Татьяна Иванова Война по ФЭП
Национальное охранное предприятие (НОП) «Война и мир» выиграло государственный тендер на проведение военных операций двадцать лет назад. Как полагается, тогда же НОП было официально зарегистрировано в мировом реестре временных министерств обороны.
Ныне НОП «Война и мир» вполне оправдывало старинную поговорку «Нет ничего более постоянного, чем временное». Многочисленные сотрудники этой организации давно привыкли думать, что скорее государства и всякие сообщества падут, чем закроется их пусть солидная, но, если хорошо разобраться, все же частная лавка. В ходе слияний-поглощений, а также размещения акций в Интернете подлинный собственник «Войны и мира» скрылся глубоко в кулисах экономической жизни планеты. Возможно, это был зарубежный гражданин – капиталам, как известно, границы не писаны. Впрочем, этот факт не влиял на основные показатели деятельности компании.
«Война и мир» работала как часы. За двадцать лет компания по поручению государства успешно провела шестьдесят семь войн и влипла только в три мелких судебных процесса, да и то – исключительно по глупости внутреннего аудитора. В остальном – швейцарское качество услуг. Между тем этот бизнес требует знания множества тонкостей и нюансов, что является результатом длительной работы на рынке. Новичку или выскочке – не под силу. В чем-нибудь – да напортачат. В таком деликатном деле, как война, государство предпочитало полагаться на проверенных временем подрядчиков. Поэтому сотрудники «Войны и мира» ни секунды не сомневались, что и ближайший тендер также закончится в пользу их родной компании.
И тут – облом.
В сущности, пока не облом, а досадное препятствие в коммерческой деятельности, но уж больно не вовремя. Очередной тендер на носу.
Обязанности НОП «Война и мир» смотрелись просто только на поверхностный взгляд. Во-первых, компания должна была по поручению государства объявить и провести войну строго в соответствии с согласованным с противником планом и с применением согласованного сторонами оружия. Во-вторых, на НОП «Война и мир» лежала ответственность за организацию пиар-кампании в целях разъяснения населению смысла и мотивации очередной войны, ее благотворного влияния на мировой баланс сил. В-третьих, «Война и мир» занималась эвакуацией беженцев с театра военных действий, их расселением, социальной реабилитацией и трудоустройством. Также приходилось заботиться о пленных – учитывать их, содержать, обменивать, выслушивать вечные упреки. Хорошо, что пять лет назад разрешили формировать отряды пленных на контрактной основе. Все легче, стали вербовать пленных в жарких странах, а то местные (даже те, кто любил путешествовать) далеко не всегда соглашались.
За внешней простотой задач стоял кропотливый и нервный труд тысяч сотрудников «Войны и мира». Мелкие проблемы возникали часто – то портативный коллайдер заест, то робот-убийца какой-нибудь взбесится, то капризный беженец недоволен дизайном нового дома или новым местом работы. Технические сбои считались неизбежным злом. Войн много, аппаратура и техника быстро изнашиваются, за всем не уследишь, особенно когда ведешь две или три войны одновременно, – рук не хватает. Штаты не резиновые.
А вот с беженцами предпочитали не шалить. Их судьбу зорко отслеживал влиятельный Мирный Трибунал – склочное наднациональное сообщество старых стерв-общественниц и обозленных юристов-правозащитников, которых хлебом не корми, только дай швырнуть камень в «проклятых милитаристов». Поэтому до крайности старались не доводить: НОП «Война и мир» содержало целый штат специалистов с хорошо подвешенными языками, способных регулировать недоразумения с беженцами еще до начала военных действий.
И вот наступил черный день, когда специалисты по работе с беженцами признались, что их опыта и нервов не хватает для разрешения неожиданной конфликтной ситуации.
Глава дирекции социальных экспертиз «Войны и мира» майор первой категории Климов встретил пресловутый черный день в бодром настроении. Наима восхитительно бредила на ушко, доставка не опоздала с органическим завтраком, кислородный душ обдал живительным облаком, скоростной лифт за минуту домчал до кабинета, ортопедическое кресло приняло в свои объятия загорелое тело тренированного мужчины тридцати двух лет.
Он – правильный парень с правильной девушкой, правильной работой и безупречно устроенной жизнью.
Ведущий специалист дирекции – прапорщик немного за двадцать – ввалился к шефу объяснить, что это не совсем так.
– У нас проблемы, – доложил прапорщик. НОП «Война и мир» сохранило в корпоративной практике воинские звания, давно отмененные в государстве, чтобы подчеркнуть специфику деятельности компании. Да и сотрудникам эта игра в «прапорщики-майоры-генералы» полюбилась.
– У кого это – у нас? Это у вас проблемы, – строго подчеркнул майор Климов. – У меня пока никаких проблем.
Он не любил сотрудников, которые валят со своей больной головы на его здоровую.
– В чем дело? – сдвинул брови Климов.
У прапорщика осело лицо. Его личная стратегия реагирования на критику нуждалась в срочной коррекции путем воздействия на лобные доли. Или уволить, раз не справляется. Климов относился к сотрудникам как к расходному материалу, поясняя свою философию мутной фразой «на войне не избежать потерь».
Он взял прохладный хрустальный шарик, стал мять и катать его в левой руке – это всегда отвлекало нервишки. Говорят, лет сто назад среднестатистический человек был более стрессоустойчивым и спокойным. Но когда население Земли приблизилось к десяти миллиардам, ученые, первые открывшие феномен «межличностной аллергии», всерьез указали на то, что люди стали с трудом выносить друг друга и пора с этим что-то делать. Конечно, часть человечества удалось распихать по Луне и Марсу. Однако основная масса все еще продолжала толпиться на Земле.
Майор Климов страдал «межличностной аллергией» в легкой форме. Обычное дело, почти здоровье. Тяжелую форму диагностировали, к примеру, когда человек начинал сразу истерично орать и бить ногами при одном взгляде на соплеменника. Во всяком случае, легкая форма «межличностной аллергии» не помешала Климову занять руководящий пост.
– Сейчас мы работаем с беженцами из населенного пункта Малые Силки, – объяснял трепетный прапорщик, глотая страх перед начальством. – Малые Силки выбраны в качестве театра военных действий в очередной лунной войне. Все шло по плану, но вдруг один из беженцев повел себя неадекватно. Он заявил, что отказывается покидать Малые Силки. В таких случаях мы обязаны провести с ним разъяснительную работу, раскрыть смысл функционально-этической поправки, предложить несколько улучшенных вариантов переезда и трудоустройства. Мы все сделали по инструкции, а он уперся рогом. Никуда не поеду, говорит, и все.
– Как аргументирует? – Майор Климов по опыту знал, что среди «отказников» львиную долю составляют шантажисты, которые, раз вышел удачный случай, хотят улучшить жилищные условия. Остальные – как правило, неадекватные люди с запущенными формами «межличностной аллергии».
– Он говорит – «здесь мой дом».
– Оригинально, – удивился майор Климов. – Что-то требует?
– Ничего. Просто не хочет уезжать из Малых Силков. Господин майор, через неделю начнется война. Не уложимся в сроки – государству начислят штрафные очки. Мы не можем его там оставить. Я посмотрел в инструкцию. В таких сложных случаях «отказников» надо отправлять на беседу к начальнику дирекции – то есть к вам. Подчеркиваю, на моей памяти это первый случай. До сих пор сами справлялись, – с интонацией злого мальчика, который долго помнит обиды, сказал прапорщик. Все-таки следует отправить его на коррекцию лобных долей. Стал раздражать.
Климов нежно положил хрустальный шарик в специальную лунку на рабочем столе.
– Вы хорошо разъяснили «отказнику» философию и мировое значение «куршевельской доктрины ведения войн»? Эта философия столь совершенна, что не может не производить впечатление даже на… Кто он по роду занятий?
– В досье написано – «крестьянин на общественных началах».
– …даже на крестьянина, – закончил фразу майор Климов.
Ведь даже крестьянину должно быть ясно, что любая спонтанная война при современном уровне вооружений может иметь непредсказуемые последствия. Человечество уже способно уничтожить не то что собственную планету, но и всю галактику пятьсот тринадцать раз. Но воевать-то надо! Пять десятков или около того лет назад ученые окончательно выяснили, что война в природе человека, и человечество категорически не может время от времени не тузить друг друга до смерти с применением самой иезуитской техники. Если человека долго удерживать от войн, он в конце концов срывается в такое безоглядное кровопролитие, что хоть всех святых выноси. При этом человеку надо убедиться, что он причинил противнику реальный, тяжкий урон, боль и непоправимые страдания. Другими словами, непременно должны быть выжженная земля, разрушенные населенные пункты, беженцы, пленные и национальный траур. По мнению тех же ученых, целесообразно время от времени практиковать своего рода терапевтические войны. Во-первых, оружейная индустрия не застаивается. Во-вторых, народы и главы государств вовремя выпускают пар, и дело не доходит до фатальных конфликтов. В-третьих, война – все-таки тренинг, никогда не знаешь, что в жизни пригодится. Словом, война – на редкость полезное для исторического процесса и развития добрососедских отношений занятие.
Был февраль – в военном деле практически мертвый сезон. К тому времени все воевали четко весной, на волне авитаминоза, морально устав друг от друга, или осенью, по окончании отпусков и работы международных салонов вооружений. Салон вооружений – красочное, упоительное зрелище, поднимает дух. Его нельзя отменять.
Главы государств собрались в Куршевеле, покатались сами, экспертов своих покатали, подумали, и решили не пускать военные конфликты на самотек, а предельно формализовать их. Согласно «куршевельской доктрине», современные войны теперь выглядели так. Государства и альянсы, которые не могли что-то поделить, выбирали на своей территории по одному населенному пункту, предназначенному к разрушению в ходе грядущей войны. Жители населенного пункта считались беженцами. Их еще до начала военных действий перевозили на другое место с предоставлением жилья и работы. Случались, конечно, скандалы, но в целом народ с пониманием относился к тяготам войны.
К выбранному населенному пункту подтягивались вооруженные формирования противника. Местные вооруженные формирования должны были отражать их атаку. Выбор методов и оружия происходил на предварительных переговорах и соответствовал тяжести взаимных претензий. Военные действия на территориях враждующих сторон начинались одновременно, секунда в секунду. Кто первым сровняет населенный пункт противника с землей – тот и победил в войне. По результатам войны формировались отряды пленных. От побежденных – больше пленных, от победителей – буквально две-три дюжины, для проформы. Их отправляли на территорию противника, где они должны были жить год или два в условиях некоторого попрания прав. После войны проводились мирные переговоры, которые фиксировали бонус победителя и потери побежденной стороны в итоговом коммюнике. За соблюдением всех правил следил специальный Наблюдательный совет. Он всякий раз формировался из представителей нейтральных стран и организаций. Бывало так, что враждующие стороны оставались недовольны работой этих представителей, что создавало почву для новых войн. Но это уже частности. В целом система работала отлично. Повадились воевать даже там, где раньше и без стрельбы вполне могли бы договориться.
Во всей этой архитектуре был один страшный для Климова пункт: той стороне, которая допускала присутствие на поле брани мирного жителя, Наблюдательный совет сразу начислял штрафные очки. Наличие штрафных очков могло повлиять на исход войны, если бы взаимное разрушение противниками населенных пунктов не выявило победителя. К тому же за плохую работу с беженцами государство должно было выплатить огромную компенсацию: противнику – за моральный ущерб, Наблюдательному совету – за дополнительные неудобства, Мирному Трибуналу – в качестве взятки, чтобы не склоняли на всяких форумах и симпозиумах.
Словом, для майора Климова такая ситуация означала бы смерть карьеры. Он понял, что встречи с еще одним аллергеном не избежать. Климов сел за изучение материалов дела.
Нынешняя война возникла из-за давнего конфликта с традиционным противником по поводу перспективного участка на Луне. Новейшая установка по добыче полезных ресурсов, современный кондоминиум для персонала, умеренный микроклимат, коммуникации, собственный космодром с небольшим парком шатлов: не участок – мечта.
Так как воевать на Луне дорого, решили все вопросы утрясти на Земле. Это был конфликт средней тяжести, потому и выбрали Малые Силки – небольшой поселок в Алтайском округе, всего полсотни домов, фабрика-пасека да страусиная ферма. Противник отдал на разрушение полностью идентичный Малым Силкам Бычий Рог (если перевести название на русский язык). Сторона, которая победит в войне, получит на Луне тот самый лакомый участок.
Со всех точек зрения игра стоила свеч. К тому же уже полгода не воевали. Все стали нервничать.
Малые Силки. Климов задумался, какая мотивация может так привязывать человека к подобной глухомани, что он отказывается от щедрых предложений «Войны и мира»? Климов решил полистать досье строптивого беженца.
Беженец по имени Петр Белобров оказался уроженцем Малых Силков. Его биография выглядела бедной на события. Пятьдесят, рано потерял родителей, воспитывался государством, затем записался крестьянином, вернулся в родное поселение, ныне сдает государству часть урожая со своего огорода, подрабатывает на пасеке. Женат, двое детей. Дети, как и положено, по достижении школьного возраста отправлены в город в соответствии с программой «Принудительное развитие личности».
Ничего оригинального в истории крестьянина Петра Белоброва не было, кроме его упрямого нежелания покидать Малые Силки.
На следующее утро Петра Белоброва доставили майору Климову. Перед рандеву майор активизировал вживленный в его мозг сканер. Подобными сканерами снабжали всех руководителей. Эти устройства экономили массу денег. Они позволяли видеть людей, включая подчиненных, буквально насквозь: мозговые волны, скрытые реакции, степень внушаемости, психический статус. Затем, проанализировав полученные данные, сканер переключался в другой режим. Этот режим помогал руководителю внушать собеседнику необходимые позитивные установки и желаемый способ поведения. Другими словами, после беседы с майором Климовым крестьянин Белобров должен был – почти счастливый – собрать манатки и выехать из Малых Силков, не оглядываясь. Перешибить действие сканера Климова могла только более совершенная модель – из тех, которые обычно устанавливали топ-менеджерам, государственным деятелям и налоговым инспекторам.
План беседы с Белобровым включал развернутый экскурс в историю войн на Земле, обильное цитирование Кодекса государственной жизни и трудов специалистов в области военной социологии, анализ международного положения с плавным переходом к презентации вариантов переезда и трудоустройства. Функция этого трепа состояла в одном – заговорить беженцу зубы, а тем временем намертво впаять в мозги стремление спешно съехать из Малых Силков. Пусть не жалуется, сам так захотел.
Петр Белобров выглядел как человек, весь световой день проводящий на воздухе в физических трудах. Естественный загар, выцветшая шевелюра, крепкие округлые плечи, грубые руки, простая одежда провинциала, спокойный, как гордый утес, взгляд. Пусть невысокий ростом, пусть невидный лицом, Белобров излучал тихую уверенность сельского обывателя, который не только хорошо знает свой шесток, но и всей душой любит его. Ничего, не таких обламывали.
– Почему вы не хотите уезжать из Малых Силков?
– Я там родился. Там мой дом.
Этот обмен фразами полностью описывает настроение, содержание и результаты трехчасовой беседы Климова с Белобровым. Исторические экскурсы, цитирование, международное положение – ничто не помогло. Белобров формально кивал, но стоял на своем.
Майора Климова смутило даже не это. Вскоре после начала беседы он понял, что его сканер не может пробиться к мозгам недалекого крестьянина. Климов прибавил мощность устройства – нулевой результат. Его собственные мозги звенели от напряжения, но мозги Белоброва представлялись майору куском дорогого белого гранита, о который разбиваются все его усилия. Выложив грубые ладони на колени, Петр Белобров без улыбки, твердо, с легким, как показалось, сочувствием смотрел на Климова.
Договорились продолжить обмен мнениями на следующий день – беспрецедентно для Климова. Его профессионализм пока не знал таких осечек.
Первым делом он обратился в службу технической поддержки. Там его заверили, что со сканером все в порядке. Он еще раз изучил досье Белоброва. Разумеется, ему следовало сразу обратить внимание.
Это было слишком короткое досье. Таких теперь не делают.
Вчера Климов думал, что краткость досье связана с незатейливостью жизненного пути беженца. Теперь он решил убедиться, что это действительно так. Климов располагал необходимым уровнем доступа к расширенной государственной базе досье. Уж там были все и во всех подробностях. На запрос база выдала неожиданный ответ: «Досье П.И.Белоброва предоставляется только при наличии высшего уровня допуска». Таким допуском обладали от силы двадцать-тридцать человек в государстве. Люди разное говорят. Возможно, число допущенных было гораздо меньше.
Майор Климов все еще не хотел смириться с поражением, хотя под ложечкой образовалась зубная боль нехорошего предчувствия, да и хрустальный шарик больше не помогал. Климов извлек из загашников НОП «Война и мир» совершенно сказочные предложения по новому местожительству для беженца и решил еще раз поговорить с Белобровом – уже без сканера, по-человечески. Климову совершенно не хотелось тащить неразрешимую проблему вице-президенту или – того хуже – к президенту компании. Они точно не поймут, особенно в преддверии тендера. Однако на следующий день Петр Белобров не явился на беседу. Как доложили подчиненные, Белобров вернулся домой, в Малые Силки.