— Ты не поверишь! Шаланда — полная кефали!
— Да, действительно, это неплохо, — произнес Андрей, поглядывая по сторонам.
— А ты как?
— Иду на свидание.
— Ни пуха!
— К черту! — проговорил Андрей и повесил трубку.
До свидания оставалось пятнадцать минут.
Андрей решил не идти по главной улице, а добраться к нужному переулку дворами. Это было гораздо безопаснее, да и появиться он мог неожиданно, в последний момент. Пробираясь между детскими площадками, песочницами, размокшими за зиму беседками, в которых пенсионеры отчаянно сражались во всевозможные задумчивые игры, Андрей безошибочно вышел к автобусной остановке, где и была назначена встреча.
До восьми оставалось несколько минут, не то две, не то три. Автобус ждали женщина с двумя детьми и вжавшийся в угол мужичок, не выдержавший, видимо, последнего тоста. Сквозь стеклянные кирпичи остановки его темная фигура казалась бесформенным сгустком. И только по тому, что мужичок время от времени шевелился, выглядывал на дорогу в ожидании автобуса, можно было догадаться, что это все-таки живой человек.
Начал накрапывать дождь.
Андрей спрятался под грибом, расписанным под мухомор. Здесь была врыта в землю маленькая размокшая скамейка, на ней он и расположился. Похоже, местные выпивохи частенько навещали этот скромный грибок, все вокруг было усеяно пробками — жестяными, пластмассовыми, фольговыми. На земле можно было рассмотреть и белесый хребет рыбешки, и куриную косточку, обглоданную до белизны зимними морозами, и конфетные обертки.
Посмотрев на часы в очередной раз, Андрей увидел, что уже восемь. И в ту же секунду к автобусной остановке подъехал зеленый «жигуленок» чуть ли не первого выпуска. Из него вышла Надя. Как и прошлый раз, она была в черном плаще. Оказавшись на тротуаре, щелкнула зонтиком, и он распахнулся над ней красно-перепончатым крылом. «Жигуленок» отъехал, и Надя, оставшись одна, обеспокоенно оглянулась по сторонам.
«Черный плащ, красный зонтик, — отметил Андрей. — Мрачновато получается, траурное какое-то сочетание... Но, что делать, что делать...»
Он вышел из-под грибка и шагнул к автобусной остановке.
— А вот и я, — сказал Андрей, беря ее под локоть.
— Надо же... А я была уверена, что ты не придешь, — сказала Надя.
— Почему?
— Ой, для этого столько может быть причин, что их даже перечислять неинтересно. Куда мы идем?
— Для начала лучше спрятаться где-нибудь от дождя, — Андрей окинул взглядом улицу, прилегающий тротуар, сквер. Ничего подозрительного, настораживающего он не заметил. У киоска стояли под навесом два мужичка, рядом на земле лежал рулон рубероида — дачники собирались открывать сезон. На подошедшем автобусе отъехали и женщина с детьми, и пьяный мужичок. Он с трудом подошел к автобусу, протянул в беспомощности руки, и его просто втащили вовнутрь. Двери тут же захлопнулись за его спиной.
Надя выглядела лучше, чем в прошлый раз, но вела себя как-то встревоженно.
Несколько раз Андрей поймал ее взгляд, брошенный вдоль улицы, назад, она вздрогнула, когда из кустов неожиданно выскочила промокшая под дождем собака.
— Ты чего-то опасаешься? — спросил Андрей.
— Я уже знаю, что с тобой можно ничего не опасаться.
— А мне? Мне нужно чего-то опасаться? Твои знакомые — крутоватые ребята, а?
— Не столь, не столь, Андрей.
— И они вот так легко смирились с твоим уходом?
— Каким уходом? — удивилась Надя. — Я ни от кого не ушла, ни от чего не ушла.
— И ни к кому не пришла?
— К тебе вот пришла, но зачем — не знаю.
— Темнишь, — сказал Андрей. — Знаешь.
Надя отвернулась, помолчала, чуть сильнее сжала руку у локтя.
— Извини, — сказала она. — Слукавила. Невольно. Слова подвернулись... Я и не заметила, как они выскочили. Как с горки соскользнули.
— Бывает.
— Скажи... Я тебе нравлюсь?
— Да.
— Но ты же меня совершенно не знаешь?
— Я говорю о том, что знаю.
— Не боишься разочароваться?
— Если это придет, значит, придет, — Андрей спокойно посмотрел Наде в глаза. — Ты волнуешься? Нервничаешь?
— Не каждый день приходится ходить на свидания... Куда идем?
— Здесь недалеко есть квартира, от которой у меня в кармане ключи.
— А мне там ничего не угрожает?
— Почему... Угрожает. Но гораздо меньше, чем здесь, на улице.
— Это твоя квартира?
— Почти.
— Явочная? — усмехнулась Надя.
— Называй ее, как хочешь... Но там не капает с потолка, не дует из окон, не течет из кранов. Там тепло, мурлыкает холодильник, и в холодильнике кое-что есть.
— Ты ведешь себя уверенно... Привык к победам?
Андрей усмехнулся. Этот облегченный, игривый разговор был не для него. Не любил он произносить слова ради забавы, а если и срывались невзначай, он сам же потом их стыдился и старался побыстрее забыть об этой своей нечаянной слабости.
— Ну, хорошо... Скажи тогда, где моя девочка? Как я найду ее?
— Скажу... Чуть позже.
— А вдруг с тобой что-нибудь случится?
— А что со мной может случиться?
— Все, что угодно, — сказала Надя твердо. — Может упасть кирпич на голову.
Трамвай может переехать. Настигнет карающая рука моего любимого начальника...
Ведь может?
— Тогда обратись к Пафнутьеву. Начальнику следственного отдела прокуратуры. Он поможет.
— А если и с ним Бевзлин разберется?
— Что-то, я смотрю, у твоего Толика большие планы?
— Он всегда этим отличался.
— А при появлении дочки слинял? Как последний фраер?
— Он принял целесообразное решение, — без выражения произнесла Надя. — Ему показалось, что так будет лучше.
— Кому лучше?
— Всем.
— И для девочки, из которой сделают инъекцию для немецкой, английской, американской старухи?
— Пафнутьев мне поможет? — Надя перевела разговор в другое направление.
— Да.
— Вот и хорошо. И закончим на этом.
— Свернем сюда, — Андрей резко шагнул в заросли кленовых кустарников, сквозь которые вела почти неприметная в сумерках тропинка. Надя не успела опомнится, как оказалась скрытой от дороги, и Андрей уводил ее все дальше.
Тропинка эта, видимо, пользовалась успехом у местных жителей — не успели Андрей с Надей пройти двадцати метров, как услышали, что за ними еще кто-то решил воспользоваться этой короткой дорогой к дому.
— Сюда, — сказал Андрей и вышел на освещенную проезжую дорогу, идущую вдоль дома. Здесь они были видны со всех сторон. На расчерченном на квадраты асфальте прыгали, вертелись, скакали, гоняя шайбы девочки, а те, что постарше, стояли в тени и делились весенними тайнами, которыми им удалось овладеть к этому вечеру.
Их шепот был таинственен и тревожен, в нем уже слышались раскаты будущих страстей, бед и счастливых свершений, правда, счастье было наименее вероятно, так уж случается в жизни — все, что угодно, но только не счастье.
Андрей так замысловато провел Надю с главной улицы через дворы, переходя из одного в другой, что она уже совершенно не представляла, где находится.
— Далеко еще? — спросила она.
— Почти пришли.
Во дворах, через которые они проходили, было достаточно оживленно.
Нетерпеливые пенсионеры уже засели за доминошные столы. Уже носились дети с пистолетами в руках, и треск автоматных очередей раздавался в самых неожиданных местах, беспрестанно въезжали и выезжали машины, маршруты их были причудливы и неожиданны. Поскольку жильцы, борясь с автомобильным нашествием, в самых удобных переходах устанавливали фундаментные железобетонные блоки, вынуждая чертыхающихся водителей описывать круги, без всякой надежды выбраться на улицу.
Если бы кто-нибудь вздумал проследить за Андреем и Надей, это не составляло бы никакого труда, но, похоже, они не опасались слежки и шли, не торопясь, изредка обмениваясь незначащими словами, приберегая главное до того момента, когда смогут сесть за стол и посмотреть друг другу в глаза.
Подъезд, в который Андрей ввел Надю, ничем не отличался от остальных.
Разболтанные двери с выбитыми стеклами, вонь мусорных ящиков, расположенных в ряд через дорогу, конфетно-сигаретный хлам на подоконниках. Но, поднявшись на третий этаж, можно было убедиться, что здесь было что-то не так, чище, ухоженней, сквозь открытое окно втекал свежий воздух, чувствовался запах костра, горевшего посредине двора — жильцы сжигали прошлогодние листья, мусор, собравшийся за зиму, отходы от ремонтов, которые, кажется, беспрерывно шли то в одной квартире, то в другой. А поскольку во двор выходили сотни квартир, то возле мусорных ящиков всегда валялись деревянные рейки, куски фанеры, бесформенные комки старых обоев. Все это хорошо горело на радость мальчишкам.
Квартира, в которую Андрей привел Надю, тоже не отличалась от всех прочих.
Правда, дверь была бронированной, обтянутой дерматином, чтобы не так уж она походила на стальной сейф. Запоры на ней были какие-то неудобные, входы для ключей представляли собой маленькие круглые дырочки. И пока Андрей возился с замком, входная дверь внизу несколько раз хлопнула, вырываясь из рук нерасторопных жильцов. При всей хилости, она была снабжена мощной пружиной, которая просто вырывала дверь из рук.
— Прошу, — сказал Андрей, справившись, наконец, с замками. Дверь открывалась на себя, что вполне соответствовало современным представлениям о безопасности. Дверь, которая открывается в квартиру, куда легче высадить и мощным плечом, и хорошим грамотным взрывом.
Не раздеваясь, Надя прошла через прихожую, с интересом осмотрела комнату, задержавшись взглядом не на шторах или ковре — она оценила размеры окна, встроенных шкафов, расположение кухни. Потом толкнула дверь во вторую комнату.
Она оказалась запертой.
— А там что? — спросила Надя у Андрея.
— Не знаю... Хозяйка снесла туда свои вещи и заперла. А в этой разрешила жить.
— Так ты снимаешь эту квартиру? А говорил, что это явочная база?
— Это ты говорила, — усмехнулся Андрей.
— Но ты не возразил!
— А я еще не знаю — можно ли мне возражать. Не все терпят слова, сказанные поперек.
— Почему же здесь нет твоих вещей?
— Откуда тебе известно, где вещи мои, а где чужие?
— Не узнать казенные вещи невозможно. Они криком кричат о себе.
— Ну и пусть кричат, — проворчал Андрей. — Раздевайся, а я пока кое-что приготовлю.
— Приготовь, — разрешила Надя и, вернувшись в прихожую, повесила на крючок свой плащ. На вешалку тоже посмотрела с насмешкой — она была совершенно пуста.
Из дюжины крючков занятыми оказались только два — на одном висела куртка Андрея, а на другом его кепка.
«Суду все ясно и понятно», — проговорила про себя Надя и повесила свой плащ рядом с курткой.
Заглянув на кухню и понаблюдав, как Андрей режет сыр на голом столе, как пытается открыть бутылку вина с помощью ножа, как хлопает дверцами в поисках хлеба, хотя хлеб хозяева обычно берут, не глядя, не задумываясь, просто протянув руку в нужном направлении. Вернувшись в комнату и подойдя к окну, Надя отдернула штору. Окно выходило на улицу, залитую неоновыми рекламами, освещенную радужным светом из киосков. Под самыми окнами Надя увидела две большие темные машины — «джип», опутанный сверкающими никелированными трубами, и «мерседес» со звездочкой над радиатором.
— Вот дебилы-то, Господи! — вырвалось у нее, и она поспешно задернула штору.
В комнату вошел Андрей и расположил на журнальном столике красное грузинское вино, сыр, апельсины и коробку конфет в хрустящем целлофане. Коробка была настолько нарядна, настолько ярко расписана цветами, что Наде сразу стало ясно — какая-нибудь голландская отрава из гороха вместо шоколада. Нечасто, значит, приходится Андрею угощать женщин конфетами, иначе сообразил бы, что заморские заменители лучше использовать в других случаях.
За окном трижды прогудела машина.
И хотя ни Андрей, ни Надя вроде бы не ждали гостей, оба почему-то обратили внимание на эти гудки и настороженно взглянули друг на друга.
— Там что, улица проходит? — задала Надя странный какой-то вопрос, будто имело значение — проходит за окном улица, переулок, простирается площадь или городская свалка.
— Проходит, — Андрей махнул рукой. Нашла, дескать, о чем спрашивать, — Как ты относишься к красному вину?
— Так же, как и оно ко мне! — рассмеялась Надя. — Наливай!
Вынуть пробку Андрей так и не сумел и потому просто протолкнул ее внутрь подвернувшейся вилкой. Вино оказалось густого красного цвета с душным, терпким запахом. В хрустальном стакане оно смотрелось празднично и многообещающе.
— Будем живы! — Андрей поднял свой стакан, коснулся им стакана Нади и подмигнул ей, не робей, дескать.
— Ну, что ж, — в голосе Нади прозвучала настороженность, она словно прислушивалась, словно ждала кого-то. Но стояла тишина, и, отпив несколько глотков, она поставила стакан на стол.
Ив этот момент прозвучал звонок в дверь.
И Андрей, и Надя быстро взглянули друг на друга — в их взглядах было понимание, они будто ждали чего-то подобного.
Звонок прозвучал еще раз, настойчивее и длиннее, но ни Андрей, ни Надя не поднялись со своих кресел.
— Еще по глоточку? — спросил Андрей.
— Чуть позже, — ответила Надя, напряженно глядя в прихожую.
Убедившись, что на звонки никто не отвечает, гости принялись колотить в стальную дверь ногами — металлическая плита отзывалась глухо, в ее сдержанном гуле чувствовалась надежность. На площадке слышались возбужденные голоса, говорили мужчины крупные и гневные, перебивая друг друга. Иногда все они замолкали, но тут же снова начинали не то ссориться, не то убеждать в чем-то друг друга.
— Что будем делать? — спросила Надя.
— Ждать, — спокойно ответил Андрей. — Это самое прекрасное состояние — ждать.
— Чего?
— Развития событий.
— И долго?
— Думаю, не очень, — Андрей очистил апельсин и протянул Наде, но та отрицательно покачала головой. И тогда Андрей съел апельсин сам. Потом съел еще один. Грохот продолжался, иногда в него вплеталась пронзительная трель звонка.
Потом наступила тишина, особенно пугающая оттого, что секунду назад квартира чуть ли не содрогалась от грохота. И в этой тишине вдруг раздался дребезжащий звонок телефонного аппарата. Звонки были разной длины — то совсем коротенький, то длинный, но все они какие-то слабенькие, негромкие.
Надя смотрела на телефон с немым ужасом, потом поднялась, чтобы взять трубку, но Андрей остановил ее и снова усадил в кресло.
— Что это значит?
— Ничего особенного... Телефон у нас спаренный, поэтому, когда сосед набирает номер, здесь звенит нечто, вроде эха... Не обращай внимания.
— У меня тоже спаренный телефон, но такого перезвона нет, — с сомнением проговорила Надя. — Значит, тебе повезло, — поднявшись, Андрей переставил столик в глубь комнаты, почти к самому окну.
— А это зачем? — удивилась Надя.
— Мне кажется, тут будет уютнее... Там, в прихожей, шумно. Тебе не показалось?
— Да, немного есть, — ответила Надя. — Это у тебя часто?
— Первый раз.
Странный происходил между ними разговор. Оба вели себя так, будто все происходящее вполне естественно, что так и должно быть — к ним обязательно будут ломиться, сотрясая стальную дверь, будет дребезжать телефон, хотя по всем телефонным законам звенеть он не должен, даже если и спаренный, что придется отодвигать столик с вином в самый дальний угол комнаты и говорить при этом о чем-то постороннем, а о самом главном, что между ними происходит, что действительно стоило обсудить подробно, об этом ни слова — ни о девочке, чудесным образом воскресшей из мертвых, ни о людях, громыхающих на площадке и уже, наверное, поднявших на ноги весь дом, ни о больших черных машинах под окнами, машинах явно бандитского пошиба...
И наступил момент, когда оба замолчали, осознав бессмысленность и пустоту разговора. Время от времени Надя подносила к губам стакан и отпивала вино маленькими глотками.
Андрей подошел к окну, поддернул шпингалеты. Теперь он мог выпрыгнуть из окна в течение нескольких секунд — достаточно было сдвинуть штору и рвануть на себя раму окна. Он даже попробовал, как открывается рама, не заклинивает ли ее, посмотрел вниз — там был мелкий кустарник, травянистый покров — хорошая почва для приземления.
Надя, внимательно проследив за всем, что делает Андрей, ничего не спросила, будто и это все было в порядке вещей.
А потом прогремел взрыв.
Вначале ни Андрей, ни Надя ничего не поняли. И лишь через некоторое время осознали — раздался мощный, невероятной силы оглушительный взрыв. Воздух в комнате вздрогнул, звякнула посуда, что-то упало в прихожей. И тут же потянуло запахом гари, пылью, свежим воздухом.
— Взорвали входную дверь, — сказал Андрей, не поднимаясь из кресла.
— Да, скорее всего, — ответила Надя почти спокойно.
— Сейчас придут...
— Пусть, — ответила Надя, оставаясь в кресле. Единственное, на что ее хватило, это закинуть ногу на ногу.
И действительно, в прихожей раздались тяжелые шаги, и в проеме появились два амбала. Они окинули взглядом комнату и, убедившись, что кроме Андрея и Нади здесь никого нет, обернулись. Один из них приглашающе махнул рукой. На этот раз шаги в прихожей были чаще, легче, быстрее. И в арочном проеме возник улыбающийся Бевзлин в белом плаще.
— Здравствуйте, ребята, — сказал он. — Как поживаете?
— Спасибо, хорошо, — ответил Андрей. — А вы?
— Мы тоже неплохо, — рассмеялся Бевзлин.
— А как вы сюда проникли?
— Точно так же, как я проникаю везде и всюду-с помощью взрыва, молодой человек, — Бевзлин подошел к самому креслу, в котором сидел Андрей, и остановился, закинув руки за спину и раскачиваясь с носков на пятки. — С помощью взрыва. Вот мы и снова увиделись... Как тесен мир, а?
— Я же сказал тебе тогда... До скорой встречи... Вот она и состоялась,усмехнулся Андрей, все еще сидя в кресле.
— Мы с Андрюшей поговорили о нашей с тобой, Толя, девочке, — негромко произнесла Надя в наступившей тишине.
— Что? — Бевзлин побледнел.
— Он показал мне ее... прелестный ребенок. На тебя похожа. Внешне, конечно.