– А зачем он вам? Такие подлецы хороши, когда им все удается, когда все получается и хвост трубой. А сейчас – могу представить! Он наверняка какая-то лужа. Размазня. От такого лучше избавиться, пока он сам вас как-нибудь не скомпрометировал и не подставил. Да и толку от Романа сейчас чуть!
– Что вы конкретно хотите?
Дима, слушая диалог двух женщин, понимал, что телевизионщица ни на минуту не забывает о камере, пишущей разговор, и во многом ведет свою линию в расчете на нее. Понимал, что она хочет, чтобы ее визави выложила напрямую, что замышляет.
– Хороший вопрос, – улыбнулась Ирина. Она, по ходу разговора, приобрела уверенность в себе, и сейчас действительно было похоже, что вербует собеседницу. – У меня есть для Романа интересное, денежное предложение. Но если к нему с ним обращусь я, он не поверит, решит – подстава, и правильно, наверное, сделает. А вам он доверяет. А история в итоге может выйти презабавной.
– Могу себе представить.
– Смотрите: у меня есть ученик, я с ним работаю. Зовут Юра Гречишников, из той самой богатейской семейки Гречишниковых. Он музыкант или вообразил себя таковым – папаша ему даже купил скрипочку Страдивари. Сейчас они все в отъезде, вся семья, отдыхают на Бали. Я знаю дом, где они живут в Подмосковье, охраны там нет; знаю, каково там расположение комнат; где хранятся сбережения, драгоценности и Страдивари. Представляете? Осталось только убедить Романа, чтобы он пошел на дело.
– А в чем подвох? Вы предупредите полицию?
– Зачем так грубо?! Дальше возможны варианты. Первый: Роман идет на преступление и попадается (безо всякого предварительного информирования полиции). Менты ведь и сами когда-нибудь могут сработать, особенно если действует непрофессионал. Вариант второй: кража удалась. Но даже если так, согласитесь, рано или поздно Роман все равно засыплется: или когда попытается скрипку продать, или драгоценности сбыть, или просто сболтнет лишнего. Он попадет под следствие. Вот вы и расстанетесь, красиво и навсегда, со своим надоевшим любовником. Он оставит в покое вас и в неприкосновенности – вашу квартиру. Как вам план?
– Ужасный. Слишком сложный, глупый и выспренний. Как все интеллигентное. И вы сама. Как история, что вы нагородили вокруг Романа. Зачем вы придумали целую интригу в духе девятнадцатого века? Скандал в благородном семействе на озере Комо! Проигрыш в подпольном казино!.. Обидел он вас, унизил, обесчестил вашу дочь? Будьте проще, и люди к вам потянутся. Наняли бы пару крепких ребят, те измордовали бы Ромочку почем зря, отбили бы почки – и вы с вашей дочуркой отомщены, и цена вопроса – штука баксов. Раз, и, как говорится, на матрас. А эта история со Страдивари тоже ужасно вычурная. Наш мир устроен незатейливо, век на дворе стоит двадцать первый, а не восемнадцатый, и сейчас в моде простые решения.
– Елена Евгеньевна, – спокойно произнесла Ирина. – Давайте будем искренними друг с другом. Скажите мне – только честно! Вы считаете, что Роман вообще не заслуживает наказания?
– Ну, в чем-то он виноват, – небрежно пожала плечами продюсерша. – Хотя эта современная молодежь… чего еще от нее ждать?
– Хорошо, – кивнула Коврова. – Поставим вопрос по-другому: лично вам этот недочеловек по имени Роман Черепанов по-прежнему нужен?
* * *Дальше запись обрывалась, и оставалось за кадром, договорились Елена с Ириной или нет. И если договорились, то на каких условиях.
Но, наверное, договорились, если на следующую ночь Черепанов полез в особняк Гречишниковых и там получил ружейный выстрел в живот.
Интересно другое: знала ли на самом деле Коврова о том, что дом олигарха не будет в ту ночь пустовать? Что там вдруг окажется сын хозяев и у него под рукой – «беретта» с коробкой патронов? А если знала – сказала об этом продюсерше Постниковой?
Об этом стоило спросить у самой Ирины.
* * *Диме захотелось есть. И вот оно, замечательное преимущество вольного журналиста: пообедать, да с комфортом, можно тут же, не сходя с места, ставшего рабочим.
Он заказал бизнес-ланч на выбор официантки: когда увлекался делом, для него не существовало не то что кулинарных изысков, но даже вкуса еды. Равно как и официанток, их взглядов, голосов и шуток, так что его Надя могла оставаться спокойной.
Полуянова интересовала личность Ирины Ковровой, а главное – подходы к ней. И он стал на полуавтомате повторять то, что проделывал в газетных расследованиях с каждым своим новым контрагентом: забил в поисковик сначала фамилию, потом полученный от Надежды домашний телефон Ковровой, потом адрес, затем – имя почтового ящика.
Столь простые действия порой приносили прекрасные результаты. Однажды неосторожно оброненное в социальной сети название почтового ящика помогло Диме связать воедино деятельного педофила, вербующего жертв в Интернете, и чиновника из администрации Московской области – итогом стала хлесткая статья в «Молвестях» и конфуз в верхах.
В этот раз ничем Полуянову телефонные номера Ирины не помогли, если не считать того, что его самого захотели развести на подписку (всего-то за двадцать рублей ежесуточно) на информационную базу, сулящую знание обо всех подряд москвичах.
Тогда журналист решил проверить электронный почтовый ящик Ковровой, и вот тут случилось аж семнадцать совпадений. Правда, вскоре выяснилось, что все они базировались на одной и той же рекламе, единожды опубликованной газетой бесплатных объявлений семь лет назад. Наверное, дала предпринимательница, когда начинала свой бизнес, объяву на пробу, а потом дело пошло безо всякого широкого оповещения. Она уж, верно, и сама забыла о том, что оскоромилась. Но шалишь: Интернет ни одной оплошности не прощает. Один раз выдашь себя неосторожным упоминанием – уши потом век торчать будут!
Частное объявление, опубликованное в газете, гласило: «Напишем на заказ диссертацию (магистерскую, кандидатскую, докторскую)».
Оно только подтвердило подозрения Полуянова: да, Коврова ваяет диссеры за деньги. Ну и что? Что тут особо криминального? Подкуп ВАКа, диссертационного совета, оппонентов, без которого, конечно, не обходится? Но это еще доказать надо, что проблематично. А работать за другого – почти нормально в нынешние времена, когда продается все, и все люди вокруг хотят казаться хоть немного, но значительнее, чем есть на самом деле. Фирма госпожи Ковровой, судя по всему, не зарегистрирована, налогов дама не платит. Но какая это мелочь по сегодняшней жизни!
Почти не замечая, что жует, Дима забросил в топку помидорный салат и плов, попросил неизбежный кофе и еще более неизбежный счет. А тут как раз и Надя позвонила очень кстати! Очень в тему! Полуянов не раз замечал: бывают такие дни, когда все ладится, и даже телефонные звонки от любимой поступают, как по заказу, именно в самый момент. И даже с той информацией, что нужна.
В этот раз Надежда известила его, что последняя тема, над которой корпела Ирина, была музыка. Около сорока, в общей сложности, заказанных работ по теме.
До этого женщина столь же плотно в историко-архивной библиотеке занималась социальной психологией – десятки проработанных книг. Еще раньше – политологией.
Судя по всему, Коврова была специалисткой широкого профиля.
Дима не сомневался, что, если потребуется, он сможет доказать связь Ирины с каждой конкретной диссертацией (защищенной, естественно, под чьим-то посторонним именем). И тогда будет скандал – если журналисту это понадобится, конечно. Если Коврова будет неуступчива. Если она, поденная поставщица заказной мудрости, вдруг заартачится. Но пока, посчитал Полуянов, наверное, должно хватить легкого шантажа.
Дима рассчитался, выскочил из кафе. Разговоры, полные скрытого смысла и угроз, лучше вести из места, где нет чужих ушей – отвлекает.
Он и не заметил, как подступил вечер. Да что там: со своей вечной работой, гонкой, он не заметил, как осень пришла. А ведь еще совсем недавно нежился под летним солнышком на озере Комо.
Журналист сел в свою «Тойоту» и на волне вдохновения набрал мобильный номер Ирины Ковровой. «Бедная Ира», – почему-то подумалось ему. Впрочем, в нынешней истории едва ли не все были бедными. Едва ли не всех было жаль. И Коврову, чуть не потерявшую дочь; и ее подругу, незнакомую журналисту Татьяну, учительницу и бывшую дилершу в казино, у которой избили сына; и даже телевизионщицу Елену, покупавшую любовь молодого подлеца. Впрочем, нет, последнюю как раз было не жаль!
Вот кому действительно можно было посочувствовать, так это Кристине Черепановой, томящейся сейчас где-то в лапах бандитов. И Роме Черепанову, потому что тот погиб. И их родителям.
– Алло, Ирина? – Когда женщина ответила по мобильному, Полуянов представился, по-прежнему козырнув своим бывшим местом работы. «Молодежные вести» были известной маркой, даром что из советских времен пришли. – Мне надо с вами поговорить.
– О чем же? – Голос женщины звучал холодно, но спокойно.
– О вашей работе.
– Что вы имеете в виду?
– Вряд ли обрадуется ученый совет, а самое главное, заказчик, музыкант, сын богача и будущий кандидат искусствоведения Гречишников, когда перед его защитой появится статья о том, кто и как на самом деле писал его диссертацию.
– Что вы от меня хотите? – Ирина была по-прежнему холодна, устала и спокойна.
– Я же говорю вам: встретиться и побеседовать.
– Чего вы хотите от меня в среднесрочной перспективе?
– Я расскажу вам при встрече, лично.
– Хорошо, приезжайте. Я приму вас у себя дома. Вы знаете, где я живу?
– Да, – не солгал журналист.
– Я почему-то не удивлена, – вздохнула она.
– Ваш адрес по регистрации совпадает с фактическим?
– Совпадает.
– Я выезжаю к вам сейчас из Останкино. Доберусь, как позволят пробки.
– Можете не спешить. Я сегодня никуда не собиралась.
* * *Дима выбрал самый быстрый, как ему представлялось, маршрут: по улице Космонавтов, а потом через виадук над Ярославской железной дорогой и по набережной Яузы. Набережные всегда едут быстрее, вспоминал он заветы своего старшего товарища, автомобильного эксперта Бойко, которые тот давал спецкору, когда Дима еще колесил по столице на ржавой «шестерке». А теперь вот и Бойко давным-давно покинул «Молвести», и сам Дима оказался не у дел, и пробки в Москве стали не в пример тем, что царили в конце девяностых, а совет оставался действенным. Набережная, в самом деле, ехала, особенно по направлению к центру. Зато потом все-таки пришлось перебираться на шоссе Энтузиастов, и там наступила, как любил говаривать редакционный шофер Гриша, «картина на букву «Ж». Скорость потока упала едва ли не до нуля.
Стоя в пробке у новых домов, Полуянов позвонил Надежде:
– Ты уже дома?
– О, да, – промурлыкала невенчанная жена. – А ты где?
– Боюсь, я буду не скоро. Еду к твоей знакомой, производительнице диссертаций Ирине Ковровой.
– Что, нельзя было отложить до завтра?
– Надя! Кристина Черепанова, молодая девчонка, ни в чем не повинная, кроме того, что брат у нее негодяй, сидит неизвестно где, наверное, в подвале, неизвестно, в чьих руках. Как ты понимаешь, надежды на полицию в нашей стране особо нет. Спасение утопающих – а также жертв насилия – дело рук самих утопающих. Поэтому разреши, я попробую!
– Ох, Дима, – со вздохом проговорила Митрофанова, – волнуюсь я, когда ты вдруг решаешь побыть матерью Терезой. Особенно когда принимаешься спасать молоденьких девушек.
На язык просилось обидное: мол, будущая благоверная сама уделяла избыточное внимание брату той самой девушки, однако настроение было хорошим, да и ревновать к покойному представлялось совсем уж последним делом. Поэтому он сказал:
– Кстати, я еду к Ковровой домой. Это обстоятельство тебя не волнует?
– Если только в том смысле, чтобы она на тебя с кухонным ножом не набросилась.
– Думаешь, она может?
– Женщина, доведенная до отчаяния, может все!
– Я буду беречь себя. Для тебя. Обещаю.
– На всякий случай, лучше скажи, а куда ты к ней едешь? По тому адресу, что я тебе продиктовала?
– Именно. Так что, если не вернусь к утру, можешь посылать по нему моего друга, старшего опера Савельева.
– Типун на твой гнилой язык! Лучше скажи, ты сегодня хоть обедал?
– Спасибо за заботу, ты моя мать Тереза. Знаешь, ты удивишься, но да, обедал! Только не спрашивай меня, где я ел и что, – уже не помню.
– Возвращайся домой. Я приготовила твое любимое мясо с картошкой.
– М-м, звучит очень соблазнительно!
За разговором Полуянов успел проехать метров двести, до бывшего ДК завода «Компрессор». Всегда казалось – просто заводской клуб, а теперь, кто бы мог подумать, здание стало цениться как памятник эпохи конструктивизма!
Поговорив с Надей, Дима позвонил в город Малинов, Любови Кирилловне Черепановой. Женщина была грустна и сообщила, что дочь не появилась. В полицию она ходила, ее заявление о пропаже человека приняли, но с такой неохотой, что надеется она все равно только на бога.
* * *Ковровы проживали в совсем не модном районе, в Новогиреево. Правда, дом оказался недавней постройки, последних архитектурных серий. У щегольской многоэтажки с башенками невозможно было припарковаться из-за обилия иномарок, поэтому Диме пришлось втиснуться во двор соседней хрущобы. Четыре тетеньки, митингующие у подъезда, наградили журналиста, вылезающего из «Тойоты», взглядами, исполненными классовой ненависти. Водораздел между богатыми и бедными здесь, похоже, проходил непосредственно по двору, разделявшему старенький блочный дом и новенький восемнадцатиэтажный небоскреб.
В подъезде свежеиспеченного жилья Диму встречали равнодушный консьерж, цветы в горшках и зеркала. Однако в углу расплывалось по свежей штукатурке пятно протечки.
На лифте заморской фирмы (с уже исцарапанной дверью) журналист поднялся на семнадцатый этаж.
Едва вышел из лифта – дверь одной из квартир на этаже распахнулась, и оттуда вылетела девчонка лет семнадцати. Шарахнула дверью, пацанской походкой пошагала навстречу по площадке. Одета она была в стиле «вот вам всем фигу, взрослые». Во времена полуяновской юности так наряжались неформалы, называемые металлистами: короткая косуха с заклепками, очень короткая кожаная юбочка, колготки в сеточку, специально рваные на коленях, и тяжелые ботинки на шнуровке. В брови красовалась металлическая серьга, красные волосы топорщились от геля, короткие ногти накрашены черным лаком. Девица скользнула взглядом по Диминому лицу, что-то в ней дрогнуло, и она вдруг подошла ближе, почти вплотную и прошипела:
– А-а, журналюга! Явился! Если ты, мля, про мою мамахен соврешь что-нибудь, пожалеешь очень скоро. Фамилию, имя я знаю. Полуянов Дмитрий. Где ты живешь, найдем, и мои пацаны, если что, из тебя отбивную с кровью сделают. И не вздумай матери на меня жаловаться, понял?
Девушка злобно фыркнула, одарила спецкора ненавидящим взглядом – взгляд действительно впечатлял – и шагнула дальше, к лифту.
От такой наглости Дима настолько оторопел, что даже не нашелся что ответить, а когда сообразил, красотки уже след простыл.
Полуянов позвонил в ту дверь, из которой только что вылетела малолетняя фурия – ему и впрямь было туда. На пороге тут же возникла Ирина Коврова, которая показалась хорошо знакомой после просмотра ее разговора с телевизионщицей. В жизни она выглядела немного худее, но гораздо измученнее своего видеоизображения.
– По-моему, вы зря волнуетесь за свою дочку, – вместо приветствия произнес журналист. – Очень милая, живая девочка.
– А, вы встретились, – с непонятной интонацией проговорила хозяйка. – Что ж, раздевайтесь. Обувь можете не снимать. А вы ведь не работаете больше в «Молодежных вестях».
– Вы тоже подготовились, – улыбнулся журналист. – Вот что значит – столичные пробки! За время, пока добираешься к контрагенту, тебя успевают уволить. Не волнуйтесь, если что, у меня остались хорошие связи. И в «Молвестях», и во многих других изданиях. Статью о том, кто и почему заказал убийство молодого актера, все возьмут с распростертыми объятиями. Вы уж не сомневайтесь!
Все-таки в дебюте Полуянову удалось переиграть Коврову – она моргнула, отвела взгляд.
– Проходите. Чай не предлагаю. Вы ведь все равно не станете пить чай в доме у врага, верно?
– Вы, я вижу, внимательно читали «Графа Монте-Кристо». По-моему, слишком хорошее знакомство с классиками вас и подвело.
– Подвело? – холодно осведомилась хозяйка. – Не понимаю, о чем вы!
– Раз обстоятельства убийства Романа Черепанова выяснил я, не ровен час, узнает и полиция. Или следственный комитет, без разницы.
Коврова пожала плечами.
– Между догадываться и знать – дистанции огромного размера, как говаривал старик Фамусов. А уж между знать и доказать – еще больше.
Полуянов прошелся по гостиной, куда по ходу разговора проводила его хозяйка.
При взгляде на обитель двух дам, юной и зрелой (мужиком здесь и не пахло), становилось понятно, чему посвящала свою жизнь старшая Коврова, в чем искала и находила утешение. Наперекор своей незадавшейся, по всему, семейной жизни; вопреки своим нереализованным деловым амбициям, а они наверняка были, ведь не мечтала же она писать за других диссертации, анонимно продавать свой ум на потребу чужой гордыне! Главным смыслом жизни женщины была, конечно, дочка. Родители всегда по поводу своих детей с ума сходят, подумал Полуянов, но тут, видимо, было что-то особенное, и недаром так вызверилась дама после того, как Черепанов над Аленой надругался; очень уж любила, видимо. И любила в одиночку – не было кому, ни партнеру, ни бабушке эту любовь с ней разделить. Как иллюстрация, на стене висело четыре фотографии разного размера, цветные и черно-белые, в разных рамках, и все они изображали дочку в разной стадии взросления, и на каждой картинке девочка была иного возраста, но на всех выглядела одинаковой: умной, милой и скромной. Для портретов последних лет, в косухе и с красными волосами, места на стене, разумеется, не нашлось.