с господина сапоги. Напряжение сползло с лица мужчины только, когда его стопы оказались в воде. Миэ отошла в сторону, чтобы не мешать в суматохе, которую подняли вокруг хозяина вышколенные рабы. Таремка злилась, но гасила злость. Встреча с отцом началась на той ноте, на которой Миэ планировала ее закончить. Что-то будет дальше?
- Убирайтесь теперь все, нечего мне зад вылизывать, - прикрикнул лорд Эйрат. - Кроме тебя, - кивнул он пышнотелой бабе в летах. И для Миэ пояснил: - Она мастерица пятки массировать, одно удовольствие. И голову просветляет, если мыслей в них больше, чем дерьма в нужнике.
Таремке хотелось сказать, что ей дела нет ни до пяток, ни до мыслей, от которых отец хотел избавиться, но прикусила язык. Что ж, пусть потешится, а она подождет, поглядит, так ли чудодейственен массаж. Тем более, что и отец не торопился с расспросами.
Массаж ли на родителя подействовал или он просто отдохнул с дальней дороги, но лицо лорда Эйрата смягчилось, губы порозовели, а глаза сделались теплыми. Рабыня осторожно переставила его натруженные стопы на отрез ткани, тщательно вытерла, и взялась растирать их бальзамом.
- У нас здесь говорят, что в Северных землях неспокойно, - неторопливо начал отец. - Верно, что Сьёг разрушен, и теперь на троне сидит новый Конунг?
- Так и есть. - Миэ не отпиралась. - Человек он достойный, думаю, править будет долго, и Северные земли под его рукой расцветут больше прежнего.
- Гляжу, ты с этими варварами успела подружиться. - Голос отца сделался сварливым. - Я, попервам, все весточки от тебя ждал, а после решил, что ты сгинула, и даже оплакать тебя успел. Ан нет, добрые люди рассказали, что видали на пиру у Торхейма - пусть Гартис его не сильно в гузно тычет раскаленным прутом - красавицу-таремку, по которой на слюни изошли все двуногие кобели Артума. Я как услыхал такое, сразу смекнул, о ком молва пошла.
- Добрые люди? - Миэ покривилась. - Не припомню таких на том пиру, а вот дрянь всякую видела, об которую порядочный человек посрамиться сапоги вытереть.
- Оста на язык осталась - хорошо, - похвалил отец. И прикрикнул на рабыню, когда та, переусердствовав, слишком сильно выкрутила пятку. - Ты делом занимайся, корова безмозглая, а то последую примеру Катарины Ластрик и отрежу тебе уши и язык, чтоб неповадно было хозяйские разговоры слушать.
- Катарина совсем из ума выжила, - проворчала таремка. С этой госпожой они пересекались несколько раз, и Миэ леди Ластрик показалась самонадеянной и спесивой не в меру. И гонор ее из всех щелей лез, смердело им за десять шагов.
- Катарина знает, что делает, - сказал отец, и все-таки прогнал рабыню. - Вовремя ты домой воротилась, Миэ.
Слова окрасились таким тоном, что у таремки сразу отпала охота обижаться и ерничать. Видать, не зря отец приехал взмыленный, что-то его тревожило.
- Ластрики замышляют игру против нас, - сказал мужчина и пинком отодвинул таз. Вода расплескалась. - Она где-то откопала дядьку твоего.
- Дядьку? - Миэ покопалась в памяти, припоминая, о каком дяде может идти речь. По материнской линии их было двое, но один служил в таремском храме Ашлона и частенько навещал их, а другой умер через год после кончины леди Эйрат. Еще один дядя, по отцовской линии, сгинул в юношестве. Других дядей Миэ не знала, если только речь не шла о бастардах - Эйраты не любили говорить о своем порченном семени, и, сколько помнила волшебница, история их семьи не знала случаев, когда хоть один "ублюдок" призывался в отчий дом. - Не понимаю, о ком речь идет.
- О брате моем, Шале, - нехотя ответил мужчина. Он сопел, тянул время, и Миэ пришлось вернуть родителя к разговору покашливанием. Тот раздосадовано хватанул себя по колену. - Младший братец, Шале. Пятнадцать годков минуло ему тогда, когда родители наши оба к Гартису пошли в последнее паломничество. Гуляка и марнотрат, тьфу, гадко вспоминать. Наверное, всех шлюх перетрахал в округе, деньги спускал на баб, пойло и ши-пак. Проиграется до портков, и домой бежит, у мамки деньгу клянчить. Да так складно, бывало, заливает, что меня и отца на слезу прошибало. Умел, гаденыш, подлизать. Вот родители ему завещали половину нажитого добра. Я знал, что Шале его спустит вмиг, а я мог бы в дело приспособить. Без того золота все бы в харстам пошло.
- Что ты сделал? - спросила Миэ, и тут же засомневалась, что хочет услышать ответ. Так ли важно, как поступил отец? Он и так давно уж перестал быть ее идеалом, но таремка продолжала верить, что он не худший из людей Тарема. Пусть бы так и было. Она даже вскинула руку, чтобы перебить его, заставить замолчать, но лорд Эйрат уже начал.
- Я вышвырнул его на улицу, - сказал он почти безразлично. - Не стал руки марать родной кровью, и так будет за что у Гартиса ответ держать. Для Шале это была бы не самая скверная кончина. Помер бы где-то с голодухи - и отправился в мертвое царство более-менее читеньким, да еще и в невинной смерти. Я приставил человека следить за засранцем, чтоб тот, ненароком, не выкрутился как, и не сунулся обратно в дом. Всем, кто мог нос совать в наши семейные дела, я хорошо подмазал золотом. Дорого мне обошлось, но все меньше, чем братова половина. Тот человек донес мне, что видел его мертвым в канаве. - Отец выплюнул пару крепких слов. - Жаль, то его болячка забрала, а то залил бы в лживый рот расплавленного золота, ровно столько, сколько заплатил за байки.
- Погоди, то есть этот, как его там Шал... - Миэ запуталась, вспоминая имя.
- Живой он. И Катарина его откопала где-то на пиратских островах. На собрании Совета Фиранд меня и прижал к ногтю, мол, что да как, отчего родню обидел. Да еще и нагородил сверх того бреда какого-то, будто я братца мужикам отдал, чтоб его снасильничали, и заставлял всяким непотребством заниматься. Теперь, видите ли, мне нужно ответ держать перед Советом, времени у меня с гулькин нос, чтобы рассказать, как на самом деле случилось, покаяться и...
Тут лорд Эйрат замолчал, спрятал лицо в ладонях, словно загораживался от мира. Миэ подошла к нему, не обращая внимания, что шелковый подол весь промок в луже расплесканной воды. Отец никогда не ломался, и ей казалось, что в том его главный недостаток. Всем нужно прогибаться, иначе жизнь так крепко наляжет, что и треснуть недолго. Но глядя на родителя, таремке стало муторно. Он сказал все, но не договорил самую малость. И отчего-то Миэ казалось, что в ней кроется самая закавыка.
- Что еще нужно сделать? - Она тронула отцу за плечо.
Мужчина посмотрел на нее сквозь растопыренные пальцы. Словно из-за решетки, вдруг подумалось волшебнице, и она сглотнула, прогоняя видение.
- Этот ублюдок хочет признать за собой право наследовать половину всего, а за все мои "издевательства" сверх того два трети моей доли.
- Две трети, - повторила Миэ. Что же тогда останется им?
Видимо она задала вопрос вслух, потому что отец резко поднялся, прошлепал босыми ступнями до портрета своей второй почившей жены - Миэ удивилась, увидев потрет матери на прежнем месте - и прошептал:
- Это будет разорение и позор, Миэ. Никто в Тареме не станет иметь с нами дел, наши поля, скот - все перейдет засранцу. Ни один уважаемый горожанин не подаст мне руки, все станут плевать в лица моих детей и тыкать мне в спину. Никогда больше Эйратам не заслужить места в Совете. Они сидели там, эти восемь мешков с золотом, все разной толщины, но одинаково горделивые, будто сами никогда рук не пачкали, подтирая зад. Пантарк, гаденыш, седьмой всего, а все подмазывался с брачными обещаниями: мол, давай наших сосватаем, а как подрастут - сыграем свадьбу. Сволочная шкура, сам нос от меня воротит, да только краты навозом не смердят, и на них не написано, что получены от урожая картошки. Деньги всем нужны. Заплати, сколько надобно - и вот тебе почет, и уважение. - Лорд Эйрат вполоборота покосился на Миэ. - После минувшего совета, даже не глянул в мою сторону. У свиньи чести больше, чем у этого слизняка.
- Скажи, что он не твой брат, - затараторила Миэ. - Сколько времени прошло, мало ли кто о той истории прознал. Обвини в самозванстве, и пусть докажет, он это или нет.
- Думаешь, я не думал об этом? - Отцовский голос из усталого сделался злым. - Не знаю, что там засранец с Катариной наплели Фиранду, да только он сразу сказал, что тот настоящий брат и есть, тряс какими-то бумагами из архивов, и сказал, что если потребуется, Шале присягнет у Храма всех богов.
- Очень удобное обещание - в дасирийские земли теперь сунется разве что сумасшедший. - Миэ одолела слабость, и таремка опустилась на кровать. Сердце будто раздвоилось и колотилось в висках, грохот этот сводил волшебницу с ума и не давал сосредоточиться. - Ты-то сам уверен, что человек этот - действительно брат тебе? Узнаешь в лицо? Сколько времени уж прошло...