Цокот копыт был стремителен, однако сердца бились быстрее, подгоняя время, и, как ни ждали всадники этого мгновения, ни один из них не поверил глазам своим, когда впереди показалось какое-то неясное пятно, вскоре принявшее очертания огромной фигуры, бегущей сломя голову.
– Стой! Стой! – закричали Никита и Степан.
– Юленька! – воззвала Ангелина и едва не лишилась сознания, услыхав еле различимый плач ребенка. Боже милостивый! Дочь ее жива!..
– Ох, ваше благородие! – вдруг завопил Степан, тыча вперед рукою. – Да вы гляньте… Вы только гляньте, кто там!
Навстречу бегущему скакали какие-то всадники: человек пять-шесть. Высокие каски, султаны и плюмажи, синие мундиры, кирасы, сверкавшие под солнцем…
– Товарищи! Спасите! – закричал беглец сорванным голосом, ускоряя шаги. – Русские гонятся за мной! Казаки!..
– Это французы! Убей бог, французы! Кирасиры! Засада! – обернулся Степан, пытаясь осадить коня.
Однако Никита неостановимо летел вперед. Он выхватил саблю, привстал на стременах, и голос его, сильный, вольный, разнесся далеко вокруг, заглушая и топот копыт, и жалобные крики беглеца.
– Казаки! Сабли к бою! – скомандовал Никита. – Лава, рассыпайсь! Заходи слева, окружай справа!
– Бей, не жалей! – подхватил ободрившийся Степан, и снова Ангелина услышала тот же дикий, степной вой, от которого пена полетела с удил коней, а волосы на головах людей стали дыбом.
Кирасиры замерли посреди дороги. Ангелина оглянулась, и на миг ей почудилось, что из облака пыли, стелившейся за ними по дороге, вот-вот вырвется тот самый эскадрон, которым командовал Никита. И, верно, та же мысль мелькнула у наполеоновских кирасир, ибо они спешно заворотили коней и понеслись прочь, в густую тень знаменитых дубрав Фонтенбло.
Похититель пробежал еще несколько шагов, простирая вперед одну руку, ибо другой придерживал ребенка, но вдруг ноги его подкосились, и он упал на колени, согнувшись, дыша так тяжело, что Ангелина расслышала его дыхание даже через храп загнанных коней. Она слетела с седла, упала, но оказалась проворнее даже Никиты и Степана: вскочила на ноги, бросилась вперед с криком:
– Юлечка! Юленька!
Похититель медленно разогнулся, поднялся на ноги, прижимая к себе плачущего ребенка. Его потное, покрытое пылью лицо было искажено странной гримасой, некой смесью угрозы и страдания, и Ангелина замерла, а с нею рядом замерли Никита и Степан.
– Да ведь это… – пробормотал Степан.
– Бог мой! – выдохнул Никита.
Ангелина молча перекрестилась.
Все трое узнали этого человека. Степан узнал того свирепого француза с обмороженным лицом, который с отрядом таких же оголтелых разбойников ворвался в охотничий домик, убил множество крестьян и едва не прикончил самого князя.
Никита узнал негодяя, который хладнокровно командовал его расстрелом… Глаза, которые видишь перед тем, как пули ударяют тебе в грудь и голову, не так просто забыть.
И Ангелина узнала эти карие маленькие глазки, этот бесформенный нос и низенький лоб, хотя думала, что увидит их снова лишь на том свете.
– Лелуп… – со стоном выдохнула она, и слезы хлынули из ее глаз. – Лелуп, умоляю!
Она протянула руки к Юленьке, которая рвалась к ней, но Лелуп отвернулся, загородил ребенка:
– Не тронь мою дочь!
* * *Его дочь? Господи милосердный! Да с чего он взял?!
Было, было с чего. Значит, мадам Жизель сказала Лелупу, что дитя – дочь Ангелины, а он не смог убить ее, потому что высчитал срок рождения и решил… решил…
– Нет, нет! – Ангелина выставила вперед ладони.
– Да! – прорычал Лелуп. – Я знаю! Да! Ты была моей женщиной, ты зачала от меня и родила мне дочь!
– Ох… – не сказал, а выдохнул Никита, и это «ох», исполненное муки, уязвило Ангелину в самое сердце. Еще мгновение – и она потеряет его, едва отыскав, еще даже не вполне поверив, что он снова с ней. И не она одна! Юленька тоже потеряет отца!
Эта мысль придала Ангелине решимости, и, схватив Никиту за руку, она подтащила его к Лелупу. Юленька, завидев мать совсем близко, рванулась с такой силой, что Лелуп невольно разжал руки, но Ангелина, метнувшись вперед, успела подхватить девочку – и разразилась счастливыми рыданиями, когда маленькие, теплые ладошки вцепились в нее, а замурзанное, заплаканное личико ткнулось в то тепленькое местечко между шеей и плечом, где Юленька засыпала почти столько вечеров, сколько прожила на этом свете.
Она-то успокоилась мгновенно, все страхи отлетели от нее, как дым под порывом ветра, но Ангелина знала: еще не все беды позади! Протянула девочку Никите. Тот на миг опешил, отшатнулся, уставился на дитя с таким ужасом, что Степан закашлялся от смеха.
Юленька, насупясь и сунув пальчик в рот, взглянула на незнакомца. Ну что ж это такое! Мама куда-то пропала, и с Юленькой был этот страшный, противный… Потом мама наконец-то нашлась, но, едва обняв, спешит передать ее какому-то… нет, этот не страшный и не противный. У него так смешно шевелятся волосы под ветром, а что это там такое?
Юленька с любопытством потянулась к шраму на виске Никиты, и, лишь ощутив легонькое прикосновение крошечных пальчиков, он осознал, что уже держит девочку на руках.
Чуть откинув голову, Никита посмотрел на маленькое задорное личико. Дерзкие серые глаза глянули в другие серые глаза; затрепетали круто загнутые светлые ресницы; дрогнули уголки четко прорисованных губ; у обоих задрожали от затаенных улыбок крошечные ямочки на подбородке.
– Матушка Пресвятая Богородица! – прошептал потрясенный Степан. – Святой истинный крест! Ну вылитый, вылитый… Как две капли… – И, не договорив, утер невольную слезу.
– Это его дочь! – вскричала Ангелина, хватая Лелупа за руку и умоляюще заглядывая в щелочки темных, тоскливых глаз. – Разве ты не видишь?! Ну посмотри, посмотри!
Лелупа не надо было просить – он и сам не мог отвести взгляда от Юленьки, которая сосредоточенно оглядывала новое для нее лицо. И оно нравилось, нравилось ей! Вот она обвела пальчиком рот незнакомца. Никита засмеялся от щекотки и прихватил губами ноготок Юленьки, которая расхохоталась в ответ так звонко и радостно, словно множество лесных колокольчиков затрезвонило вокруг.
– Смеется, – шепнул Лелуп, как зачарованный. – У него смеется, а у меня плакала. Что ж… и впрямь его, что ли?
Ангелина уже не могла говорить, только медленно кивнула.
– Ну, – тяжело вздохнул Лелуп, – раз так… что ж! Стреляйте!
Глаза Никиты вспыхнули. Степан стиснул пальцы на рукояти сабли, но оба не двинулись с места, недоуменно глядя на Ангелину.
Лицо ее задрожало, слеза скатилась с ресниц – и вдруг тяжелое рыдание сотрясло тело. Тоска и счастье рвали душу, и было почти невыносимо глядеть без страха, впервые глядеть без страха в полумертвые глаза Лелупа.
Прощать – и принимать прощение…
Никита порывался сказать что-то, но не смог. Степан с досадою вздохнул:
– Так уж и быть, иди… ирод! Чего стал? Барин отпускает. Иди, ну! А то еще передумаем!
Лелуп смотрел исподлобья, веря и не веря. Резко повернулся, почти побежал, припадая на одну ногу, и вдруг дернулся, покосился по-волчьи через плечо – глаза тускло блеснули:
– Будьте вы все прокляты!
Никто не шелохнулся.
Лелуп безнадежно махнул рукой и побрел по дороге к Фонтенбло. Шел медленно, словно ожидая выстрела в спину, и трое – нет, четверо русских безотрывно смотрели ему вслед, пока могучая согбенная фигура не скрылась за поворотом дороги.
* * *– Пошли и мы, что ли? А, ваше благородие? – подал голос Степан. – Беда, кони засеклись. И впрямь пешком придется…
Он был прав: загнанные кони никак не могли отдышаться. Пришлось идти.
Юленьку сперва нес Никита, однако вскоре ее забрал Степан, кивавший Ангелине, успокаивая:
– Ништо, барыня-матушка! И своих троих натетёшкал, дай рукам вновь отраду изведать!
Юленька пошла к Степану с охотою. Подергала за усы, а потом принялась теребить гайтан крестика, видневшийся в вороте расстегнутого мундира. Изредка взглядывала через плечо казака на отца с матерью, махала им и, радостно погулькав, вновь принималась за свою забаву.
Никита и Ангелина безотчетно улыбались, взмахивали ей в ответ и вновь оцепенело брели по дороге, не касаясь друг друга, не обмениваясь даже взглядами. Слишком сильно было потрясение, оно усыпило чувства, оно лишило их способности думать, желать…
Бог весть, сколько времени прошло, когда Степан оглянулся и, гримасничая, дал понять, что Юленька уснула. Ангелина протянула было руки – взять дочку, но Степан отстранился.
– Ништо! – сказал страшным шепотом, который испугал бы и глухого, однако Юленька только улыбнулась во сне. – Сам подержу дитятку. Нам бы тоже отдохнуть не грех, а, ваше благородие? Как велишь? И коням бы попастись. Руки-то у меня, вишь, заняты. Ты их стреножь, пускай травку щиплют, а мы тут с дитем на солнушке посидим. Вы же, голуби, хотите – тоже отдохните, хотите – погуляйте. Цветы вон кругом, травушка-муравушка…
Никита дико взглянул на своего крепостного, взявшегося управлять барином, но ослушаться не посмел и направился к коням. Ангелина двинулась было к Степану, посидеть рядом с ним, но казак бросил на нее такой взгляд из-под грозно нахмуренных бровей, что она побрела следом за Никитою и стала возле орехового куста, увешанного пушистыми сережками, нависшего над ручейком, исподтишка поглядывая, как ловко Никита напоил, а потом стреножил усталых коней. Наконец он раскатал притороченный к седлу свиток – в нем оказался плащ – и, бросив его на траву, сел, нерешительно глянув на Ангелину.
Она робко приблизилась, села рядом, и еще долгое-долгое время, отмеряемое ударами двух измученных сердец, они смотрели куда угодно – на теплое, пронизанное солнечными лучами небо, на шелково-зеленую траву, на бело-розовые звездочки маргариток, – прежде чем решились наконец взглянуть друг на друга.
К щеке Никиты пристал комок грязи, и, когда Ангелина сняла его, пальцы ее, будто невзначай, задержались на губах Никиты, обвели их четкий очерк – нежно, чуть касаясь, повторяя движение Юленьки. Но если тогда он засмеялся, то теперь дрожь пронизала все его тело. Испугавшись, Ангелина попыталась отдернуть руку, но Никита успел перехватить ее и прильнул губами к ладони. Теперь задрожала Ангелина, и губы Никиты, тихонько целовавшие запястье, ощутили резкие удары ее пульса. Они не отрывали друг от друга глаз, и во взглядах сияла, горела, неистовствовала страсть, соединявшая этих двух людей с самого первого мгновения их встречи. Словно изнемогая от жажды, Ангелина шевельнула губами – и едва не закричала, когда губы Никиты припали к ее губам. Встречаясь, обретая, узнавая, они подались вперед, приникли друг к другу – и повалились в траву, понимая одно: ни мгновения, ни доли мгновения они не выдержат розно. Слезы струились из глаз, но Ангелина не закрывала их – извиваясь в блаженных судорогах, она неотрывно глядела на бога любви, разделившего с нею это невероятное, долгожданное счастье. Ну а богу войны на небесах оставалось лишь с досадой отвернуться.
Что ж, такова судьба!
Примечания
1
Почему? Почему? (фр.)
2
Дерьмо (фр.).
3
Равенство, братство, свобода – лозунги французской революции.
4
Le loup – волк (фр.).
5
Первая строчка «Марсельезы», гимна французской революции: «Вперед, сыны Отчизны!»
6
Ряднушка, рядно – грубый холст из пеньки.
7
Светцы – подсвечники.
8
Ваше дитя?! (фр.)
9
Женщина с грудным ребенком (простореч.).
10
Народное название дифтерии.
11
Известный политик того времени.
12
Так будет быстрее! (фр.)
13
Держись! (фр.)
14
Кутила и чревоугодник (фр.).
15
Не надо ничего торопить! (фр.)
16
По-русски (фр.).
17
Армия адмирала Чичагова загораживала путь отступавшим. Сделав вид, что переправа через Березину намечена возле Борисова, Наполеон избрал местом настоящей переправы деревню Студинку, в 12 верстах выше Борисова, и дня два держал русских в заблуждении. Русские войска подоспели к Студинке только утром 16 ноября. Но лишь сорок тысяч французов перешли на правый берег из-за плохо наведенных мостов.
18
Это конь! Это хороший конь (фр.).
19
Прощайте! (итал.)
20
Спасайтесь! (фр.)
21
О ужас! Я погиб! (нем.)
22
Это ад! Это ад! (итал.)
23
Боже мой! (фр., итал.)
24
Да здравствует Генрих IV! Да здравствует сей храбрый король! (фр.)
25
Клянусь честью! (фр.)
26
Свекровью (фр.).
27
«Бесштанные» – так гордо именовали себя восставшие парижане во время революции 1789 года.
28
Воистину провинциал! (фр.)
29
Так в старину произносилось слово «отчим».
30
Очень популярный в начале XIX в. роман г-жи Суза.
31
Доломан – гусарская куртка, на которую накидывают ментик – верхнюю куртку, ее носили обычно на одном плече со свисавшими рукавами.
32
Аргамак – старинное название верховых лошадей самых ценных восточных пород (тюрк.).
33
Ищейка, гончая собака.
34
Граф Фабьен де Лоран (фр.).
35
Убийца французского короля Генриха IV.
36
Галантному.
37
С 1799 по 1804 г.
38
Модника, франта.
39
Вечеринках (фр.).
40
Спальне.
41
Рыженькая (фр.).
42
Фаворитка Людовика ХV.
43
Растеребленная ветошь, ветошные нитки для перевязки ран и язв.
44
Василек, синий василек (сербск.).
45
Духовное лицо, заведующее ризницею и церковной утварью.
46
Шпионку (фр.).
47
Кучер мертв! (фр.)
48
Так. Это он! Вытаскивайте его! Быстро! (фр.)
49
Там женщина! (фр.)
50
Женщина?! (фр.)
51
Речь идет о попытке Людовика ХVI и Марии-Антуанетты бежать из охваченной революцией Франции в июне 1791 г. Королевская карета была перехвачена в местечке Варенн, король и королева с позором возвращены в Париж.
52
Бог мой! (фр.)
53
Ферзен Алекс – шведский дипломат, страстный поклонник Марии-Антуанетты, рисковавший жизнью ради ее спасения.
54
Героиня одноименного романа де Сталь.
55
Имеются в виду персонажи романа Е. Арсеньевой «Дуэль на брачном ложе»
56
Я вас люблю! Я вас хочу! (фр.)
57
Гостиница «Перигор», улица Батав, комната 18, около Пале-Ройяля (фр.).
58
У четырех колонн (фр.).
59
Су – мелкая монета (фр.).
60
Луврское сукно; коричневое, редингот (вид сюртука), сукно из Седана (фр.).
61
Наполеон сам начинал с этого звания, его так всю жизнь и называли в шутку – «маленький капрал».
62
Попытка сооружения в 1812 г. в подмосковном селе Воронцове военного летательного аппарата по проекту Франца Леппиха, а после сдачи Москвы эвакуация аэростата в Нижний Новгород – исторический факт.
63
Скромная фиалка (фр.).
64
Домов веселья (фр.).
65
Любовного напитка (фр.).
66
Ну еще, крепче, сильнее! (фр.)
67
«Фонарями», пятнами во лбу.
68
Фут – около 30,5 см.
69
Сам-третей – сесть за стол втроем, без гостей.
70
Брага на липовом меду.
71
Это ты? О, мой нос! (фр.)
72
Кучер мертв! (фр.)
73
Тишина! Тишина! (лат.)
74
Полковник (фр.).
75
Sauveur – спаситель (фр.).
76
Всего хорошего! (фр.)
77
Знаменитый парижский модельер начала ХIX в.
78
Пластроны – накрахмаленная грудь сорочки и вставки другого цвета на мундирах.