– Так мне это все-таки не приснилось… А ну, рассказывай, что дальше было и почему я ничего не помню?
Косморазведчик, опустив не относящиеся к делу подробности, рассказал сталкеру, что случилось, и поделился с ним своими мыслями насчет излучения. К этому времени как раз вернулась девушка, держа в руках обрезок веревки. Плюх сдвинул кастрюлю назад, чтобы она не закрывала глаза Шершню, и привязал ее, пропустив веревку между ручками. Получилось не очень удобно, кастрюля то и дело пыталась сползти на глаза, но все-таки это было лучше чем ничего. К тому же, поворчав, сталкер затянул завязки потуже и посудина устаканилась покрепче, хотя Шершень все равно оставался угрюмым.
– Где моя «Печенга»? – проворчал он.
– У меня, – созналась Забияка. – Вам она все равно была без надобности.
– «Без надобности»!.. – передразнил Шершень. – А ну дай сюда, так-на!
Девушка сняла и неохотно протянула винтовку.
– Что теперь? – продолжил ворчать сталкер.
– Пойдем искать улицу Победы, – сказал Плюх.
– С хрена ли?
– Ты же сам слышал, как кто-то говорил, что видел, как Блямс выскочил из Лазаревки в районе столовой «Минутка», а до этого бежал по улице Победы. Кстати, может ты знаешь, где эта «Минутка»?
– Не знаю я ничего, – еще сильнее посмурнел Шершень.
– Тогда пошли искать.
Сталкер стал подниматься, но его качнуло, и он снова упал на скамейку.
– Голова кружится, так-на… Идите пока без меня, я отлежусь малехо, в себя приду. А когда отыщете что – вернетесь за мной. Вернетесь же?..
– Ёшки-блошки, да конечно вернемся! – взмахнул руками Плюх. – Только ты осторожней тут, никуда не высовывайся и, главное, кастрюлю с головы не снимай. А чтобы силы вернуть – поешь, в рюкзаке еще банка тушенки осталась. И воды в бутылке на пару глотков – тебе хватит, а мы уже попили.
– Тушенки-то вам оставить чутка? – буркнул Сталкер.
– Было бы весьма желательно, – в тон ему проворчала Забияка. – Мне. Ему не надо.
Глава 15
Выйдя из зеленой двери с цифрами на кнопках, Плюх и Забияка повернули было налево, но вскоре поняли, что тут им на расположенную прямо перед ними улицу не выйти – проход был загорожен таким же точно проволочным забором, что и возле железнодорожного перрона. У разведчика мелькнула мысль разделаться с преградой с помощью бластера, однако он ее тут же отверг; энергии оставалось слишком мало, чтобы тратить ее на необязательные действия.
– Идем в обход, – мотнул головой Плюх.
Забияка молча кивнула. Она вообще, после того как пришел в себя Шершень, стала задумчивой и молчаливой. Чтобы как-то расшевелить девушку, косморазведчик предложил:
– Может, пока ходим, я продолжу рассказывать, как в Зону попал, и вообще?..
– Продолжи.
– А ты, смотри мне, не кисни! Мы все равно отсюда выберемся, вот увидишь! Я вон вообще чуть с ума не сошел, когда вместо дома неведомо где оказался, и то надежды на возвращение не теряю…
– На возвращение из Зоны? – удивленно перебила сталкера Забияка.
– Ага, интересно стало? – улыбнулся Плюх. – Ну, слушай тогда.
И пока они шли назад вдоль кипарисов и бетонного забора, пока, повернув направо – в другую от пляжа сторону, – выходили на улицу, которую видели из-за проволочной сетки, косморазведчик вкратце рассказал девушке, в чем заключается его работа, что с ним произошло, когда он возвращался с последнего задания, и что с ним и Блямсом случилось уже здесь, в Зоне.
– Получается, твой друг не человек? – больше всего удивило из услышанного Забияку.
– Ну да, я же говорю, он «богомол» с Машечки.
– Машечка на меня тоже произвела впечатление, – с непонятной интонацией сказала девушка. – Это ж надо – так сильно любить, чтобы целую планету назвать в честь своей дамы сердца!
– Ну… я просто… что первое в голову пришло… – залепетал разведчик, сам себя ненавидя за подобную реакцию.
– А если бы тебе какая-нибудь непристойность первой в голову пришла? – усмехнулась Забияка.
– Мне непристойности в голову не приходят, – буркнул Плюх.
– А куда они тебе приходят? – уже откровенно потешалась над ним девушка.
– Знаешь что!.. – вспыхнул косморазведчик. – Я тебе ничего больше рассказывать не буду. Ты ведешь себя крайне неприлично.
– Прости, – сразу стала серьезной Забияка. – Правда, прости, Егор. Сама не знаю, что на меня нашло такое. Видимо, подействовало все это, – повела она вокруг рукой. – И, если честно, я твоей Машечке даже завидую. Меня, кстати, Илоной зовут.
Плюх от неожиданности вздрогнул.
– И… можно тебя так называть?.. – сглотнул он.
– Наедине можно. При посторонних не надо. Илоной я была на Земле, в Зоне я – Забияка. Ну, еще для папы Илона.
– Спасибо, – глухо произнес разведчик. Затем прокашлялся и завертел головой: – Так что это за улица? Не та, что мы ищем?..
Забияка… или как теперь лучше – Илона?.. тоже принялась вертеть головой.
– Вон, на двухэтажном доме табличка… улица Лазарева, пятнадцать. Мы тоже на этой улице останавливались, когда отдыхали тут… очень давно. Но тогда здесь все выглядело совсем иначе. Потому что много лет прошло, или потому что это не мой мир?.. Но улица Лазарева…
– Ёшки-блошки, везде один Лазарев, – помотал головой Плюх. – Поселок Лазаревское, станция Лазаревская, улица Лазарева, в первом же попавшемся доме – портрет Лазарева… Я и впрямь чувствую себя беспробудным неучем.
– Беспробудными бывают пьяницы и дураки, – сказала девушка. – А получить новые знания никогда не поздно.
– Согласен. Но сейчас нам другое знание необходимо: где здесь улица Победы.
– Надо искать, – развела руками Забияка.
Косморазведчик вышел на проезжую часть и посмотрел сначала в одну сторону улицы, затем в другую.
– Смотри, – протянул он руку к вокзалу. – Там виднеется что-то вроде моста. Может, там и другая улица начинается?
– Мост через улицу?.. – посмотрела туда же и девушка. – Вероятно, чтобы безопасно было переходить дорогу. Здесь же наверняка авто ездили. Кстати, хотелось бы знать, где они все? Ни одного не видно… Не могли ведь жители уехать отсюда.
– Авто – в смысле, автомобили? Да, у нас они до конца двадцать первого века активно использовались. Сейчас тоже есть, но больше ради экзотики. А почему тут их нет… Трудно сказать. Самих ведь жителей тоже не видно. Не мог же поселок стать частью Зоны, оставив людей, да еще вместе с автомобилями, в другом месте планеты. Хотя с этой Лазаревкой вообще непонятного много. Будто еще одна Зона внутри первоначальной.
– Ученых бы сюда, – кивнула Забияка. – Но, говорят, они от своей лаборатории далеко отойти не имеют возможности.
– Неплохо бы встретиться с ними и все рассказать, – поделился Плюх своим желанием. – А заодно у них разузнать о Зоне побольше. И… расспросить про их мир тоже неплохо бы.
– А еще неплохо бы нам все-таки пойти, а не на месте стоять, – сказала девушка. – Говорить ведь и на ходу не возбраняется.
До «моста» Плюх с Илоной дошли быстро. Это и в самом деле было что-то вроде эстакады для пешеходов, имеющей одну лестницу сразу рядом с вокзалом, а другую – на противоположной стороне улицы Лазарева. Впрочем, пользоваться ею сейчас не имело смысла – автомобилей не было и в помине.
В этом месте и впрямь был перекресток – влево уходила короткая улочка. Вряд ли она могла называться улицей Победы, это, скорее, был всего лишь переулок. Его прошли быстро, прибавив шагу, словно предчувствуя скорую удачу. И предчувствие не обмануло – на новом перекрестке, на первом справа пятиэтажном панельном доме красовалась табличка: «ул. Победы, 113».
– Ура, – негромко, видимо, чтобы не спугнуть удачу, выдохнула Забияка.
– Да, быстро справились, – заулыбался Плюх.
– Ну, это мы еще самую малую и самую легкую часть нашего плана выполнили, – умерила его радость девушка. – Теперь нам нужно понять, в какую сторону идти, чтобы попасть к той самой столовой с обманчивым названием, которую еще и обнаружить требуется.
– А почему с обманчивым? – не понял разведчик.
– Потому что минуткой у нас тут вряд ли обойдется, как бы и часок-другой не потратить. Какие у тебя соображения имеются?
– Соображение одно: надо идти и вертеть головой во все стороны, чтобы эту «Минутку» не пропустить… Хотя что я опять говорю!.. Мы ее при всем желании не пропустим, там ведь поселок заканчивается. В смысле, там проходит «линия отреза».
– Да, но в какую именно сторону идти, мы все равно не знаем.
– Ну, раз уж повернули направо, так и пойдем дальше. Если дойдем до конца и окажется, что мы выбрали неверное направление, тогда вообще останется единственный вариант – можно будет сразу по пути за Шершнем завернуть.
Теперь Плюх и Забияка шли очень быстро, цель была ясна и понятна. Но по сторонам они, понятное дело, смотрели. И чем дальше, тем больше убеждались: что-то тут не так. Ни одного человека, никакой живности, включая птиц! Косморазведчик даже подумал, уж не создана ли тут всего лишь копия настоящего поселка, эдакий макет в натуральную величину? Но тогда появлялись новые, совсем уж безответные вопросы: кто именно такую копию создал и для чего?.. Все-таки предположить, что это реальное Лазаревское, испытавшее последствия неудачного эксперимента ученых, было куда реалистичнее, несмотря на всю фантастичность этих самых последствий в принципе. Вот только куда все же делись все жители?
Разведчик и сталкерша обратили внимание на то, что некоторые жилые здания и хозяйственные постройки были частично разрушены, причем разрушения эти были вызваны не действием времени (Плюх выяснил у Шершня, а Илона теперь это подтвердила, что Зона образовалась три года назад), а носили явно «насильственный» характер. Что же тогда получалось: люди в поселке изначально присутствовали, но потом кто-то их уничтожил?.. Или… что-то? Но где тогда останки? Или это «кто-то-что-то» пожирало людей целиком?.. Плюх невольно поежился.
И тут вдруг Забияка предложила новую версию, совершенно неожиданную для косморазведчика – представителя объединенного человечества Земли XXII века:
– Война.
– Что?..
– Война, – повторила девушка. – Такое ощущение, что здесь шли бои.
– Но… кто тут мог воевать?.. Как вообще сюда кто-то мог проникнуть?
– Мы же проникли.
– Мы проникли случайно. Специально сюда лезть вообще желающих мало.
– Согласна. Но что мешает предположить… – тут Забияка нахмурилась и затрясла головой, будто отгоняя посетившую ее неприятную мысль.
– Продолжай, – попросил Плюх.
– Что если война случилась здесь раньше? – тихо проговорила девушка. – Еще до того, как поселок попал в Зону.
Разведчик от неожиданности остановился.
– Ёшки-блошки! Да ты что? Война в двадцать первом веке?! И где – здесь?..
– Почему нет? Чем двадцать первый лучше двадцатого, девятнадцатого и прочих? Люди-то везде одинаковые, а их пороки неподвластны времени. Или ты опять намереваешься утверждать, что «в вашем мире» люди другие, и войн в нем никогда не существовало? Я скорее поверю, что «в вашем мире» люди давно перебили друг друга, а их место заняли механические куклы.
– Я же не кукла… – пробормотал Плюх. – А войны… Да, у нас были войны. Но после Второй мировой в середине двадцатого века больше ничего глобального не случалось, а в начале двадцать второго границы между государствами вообще стали чистой условностью.
– А я про глобальность и не говорю. Глобальная война двадцать первого века тут бы вообще камня на камне не оставила. Разрушения как раз схожи с теми, что случаются при локальных конфликтах. Тогда, кстати, объяснимо как отсутствие здесь людей, так и транспорта – жители попросту эвакуировались в более безопасные места.
Как бы ни был косморазведчик внутренне против этой теории, он не мог не признать ее состоятельности – ведь она объясняла многое, если не все. Хотя…
– Постой! – радостно выкрикнул Плюх. – А излучение?
– Чему ты радуешься? – исподлобья глянула на разведчика девушка. – Психотропное оружие – самое страшное. Обычное калечит тела, а это – души.
– И у вас такое есть?!..
– В двенадцатом году, насколько мне известно, не было. Но, опять же, насколько мне известно, такие разработки велись. И у нас, и в других странах. Так что сейчас… Кто знает.
Плюх шел дальше молча. Он переваривал услышанное. Разум негодовал от одного только слова «война» – это понятие для людей его поколения практически стало анахронизмом. Причем таким, о котором вспоминать без необходимости – если ты не историк, например, – стыдно и почти неприлично. Но разведчика также коробило от того, что он услышал от Илоны про людей. «Люди везде одинаковые, а их пороки неподвластны времени». А ведь почти то же самое говорил и Шершень. Как там?.. «Да никогда люди в мире и согласии не жили и жить не будут! Потому что люди – скоты, и вся людская натура – как есть скотская». Илона, конечно, поделикатнее выразилась, но суть-то сказанного, в принципе, одна, несмотря на то что Забияка и Шершень – представители разных миров, отличающихся государственным строем и, соответственно, идеологией. Неужели они в чем-то правы? Но тогда почему в его, Егора Плужникова, мире все по-другому? Только лишь потому, что его мир на полтора столетия старше? Но ведь если верить сталкерам обоего пола, со временем люди не меняются. Значит, они все-таки ошибаются? Или все дело в том окружении, в котором рос и воспитывался человек? То есть где-то глубоко внутри и в нем, Плюхе, живут те же самые пороки – алчность, жажда власти, эгоизм, желание унизить, а то и уничтожить ближнего?.. Да нет же, нет! Даже помыслить о таком – и то гадко.
– Весьма любопытно! – оторвал разведчика от невеселых раздумий возглас Забияки.
Только сейчас Плюх обратил внимание, что они вышли на некое подобие небольшой площади. Влево и вверх от улицы Победы, по которой они шли, уходила еще одна дорога. Но сейчас не это было интересно – куда любопытней выглядело здание, стоявшее слева, сразу за эти перекрестком. Оно располагалось по отношению к «площади» на некотором возвышении, и к нему вели длинные бетонные ступеньки. Здание было невысоким, имело широкий козырек и ряд больших зеркальных окон под ним. А сверху и слева на бледно-желтой стене фронтона красовалась сделанная из тонких трубок надпись: «Кинотеатр “Восход”». Что такое кинотеатр, Плюх знал, даже видел пару раз в музее демонстрацию на белом экране фрагментов старинных фильмов, а вот увидеть «вживую» то место, где такие фильмы смотрели постоянно, ему довелось впервые.
Однако самым любопытным – и, скорее всего, именно это показалось таковым Забияке, – было то, что увидел разведчик рядом с кинотеатром. На площадке возле него, частью на ступеньках лестницы, частью еще ниже – валялись вещи. Издалека было непонятно, что это конкретно такое, хотя разведчик разглядел, например, что-то очень похожее на рюкзак Шершня, только другой расцветки. А еще… Плюх задал оптике шлема увеличение и ахнул: на ступеньках валялась совершенно целая с виду винтовка – знакомая уже ему «Печенга»!.. А вон и еще одна!.. И еще… Нет, это уже не «Печенга», но тоже очень похожее. Что же это все значит? Кто побросал, словно ненужный мусор, оружие? И куда подевались его хозяева?.. Впрочем, куда именно они подевались, вывод напрашивался как бы сам собой: поскольку рюкзаки, сумки, оружие были разбросаны у входа в кинотеатр, то их владельцы, надо полагать, находились внутри. Возможно, вход с оружием туда был запрещен. Но каким же нужно быть любителем кино, чтобы ради просмотра фильма, пусть даже очень интересного, расстаться, пусть и на время, с оружием?!.. И ладно бы еще аккуратно положить его возле стеночки, а то видно же – его просто кидали как попало и куда попало.
Пока косморазведчик разглядывал этот странный арсенал с помощью оптики, Забияка пошла к кинотеатру сама.
– Осторожней! – крикнул, увидев это, Плюх.
– Никого же нет, – ответила девушка. – Зато тут такое! Ты не поверишь, когда увидишь.
– Я уже видел, – буркнул разведчик и быстро направился следом.
Когда он догнал Забияку, та уже выбрала себе нечто похожее на «Печенгу», но более компактное и с коротким стволом.
– Вот, – тряхнула она находкой. – Я себе «Никель» возьму. Замечательный автомат, скажу я тебе. У меня такой же был. Сейчас в рюкзаках и сумках пошарю, патронов для него поищу. Негоже такому красавцу без патронов, правда, мой маленький?..
Плюх даже рот от изумления раскрыл, приняв поначалу это обращение на свой счет. Однако Илона обращалась не к нему, а к автомату. Придя, насколько это возможно, в себя, разведчик сказал:
– А ты правда думаешь, что брать вот так запросто чужие вещи – это нормально?
– Чужие? – обернулась к нему девушка. – И чьи же именно, позволь узнать?
– Наверное, тех, кто сейчас там, – указал разведчик на кинотеатр.
– И что же они там, по-твоему, делают? Кино смотрят?
– Не знаю, что они делают, но где им еще быть, если не там? Зачем тогда было именно здесь оставлять оружие?
– Зачем оставлять, мне тоже неведомо. Но посмотри повнимательнее на все эти вещи, ты же разведчик. Не кажется ли тебе, что киносеанс несколько затянулся?
Плюх пригляделся и понял, что имела в виду Илона: почти на всех вещах имелся слой пыли и песка. И это было настолько очевидно, так бросалось в глаза, что он сначала мысленно застонал, а потом мысленно же самому себе доложил: «Поздравляю с блестящей лысиной, космический разведчик третьего класса!»
А потом он увидел дротик. Совершенно чистенький, словно его только что тут положили. Да, собственно, так оно и было – только что. Не раньше получаса назад. Ну, может, минут сорока. Поскольку – в этом Плюх был уже совершенно уверен – принадлежал он не кому иному, как плосконосому «питекантропу».
– Смотри, – окликнул разведчик сталкершу.
– Нет, это ты смотри, – ответила она ему странно приглушенным голосом.
Плюх поднял голову и едва не упал со ступенек: из дверей кинотеатра вышел и, держась неестественно прямо, опустив, словно плети, руки, механически зашагал сначала вниз по лестнице, а затем прямо по середине проезжей части улицы Победы… тот самый «питекантроп», что последовал в Лазаревку вслед за Илоной. Впрочем, тот самый ли?.. Да, этот тоже был в набедренной повязке; да, его кожа также имела темно-коричневый цвет с разно-цветными узорами на ней… Но «своего дикаря», знакомого ему еще с Кактусового поля, косморазведчик отличал от других благодаря носу с отрезанным кончиком и полузакрытому левому глазу, у данного же экземпляра эти приметы отсутствовали. И вовсе не потому, что нос его имел идеальную форму, а оба глаза смотрели на мир широко открытыми. Дело в том, что у вышедшего из кинотеатра «Восход» «питеканропа» отсутствовали как нос, так и глаза – причем вместе с головой. Там, где она возвышалась над шеей раньше, имелся теперь ровный срез. При этом выглядел он сплошной, без каких-либо отверстий и выступов поверхностью – скорее всего, металлической, отполированной до блеска.