Сестры-соперницы - Виктория Холт 3 стр.


— Нас подводят наши жены. Мы способны делать парней, но не с ними.

— Вам не на что жаловаться. У вас хорошая дочь, а Мелани и Мелдер хорошо присматривают за вами.

— О да, я должен благодарить за это небеса. Я должен быть благодарен за то, что мне дозволяют жить под крышей моего собственного дома. А почему эти девочки торчат на месте, как чучела? Ну-ка, подойдите, дайте взглянуть на вас.

Мать подтолкнула нас вперед.

— А что, это обязательно — держать их за руки, когда они лезут в пасть льва? — прокричал дедушка. — Не подходите ближе, детки, а то я вас слопаю!

Он находился пугающе близко от нас. Его густые брови насупились, а глаза метали молнии. Он протянул ко мне руку.

— Ты которая? — спросил он.

— Анжелет, — ответила я.

— А эта?

— Берсаба.

— Заграничные имена, — пробурчал он.

— Добрые корну оллские имена, — ответила наша мать.

— Одну назвали в честь ангела, а другую — в честь женщины, очень мало смахивающей на ангела. Батшеба — вот как ее звали Дедушка очень интересовался происхождением слов и древними обычаями нашего края. Линнет, его жена, была родом из Девона, а сам он очень гордился своей корнуоллской кровью. Он уставился на Берсабу[2] и начал оценивающе рассматривать ее. Она бесстрашно глядела на него. Затем он слегка шлепнул мою сестру.

— Подрастает, — сказал он. — Удачно выйдет замуж и обзаведется сыновьями.

— Я постараюсь, — пообещала Берсаба. Я поняла, что она понравилась ему и заинтересовала больше, чем я. Это было странно: казалось, он почувствовал ту разницу между нами, которую другие не замечали.

— И не тяните с этим делом. Я хочу посмотреть на правнуков, пока не умер.

— Девочкам всего семнадцать, папа, — сказала мать. Он рассмеялся кудахтающим смехом, протянул руку и вновь шлепнул Берсабу.

— Они готовы, — заявил он. — Созрели и готовы. Берсаба зарделась, как маков цвет. Мать сказала:

— Мы пробудем здесь несколько дней, отец, и еще зайдем вас проведать.

— Это неизбежная неприятность, — заявил дедушка. — Приходится иногда встречаться со старым людоедом, вместо того чтобы веселиться с другими родственниками.

— Вы же знаете, что одна из причин нашего посещения замка — желание навестить вас, — возразила мать.

— Ваша мать всегда соблюдала дурацкие приличия, — сказал дедушка. — Думаю, вы не пойдете по ее стопам, — и он взглянул на Берсабу.

— Нам, пожалуй, пора, — вмешалась Мелдер.

— Ну да! — воскликнул дедушка. — Сторожевая собака считает, что нужно успеть смотаться отсюда до тех пор, пока я не показал когти. Она бы их вырвала, если бы смогла. Ваша кузина Мелдер принадлежит к худшему виду женщин. Не вздумайте быть такими, когда станете взрослыми. Сварливая баба. Женщина, ненавидящая мужчин! Она имеет на нас зуб за то, что никто не хочет брать ее в жены.

— Но, папа, — вмешалась мать, — я уверена…

— Ты уверена!.. А вот я уверен в одном, когда речь идет о тебе: ты будешь всегда стоять на своем, пусть даже для этого придется закрыть глаза на правду. Это существо вряд ли можно назвать женщиной, поскольку женщина создана для того, чтобы услаждать мужчину и плодить детей…

По Мелдер не было заметно, что она оскорблена этой тирадой, но дедушка и не обращал на нее внимания. Он смотрел на нас, и, как мне показалось, в особенности на Берсабу.

Неожиданно он рассмеялся; его смех пугал не меньше, чем его гнев.

Мелдер открыла двери.

— Ну, мы зайдем навестить вас завтра, — сказала мать таким тоном, будто мы получили огромное удовольствие от этого визита.

Когда за нами закрылась дверь, он все еще продолжал смеяться.

— Сегодня у него дурное настроение, — заметила мама.

— У него такое настроение каждый день, — спокойно констатировала Мелдер. А при виде молодых девушек — тем более. Похоже, он находит некоторое утешение, оскорбляя меня. Неважно… если ему от этого становится легче…

— Нет необходимости приводить нас сюда завтра, — заявила мать.

Внутренне я улыбнулась. Я понимала, что ей не понравились высказывания дедушки о роли женщины в жизни, особенно в связи с Мелдер.

Она хотела защищать нас от реальности этого мира как можно дольше, но мы, как и большинство детей, знали о мире гораздо больше, чем полагала матушка. А что тут удивительного? Мы слышали разговоры слуг; мы видели, как они парочками ходят в лес; мы знали, что служанка Бесси забеременела и что наша мама устроила ее свадьбу с одним из конюхов. Мы знали, что детей находят не под кустами крыжовника.

Жизнь в нашем доме, где все шло гладко, где родители находились в добром согласии друг с другом, отличалась даже от жизни в замке Пейлинг. Наши кузины должны были больше разбираться во взаимоотношениях между мужчинами и женщинами. Розен как-то сказала: «Отец постоянно изменяет матери. Он лезет к каждой новой служанке. Он считает, что имеет на это право, поскольку является хозяином замка. Таким же был и дедушка. Конечно, если он бывает первым, то потом подыскивает девушке мужа да еще и дарит им домик, так что она получает что-то вроде приданого. Вот почему в округе так много детей, которые являются нашими кровными братьями и сестрами».

Трудно было сравнивать подобный образ жизни с тем, что вели наши родители. Но, так или иначе, мы знали обо всем. В общем, я хочу сказать, что мы были не столь невинны, как полагала наша мама.

В этот вечер, улегшись в кровать, я решила поговорить об этом с Берсабой.

— Он сказал, что мы созрели и готовы, — хихикая, напомнила я.

— Дедушка из тех мужчин, которые считают, что женщины годятся лишь для того, чтобы уложить их в постель.

— Ему пора бы уже потерять к этому интерес.

— Я думаю, с такими, как он, этого вообще не происходит.

— Он все время смотрел на тебя, — напомнила я.

— Чепуха.

— Конечно, смотрел. Как будто что-то такое о тебе знал.

— Я хочу спать, — заявила Берсаба.

— Любопытно все-таки, почему он так смотрел.

— Что? — сонно пробормотала она.

— Я говорю, любопытно, почему он так смотрел именно на тебя?

— Да не смотрел он. Спокойной ночи. И хотя я хотела продолжать разговор, она притворилась спящей.

* * *

Прошло два дня. Мы совершали конные прогулки с нашими кузинами и осматривали замок. Я прогуливалась к морю и собирала на берегу раковины и полудрагоценные камешки. У нас получилась приличная коллекция необработанных аметистов, топазов и любопытных кусочков кварца.

Я любила стоять на самом берегу, наблюдая за накатывающимися волнами; осыпавшими меня тучей брызг, и с визгом отбегая в последний момент от края прибоя.

Мне нравилось гулять по стенам крепости, поражавшей своей мощью. Стены и море — творение человеческих рук и творение природы — были двумя могучими противниками. Море, конечно, было сильней, оно могло разрушить эту твердыню; но и тогда оно было бы не в силах совсем стереть ее с лица земли. Дедушка Касвеллин бросил вызов морю, и море выиграло бой, но не совсем: ведь он продолжал жить в Морской башне и грозил волнам кулаком.

Раньше Берсаба тоже любила собирать на берегу камешки, но в этот раз она не проявила к ним интереса, заявив, что это занятие для детей. Так же, как и я, она любила ездить верхом. В первый день пребывания в замке мы выехали с кузинами, но вскоре заметили, что с нами нет Берсабы. Она просто обожала теряться. Вместе с нами были Розен, Гвенифер и два грума.

Я сказала:

— Она догонит нас или вернется в замок. Временами ей хочется побыть в одиночестве.

Мы не беспокоились за нее, как беспокоилась бы на нашем месте мама.

Я не ошиблась. Она действительно вернулась в замок. Она заявила, что потеряла нас, но решила не отказываться от прогулки. Окрестности она знала хорошо, а разбойников не боялась, считая, что сумеет на своей лошади ускакать от них.

— Ты же знаешь, что мама не любит, когда мы ездим в одиночку.

— Дорогая моя Анжел, — ответила она, — мы взрослеем. И чем дальше, тем больше мы будем делать то, чего не любит наша матушка.

Я видела, что она вновь отдаляется от меня, что невидимая нить, связывавшая нас, напряглась до предела. Она становилась чужой, у нее появились от меня секреты. «Однажды, — подумала я, — что-то рухнет, и мы станем всего лишь обычными сестрами».

На следующий день, опять собираясь на конную прогулку, я по ошибке взяла ее юбку для верховой езды и заметила, что к ней прицепились обрывки папоротника, а подол измазан глиной.

«Должно быть, она упала», — подумала я.

Берсаба подошла и уставилась на юбку.

— Слушай, — воскликнула я, — что произошло? Ты упала с лошади?

— Чепуха! — ответила она, забирая у меня юбку. — Конечно, нет.

— Но, сестренка, эта юбка испачкана землей. Это же ясно видно.

— Но, сестренка, эта юбка испачкана землей. Это же ясно видно.

Она немного подумала, а потом сказала:

— А, я поняла. Это было вчера во время прогулки. Я нашла чудный пруд, спешилась и немного посидела на берегу.

— Тебе не следовало делать этого… одной. Вдруг что-нибудь… какой-нибудь мужчина… Сестра рассмеялась и отвернулась.

— В один прекрасный момент мы станем взрослыми, Анжелет, — сказала она, чистя щеткой юбку. — Вот и все, — и она повесила юбку в шкаф. — А с чего ты вдруг решила проверять мои вещи?

— Я ничего не проверяла. Я подумала, что это моя…

— Ну, теперь ты убедилась в том, что она не твоя.

Берсаба вышла, а я осталась стоять, не зная, что и думать.

На следующий день произошло странное событие. Была середина дня, и мы сидели за обеденным столом в большом холле, так как тетя Мелани решила, что такой большой компании будет удобнее разместиться здесь, а не в гостиной, где обычно обедала их семья.

В замке Пейлинг трапезе всегда придавали особое значение. Дедушка Касвеллин привык к обильной еде, и Коннелл поддерживал обычай. У нас в доме это было не принято, и хотя в кладовках хватило бы еды на любое количество гостей, у нас был гораздо более скромный стол, чем в замке Пейлинг. Тетя Мелани очень гордилась своими кладовками и, воспользовавшись помощью Мелдер, заставляла нас пробовать все новые деликатесы, приготовленные ими по старым рецептам с некоторыми собственными нововведениями.

Мама и тетя Мелани обсуждали сравнительные достоинства лечебных трав, которые они трудолюбиво взращивали в своих садиках, и тетя Мелани сообщила о том, что от сока одуванчика Розен так сильно расчихалась, что у нее совершенно прошел давно мучивший ее насморк. В этот момент мы услышали во дворе шум.

— Гости, — сказал дядя Коннелл, посмотрев на тетю Мелани.

— Любопытно, кто это? — спросила она. Вбежал кто-то из слуг.

— Прибыли странники издалека, хозяйка, — сказал он.

Тетя Мелани встала и поспешила к дверям, за ней пошел дядя Коннелл.

До нас донеслись крики изумления, и вскоре вновь появились дядя и тетя, а с ними — две женщины, внешний вид которых поразил меня. Оглядываясь на прошлое, я часто думаю, что жизнь должна как-то подготовить нас, сделать так, чтобы происшествие, являющееся предвестником больших, коренным образом меняющих нашу жизнь событий, как-то привлекало наше внимание, предупреждая и предостерегая.

Но такое случается редко, и, сидя за столом и рассматривая вновь прибывших (одна из женщин была ровесницей матери, а другая — моей, может быть, чуть постарше), я не представляла себе, что их приезд окажет решающее влияние на наши судьбы.

Тетя Мелани воскликнула:

— Тамсин! Ты же знаешь ее! Это Сенара! Моя мать встала. Она побледнела, а потом покраснела. Довольно долго она стояла на месте, глядя на старшую гостью, и только потом они одновременно кинулись друг к другу и обнялись.

Обе они смеялись, но я видела, что мать готова расплакаться. Она держала приезжую за плечи, и обе вглядывались друг в друга.

— Сенара! — воскликнула мать. — Что случилось?

— Слишком долго рассказывать, — ответила женщина. — Как я рада видеть тебя… как рада оказаться здесь. — Она отбросила назад капюшон, и по ее плечам рассыпались великолепные черные волосы. — Здесь рее так же, как и прежде. И ты… прежняя, добрая Тамсин.

— А это…

— Это моя дочь. Карлотта, подойди, познакомься с Тамсин… с лучшей подругой моего детства.

Девушка, которую звали Карлоттой, подошла к нашей матери, которая приготовилась обнять ее, сделала в последний момент небольшой шажок назад и присела в изысканном реверансе. Уже тогда меня поразила ее необыкновенная грация. Она выглядела иностранкой: темные, как у матери, волосы, большие, чуть раскосые глаза с густыми черными ресницами, которых невозможно было не заметить даже с такого расстояния. Лицо ее было очень бледным, и на нем ярко выделялись алые губы и темные глаза.

— Твоя дочь… милая Сенара… О, это чудесно. Ты должна так много рассказать. — Мать оглянулась. — Мои дочери тоже здесь.

— Так ты вышла замуж за Фенимора!

— Да.

— И, видимо, удачно.

— Я очень счастлива. Анжелет, Берсаба… Мы встали из-за стола и подошли к матери.

— Близнецы! — воскликнула Сенара. В ее голосе вновь прозвучали веселые нотки. — Тамсин, милая, у тебя близнецы!

— У меня есть и сын. Он на семь лет старше девочек.

Сенара взяла нас за руки и внимательно взглянула нам в глаза.

— Мы с вашей матерью были как сестры… мы провели вместе детство, а потом нас разлучили. Карлотта, познакомься с девочками. Я их люблю уже только за то, что они — дочери моей Тамсин.

Взгляд Карлотты был, как мне показалось, оценивающим. Она грациозно поклонилась нам.

— Вы приехали издалека? — спросила Сенару Мелани.

— Да, из самого Плимута. Вчера мы ночевали на каком-то жалком постоялом дворе. Кровати были жесткими, свинина пересоленной, но я не обращала внимания, ожидая встречи с замком Пейлинг.

— Как удачно, что ты застала нас здесь, — сказала моя матушка. — Мы приехали в гости.

— Конечно. Ты же должна жить в Тристан Прайори. Как поживает милый Фенимор?

— Сейчас он в море. Но скоро мы его ждем, — Как я буду рада вновь видеть вас вместе!

— Расскажи нам, что же с тобой случилось? Тут с улыбкой вмешалась Мелани.

— Я представляю, что значит для вас встретиться после столь долгой разлуки, но ты, Сенара, наверняка устала. Я прикажу подготовить тебе и твоей дочери комнаты. К тому же вы, конечно, голодны.

— О, Мелани, ты всегда так заботлива и так предусмотрительна… Ах, Коннелл, я совсем забыла про тебя и про твоих детей… А голодны мы обе. Так что, если нам позволят смыть с себя дорожную грязь и потом съесть какое-нибудь их этих восхитительно пахнущих блюд… вот тогда, наверное, мы могли бы долго-долго вспоминать старые времена и гадать о том, что произойдет в будущем…

Коннелл подошел к жене и сказал:

— Вызови слуг, и пусть они позаботятся о гостях. Исполнительная Мелдер тут же поспешила отдать распоряжения.

— Сейчас опять накроют на стол, — сказала Мелани, — а пока пройдите ко мне в комнату и умойтесь. Ваши комнаты будут готовы попозже.

Она вышла вместе с нашей матерью и гостями, и за столом воцарилось молчание.

— Кто они? — спросила наконец Розен. — Похоже, что мама и тетя Тамсин хорошо знают их.

— Та, что старше, родилась здесь, в замке Пейлинг, — сказал дядя Коннелл. — Ее мать была жертвой кораблекрушения, и ее выбросило на берег. Сенара родилась здесь, через три месяца после кораблекрушения. Она провела здесь детство, а когда наша мать умерла, отец женился на матери Сенары.

— Значит, здесь ее родной дом?

— Да.

— А потом она уехала и до сегодняшнего дня вы ничего о ней не слышали?

— Ну, это длинная история, — сказал Коннелл. — Она уехала, чтобы выйти замуж за пуританина, кажется, уехала в Голландию.

— Несомненно, она расскажет нам обо всем.

— И в конце концов она вернулась! Сколько лет вы ее не видели?

Коннелл задумался.

— Ну, — сказал он, — прошло, пожалуй, лет тридцать.

— Она немолода… эта Сенара.

— Ей было не больше семнадцати, когда она уехала.

— Значит, ей сорок семь? Не может быть!

— Она, наверное, знает секрет молодости.

— Откуда, папа? — спросила Розен.

— Сенара всегда была загадочной личностью. Слуги говорили, что она ведьма.

— Как интересно! — воскликнула Гвенифер.

— В те времена было много разговоров о колдовстве, — сказал Коннелл. Знаете, иногда на это, как и на все прочее, бывает мода. Покойный король имел на этой почве пунктик. А здесь народ был уверен в том, что мать Сенары зловещая колдунья. Ей пришлось бежать.

— И что с ней стало?

— Это неизвестно. Но после ее исчезновения люди пришли к замку и потребовали выдать им ее дочь Сенару. Видите ли, море выбросило ее мать в Хэллоуин, и скрылась она в Хэллоуин. Все указывало на то, что она ведьма, и люди пришли за ней. Ну, а когда они узнали, что матери Сенары уже нет здесь, они решили, что им подойдет и Сенара, и ей тоже пришлось бежать. Вот с тех пор и до сегодняшнего дня мы ее не видели.

— А вы с нашей мамой помогли ей?

— Конечно, мы все помогали ей. Она была нам как сестра.

— А теперь она вернулась, — пробормотала Берсаба.

Остальные молчали. Я очень ясно представляла себе все это: мать Сенары, ведьму, смывает с корабля в море, после смерти бабушки Линнет она выходит замуж за этого ужасного старика из Морской башни, а потом убегает от него что очень естественно, кстати говоря. Потом толпа приходит за Сенарой… которая тогда была молодой девушкой с такими же глазами, как сейчас у ее дочери Карлотты. А кто отец Карлотты? Ну, об этом мы, несомненно, узнаем.

Назад Дальше