Теперь нужно было понять, что с Плюхом. Неужели убит? Да нет, вряд ли. «Имперцы» не отморозки, чтобы стрелять в кого попало, да и Забияка должна была им сказать, что это свой. Но в него могли пальнуть и Лось с Дарвином. Правда, Плюх не такой уже простак, чтобы легко подставиться под пулю, да и скафандр его так просто не пробьешь…
Впрочем, на кой хрен заниматься гаданьем, когда можно спросить у того же Лося и Дарвина, так-на!.. Обрадовавшись столь простому и действенному решению, Шершень набрал и отправил обоим ложным «контактерам» сообщение с интересующим его вопросом: что с Плюхом? Однако прошла минута, пять, десять, но ответа он так и не дождался. И тогда в голове у него щелкнуло, и пазл наконец-таки сложился. По всему выходило, что виденный им «имперец» стал свидетелем того, как подставные «контактеры» вешают лапшу на уши Плюху и Забияке, вышел из укрытия и сообщил им об этом. Лось с Дарвином, не думая о последствиях, открыли по «имперцу» стрельбу, но тут как раз подоспела вызванная тем ранее подмога. Этих двоих идиотов в перестрелке порешили, «имперцы» вместе с девчонкой пошли домой, а Плюх с «кузнечиком» отправились дальше, к настоящим «контактерам».
Чуйка подсказывала сталкеру, что где-то так все примерно и было. Поэтому следовало лишь подождать, пока теперь уже настоящие «контактеры» не пошлют их по известному адресу. Но даже если этому везунчику вдруг все же удастся встретиться с умниками, то назад-то он все равно отправится, только немного позже, и, поскольку другой дороги он не знает, все равно мимо этого дуба не пройдет. Придя к такому охрененно логичному выводу, Шершень разлегся в широком, образованном толстыми ветвями ложе и приготовился ждать.
Не дождавшись Плюха до темноты, сталкер занервничал. Однако от настоящей паники он был все же далек, поскольку видел целых три причины невозвращения косморазведчика. Первой была самая хреновая, но она же и самая маловероятная: Плюха убили. Вторая – тот вышел другим путем. Вероятность ее была чуть выше первой, но тоже незначительной, а последствия имела и вовсе не столь трагические – в этом случае имелся большой шанс разведчика догнать. Третья же причина, которую Шершень посчитал основной, заключалась по его мнению в том, что Плюх таки добился своего и встретился с учеными. Оставаться у них навсегда он вроде не собирался, так что переночует, да и пойдет назад, никуда он не денется. В то, что разведчик попрется искать корабль ночью, сталкер не верил – не видел в этом никакого смысла, а Плюх, как он успел заметить, дураком не был. Разве что сами ученые придумают какую-нибудь бяку – уговорят, например, Плюха остаться с ними, – так тут уж переживай, не переживай, а все равно ничего не поделать. Поэтому, взвесив еще раз все варианты, Шершень в итоге успокоился и решил до рассвета поспать. Привычка все время находиться в режиме повышенной боеготовности приучила сталкера спать вполуха, так что проспать появление косморазведчика он не боялся – разве что тот беззвучно пролетит по воздуху. Но даже если бы Плюх и сумел это каким-либо образом сделать, то его желто-зеленый спутник в любом случае проскачет по земле, и бесшумно у него это сделать ну никак не получится.
Спал Шершень на удивление сладко, он уже и забыл, когда ему последний раз так шикарно спалось. Первый раз он проснулся, когда рассвело. Прислушался, ничего подозрительного не услышал, и решил продлить удовольствие, поспать еще немного. Сталкер перевернулся на спину, привольно раскинулся, благо удобное «ложе» это вполне позволяло, и сразу же провалился в сладкое небытие.
Второй раз его разбудило отчетливое ощущение чужого взгляда. Стараясь ничем не выдать того, что он уже не спит, Шершень осторожно приоткрыл веки. Метрах в двух впереди, оседлав ветку дуба, сидела Забияка и в обе свои блестящие «шоколадки» пялилась на него. Несмотря на «вкусный» цвет глаз, это сталкеру совершенно не понравилось. Во-первых, Забияка в принципе была лишней, а во-вторых, как она его вообще сумела обнаружить?!.. Это, раскрыв глаза и одним резким движением приняв сидячее положение, и спросил Шершень у девушки.
– Вот уж действительно сложность так сложность! – весело фыркнула Забияка. – Твой храп слышен верст за пять. Я вообще безмерно удивлена, что ты, имея такую громкую особенность, до сих пор жив. Разве что монстры и хищники пугаются столь мощного звука, полагая, что его производит нечто большое и ужасное.
Сказанное девушкой было для сталкера неприятной неожиданностью. Впрочем, она вполне могла и соврать.
– Ты мне вот что скажи, – сдвинула вдруг красивые брови девчонка, – где ты был перед тем как забраться на дуб? Мы, между прочим, едва не погибли! И отчего ты вдруг столь «похорошел», одним глазом особенно, – хоть папироску прикуривай?
– Попробуй, прикури, – угрюмо буркнул Шершень. – Где я был – там нету уже. Чем допросы устраивать, сама лучше ответь, что здесь делаешь, так-на? – угрюмо буркнул он.
– То же, что и ты. Жду Егора. Ведь ты именно этим занимаешься, я права?
– Я занимаюсь тем, чем нужно. А вот ты какого хрена вернулась?
Шершень не ждал, что Забияка станет с ним откровенничать, но девчонку просто распирало от радостного волнения, и она, за неимением, видимо, лучшего собеседника, затарахтела, размахивая руками:
– Ты можешь себе представить, я и сама никоим образом не полагала, что смогу уговорить папу… в смысле, его высокоблагородие полковника Соболева!.. Но к вечеру он возымел вдруг столь благостное расположение духа, что я решила рискнуть. Расписала все наши похождения, кое-что сгладила, где нужно приукрасила, пустила нежную девичью слезу и сказала, что очень-очень хочу увидеть эфирный корабль хотя бы издали. И папенька смилостивился. Правда, поставил два условия. Первое – меня будет сопровождать штабс-капитан Вострилов, а второе… Впрочем, пустое, достаточно первого.
– Второе – ты замуж потом за этого Вострилова выйдешь, – хохотнул сталкер.
– Откуда ты знаешь?! – вспыхнула Забияка, того и гляди бандана задымится.
– Давно живу, так-на. Ты дальше рассказывай, дальше. И где женишок твой? – глянул с дуба вниз Шершень.
– Он не мой женишок, – поджала губы Забияка. – Я вторым условием проманкировала, сказала «посмотрим». А штабс-капитан… – Тут девчонка не выдержала, прыснула в кулак. – Я от него удрала! То-то он сейчас веселится, меня догоняя. И полковнику вряд ли доложит – гордый. Да и боится небось.
– Как же ты умудрилась удрать? На крыльях любви упорхнула?
– Еще одно слово про любовь – под вторым глазом фонарь поставлю, – вновь поджала губы Забияка, но опять не смогла продержаться долго, рассмеялась: – А ведь и впрямь почти на крыльях! Ты представляешь, я артефакт один нашла. Его не видно, только пощупать можно. Размером и формою схож с четырехдюймовой гильзой от снаряда, только без донышка. И вот если в него руку засунуть – легким становишься. Чем глубже суешь – тем легче. По локоть ежели – совсем вес теряешь. Вот я и надумала: отталкиваюсь ногой, а сама руку в «гильзу» эту пихаю – и лечу. Затем вынимаю постепенно – снова опускаюсь на землю. Вдругорядь отталкиваюсь, руку – в «гильзу», опять лечу. Так и улетела. На дуб-то я, думаешь, как забралась? Так же.
– А ну, дай посмотреть, – протянул руку сталкер.
– Говорю же – не видно его. Иди лесом, красавчик.
– Дай, это мой артефакт! – скрипнул зубами от внезапно нахлынувшей обиды Шершень.
– Вот даже как? Твой?.. А ты знаешь, где я его нашла? – подозрительно прищурилась Забияка.
Сталкер понял, что дал маху. Такой прокол мог стоить ему весьма дорого.
– Да насвистел я, – пошел он на попятный. – Завидую просто, тоже такой хочу.
– Погоди-ка… – продолжала щуриться девчонка. – А как ты узнал, что я вообще уходила?..
– Ничего я не знал, – почувствовал бегущую по хребту холодную струйку пота сталкер. – С чего ты это придумала, так-на?
– Ты сам спросил, какого хрена я вернулась!
– Я имел в виду – от ученых! Плюх там, а ты здесь… Ты ж сама стала про женишка рассказывать!
Шершень не успел заметить, как к нему подлетела Забияка. Почувствовал только сперва боль от удара по здоровому глазу, и тут же – что тоже летит. С дуба на землю. От переломов и прочих травм его спасла лишь хорошая реакция – успел ухватиться в полете за ветки. Кожу на ладонях содрал, но спрыгнул в итоге благополучно.
– Пришибу, холера! – погрозил он наверх кровоточащим кулаком.
– Не обкакайся, пришибая, – сплюнула с дуба девчонка.
Распираемый гневом и жаждой мести сталкер принялся нарезать круги вокруг дерева.
И услышал знакомый, показавшийся таким родным голос:
– Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…
– Плюх! – бросился к вышедшему из леса и застывшему в недоумении разведчику Шершень. – Она меня с дуба скинула! Я чуть не расшибся, так-на! И плюется еще!..
– Ябеда! – крикнула сверху Забияка. – Не верь ему, Егор, он предатель!
– Не обкакайся, пришибая, – сплюнула с дуба девчонка.
Распираемый гневом и жаждой мести сталкер принялся нарезать круги вокруг дерева.
И услышал знакомый, показавшийся таким родным голос:
– Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…
– Плюх! – бросился к вышедшему из леса и застывшему в недоумении разведчику Шершень. – Она меня с дуба скинула! Я чуть не расшибся, так-на! И плюется еще!..
– Ябеда! – крикнула сверху Забияка. – Не верь ему, Егор, он предатель!
– Я сейчас глазам своим не верю, – пробормотал косморазведчик. – И… что это с твоим лицом, Шершень?..
– С моим лицом… – начал отвечать сталкер, но тут до него наконец дошло, что поразило его самого в облике Плюха. – А с твоей-то башней что стряслось?.. Холера в крапинку, царица небесная…
Мало того, что разведчик поблескивал лысой головой, – в сочетании со щетиной на подбородке, щеках и под носом облик Плюха стал действительно напоминать не знающего жалости отморозка. Ему бы еще вместо скафандра черную куртку, да топор в руку…
– С моей башней все в порядке. Жарко ей просто, вот и скинула лишнее. А ты давай, не увиливай. Что с лицом? Почему вернулся? Или ты здесь так, проездом из Таганрога?
– Прогнали меня, Плюх, – повесил голову Шершень. – Побили и прогнали. Хорошо, не убили, так-на…
– Кто?
– Бывшие подельники. Я же к ним от вас пошел. Одному в Зоне тяжко, вот и пошел назад проситься, покаяться решил, думал, простят. А они отхреначили меня и выбросили, как мусор.
– В чем ты решил им покаяться?
– Да, был у меня грешок…
– Ну-ка, выкладывай, – нахмурился косморазведчик. – Потерял ты доверие, так что или восстанавливай, или проваливай. Надоело мне добреньким быть.
Шершень во всех подробностях, не скрывая ничего, рассказал о том, как утаил от бывших подельников часть общей платы. Он даже сказал Плюху, где находится схрон.
– Не верь ему, Егор! – снова крикнула с дуба девчонка. – Он за нами следил, а теперь жалостливые байки сочиняет.
– А ты что там делаешь? – задрал голову разведчик. – И почему вернулась?
– От жениха удрала, – захихикал сталкер.
Забияка слетела с дуба разъяренной орлицей и направила «когти» прямо в подбитые глаза Шершня.
– Ай! – юркнул тот за спину Плюха. – Спаси меня, у ней крыша поехала!
– Как ты это сделала?.. – заморгал, глядя на взбесившуюся фурию косморазведчик.
– У нее наша «труба», – ляпнул, не подумав, сталкер.
– Артефакт?.. Но… как он оказался у тебя?.. – спросил у Забияки Плюх. – Он же был у этого… Лося.
– Я его подобрала, – пытаясь обойти разведчика, продолжала тянуть к сталкеру «когтистые» руки девчонка. – А вот почему этот недобиток утверждает, что он принадлежит ему? Не находишь это странным?
– Мне пришлось его отдать подельникам! – придумал наконец оправдание Шершень. – Иначе бы они меня точно убили!
– Лось и Дарвин – твои подельники? – спросил Плюх.
– Нет, но они все приятели. Наверное, мои тоже им что-то задолжали, вот и расплатились. И со мной видишь как расплатились – до полусмерти отхайдакали! Я в отключке не знаю сколько валялся. Потом сюда побрел, еле успел до темноты на дуб забраться, а то бы схарчили меня зверюги какие-нибудь ночью…
– Врет он все, врет! – вновь попыталась дотянуться до Шершня Забияка. – Побили его, видишь ли, до полусмерти, а «Печенгу» не забрали. Не слушай его, Егор, чует мое сердце, подослали его специально – следить за тобой. А разукрасили для маскировки… И то, что он тут про жениха молотит – не верь. Я ему еще за это украшений-то на физиономию добавлю!..
Девушка сделала новую попытку добраться до сталкера, но тут из леса выпрыгнул отставший по естественным, видимо, надобностям «кузнечик» и, увидев Забияку, отчаянно заблямкал и со всех ног попрыгал к ней.
– Блямсик! – забыв про сталкера, кинулась ему навстречу девчонка.
Их объятия и перешептывания длились так долго, что не вытерпел даже Плюх. Хотя, возможно, он просто приревновал друга к Забияке. Или наоборот. Во всяком случае, разведчик хлопнул в ладоши и крикнул:
– Все, хорош! Обмен любезностями прекращен.
Когда Забияка и Блямс, держась за руки, подошли к мужчинам и девчонка злобно зыркнула на Шершня, Плюх добавил:
– Всеми любезностями! И вот что я скажу: мы с Блямсом отправляемся сейчас к кораблю. С собой мы никого не зовем, но если кто-то из вас хочет нас проводить, отговаривать я не стану. Надоело уже, да вы и сами не маленькие. Однако я поставлю два не терпящих возражений условия. Первое: если я хотя бы только лишь заподозрю кого-нибудь в нечистоте его помыслов – прогоню, не слушая никаких оправданий. Второе: если кто-то вздумает устроить с кем-нибудь из присутствующих какие-нибудь разборки – прогоню, не слушая никаких оправданий. И вообще – никаких оправданий и жалоб ни по какому поводу я больше не потерплю. Если кого-то мои условия не устраивают – лучше уйти прямо сейчас. Тех же, кто с ними согласен, приглашаю разделить со мной трапезу, после которой мы тронемся дальше.
Конечно, и пожаловаться, и пооправдываться Шершню очень хотелось. Но он понял: Плюх на сей раз говорил всерьез. Разведчик вообще за то время, что сталкер его не видел, очень сильно изменился, и дело тут было не только во внешнем виде. Вместе с шевелюрой Плюх словно потерял свою простоту и наивность. Теперь он куда больше походил на сталкера, нежели на «упавшего с неба» чудака.
Правда, за завтраком косморазведчик немного оттаял. Сначала рассказал о своей встрече с учеными, затем попросил (все же именно попросил, а не потребовал) Забияку рассказать, почему она вернулась и как ей это удалось. Девчонка, сначала заметно надутая, постепенно отошла и поведала все то, что сталкер от нее уже слышал, а рассказывая, как она удирала от штабс-капитана Вострилова, и вовсе не смогла удержаться от смеха. А уже закончив рассказ потупила взгляд и, после минутного молчания, проговорила:
– Вообще-то Николай Михайлович хороший человек. И офицер достойный, и вообще… Умом я понимаю, что папенька, меня за него сватая, мне только добра желает, но… сердцу-то не прикажешь…
– А штабс-капитан… – пробормотал Плюх, тоже отведя взгляд в сторону, – Николай Михайлович этот… Сам-то он что насчет этого думает?..
– Мне все равно, что он думает! – вспылила Забияка.
– И тем не менее, – все-таки посмотрел на девчонку разведчик. – Я это спрашиваю не из простого любопытства: раз он послан твоим сопровождающим, то, поскольку он достойный офицер, приказ непременно исполнит и тебя рано или поздно найдет. И мне нужно знать, как он поведет себя далее?
– А исполнение приказа от его отношения ко мне не зависит. Приказ он исполнит в любом случае, и меня, если понадобится, защитит даже ценою своей жизни. Но если тебе и правда это интересно, то Николай Михайлович влюблен в меня очень давно, однако, повторюсь, к делу это отношения не имеет.
– Ну, раз так, – поднялся на ноги косморазведчик, – то пора трогаться в путь. Мне бы очень хотелось прийти к «Ревде» до темноты.
Глава 22
Плюх давно не чувствовал такого раздрая в мыслях и чувствах, как сейчас. Перемешалось в кучу все: и встреча с учеными, перевернувшая взгляд на многое, в том числе на причину его появления здесь, а также подтвердившая версию о разумности Блямса; и ссора с Шершнем, закончившаяся его уходом, а потом неожиданным и, что скрывать, подозрительным раскаяньем; и возвращение Илоны с ее рассказом о влюбленном и сосватанном штабс-капитане… Казалось бы, ну какое ему, Егору Плужникову, дело до какого-то параллельнорежимного штабс-капитана Вострилова и его безответных «чуйств»?.. А что если не безответных?.. Тьфу, космический разведчик третьего класса! Тьфу, тьфу и еще раз тьфу! Что еще за мысли?! Какое тебе дело до всего этого? В коллапс всю эту дребедень, хренотень и холеру в крапинку! Тебя что сейчас должно волновать? Возвращение на «Ревду». А потом? Возвращение домой. Причем как собственное, так и разумного представителя Машечки… Тьфу ты, и правда по-дурацки звучит!.. И что ему в голову пришло назвать так планету? Кстати, Илона – куда бы достойнее звучало… Подумав так, Плюх едва не зарычал от злости на себя. Вот просто руки зачесались – так захотелось съездить самому себе по морде. Впрочем, зачем самому?..
Процессия уже тронулась в путь: впереди, как лучше всех знающий дорогу, кидающий перед собой камешки Шершень; за ним – Илона с неотлипающим от нее Блямсом; позади всех – прикрывающий тыл Плюх. И разведчик окликнул девушку:
– Забияка, можно тебя на пару минут?
На него оглянулись все сразу. Плюх сердито рыкнул:
– По-моему, я назвал только один позывной! Шершень, Блямс, продолжайте движение!
Девушка, когда он подошел к ней, не стала скрывать удивления:
– Тебя что-то заинтересовало в моем рассказе? Нужны подробности?
– Твой рассказ самодостаточен, – буркнул разведчик. – Я хочу вернуть долг. В дальнем походе лишний груз ни к чему.