Шиалистан врал лишь отчасти. Каджи отбыл в Иджал как только Фраавег выболтал все, что знал. Ну, или то, что ему было дозволено сказать. Шиалистан дал своему койоту указания во что бы то ни стало разыскать Сиранну и всех до последнего ее наследников, даже если придется откапывать их могилы, чтоб увериться, что те мертвы. В случае успеха, Сиранну с выводком следовало доставить во дворец тайно - для этого Шиалистан отправил с Каджи несколько десятков отборных воинов. Все они, с койотом во главе, облачились в одежды пилигримов и покинули город с двумя обозами гружеными одеждой и прочей утварью. Шиалистан, скрипя зубами, отдал часть собственного добра: решив ограничить дядино вмешательство в свои планы, Шиалистан получал едва ли треть от того золота, на которое кормился он сам и все его прихлебатели. Благо, что природная расчетливость заставила его отложить некоторую сумму на черные времена. Шиалистан надеялся, что до такого не дойдет, но времена переменились. Теперь регент был вынужден считать каждую монету. Вероятно, если вскорости ничего не изменится к лучшему, он станет немногим богаче оравы нищих, что обивают пороги храмов.
Невольно, регент тронул себя за золотую цепь с медальоном в виде волчьей головы, погладил ладонью шею, будто только сейчас узнал о ее существовании. В голову пришли мысли о веревке, и множестве желающих завязать ее петлей на шее пришлого рхельца.
- Не зря тебя шакалом нарекли. - Фраавег сплюнул желтый сгусток, снова облизал порченые зубы. - Сам нос боишься высунуть за порог, а других на погибель с улыбкой отправляешь.
- С улыбкой? Разве? - Шиалистан изобразил деланное удивление. - Я и не заметил. Только тебе, Фраавег, хотелось заполучить место военного советника пуще жизни, вот теперь принимай не только мягкое место под седалище, а и положенные твоему назначению обязанности. Или, может, мне поискать кого-то иного на это место? Я с радостью освобожу тебя от тяжкого бремени - только попроси.
- Да кто же, скажи мне, теперь покуситься на такое вшивое место? - На лице дасирийца не было и половины той уверенности, которая звучала в его голосе.
"Значит, не такой уж ты непробиваемый", - про себя насмешничал Шиалистан.
- Охочие найдутся всегда. Нашлись же те, кто подобрал с полу кишки моей матери, хоть Тирпалиас грозился удавить ими всякого, кто тронет суку Бренну. Императору в заду свербело, так хотелось поплясать на ее потрохах. Но смельчаки нашлись. Боги, Фраавег, любят отчаянных.
- Как же, любят, оттого и забирают их к себе раньше срока.
- А ты, никак, смерти боишься? - Шиалистан постарался, чтобы издевку в его ловах нельзя было не услышать.
Фраавег перестал улыбаться, и мигом переменился в лице. Теперь он и вправду походил на льва, только старого, больного и тощего. Но все еще опасного, и регент начал сомневаться, правильно ли поступил, начав дергать хищника за усы.
- Я бы охотно принял место военного советника! - прогрохотал скрипучий голос где-то за их спинами.
Шиалистан обернулся. Старик, что стоял в дверях, был едва ли младше Фраавега, но превосходил его ростом и шириной плеч. Доспех, изукрашенный серебряной и золотой филигранной ковкой, казалось, был скроен по его фигуре без малейшего изьяна. Наплечники, унизанные тремя опущенным вниз когтями выглядели зловеще. Впрочем, все в броне, он наручей, поножей и до шлема, который старик держал на руке, будто было ковано с одной только целью - посеять в душе противника панику.
- Я уж отчаялся увидеть тебя снова. - Шиалистан никогда не думал, что будет настолько рад увидеть вечно хмурого деда.
Военачальник первой руки, отец убитой императрицы - красавицы Бренны, дед Шиалистана умел появляться эффектно. Регент подумал, что едва ли не впервые видит родича в железном панцире. Обычно тот ограничивался кольчугой, но отчего-то сегодня решил изменить привычкам. Шиалистан не сомневался, что на то была веская причина, куда более важная, чем попугать зарвавшихся негодяев.
- Раван из Хаагат. Какая неожиданность, встретить тебя здесь... в такой час. - Фраавег нахмурился больше прежнего.
- Чем теперешний день такой особенный, собака? - Раван не озадачивался любезностями.
На мгновение регенту показалось, что военный советник вот-вот бросится на старика, но глаза Фраавега потухли так же стремительно, как в них только что загорелась ярость.
- Ты разве не слышал, что приказал тебе твой правитель? - Старик сунул на него, словно обитый шипами таран, и Фраавег был вынужден отступать, чтобы не свалиться ему в ноги. - И если твой поганый рот хоть единожды еще скажет что-то крамольное против воли богов и народа, я самолично проверю, как глубоко начинается твой язык.
Фраавег оскалился, но рта раскрыть не решился. Шиалистан вдруг почувствовал себя немощью. Стал бы дасириец так же пятиться перед ним, выполнять приказы и беспомощно рычать? Никогда. Может, в том и кроется корень всех провалов? Никто в трижды проклятой империи не видит в нем сильного господина. Бедняки - и те любят из жалости. И пусть ему удалось однажды обернуть ее себе в пользу, теперь Шиалистану претила такая слава. То ли дело дед. Он стар и сух, и прислужники Гартиса давно стали тенями за его спиной, но его бояться куда больше, чем молодого рхельского шакала.
- Иди - и делай то, что тебе велено, - прикрикнул на советника Раван. - И всякий раз, когда голова твоя будет свободна от говна, не забывай, что на твое место есть кому сесть. И моли богов послать светлой головы твоему господину и повелителю, потому что его приемник может быть не так щедр.
Приемник? Шиалистан в замешательстве проводил взглядом Фраавега - военный советник покидал тронный зал быстро, поджав хвост. Регент не сомневался, что дедова грубость еще много раз аукнется ему самому, но теперь Шиалистана куда больше занимали слова о приемнике.
- Отчего эта баба волочиться за тобой всякий раз, когда мы встречаемся? - Дед ткнул пальцем в Черную деву.
- Живии охраняет мою жизнь, - как можно смиреннее ответил регент.
- Тогда скажи-ка мне, как ты собираешься заставить дасирийцев уважать себя, если прячешься за бабскую промежность?
"Хоть бы й хватило ума помалкивать!" - мысленно взмолился Шиалистан.
- Я больше никому не доверяю, - признался он. Честность - лучшее средство завоевать расположение человека. Регент чувствовал, что несмотря на поддержку деда раньше, сегодня он приехал в дурном расположении духа, и наверняка привез плохие вести.
- Пошла вон, - приказал Раван рхельке, но та не сдвинулась с места. Он повторил приказ, да так громко, что у Шиалистана зазвенело в ушах.
Черная дева не шелохнулась. Так и стояла с каменным лицом, точно темный обелиск. Регенту пришлось самому просить ее.
- Я останусь за дверьми, и приду, едва только ты подумаешь обо мне. - Она говорила глядя Шиалистану в глаза, но слова ее предназначались тому, кто стоял позади нее.
Когда мужчины остались одни, Раван прошел до императорского трона и уселся в него, издав протяжный стон. Рхелец только сейчас заметил, что стрик прихрамывает. Перчатки и шлем старик бросил себе под ноги, словно хлам, после несколько раз сжал и разжал пальцы. Его ладони тряслись - это было заметно даже с того места, где стоял Шиалистан.
- Не думал, что доведется стать пугалом на старости лет, - сказал Раван. - Ты будто бы не идиот, Шиалистан, так мне казалось. А теперь я гляжу на тебя, и меня стыд разбирает за то, что ты вышел из чрева моей Бренны. Как могла она выродить такое бесхребетное существо? Тебе не трон держать, а скомороший колпак впору примерить и народ веселить. Видать и вправду говорят, что у всех рхельцев вместо крови кошачья моча.
- Ты приехал меня пожурить? - Радость от приезда деда стремительно таяла. Шиалистану не нравился его тон, не нравился взгляд, которым старик пронзал его из-под жидких бровей. Но больше всего регенту не нравилась легкость, с которой Раван из Хаагат занял императорский престол. Масла в огонь подливало случайное - или не случайное? - напоминание о приемниках.
- Я привез тебе пять тысяч воинов, оружие, золото и весть из восточных земель. Шаам и бывший советник над казной, объединились, и собираются выкурить тебя из императорского замка.
- Что? Как?
- Как крысу. Скажи мне, Шиалистан, ты когда-нибудь видел, как амбары от крыс чистят?
Рхельцу дела не было до крыс и амбаров, и он не понимал, куда клонит дед, но непроизвольно кивнул.
- Двое становятся у двери, вооружившись мотыгами и лопатами, еще двое заходят внутрь и устраивают жуткий грохот. И тут-то входит последний, с горящим полынным веником в руках. И раздувает, раздувает, чтобы щели такой не осталось, куда бы дым не пробрался. А когда крысы и мыши начинают бежать, те двое у входа молотят их, что есть силы. Я видал целые горы серых тушек.
- Зачем ты все это рассказываешь? - Регент не мог спокойно смотреть, как вальяжно дед расселся на императорском троне. Уж не себя ли он имел в виду, заводя речи о приемнике. Совсем из ума выжил на старости лет?
- За тем, чтоб ты хоть иногда пользовал голову по назначению, а не как пьедестал для седалища собственной гордыни. Ты - крыса, Шиалистан, и тебя будут выкуривать из дворца не полынным веником. Для твоей головы уже навострили пику. Шаам хвалится, что велит залить ее воском и жиром, чтоб не затлела раньше срока, выставит ее на площади и всякий желающий сможет плюнуть тебе в рожу.
Дед говорил так живо, что Шиалистану стало не по себе. Как могло случиться, что все шпионы и соглядатаи не прознали о заговоре? Не иголка же в стогу сена этот Шаам, чтоб ему пусто было.
- Против тебя идет меч и золото, - дед будто нарочно разжигал в нем страх. - Воинов Шаама тебе не купить, а Юшане ты столько масла за шиворот залил, что никакими посулами теперь на твою сторону его не склонить.
- Сколько воинов у Шаама?
- Думаю, не меньше семи тысяч. Еще несколько тысяч сидит под знаменами его сына, и как только тот воротиться, непременно поскачет отцу на помощь.
- И где ты только бываешь, что узнаешь обо всем раньше моего, - попытался пошутить Шиалистан, но лицо деда осталось беспристрастным.
- А я уши пользую за той надобность, за какой они мне богами дадены, - ответил Раван. - Ты бы тоже иногда слушал, что круг тебя твориться, глядишь, не сидел бы теперь в выгребной яме. И нечего на меня глядеть, будто кот на мышь: если слова мои не по нраву, так я уеду.
Шиалистану и вправду не нравился их разговор, но он не мог разбрасываться семью тысячами воинов. От его собственных Белых щитов осталось не больше сотни человек, но регент понятия не имел, по каким углам и щелям искать "храбрецов". Как только по замку расползлось поветрие, большая часть воинов позабыла присяги и сбежали, прокладывая путь наружу мечами и подкупами. Не всем это удалось: перепачканные кровью белые одежды и погнутые щиты были развешаны по всему замку. Замковая стража, большей частью состоявшая из дасирийцев, следила за тем, чтобы никто не снимал "трофеев" с положенных мест. Новый Первый страж всячески поощрял убийство дезертиров, и его одобрение раззадоривало стражников еще больше. А Шиалистан, натыкаясь на "трофеи", обещал никогда не забыть подобной верности ни тем, кто оставил его, ни тем, кто глумился над остатками его величия.
- Когда они будут под стенами Иштара? - Рхелец старался напустить на себя сосредоточенный вид, но мысли разбегались, как тараканы. "Пусть он встанет с трона, пусть больше никогда не садиться в него так... уверенно!"
- Для тебя же лучше, если Шаам и его шавки не подойдут к столице. Стоит ему поднять знамена, и призвать всех честных дасирийцев сместить с трона узурпатора, как против тебя повернуться и те, кто еще вчера ноги тебе облизывал.
- Простой люд меня любит, - сказал регент первое, что пришло в голову, и тут же пожалел о брошенных словах.
- Думаешь, твоя бравада еще сильна в их памяти? Они напуганы, их дети заболевают с рассветом, а к закату умирают в страшных муках. Покойникам никто не отдает последнего уважения, кости мертвяков глодают собаки. Шиалистан, скажи мне, давно ли ты выбирался из своей норы? - Раван не дожидался ответа, и речи его становились все жарче. - А мне хватило наглядеться, пока я ехал от ворот до императорского замка. Моим людям пришлось заколоть десяток потерянных умом горожан, прежде чем им охота отпала отвоевывать у нас лошадей. Видел ты когда-нибудь собак, таких толстых, что они падают на задние ноги под тяжестью своих раздутых животов? Знаешь ты, с чего они жиреют, Шиалистан?
Рхелец желала знать ответов, отчаянно мечтая только об одном: пусть дед встанет с золотого трона, пусть больше никто и никогда не садиться в него, потому что этот трон предназначен лишь одному человек - ему, Шиалистану, рожденному править Дасирийской империей. Шиалистан не мог думать ни о чем, пока золотой трон не был пуст. И это сводило регента с ума.
- Откуда мне знать, - сказал он, рассеянно потирая ладони. В них отчего-то появился надоедливый зуд, от которого тело сводило судорогами. "Может, я уже болен?" - подумалось регенту.
Дед порывисто поднялся. Как для человека таких многих лет, он двигался быстро, и даже больные ноги не помешали ему настигнуть регента прытко, будто кошка мышь. Сухие пальцы больно вцепились Шиалистану в плечи.
- Эти псы откормились на человеческом мясе, на тех покойниках, которых с улиц прибрать некому. Они глодают их кости и после сами же дохнут. А их пожирают другие. Как думаешь, много ли народа пойдет за правителем, который не смог порядков навести, когда беда пришла? Есть в Иштаре хоть одна живая душа, которая бы тебя слушалась?
- Ты мне сейчас плечо вывихнешь, - дернулся Шиалистан.
Дед криво усмехнулся и угостил его затрещиной. Удар пришелся таким сильным, что Шиалистан потерял равновесие, попятился, широко размахивая руками, но все же не устоял на ногах и упал. Прямо в колени разгневанному родичу. Голова мигом загудела, вторя звукам набата, которые приносил ветер.
- Слизняк, - выругался Раван.
Шиалистану показалось, что тот готов плюнуть на него, чтобы окончено раздавить, но его опасения не оправдались. Вместо этого дед ухватил его за шиворот и поставил на ноги, легко, будто тряпичную куклу. На губах Равана проступила розовая от крови слюна. Он выплюнул ее на пол, дав Шиалистану короткую передышку. Регент пошевелил челюстью, и чуть не взвыл от боли; только страх получить еще один удар удержал его от крика. Когда Раван заговорил снова, его голос стал хриплым и низким. По спине регента поползла паника, щекоча его под ребрами шипастым хвостом.
- Никто из горожан не потянет за тобой руку, внучок. - Старик неспроста выбрал ласковое словцо. Интонация, с которой он его произнес, была такой же гадкой, как и засохший плевок на сапоге Шиалистана. - Чтобы они поверили в тебя, потребуется чудо, истинное, о котором не позабудут и через сотни лет. Думаешь, мы, дасирийцы, просто так с кровью Гирама носимся? Нет, мой бестолковый внук, всякий нищий в Дасирийской империи скажет тебе, что только наследник Гирама великого достоин, сидеть на троне. Даже если он будет таким, как садист Тирпалиас или полоумный Нимлис. Потому что мы верим, что кто-то из тех, в ком осталась кровь нашего великого императора, способен сотворить чудо не меньшее, чем его давно умерший предок. А ты, вместо того, чтоб голову ломать, как бы половчее на том сыграть, только зад на троне греешь. Государство тебе надобно или золотой табурет?
Раван отпустил его, и поспехом спрятал руки за спину. Но Шиалистан успел рассмотреть его трясущиеся пальцы. Старость давно настигла его, подумал регент, потирая челюсть, но он храбрится из последних сил. Хватается за всякую возможность, чтоб доказать, что жизнь слишком рано состарила его.
- И какое чудо ты предлагаешь совершить мне? - спросил регент, переходя на примирительный тон. В конце концов, старик приехал помочь, и у него есть воины. Ради стоящего совета и семи тысяч мечей, Шиалистан был готов стерпеть не один десяток затрещин. - Я бы и рад избавить страну от поветрия, да только не знаю, где раздобыть лекарские снадобья.
- Оставь дела богов - богам. Твое дело разобраться с Шаамом. Пока не поздно, нужно собрать совет, всех, кто еще в состоянии ходить своими ногами. Пусть придут все, до самого замызганного советника. Расшевели их, выкури из нор. Не за то они нажирали себе животы, чтобы теперь от долга отмахиваться. Раз так своей девке доверяешь, пусть она этим и займется, нечего за тобой хвостом ходить.
- Живии мне жизнь спасла, - упрямился Шиалистан. - кроме нее я никого к себе не подпущу, уж тем более - охранять мой сон. Знаешь, сколько есть охочих мне горло перерезать? - Говоря это регент вспомнил двух мертвых иджальских рабынь, и их стеклянные глаза.
- Не было еще такого, чтобы дасирийский император не умел в руках меч держать. Полоумный Нимлис - и тот рубился так, что щепки летели. А ты, если хочешь покорить этот народ, должен быть вдвое ловчее всех бывших императоров, потому что с тебя и спрос больше. Я сам буду учить тебя, - сжалившись, добавил Раван.
Шиалистану не нравилась идея днями напролет упражняться бою на мечах, но он не смел спорить. В роду Амадов не все мужчины обучались такой премудрости. Его дядя Ракел прославился как стратег и отменный мечник, а вот его брат Ила - отец Шиалистана - посвятил свою жизнь стихам и песням. Регент почти не помнил его голоса, и лицо бы позабыл, если бы не встречал на гравюрах, но во всех воспоминаниях, спутницей Илы была лютня. Ракел любил говорить, что руками Шиаслистан пошел в отца. Вот только боги обделили сына и музыкальным чутьем, и сладким голосом.
До сегодняшнего дня рхелец верил, что острый ум - оружие не менее опасное, чем меч, но деду удалось пошатнуть его уверенность.