Впрочем, она не доживет.
А Теймар – и подавно…
«Не выходи из дома, – сказал Кьяран. – Я скоро вернусь». Она послушно кивнула, хотя на самом деле больше всего на свете хотела броситься следом за книжником, чтобы он или взял названую дочь с собой, или никуда не уходил. Что-то странное и страшное должно было вот-вот случиться, и Кьяран ошибался, считая, будто стены книжной лавки сумеют ее защитить.
Или удержать.
«Лани, сын красильщика, уснул на прошлой неделе».
«…двойняшки Данны Айлирен тоже уснули!»
«По нашей улице не осталось детей старше двенадцати, кроме…»
«…а что же приемная дочь Кьярана? Ей двенадцать исполнилось еще полгода назад, разве нет? Но она все еще бодрствует!»
На самом деле Фиоре за несколько дней до этого исполнилось тринадцать.
– Что же теперь с нами будет?
– Я не знаю, – просто ответил грешник, пожимая плечами. – Наверное, Черная хозяйка станет каждую ночь запирать меня в каком-нибудь отдаленном углу Приграничья, чтобы я не мешал ей развлекаться.
– А я? – тихонько спросила Фиоре и ужаснулась тому, как жалобно прозвучал собственный голос. Отрешенный взгляд Теймара, его бесстрастное лицо – все это были знаки их унизительного поражения и полной победы Черной хозяйки, которая теперь оставалась в Эйламе единоличной владычицей. – Что будет со мной?
– Сегодня ты попала сюда случайно, – сказал Теймар. – А следующей ночью, наверное, Хозяйка постарается нас разделить. Так мне кажется…
Она вскочила, ощущая внезапную ярость.
– И ты не помешаешь ей?
Он покачал головой.
– Но почему?!
Волчонок рванулся, зарычал. Чаша злости переполнилась: Фиоре вдруг поняла, что ненавидит стоящего перед ней человека больше всех на свете… да и человек ли он? Тот, кто нарушил первую заповедь, уже не может рассчитывать на снисхождение. «Я зря надеялась, что ты все исправишь! Ты такой же неудачник, как и другие – те, кого Черная хозяйка превратила в своих рабов! Она тебя уничтожит – и поделом!!»
Клетка затрещала, поддаваясь напору чудовища, и…
…и в то мгновение, когда ее волк уже готов был вот-вот вырваться на волю, грешник бесстрашно протянул руку и погладил оскалившегося монстра по загривку, а потом почесал за ухом.
Серый зверь растерянно уставился на него и перестал рычать.
– Фиоре, – сказал Теймар совсем другим голосом и взял ее за руки. – Все будет хорошо.
Она рухнула обратно на камень и разрыдалась. Слезы лились рекой, бурной и неудержимой; а ведь Кьяран когда-то удивлялся, что его воспитанница никогда не плачет – ни от боли, ни от обиды. Сейчас она, похоже, с лихвой наверстывала упущенное за все прошедшие годы. Видел бы ее книжник…
– Почему ты плачешь?
С трудом успокоившись, Фиоре взглянула на Теймара, который стоял перед камнем на коленях и по-прежнему держал ее за руки. Она посмотрела на свои ладони, даже в нави испачканные в краске, на исполосованное шрамами левое предплечье и преисполнилась ненависти к самой себе. А грешника ей было жаль. И еще она, кажется, боялась его потерять, потому что…
«Я не смею об этом даже думать!!!»
– Если ты проиграл… если люди все поймут… они не позволят тебе остаться!
– Грешникам в Эйламе не место, – согласился Теймар, лукаво прищурившись. – Но ты же видела, каким я стал наяву. Они уверятся в том, что я был наказан Создателем, и станут относиться к заповедям с еще большим трепетом.
– Считаешь, все обойдется? – Она шмыгнула носом. – Но что же будет с тобой?
– Возможно, мне еще понравится в нави, – сказал грешник, мельком взглянув на свою правую руку. – Если здешняя владычица соизволит предоставить нечто поинтереснее, чем безжизненная… – Он вдруг умолк, так и не произнеся слово «пустыня», и уставился на что-то за спиной Фиоре.
– Этого не будет, – произнес незнакомый голос. – Вы оба умрете. Тут.
Девушка вскочила. Позади нее стоял Ньяга, при свете ложного дня выглядевший еще большим оборванцем, чем в темноте: жалкие лохмотья едва прикрывали его костлявое тело, всклокоченные волосы сделались серыми от грязи и пыли, а маску покрывало столько трещин, что оставалось лишь удивляться, как она еще не развалилась на части. Зато теперь у Фиоре не осталось сомнений в том, человек Ньяга или дьюс: в прорезях на месте глаз клубилась непроницаемая тьма.
Тьма смотрела на нее.
– Уж не от твоей ли руки? – поинтересовался Теймар. Кошачья морда повернулась в его сторону, и Ньяга угрожающе зашипел. – О да. Ты ведь должен выполнить приказ своей госпожи…
– Не приказ! – перебил дьюс. – Не служу ей! Не служу никому!
Он подобрался, готовясь к прыжку, и Фиоре невольно отпрянула. Хоть в лапах у Ньяги и не было оружия, его решительность могла означать лишь одно: дьюс готов рвать своего врага на части когтями и зубами.
– Не служу никому! – повторил он, словно желая удостовериться, что Теймар все понял. – Я один! Убью ее! Сейчас!
– И за что же ты так ненавидишь Фиоре? – спросил грешник, не делая ни малейшей попытки защитить девушку, которая как раз в этот миг юркнула к нему за спину. – Мы отсюда никуда сбежать не сумеем, да и оружия у нас нет, поэтому тебе не надо торопиться. Объяснил бы, что к чему? А то я бы хотел умереть спокойно.
Ньяга издал странный звук, полустон-полурычание, и Фиоре вдруг вспомнила, что во время сильного ветра злополучный мост над Западным провалом тоже стонал как живой. Одно воспоминание повлекло за собой другое: Кьяран рассказывал ей, как после окончания строительства эйламцы собрались по обе стороны провала, решая, кто первым пройдет по мосту от одного конца до другого – это считалось опасным, но очень почетным делом. Пока они спорили и ругались, вопрос решился сам собой: первым над пропастью прошел бродячий кот. Их после пришествия моря в городе стало видимо-невидимо.
Кот…
– Он просил! Он сказал… ее нет – всем хорошо… Так надо!
– Кто сказал? – грешник подался вперед, жадно ловя каждый звук, доносящийся из-под маски. – Кто это был?
– Он! – рявкнул Ньяга. – Тот, кто спит!
– Но ведь в Эйламе все спят! – воскликнула Фиоре, и Ньяга тотчас же бросился на нее. Теймар кинулся ему наперерез; через секунду оба покатились по земле, по камням, и каждый пытался дотянуться до шеи противника. Фиоре могла лишь наблюдать за дракой, бессильно сжимая кулаки. Дьюс, как и следовало ожидать, оказался сильнее грешника, которому на этот раз никто не помогал.
– Ты победил… – прохрипел Теймар, когда его горло стиснули когтистые лапы. – Прикончи меня и ее… а потом еще тридцать лет проведешь в заточении…
Фиоре не сразу поняла, что означали его слова.
– Что? – Ньяга ослабил хватку. – Что ты сказал?!
– Мою печать не сумеет снять ни один мастер, – сказал грешник. – Тебе никто не поможет освободиться! Разве что Спящий Медведь сойдет с места или горожане решат построить новый мост… но первое маловероятно, а второе и вовсе немыслимо: они уже поняли, что ты прослужишь долго, так зачем же деньги зря тратить?
Окажись на месте дьюса человек, о его эмоциях можно было бы судить по выражению лица, но кошачья маска осталась бесстрастной. Зато движения Ньяги сделались еще более красноречивы, чем раньше: его тело напряглось, словно пытаясь стать мечом или молотом, который смог бы сокрушить ненавистного грешника в мгновение ока. «Он сделан из боли и гнева, – подумала Фиоре. – Теперь-то я его понимаю…»
– С моей печатью никто не справится, – проговорил Теймар, пристально глядя в пустые черные глаза своего противника. – Лишь я один могу ее снять.
Ньяга зарычал и сдавил шею грешника с такой силой, что Фиоре показалось – все, конец. Но ее испуг продлился совсем недолго, потому что дьюс тотчас же отскочил в сторону и спросил, обращаясь к поверженному врагу:
– Чего ты хочешь?
Теймар не стал торопиться с ответом – сначала прокашлялся, как следует растер пострадавшее горло и только потом принялся объяснять, что именно ему нужно от Ньяги в обмен на снятие печати. Дьюс моста слушал молча, а по завершении речи Теймара замогильным голосом объявил: «Буду думать». Раздался хлопок, и он исчез.
Фиоре, изумленная и оскорбленная до глубины души, сказала:
– Мне очень хочется сейчас довершить то, что он начал…
Причина у нее была довольно веская: грешник всерьез пообещал Ньяге снять печать, если тот выведет их из этого странного места обратно в Эйлам, – а это означало, что жизнь Фиоре, как и жизни всех остальных горожан, вновь окажутся в опасности. Цена за их свободу показалась девушке чрезмерной, и еще ей вдруг сделалось очень стыдно за недавнее проявление слабости.
– Вперед, – хмыкнул Теймар. – Черная хозяйка будет очень рада.
Фиоре глубоко вздохнула, прислушалась к своим чувствам: волчонок гонялся за собственным хвостом и не обращал ни малейшего внимания на происходящее. С каких пор грешник научился понимать ее лучше, чем она сама себя понимала? Еще один вопрос без ответа…
– Ты думаешь, ее можно обмануть?
– В этом мире нет такого существа, которое нельзя было бы обмануть, – ответил Теймар. – По поводу Ньяги ты учти одно: я все сделаю так, что никто не пострадает – ни ты, ни эйламцы, ни сам мостовой дьюс. Он, в конце концов, не виноват: такова природа дьюсов, они всегда стремятся на свободу.
– Почему же твой дьюс не желает освободиться?
Грешник вздохнул.
– Отчего же, он желает.
– Да? Что-то верится с трудом. Ты как-то обмолвился, что дьюсы выше сорокового уровня в зеркалах не отражаются…
– А ты, оказывается, слушала меня внимательно, – усмехнулся Теймар. – Только не сами дьюсы. Мы, грешники, не отражаемся.
– Я видела. Золотой… какой у него уровень на самом деле? Сорок первый?
– Нет. Не трать время на расспросы.
– Теймар… – она с трудом уняла внезапную дрожь в голосе. – Если для Ньяги нужны были четыре печати, то сколько же их понадобилось, чтобы сковать волю твоего дьюса?
– Ты видела, – ответил грешник после паузы. – Всего одна.
– Но этого не может быть!..
– Все может быть, – перебил грешник. – Смотри-ка, наш друг уже вернулся.
Она обернулась и увидела, как Ньяга появляется из-за невидимой завесы, отделявшей пустыню от остального мира. Дьюс по-прежнему выглядел сущим оборванцем, но что-то в нем стало другим – Фиоре даже почудилось, что ушастая маска улыбается.
– Я пришел! – провозгласил Ньяга. – Привел помощь. Ты сдержишь слово?
– Одно уточнение, – Теймар наставительно поднял указательный палец. – Я сделаю все как обещал, когда ко мне вернутся силы. То есть когда мой дьюс проснется.
Ньяга нервно дернул плечом; его радость заметно поубавилась.
– Ладно… – неохотно произнес мостовой дьюс. – Идите!
Шаг в сторону – и воздух в том месте, где он только что стоял, сделался густым, плотным, приобрел цвет. Фиоре и Теймар, словно зачарованные, наблюдали за тем, как посреди пустыни возникло нечто еще более неуместное, чем они оба и дьюс-оборванец.
Это была дверь – та самая, которую Фиоре уже не раз замечала то тут, то там. Да и Теймар видел ее не далее как прошлой ночью! Молоток и коврик оказались на своих местах. Совершенно обычная дверь, недавно покрашенная в зеленый цвет… и приоткрытая.
У Фиоре вырвался нервный смешок, а Теймар проговорил:
– К ней бы еще дом…
– Медлить нельзя! – встревожился Ньяга. – Он не сможет долго держать ее здесь. Ну же, идите!
– Почему дверь? – спросила Фиоре, не двигаясь с места.
– А чем она хуже осыпающейся ямы в песке? – поинтересовался грешник. – В тот раз ты, помнится, медлить не стала. В чем дело?
Она не могла объяснить. Дурное предчувствие было сродни легкому сквозняку, который замечаешь лишь после того, как шею или ухо пронзает острая боль – то есть когда уже поздно что-то предпринимать. Из-за двери тянуло, словно из звериного логова, но запах был обманчив: он то появлялся, то исчезал, и Фиоре не была точно уверена в том, что ей не мерещится.
В конце концов настойчивость Теймара заставила ее позабыть о страхе.
…Тень. Огромное черное создание, способное одним лишь своим присутствием раздавить, уничтожить, обратить в прах и пепел что угодно и кого угодно. Ни глаз, ни рта, но все же Фиоре ощущает чужое сознание, чужой разум.
…«Я могу тебя убить прямо сейчас». Не вопрос, не угроза – простое утверждение. Очевидный факт, не вызывающий никаких сомнений. «Тебе не надо было сюда приходить».
…И в миг, когда она уже прощается с жизнью, знакомая рука ложится на плечо. Знакомый голос звучит весело и чуть-чуть насмешливо: «Ты обознался, Спящий. Это не твой враг».
Дальнейшее Фиоре запомнила смутно: не то черная тень отступила, растворившись во мраке, не то поглотила все вокруг, став для двоих пришельцев из иного мира и временем, и пространством. Они летели сквозь темноту, в которой лишь изредка вспыхивали разноцветные звезды, и сами были подобны кометам. Так длилось до тех пор, пока одна из звезд не обратилась к Фиоре:
«Ты здесь? Забери меня отсюда, пожалуйста!»
Этот голос был ей хорошо знаком…
– …Фиоре! Да очнись же ты, наконец!
Она открыла глаза, изумленно огляделась по сторонам: площадь была пустынна, существа из тьмы исчезли без следа, но небо над головой было темным, а откуда-то издалека доносились отзвуки карнавала.
Грешник крепко сжал ее руку.
– Я в порядке, – сказала Фиоре. – Не кричи, а то она услышит нас.
Теймар отодвинулся, пробормотав что-то на языке, незнакомом Фиоре. Его лицо выглядело обеспокоенным и настороженным, как будто грешник ждал нападения Черной хозяйки или ее слуг.
– Сколько можно бояться? – спросил он сердито. – Она очень сильна, да… но вовсе не всемогуща! Есть силы, которые могут ей противостоять, и с одной из них мы только что повстречались.
– Ты… о Спящем?
Грешник кивнул, и Фиоре вдруг вспомнила о знакомом голосе, которого в той, иной реальности точно не должно было быть.
– Кажется, я слышала там Геррета.
Теймар нахмурился, пожал плечами, и Фиоре ощутила болезненный укол страха: если голос Геррета раздался в реальности горного фаэ, которого подземная печать погрузила в глубокий сон, не могло ли это означать, что…
– Нет-нет, – прошептала она. – Этого не может быть!
Грешник вздохнул.
– Пойдем, – проговорил он и, поднявшись на ноги, потянул ее за собой. – До рассвета осталось совсем немного времени, а я бы хотел кое-кого навестить. Идем!
Волчонок зарычал.
– Ты мне не указ! – Фиоре выдернула руку и уставилась на грешника исподлобья, с трудом удерживаясь, чтобы не оскалить зубы. – Я вернусь в дом Кьярана, чтобы проверить, как там Геррет. Я должна убедиться, что…
– …что его там нет?
– Врешь, он дома!
– Фиоре, не обманывай себя. Ты знаешь, что его забрал к себе Спящий.
– Он не мог!..
– Геррет ничем не отличается от остальных детей, – жестко отчеканил Теймар. – У всех в этом городе одинаковая судьба, и ему было предначертано то же самое, что и остальным.
«Не у всех судьба одинакова, так ведь? – раздался в ушах Фиоре шепот Черной хозяйки. – Ты знаешь это очень хорошо. Ах, вы выбрались из моей ловушки! Ничего, придумаю что-нибудь новенькое…»
Владычица нави шептала еще что-то, но Фиоре уже не слышала.
«…Она не уснула! Она бодрствует! Кьяран, как ты объяснишь это?»
Книжник молчит.
«Все дети ее возраста уже перешли в иной мир! Чем она лучше других? Почему продолжает жить, когда других Создатель лишил такой возможности? Ответь мне!»
Книжник молчит.
«Возможно, следует позвать сюда печатников – пускай они ее изучат как следует и решат, что делать… может, они сумеют создать лекарство? Послушай, Кьяран, вот только не надо делать страшное лицо! Она ведь тебе не родная дочь, она приемыш…»
Фиоре ждет, что человек, заменивший ей отца, что-нибудь скажет.
Но он по-прежнему хранит молчание…
Явь
– Проснись.
Голос не принадлежал никому из тех, кого Фиоре ожидала бы увидеть рано утром у своей постели. Испугавшись, она решила притвориться, будто продолжает спать, но обман не удался.
– Ах ты, маленькая лгунья! Ну-ка, открой глаза.
– Она просто боится, – сказал Теймар и чихнул. – Я бы тоже струсил, обнаружив, что кто-то перенес меня с одного места на другое, пока я спал.
«С одного места на другое?!»
Фиоре открыла глаза и затравленно огляделась. Она находилась в маленькой комнате, чье убранство говорило скорее о неряшливости и безразличном отношении к облику собственного жилища, чем о скромных потребностях хозяина: немногочисленная мебель казалась пережившей наводнение, стены давно уже следовало покрасить, а ветхая штора на окне годилась разве что на роль тряпки для мытья пола. Впрочем, хозяйка дома, сидевшая в ногах у Фиоре, и сама выглядела не лучшим образом: это была худощавая женщина лет шестидесяти, чьи седые волосы, морщинистое лицо и помятое платье казались одинаково серыми, будто покрытыми толстым слоем пыли.
– Маленькая лгунья! – снова проговорила она с притворной укоризной. – Любишь притворяться!
На этот раз голос показался смутно знакомым, и Фиоре спросила, не веря себе:
– Госпожа Имарис?..
Женщина кивнула.
Накануне у метрессы было совсем другое лицо – значит, Теймар не ошибся и не солгал, упомянув о способности печатников ненадолго изменять внешность. «Но как же я здесь оказалась? – подумала девушка, в растерянности сморщив лоб. – Дом Имарис стоит на площади, но она ни за что не пустила бы к себе двух незнакомцев, пусть бы их хоть на части рвали… или я ошибаюсь? И где Теймар?» При мысли о том, что его голос мог ей просто присниться, Фиоре пробрал озноб.
– Рад, что ты наконец-то пришла в себя, – сказал грешник, до сих пор неподвижно сидевший в темном углу, и снова чихнул. – Ох, прости… это от холода… мне давно уже не доводилось спать на голых камнях. Ты как?