В столовой длинный стол, блестящий полировкой, на котором стоят золотые канделябры. Высокие окна и тяжелые темно-красные шторы с золотыми шнурами. Огромный малахитовый камин и зеркало над ним величиной с гаражные ворота. Адассис придерживается классического стиля, ему нравится думать, что он принадлежит к последним представителям аристократии, но это, разумеется, бред упадочного рассудка. Он вышел из грязных низов, сам продукт дегенеративной наследственности, внешне здоровый, но изнутри – кладезь генетических пороков. Как многие ему подобные, деньги он считал индульгенцией, оправданием своего существования и даже великим достижением, внесшим вклад в развитие цивилизации.
Тэна следит за отцом, в то время как ее медиа живут на просторах Сети, занимаясь какими-то своими делами. Некоторые из них на девяносто восемь процентов автономны, это уже вполне сформировавшиеся искусственные интеллекты. Существо испытывает к ним почти материнские чувства.
Отца подвозят к столу и приспускают плед, чтобы он мог есть собственными руками. Перед ним на подносе его завтрак. Жидкая овсянка, обогащенная питательными веществами, высокий стакан сока, насыщенный витаминами, и слегка поджаренный тост из недрожжевого хлеба. Две девушки стоят позади Адассиса, а двое слуг в отдалении, возле дверей. В столовой молчание. Старик медленно берет ложку и начинает есть. Адассис делает это медленно, забрасывая кашу себе в рот так, словно он ребенок, ничего еще не умеющий. Тэна слышит его чавканье. Каша течет у Адассиса по подбородку и падает на плед. Клоны, привычные ко всему и не испытывающие таких эмоциональных проблем, как натуральные люди, ловко и почти незаметно для старика убирают потеки.
Адассис горд тем, что может поднять стакан с соком самостоятельно. Он пьет, проливая половину. Сто лет назад у него была подкорректированная хирургией атлетическая фигура, большая мышечная масса. Пластика лица сделала из него бога. Он был звездой, образцом для подражания. Теперь его достижение – удержать стакан сока. Влага льется ему в горло. Старик шумно глотает. Даже у Тэны этот звук вызывает омерзение.
Наконец бывший властелин финансово-промышленной империи сыт. Адассис впервые произносит слово с того момента, как проснулся:
– Везите во двор. Хочу подышать воздухом.
Коляска бесшумно катится по ковровым дорожкам. Тэна спрашивает себя, сколько же лет еще будет повторяться одно и то же. Думает ли отец о смерти? Мечтает ли о ней? Боится ее?
Клоны везут Маркуса Адассиса через пустой особняк на улицу. Задерживаются у главного входа – больших двустворчатых дверей, чтобы надеть на старика шапочку. Сейчас ранняя весна и довольно холодно. На небе тучи, серый свет заполняет пространство. Парковые деревья стоят по-прежнему голые, черные и похожи на некие абстрактные скульптуры из проволоки.
Вороны, верные себе, приветствуют появление хозяина особняка многоголосым карканьем. Одна птица срывается с ветки, подавая пример остальным, и вся стая начинает кружить над парком. Воронья рапсодия бьет по нервам.
Старик наблюдает за этой картиной с крыльца.
– Почему вороны еще здесь? Я же приказал сделать что-нибудь, чтобы их не было.
Смоделированный голос вполне реалистично передает эмоции. Смятение и страх. Губы у Адассиса ходят ходуном.
– Вчера был сделан запрос в санитарную службу, – произносит одна из девушек. – Нам обещают, что птицами займутся сегодня.
– Негодяи, – говорит Адассис. – Неужели так трудно сразу выполнить мой приказ?
– От нас это не зависит, господин Адассис. Они говорят, что весной в городе слишком много грязи. Не успевают локализовывать эпидемии.
Старик так резко поворачивает голову к девушке, что кажется, что шейные позвонки должны непременно сломаться.
– Не зависит? А что от вас зависит? Куски мяса! С каких это пор не деньги правят миром, а чиновники?
Клоны бесстрастны. Одна из них толкает кресло по наклонному пандусу, в то время как старик сыплет бранью. Он повторяется. Ему не хватает фантазии. Много-много лет назад Маркус знал такие выражения, что заставили бы покраснеть и киберсобаку. Теперь его ругань – всего лишь лепет рассерженного ребенка, не умеющего толком оскорбить. Существо видит, как старик начинает плакать от собственного бессилия. Слез нет, потому что глаз как таковых не существует. Все лишнее давно удалено. Этот стариковский плач похож на покашливание и сопение во сне – непосвященный не смог бы понять, что происходит.
Кресло съезжает с крыльца и останавливается. В руке у одной из клонов появляется инжектор с дозой транквилизатора. Хозяин чересчур возбужден, а это для него вредно. Под аккомпанемент вороньего карканья Адассису впрыскивают препарат. Спустя десять секунд на губах старика вновь возникает улыбка, его депрессия улетучивается. Даже воронья стая, кружащая над деревьями, не кажется такой жуткой и тревожащей, как раньше.
Тэна подключается к отцовским глазам, о чем не знает даже его компьютер, и видит, как перед ней покачивается парковая дорожка, выложенная мраморными плитами. Кое-где валяются плохо убранные прошлогодние листья. Взгляд натыкается на дохлую ворону. Она лежит у края дорожки, подняв лапы кверху и воткнув в небо клюв. Старик никак не реагирует на птичий труп.
Тэна оставляет зрение отца и подключается к его компьютеру. Адассис воспринимает ее голос.
– Ты слышишь меня?
– Слышу, – отвечает он. – Ты уже обо мне не вспоминаешь?
– Почему же? Я постоянно рядом. Ближе, чем ты привык думать.
– Я знаю, что ты подглядываешь.
– Ну и что? – Молчание. – Я хотела тебя спросить: что бы ты сделал, чтобы не быть в своем теле? Чтобы начать новую жизнь…
– Я не понимаю. – Адассис склоняет голову.
– Ты умираешь. Медленно, но верно. Ты бы хотел продлить себе жизнь? Измениться?
– Я и так это делаю. – Слова еле различимы, но Тэна все слышит через локальную сеть.
– Нет. Ты продлеваешь агонию, а внутри тебя все равно происходит распад. Я говорю о качественно ином существовании, отец. О другом теле, о другой жизни.
Девушка-клон, толкающая коляску, поворачивает привычным маршрутом налево, к пруду в центре парка.
– Я бы пошел на все. Это же ясно, и твой вопрос не имеет смысла, – говорит Адассис.
– Но готов ли ты психологически?
– К черту психологию. Дайте мне иное тело, здоровое, молодое, и я покажу вам, как надо жить, – не сомневайтесь!
Существо молчит. Воронья стая наконец затихла.
– Я смотрела твои файлы из прошлого. Ты был самонадеян. Ты и вправду думал, что знаешь о жизни все?
– Мне сто пятьдесят лет!
– Дело не в возрасте, – сказала Тэна. – Дело в умении употребить свои преимущества. Что ты мог со своим богатством? Прожигать жизнь? Время от времени омолаживаться, чтобы потом понять, что природа все равно возьмет свое и ты начнешь стареть? Ты говоришь, что показал бы всем, что значит жить… Я понимаю так: ты бы повторил все сначала…
Старик собирается с мыслями. Невзирая на седативный наркотик, он на удивление быстр в своей логике.
– Я бы все отдал за стакан красного вермута или портвейна. За сигару. За хорошее ширево. За любую, самую завалящую шлюху. Куда тебе это понять!
Тэна смеется, старик это чувствует. Внутренним зрением он замечает перед собой ухмыляющуюся физиономию.
– Что тут смешного? – возмущается он.
– Ты жалок, отец. Ты червь, которому нужны для счастья только питательные вещества. Твоя модель счастья мне ясна. Таким, как ты, нужно умирать как можно быстрее.
Коляска подъезжает к гранитной ограде сухого пруда. Здесь повсюду запустение. Скамьи грязные, беседка покрыта слоем пыли. Крыша в одном месте обвалилась под грузом времени.
Старик, вне себя от возмущения, слышит, как его сердце пропускает удары. Но он бессилен. Его руки на подлокотниках кресла сжимаются в кулаки.
Тэна исчезает, и он ничего не может ответить. Девушка-клон делает хозяину еще одну инъекцию. Уровень возбуждения Адассиса непозволительно высок. Клоны действуют согласно инструкциям. Старик ощущает потребность в глубоком сне.
На свежем воздухе спится просто отлично.
Тэна наблюдает за действиями клонов. Они стоят рядом с коляской, а потом меняются ролями. Та, что толкала, теперь идет сзади. Ее роль берет на себя другая. Существо внимательно смотрит на нее. Наезд. Голова близко, в профиль. Красивое лицо, вполне заслуживающее доверия.
Мозг существа работает в усиленном режиме. Он обрабатывает информацию и принимает решение.
3 20 марта (0)
Проснулся Шуруп от негромкого и жалобного мяуканья, доносившегося из-под кровати. Через закопченное окно бывшего гардероба, где она устроил себе лежбище, лился серый свет, по стеклу сбегали извилистые струйки дождя. Капли барабанили по ржавому жестяному карнизу.
– Черт, Куся, полежи пока молча…
Похоже, кошка разрядилась, а интеллектуальный контур подзарядки опять глюкнул. С ней из-за старости такое происходило регулярно. Ходит вокруг розетки, а, что с ней делать и зачем нужна встроенная в хвост сетевая вилка, сообразить не может. Старческий маразм.
– Черт, Куся, полежи пока молча…
Похоже, кошка разрядилась, а интеллектуальный контур подзарядки опять глюкнул. С ней из-за старости такое происходило регулярно. Ходит вокруг розетки, а, что с ней делать и зачем нужна встроенная в хвост сетевая вилка, сообразить не может. Старческий маразм.
Шуруп попытался заснуть, но ничего не выходило. Кошка продолжала пищать. Двигаться, очевидно, уже не могла. Шуруп вылез на морозный воздух, наскоро размял мышцы и оделся, потом подхватил ослабшее животное и отнес к розетке. Подключил к электричеству. Кошка замурлыкала.
– Вот и умница. Теперь спи.
– Только энергию жрет, – сказал от двери Ромео.
Несмотря на загульную ночь, выглядел он, как всегда, идеально – с точки зрения прочих «термитов», разумеется. Узкие меховые штаны и куртка пузырями, крупные сетевые очки в золотой оправе и длинный чубчик из тонких волос-антенн для усиления сигнала. Лицом Ромео напоминал персонажа анимэ – треугольный подбородок, выраженная форма носа, вытянутые глубокие глаза.
Шуруп порой завидовал ему: такой неестественный прикид привлекал особей женского пола лучше всего.
– Кусю не трожь.
– Дешевка! Сантана говорит, ты вторичную привез… Красивая? Никогда с клонами не спал…
– Она девственница.
– Стильно! Пожалел, что ли? – Он кивнул на пустую кровать Шурупа.
– Сантана запретил, продать ее хочет.
Ромео покачал головой и вышел.
Шуруп привел себя в порядок и выбрался в общий зал. Оказалось, он встал едва не позже всех. «Термиты» собирались за большим столом в центре. Сантана курил ментоловые сигареты и поглядывал на племянника. Может, готовил разбор полетов… Не было пока Ии и Гумми.
Ночью Кэмел приволокла откуда-то целый мешок ресторанной жратвы. Наверное, зацепила одного из своих многочисленных дружков, которых у нее на каждом шагу было пруд пруди. Шуруп занялся делом и затолкал в микроволновку все, что подлежало разогреванию. В желудке у него урчало.
Появилась толстушка.
– Э, Гумми, где наша новая красотка? – спросил Сантана. – Спит, что ли?
– К-как же, спит… – проворчала Гумми. Лицо у нее припухло от вчерашнего пива. – Уперлась и зенки т-таращит, к-как с луны свалилась.
– Веди, не надо оставлять ее без присмотра…
– Вон п-пусть Шуруп сходит и п-приведет, а я жрать хочу. Я и т-так с ней вчера намучилась. Сам к-кашу заварил, а мне отдуваться.
Сантана поглядел на племянника, и тот прямо с тарелкой, полной мятых бутербродов, отправился в старую душевую, где Гумми занимала угол. Кафель толстуха давно оторвала, заменив его веселыми тряпками, собранными на помойках.
Ия вжалась в угол и прикрывалась одной из них, словно собственной одежды ей было мало. Глаза – затравленные зверьки. Чужие – таких Шуруп вчера не видел.
Он сел на корточки перед девушкой и улыбнулся:
– Хочешь есть?
Девушка кивнула и облизнулась на бутерброд.
– Где я? Кто ты? Кто эта толстая женщина, с которой я лежала здесь? Вы меня похитили?
– Полная шиза, – покачал головой Шуруп и кивнул на выход. – Гляди, такой еды там полно, даже еще вкуснее. Пойдем. – Он впился зубами в хлеб с мясом и сыром и закатил глаза, замычал.
– Я должна быть с хозяином, – пожаловалась Ия, но привстала.
– Он тебя бросил, малышка. Теперь ты живешь с нами, пока… – Возвращать девчонку «Лунару» он не хотел, а потому решил промолчать. – Не бойся! Ты же только вчера говорила, что никуда не хочешь уходить.
– Мне нужно в туалет.
– Опять!..
Он снова проводил Ию в уборную, но на этот раз затруднений у нее, очевидно, не возникло, хотя она и пожаловалась затем, что без личной зубной щетки и полотенца жить невозможно. Обстановка Цеха поражала и угнетала ее. Кажется, со вчерашнего вечера она успела обо всем позабыть. Об обследовании, о разговоре с Сантаной… о том, как просила оставить ее здесь.
– «Лунар» не может бросить меня, потому что я умелая и красивая, – заявила Ия по дороге в зал. – Пожалуйста, отвезите меня обратно, где взяли. Я не смогу жить в этом доме и спать в одной кровати с этой женщиной.
– И часто ты свое мнение меняешь? – спросил Шуруп.
– У меня нет своего мнения, достаточно желания хозяина. А он сейчас наверняка хочет, чтобы я вернулась и покатала его по парку или переодела.
– Что-то не пойму – вчера ты толковала о хозяйке, а сегодня уже о хозяине, – сказал Шуруп. – Определись.
Ия остановилась как только они обогнули старый ткацкий станок, возвышавшийся посреди Цеха словно некая антихудожественная инсталляция. Она смотрела на «термитов», сидящих за большим обеденным столом. Пестро, с претензией, но плохо одетые люди, развязные, шумные, неаккуратные. Их движения, создававшие впечатление принадлежности к какому-то многоголовому созданию, привели клона в ужас.
Девушка юркнула за широкую спину Шурупа и вцепилась в полы его куртки.
– Я боюсь… Они меня обидят, они злые. И громко говорят.
– Не трусь, никто тебя не обидит…
Шуруп подхватил Ию под руку и выволок упирающегося клона на открытое место. Не обращая внимания на воцарившееся в Цехе молчание и настороженные взгляды коллег, он подвел гостью к столу и усадил на свое место.
– Прошу знакомиться, – сказал он. – Ия, собственность корпорации «Лунар». Отбилась вчера от хозяйки. Я ее привез.
– Шуруп, у тебя весенний гон начался? – расхохоталась Кэмел. – Пришел бы сегодня ко мне, утешила.
Остальные поддержали ее смехом. Иногда Шурупу казалось, что здесь он нечто вроде клоуна.
Сантана шлепнул ладонью по столу:
– Так, давайте все помолчим! Пока наша милая гостья завтракает, я вкратце обрисую обстановку, как я ее понимаю…
Пока Шуруп помогал Ие освоиться и перекусить, Сантана рассказывал о том, что произошло вчера. Девушка тут же перестала обращать внимание на происходящее. Сосредоточилась на еде. Через пару минут клон уже улыбалась.
Длилось ее безмятежное состояние недолго. Если бы Шуруп не наблюдал за ней неотрывно, то внезапная перемена, случившаяся с Ией, осталась бы им незамеченной. Девушка замерла с полным ртом, потом ее плечи задрожали, по рукам пробежала судорога – и спустя секунду рядом с Шурупом сидела уже другая девушка. Переход из одного состояния в другое был стремительным. Движения Ии сделались угловатыми и неуверенными, черты лица заострились.
Кусок рыбного желе сорвался с ее вилки – гостья проследила его полет. Желе шлепнулось на бетонный пол.
– Простите… – сказала Ия. Она оглядела «термитов» и проглотила еду, что держала во рту. Обитатели Цеха переключились с Сантаны на нее в самый неподходящий момент. За куском желе на пол проследовала пластиковая вилка. – Кто вы?
– Уместный вопрос! – Сантана поднял руку, предотвращая шквал вопросов и замечаний. – Но я отвечу на него, только если команда примет решение оставить тебя в Цехе. «Термиты», высказывайтесь. Сначала ты, Шуруп.
– Куда ей идти… Пусть поживет пока. Могу в моем отсеке устроить лежанку.
– Где же еще! – воскликнула Кэмел, но под свирепым взглядом Сантаны девчонка с короткой прической сразу сникла.
– Докажи мне, Шуруп, – сказал он.
– Выгонять ее бессмысленно, погибнет или попадет в новое рабство. А если «Лунар» все-таки объявит ее в розыск, можно будет поиметь за Ию вознаграждение.
– Логично. Я так же думаю. Шварц!
Ия перевела взгляд на здоровенного типа, одетого в короткую куртку невероятного размера. В его лице было что-то знакомое. Мощная челюсть, ледяные голубые глаза, волосы ежиком. Его ладони напоминали два кирпича.
– Пусть проваливает откуда пришла, и так энергии на всех не хватает. Вот если бы она хоть что-нибудь умела, еще стоило подумать, а так вон и вилку-то поднять за собой не в состоянии. – Появилась на свет его улыбка – шириной, наверное, с ковш бульдозера.
– Значит, против. Сверло! – Сантана уже держал по одному загнутому пальцу на обеих руках, подсчитывая голоса.
– Что?.. Ты мне? По фиг, поступайте как хотите, – рассеянно отозвался хакер. Этот серый малозаметный тип еще несколько минут назад сыпал шуточками, а теперь сидел с сетевым интерфейсом на глазах, опустив плечи. Менее потасканный вариант Дока Гангрены.
– Нет уж, сними очки и выскажись, «термит» ты или кто? – прошипела Кэмел.
– К тому же у меня всего две руки, так что «воздержание» не принимается, – улыбнулся Сантана.
Сверло со вздохом снял интерфейс и сфокусировал взгляд на гостье. Удалось ему это не с первой попытки, в его глазах еще гуляли виртуальные миражи.
– Тривиальный образ, ни малейшего уродства. Лично я обойдусь и без нее.
– Ромео!
– Пускай проваливает, босс, раз даже поиметь ее нельзя… Дешевка! Какая еще может быть от девки польза? – Хлыщ откинулся на спинку стула, скрестил ноги. Тонкие губы его изобразили зигзаг.
– Док!
Гангрена напоминал жабу, страдающую мигренью. Выпученные глазенки, вывернувшиеся губы.
– Гнать в три шеи, шпионка она полицейская.