...Чуть позже, придя в себя, Марго улеглась на кровать у себя в спальне и опять начала все ту же песню: мол, было бы хорошо, если бы ты и он... Я оборвала ее, надеясь, что поймет. Она резала по живому – я только-только убедила себя, что все делаю правильно... Марго обиделась, но справилась с собой. Я вообще не понимала, чего ради она так старается свести меня и Алекса, когда вполне очевидно – их история еще не закончилась, более того – я лично видела, что все еще может быть хорошо.
– Зря... – разочарованным тоном проговорила Марго.
– Ты знаешь... возможно, когда-то в моих планах и значилось разбить его сердце, однако я вовремя остановилась, иначе бы уже собирала осколки своего – а зачем? – Я обняла подругу и прижалась к ее плечу носом. – Марго... давай не будем возвращаться к этому разговору – никогда, договорились?
Марго беспомощно кивнула. Ей было не слишком хорошо – перелет и бутылка какого-то вина, которую мы распили на троих перед камином.
– Ты отдохни, а то выглядишь не очень... – я чмокнула ее в щеку и пошла к себе.
Из настежь открытого окна тянуло вечерним холодом, я поежилась – все-таки зима, надо бы думать, прежде чем распахивать окно на такой долгий срок. Захотелось курить, но сигареты остались внизу, а спускаться туда с перспективой наткнуться на Алекса я не хотела. Ничего, не умру один вечер и без сигареты.
Жизнь втроем оказалась совершенно необременительна. Алекса мы почти не видели, а общество друг друга нам никогда не надоедало. Марго объяснила мне причину своего приезда в Цюрих. Оказывается, на второй день после нашего отъезда ей позвонил Костя. Позвонил, как и следовало ожидать, с угрозами и твердой уверенностью, что я до сих пор у нее. Она, разумеется, отнекивалась, как могла, но мой супруг не поверил. В панике Марго позвонила Алексу, и тот моментально полетел спасать ее. Целую неделю они не выходили из ее квартиры – ждали визита Кости, но мой муж не соизволил... И тогда Алекс решил забрать Марго сюда. Однако даже это он не мог сделать по-человечески – до последнего заставил ее мучиться неведением и даже в аэропорту не сказал, что я здесь – бедная Марго считала, что я в Лондоне. Ну, что взять – Алекс...
Разумеется, с появлением Марго мне стало намного лучше. Я перестала пить, много гуляла, много спала. Не скажу, что полюбила Цюрих – но примирилась с необходимостью жить здесь.
Однажды в небольшом кафе я познакомилась с молодым человеком. Он попросил разрешения подсесть ко мне, так как свободных мест не было, и я не возражала. Разговорились. Оказалось, что Стас москвич, преподаватель бальных танцев, здесь живет уже три года и работает в одном из танцевальных клубов. Судьба...
Я так давно не танцевала, что, казалось, уже забыла, как это делается. Потому предложение Стаса попробовать поработать в паре я приняла с удовольствием. Мы попробовали и выяснили, что неплохо подходим друг другу, и с этого дня я стала пару раз в неделю ездить в клуб на два-три часа. Марго ревниво выспрашивала, где я пропадаю, но я отмалчивалась – сама она тоже не особо посвящала меня в свои похождения.
О том, что у Марго завелся кавалер, я знала. Злилась я на нее только за то, что получила по первое число от Алекса: Марго, уйдя за батоном к завтраку, пропала до вечера – ни звонка, ни эсэмэски. Взбешенный Алекс позвонил мне и сообщил все, что думал – и о Марго, и заодно обо мне.
Явилась наша девушка к вечеру, пьяненькая и с видом пресловутой коровы из анекдота: «Корова, ты откуда?» – «От верблюда!» Ну, что «от верблюда» – я поняла сразу, уж больно счастливое лицо и совсем потусторонние глаза. Она любила весь мир оптом и меня как отдельного представителя.
Я уже была взвинчена звонком Алекса, так что слово за слово – и мы едва не поссорились. Защищаясь, Марго упомянула моего мужа и то, как он приставил ко мне соглядатая Гошу. Не скажу, что это прибавило мне хорошего настроения. Марго вон до сих пор вынуждена отчитываться – и кому? Человеку, с которым уже сто лет как в разводе! И он еще ухитрялся разговаривать с ней в приказном тоне...
– Мэри... ты просто не все знаешь...
– Да, разумеется! Куда мне! Это ты не понимаешь, Марго. Даже когда ты была за Алексом замужем, ты и то была наверняка свободнее, чем я с Костей. Что ты знаешь о том, как я жила? – Я с горя махнула пару рюмок коньяка, и теперь меня было уже не остановить. – За мной всюду таскался этот придурок Гоша, он рылся в моей почте, он пытался сунуть мне чип в телефон – хорошо, что я заметила. С тех пор я не выпускаю мобильник ни на секунду, мне кажется, я родилась с трубкой в руке! Но ты не имеешь права осуждать меня, Марго! Просто не имеешь права!
Мне казалось, что на сегодня это последний взрыв, ан нет... Я ошиблась. Марго странно посмотрела на меня, потом встала и взяла за руку:
– Пойдем-ка, я прилягу, а то мне нехорошо, и кое-что тебе расскажу, чтобы ты не обольщалась по поводу Алекса и моей свободной жизни.
О черт... Ну вот почему все валится на голову в один день? Неужели там, наверху, не могут дозировать и чередовать неприятности и положительные эмоции?
Сперва мне показалось, что Марго пьяна и бредит – настолько нереальными были ее слова. Но когда я дважды вслух высказала эту свою догадку, она рассердилась:
– Что ты хочешь сказать? Что я вру?
Я не могла сказать: да, Марго, я думаю, что ты врешь – потому что с таким человеком, как Алекс, ни в чем нельзя быть уверенной, и это я тоже уже хорошо понимала. Я потом долго пыталась уложить в голове полученную от Марго информацию, и это удавалось с огромным трудом. Алекс – по словам Марго – оказался... хм... не совсем тем, за кого себя выдавал, и даже не факт, что это его настоящее имя. Не факт, что у него настоящие документы, что его исчезновения не связаны с какими-то... хм... делами. Если все правда – то опять мою дурную голову занесло в какие-то дебри. От карточного шулера я ушла – к кому? Вообще не поймешь... Но Марго... я верила ей, как себе, я знала о ее прошлом почти все, мало того – видела, так сказать, материальное выражение этого самого прошлого – жуткие шрамы от ожогов на груди. Это Алекс швырнул в нее канделябр с горящими свечами, и теперь Марго обречена на глухие водолазки. Кстати, сам Алекс мне об этом тоже рассказывал...
Марго смотрела на меня выжидающе, словно ждала сочувствия. Ее манера постоянно себя жалеть иногда доводила меня до бешенства. Да, ее рассказ произвел на меня впечатление, да и кто остался бы равнодушным к страданиям семнадцатилетней девчонки в чужой стране, оказавшейся один на один с человеком типа Алекса, да еще запертой в подвале на два месяца. Эту жуткую историю Марго мне тоже рассказала. Именно тогда она поняла, что Алекс – совсем не тот, за кого она вышла замуж, что род его занятий далек от дозволенного законом. По идее он должен был бы убить ее, слишком много она узнала, однако, как я думаю, Алекс действительно любил Марго и не хотел потерять. И ее затворничество в подвале все-таки выглядело лучше, чем смерть, как ни крути... Но разве моя жизнь с Костей не из этой же серии? Да, он не толкал меня в подвал, но и свободой это нельзя назвать. Вокруг постоянные гоши, армены, артуры, вазгены – и каждый высматривает, выслушивает, бежит к Косте с докладом. А смерть Германа – на моих глазах? Я до сих пор иной раз просыпаюсь в холодном поту от четкой картинки – мертвый Герман на полу кафе и я рядом с ним... Разве Марго забыла об этом? Или видит только свои несчастья?
– Ты знаешь, Марго, я тоже очень хотела вырваться – из нищеты, из постоянного отцовского пьянства, из беспросветной работы в клубе – очень хотела. Да, Костя дал мне это – но что он взял взамен? Поверь, все, что с нами происходит, мы заслужили сами.
Марго вдруг села и жестко спросила:
– Да? Ты такая умная, Мэри, когда дело касается других. Тут ты начинаешь говорить тезисами, декларируешь истины – прямо Мессия! А сама? Ты – сама? Разве не ты сейчас ушла от своего Кости к моему Алексу, а? От одного чудовища к другому?
Я поняла – разговор окончен. Марго сказала то, что много дней носила в себе. Она ревновала. Собственно, в этом не было ничего удивительного или ненормального – она любила Алекса до сих пор, это совершенно очевидно.
Впервые за все время Марго не кинулась за мной, не принялась уговаривать – и это только подтвердило мои подозрения. Ну, что ж... Между двумя даже самыми верными и любящими подругами всегда становится мужчина.
...Я наскоро собралась, прихватила сумку и вышла из дома. Поеду к Стасу – в конце концов, у меня есть хотя бы он, почему бы не побыть с ним?
Стас жил на другом конце Цюриха в каком-то старом доме, половина которого была и вовсе заколочена. Однако та, которую считали жилой, сегодня оказалась чересчур оживленной – всюду горел свет, ходили какие-то люди. Стас при виде меня радостно подпрыгнул:
– Вау! Моя любимая партнерша! Мэри, проходи, знакомься...
Беспомощно разглядывая постоянно меняющуюся толпу, я поняла: знакомиться не с кем – и незачем. Ребята слишком уж явно демонстрировали свою принадлежность к малоуважаемой касте маргиналов... Добрая половина из них была под кайфом – скорее, наркотическим.
– Стас... откуда такие знакомые?! – прокричала я ему на ухо, стараясь перекрыть орущую музыку.
Стас потряс головой и неопределенно хмыкнул. Углубляться я не стала – не все ли равно? Люди, и все. Мы со Стасом перемещались по дому, он называл мне какие-то имена, которые я не запоминала, подводил к кому-то. Лица не отпечатывались в памяти...
Краем глаза я увидела торчащий из кармана джинсов пакетик. Вытащив его двумя пальцами, вопросительно помахала перед носом Стаса.
– Что, дорогая, хочешь?
Я было открыла рот, чтобы отказаться, но потом подумала: а чего, собственно? Опыт был...
– Хочу.
– А умеешь?
– Тебя могу поучить.
Стас с любопытством оглядел меня:
– Да? Ну, идем...
Мы уселись за небольшой столик, Стас ровной дорожкой насыпал кокаин и протянул мне стеклянную трубочку. Через какое-то время все неприятности отошли на второй план – и Алекс с его занятиями, Марго с вечным желанием быть маленькой несчастной девочкой. Захотелось танцевать, и я потянула Стаса в большую комнату – там орала музыка.
– Ну-ка, танго сделайте нам, – попросил Стас, и почти тут же диско сменилось немецким танго.
Сто лет я не чувствовала себя такой раскованной и легкой, не танцевала с таким азартом и такой страстью. Возможно, дело в том, что в какой-то момент покрытое каплями пота лицо Стаса вдруг сменилось лицом Алекса – я не знала, что он танцует... Го-осподи, как же хорошо он танцует... Никогда прежде у меня не было такого классного партнера – ни Иван, ни Стас не годились в подметки. Я закрыла глаза, отдаваясь властным рукам, ведущим меня по диагонали огромной комнаты, а когда открыла, поняла, что все-таки это Стас... Из его рук меня вырвала высоченная блондинка, повела вместо партнера и неожиданно впилась поцелуем в рот. Что произошло дальше, я не сразу поняла – девица отлетела в другой угол комнаты, Стас, кинувшийся ко мне с дивана, упал на пол, поскуливая и зажимая окровавленное лицо руками, а я оказалась лицом к лицу... с настоящим Алексом. Какие у него были глаза... я посмотрела в них всего несколько секунд – и потеряла сознание.
В себя я пришла только через несколько часов, открыла глаза и обнаружила, что лежу в постели в своей комнате. На мне все те же джинсы и водолазка, только сапоги валяются в углу – и сумка с курткой. Я попыталась сесть, но голова закружилась, подкатила тошнота, и в виски ударила такая боль, что стало тяжело дышать.
– О-о-о... гори вы все синим огнем... – простонала я, проклиная неведомо кого, хотя впору было себя.
Лучше стало через пару часов, я кое-как стянула джинсы и водолазку, облачилась в халат и пошла вниз, за чаем. После кокаина всегда хотелось горячего сладкого чая, который я в нормальном состоянии не пила никогда. Кроме того, жутко болел нос – всегда болел, стоило только чуть перебрать. Вот же дура, зачем оно мне было надо?
Проходя мимо комнаты Алекса, я вдруг услышала вскрик Марго. Не просто вскрик – так кричат люди на самом пике наслаждения... Ух ты, как все хорошо-то... Если честно, собственная головная боль сейчас занимала меня куда больше, чем удачно сложившаяся ночь Марго. И только совсем под утро вдруг в самом дальнем уголке сердца зашевелилась ледяная иголка – все-таки Марго, а не я...
В эту ночь я совсем не спала – курила на окне, чертила на стекле кольцом какие-то буквы и знаки, из которых к утру вдруг сложилось имя. Думаю, излишне уточнять – чье... Мне было отвратительно... Не то чтобы я не желала счастья Марго – нет, напротив, мне страшно хотелось, чтобы ей было хорошо. Но внутри что-то болело. Я спрыгнула с подоконника, схватила блокнот и карандаш и быстро-быстро записала то, что возникло в голове:
Я перечитала и заплакала. Никогда не подумала бы, что способна на такое сжигающее чувство, как ревность. Раньше мне не приходилось испытывать подобного – к кому? Макс был весь мой, Костя... его я не любила. Да какое там – он в последнее время даже не скрывал, что завел любовницу и содержит ее. Но у меня это не вызывало никаких эмоций.
И вот появляется абсолютно чужой человек, с которым ничего нет, не было и не будет – и я схожу с ума от рвущей меня на части ревности... Я ловлю каждый его жест, каждый взгляд, слово, жду их – и отталкиваю его в тот момент, когда он делает шаг навстречу. Отталкиваю и потом мучаюсь здесь, на этом чертовом подоконнике, плачу и ненавижу себя за это. Я влюбилась – и боюсь признаться даже себе, а он – видит. Видит и пользуется, становясь все более изощренным в своих играх. Он тоже понимает, что я не предам Марго, и это добавляет азарта. Его взгляды и слова становятся все более откровенными, глаза притягивают меня все сильнее. Я каждую ночь вижу его во сне, просыпаюсь в слезах и не могу заставить себя спуститься вниз – потому что там он. Я ревную того, кто мне не принадлежит, – что может быть ужаснее? Я люблю чужого мужчину – разве это не наказание за все?
Как глупо, господи – глупо, страшно и больно.
Между мной и Алексом происходило нечто непонятное. Встречаясь в одной комнате, мы ненавидели друг друга так откровенно и яростно, что могли бы запросто зажигать камин взглядами. Наедине мы почти не оставались – я сразу поднималась и под любым предлогом уходила, спиной чувствуя насмешливый взгляд.
Иногда, глубокой ночью, он позволял себе войти ко мне – знал, что все равно не сплю. Я не реагировала, продолжала сидеть на подоконнике, уставившись в темное окно, а он стоял рядом – молча. От этого молчания по телу бежали мурашки... Я чувствовала его дыхание, слышала стук сердца – и кусала губы, чтобы не развернуться и не кинуться к нему на шею. Никогда прежде ни с одним мужчиной у меня не было такой странной связи – когда физически ничего нет, а я чувствую, что принадлежу ему вся, без остатка. Мне казалось, что его увлекает эта игра – он знал, что стоит ему просто тихо сказать: «Мэри, иди ко мне» – и я пойду, сделаю все, что он скажет. Но он наслаждался именно этими недомолвками, недосексом, недосвязью. Он дрессировал меня, как собачку, учил каким-то одному ему понятным трюкам – и я подчинялась с полувзгляда, хотя никогда до этого не была покорной или склонной к подчинению – как Марго, например.
Когда я поняла, что Алекс и Марго снова вместе, я испытала облегчение. Честное слово – стало намного проще дышать. Но я была бы не я, если бы не высказалась по этому поводу вслух, проигнорировав две предупреждающие фразы Алекса, за что получила пощечину. Самое ужасное заключалось в том, что я стерпела. Стерпела – хотя любому другому не поздоровилось бы.
Дальше – больше. Тем же вечером мы сидели втроем в гостиной, разговаривали ни о чем, я курила, и вдруг Алекс уставился мне в глаза, поймав взгляд. Я чувствовала себя мышью, на которую надвигается из темного угла огромный кот – а у мыши парализованы лапы. Неожиданно для себя я перевернула сигарету вниз тлеющим кончиком и потушила ее о голое колено. О собственное колено – вот так. Завизжала Марго, в ужасе вскочив на ноги и опрокинув чашку, из которой пила чай, в комнате запахло паленым мясом – и только Алекс продолжал смотреть мне в глаза, не отрываясь. Я не чувствовала боли в тот момент – боль пришла ночью...
Я сидела на подоконнике и грызла запястье, чтобы не плакать – ожог причинял невыносимые ощущения. Я даже не понимала, как и почему сделала это, почему не чувствовала боли весь вечер, а чувствую ее только теперь, да еще в таком диапазоне.
Дверь тихо открылась, и на пороге появился Алекс. Я почувствовала это, даже не повернув головы, – только он мог войти неслышно, Марго ворвалась бы шумно и сразу кинулась бы ко мне.
– Больно?
Я только кивнула, не выпуская изо рта запястья. Он подошел вплотную, небрежно откинул полу халата, хотя нужды в этом не было – халат и так слишком короткий и колен не закрывал. В руках у Алекса оказался какой-то тюбик без этикетки – из него он выдавил отвратительно пахнущую мазь и быстрым движением нанес ее на ожог. На какой-то момент боль усилилась настолько, что я подумала – все, умираю, а потом вдруг стало легко. Алекс что-то говорил шепотом, я не разбирала – или просто не понимала, на каком языке, – но последнюю фразу он произнес по-русски: